Цунами - Анатолий Курчаткин 19 стр.


Глава восьмая

Тайский массаж отличался от обычного тем, что разминали не мышцы, а связки и сочленения костей. Медленно, обстоятельно, нажав – и долго не отпуская, начав с пальцев ног и постепенно поднимаясь выше, выше, переваливая со спины на живот, с бока на бок и иногда надавливая так, что от боли пронимало чуть не до остановки дыхания. Под потолком крутились лопасти нескольких вентиляторов, гоня по массажному залу потоки свежего ветерка, от входа, где на пару разогревались грубодерюжные мешочки скакими-то травами, веяло ароматом этих трав.

Можно было заказать ускоренный массаж – на полчаса, можно было стандартный – на час, а можно было "большой" – на два часа, и Дрон, руководивший процессом, диктаторски заказал большой. День до массажа влачился медленной равнинной рекой, Рад лег на топчан – и время встало, превратившись в вечность...

Но все же оказался конец и у вечности. Один за другим они все четверо поднялись, сняли с себя выданные на время массажа одинаковые широченные зеленые трусы, оделись и так же один за другим вышли на улицу. На улице, несмотря на появившиеся признаки сумерек, было все так же по-банному парно, но гремучая смесь уличного запаха развеивалась на монастырских просторах, и ноздри не спешили отдать вкус воздуха массажного зала воспоминаниям. У Криса, у Дрона, у Нелли – у всех, увидел Рад, на лицах стояло выражение блаженства.

– Чудесно! Как заново родился. Такая релаксация – невообразимо, – обменивались они друг с другом впечатлениями.

– А? Как? Отлично? – вопросил Дрон у Рада.

– Еще как, – пришлось сказать Раду.

Долго, однако, обмениваться впечатлениями не пришлось. Вдруг выяснилось, что самолет Криса вылетает на два часа раньше, чем считал Дрон. Что вместо ресторана "Regency Park", которым Дрон собирался завершить день, Крису нужно выезжать в аэропорт, и, в общем, безотлагательно. Нестись в гостиницу, хватать чемодан – и снова нестись. Только уже в аэропорт. День, проволочивший себя равнинной рекой, понесся вскачь по камням горным потоком.

Они обнаружили неподалеку от монастырских ворот стоянку taxi-metre, нормальных такси со счетчиком, и через полчаса, потомившись пару раз в пробках, оказались на своей улице, у гостиницы Криса. Крис отправился в номер собираться, а они втроем остались внизу в холле ждать его. В холле работал бар, и, чтобы скоротать время, они заказали кофе, по пирожному, порцию коньяка – добавить в кофе. Тут-то, когда влили коньяк в кофе, сделали по глотку и откинулись на спинки кресел просмаковать вкус, Дрон и предложил Раду вновь окунуться в реку, оставленную у массажных павильонов.

– Попасешься сегодня вечерок сам по себе? – сказал он. – Я должен проводить Криса в аэропорт. И Нелли со мной. А тебе что тащиться? Ты сам только из аэропорта. – Последнюю фразу Дрон произнес тоном шутки.

Остаться одному, не имея других знакомых в радиусе восьми тысяч километров, не зная, чем себя занять, – перспектива, что и говорить, была довольно унылая. Но выбора не имелось.

– Чего ж нет, – сказал Рад. – Попасусь.

– Без обиды? – Дрон сделал новый глоток кофе.

– Я ее тщательно скрою, – изрек Рад.

Нелли колокольчато засмеялась. Ей понравился его фехтовальный выпад.

– Рад, ах, Рад! – проговорила она.

– Что Рад? – посмотрел на нее Дрон.

– Рад есть Рад, – ответила она Дрону.

Крис спустился минут через двадцать, когда уже расплатились и сидели за столиком, только поджидая его. "Мальчик" – молодой человек лет двадцати пяти – в красной униформе, делающей его похожим на какого-нибудь улана-драгуна из девятнадцатого века, едва Крис вывернул от лифтов, тут же подскочил к нему, перенял ручку чемодана и почтительно покатил рядом. Крис остановился у стойки ресепшена сдать ключ, и "мальчик" с тем же почтительно-предупредительным видом остановился поодаль.

Заказанное для Криса такси стояло в готовности на улице у дверей.

– Всего доброго, Крис, – протянул ему Рад руку, когда чемодан был благополучно уложен в багажник, "мальчик" благодарно получил положенные чаевые, получил чаевые швейцар, и Крис направился к своему сиденью рядом с водителем. – Приятно было познакомиться, вместе провести время.

– А, вы остаетесь. – До Криса только сейчас дошло, что Рад откалывается от их компании. Он взял протянутую руку Рада и потряс ее. – Мне тоже было приятно провести вместе время. Удачи вам. Кто знает, может быть, еще увидимся?

– Увидитесь, увидитесь, – сказал Дрон, стоя у открытой задней двери. Нелли уже была внутри, сидела, а он стоял, ждал, когда займет свое место Крис. – Вот Крис слетает к себе, кой-что обсудит и через недельку вернется. Да, Крис?

Крис уклонился от ответа.

– Обсудим, обсудим, – пообещал он – непонятно что имея в виду: то ли обсуждение, что ему предстояло у себя, то ли собираясь обсудить вопрос о возвращении с Дроном наедине.

– До завтра, Рад! – крикнула из глубины Нелли.

– Да, до завтра, – взмахнул рукой Дрон, опускаясь следом за Крисом на сиденье.

Дверцы машины одна за другой прохлопали, такси плавно развернулось, спустилось к дороге, вырулило на нее и рвануло вперед изо всех своих лошадиных сил.

Рад остался у подъездных дверей гостиницы в одиночестве. Швейцар, державшийся до этого поодаль, подошел к нему и спросил на своем певучем тайском английском:

– Могу чем-нибудь быть полезен?

Что означало вежливое предложение не занимать попусту его рабочую площадку и не мешать работать.

– Нет, вы мне не можете быть полезны, – ответил ему Рад, трогая себя с места.

– Пат-понг? – переспросил дежурный на ресепшене. – Вас интересует, как добраться до Пат-понга? – Русский английский Рада был ему так же тяжел, как Раду его тайский.

* * *

– Пат-понг, да. Добраться до Пат-понга, – стараясь как можно внятнее, повторил Рад.

Если бы на ресепшене сидела женщина, он бы, возможно, не решился расспрашивать ее. Хорошо, что это был мужчина. Не так неловко.

– Пат-понг, а! Пат-понг, – удостоверясь, что все понял правильно, довольно закивал дежурный. – Дойдете до станции "небесного поезда". Доедете до станции "Симон". Сделаете пересадку до станции "Сала-даенг". "Сала-даенг", запомнили? А там увидите. Там будет толпа. Куда все – туда и вы.

Объясняя все это Раду, дежурный был бесстрастен, как банкомат, выдающий деньги. Карточка авторизована, введенный код верен, запрошенная сумма не противоречит установленным правилам, – положено выдать.

– До станции "Сала-даенг", с пересадкой на станции "Симон", – повторил Рад. – Благодарю вас!

– О чем разговор. Счастлив оказать услугу, – осветившись улыбкой бесстрастной любезности, проговорил дежурный.

Оставшись один после того, как все отбыли в аэропорт, Рад не придумал ничего другого, кроме как отправиться к себе в "Liberty place". Дорога до гостиницы заняла четыре минуты, минута ушла на то, чтобы подняться к себе на этаж, – он достиг цели своего пути за пять минут. Он достиг ее, вошел в номер – и что дальше? Произнесенное Нелли название "Пат-понг" замерцало в сознании, наверное, подобно тому, как в глухом ночном море возникает огонь маяка. "Район красных фонарей", – то ли перевела тайское название, то ли просто сообщила, что это за место, Нелли. Район красных фонарей – в такой прогулке возникал смысл. Днем монастырь, вечером злачное место – достойное равновесие. Лифт снес его вниз, и, подойдя к стойке дежурного, он спросил: "Можете объяснить, как добраться до Пат-понг?"

Дорога до метро была уже привычна, он чувствовал себя в лабиринте этих переулков и дворов как свой. Привычно было купить в автомате магнитный билет и, сунув его в щель приемника, пройти сквозь турникет, получив на выходе из другой щели картонку билета обратно. Привычно было, взойдя на платформу, встать на зигзагообразной линии в то место, напротив которого окажутся двери вагона, когда поезд подкатит к станции и замрет.

На станции "Сала-даенг" вагон оставила большая часть пассажиров, ехавших в нем. Рад вспомнил наставление дежурного на ресепшене: "Там будет толпа. Куда все – туда и вы". Вокруг была толпа, иначе не скажешь.

Двигаясь в этой толпе, он вновь прошел через турникет, спустился по лестнице и оказался на светлой, казалось, до дневной яркости освещенной улице. Здесь, на просторе улицы, толпа рассеивалась, переставая быть толпой, улица уже была просто многолюдной, но в течении людей по ней ясно угадывался поток.

Улица, по которой тек поток, перебралась через перекресток, и поток тотчас вновь сделался толпой. Которая по плотности не шла ни в какое сравнение с толпой на станции. С обеих сторон тротуара, впритык друг к другу, начались торговые палатки, поток вливался в узкое пространство между ними, оно спрессовывало его, и если его еще можно было назвать потоком, то, скорее всего, селевым. Рад шел в нем – и касался локтем человека слева, сталкивался плечом с человеком справа, налетали сзади на него, налетал он. Лица в этом селевом потоке большей частью были европейские: молодые, старые, юные – всех возрастов, мужчины, женщины, встречались африканские, индусские, японские, тайские только мелькали. Тайцы стояли за прилавками. На торг, казалось, было выставлено все, что только могло заинтересовать туристскую душу: одежда, нижнее белье, галантерея, посуда, кухонная утварь, мелкая радиотехника, фотоаппараты, часы, разного рода игрушки, домики для духов, скульптуры Будды. Особо выделялись прилавки со скобяным товаром: там среди дверных ручек, щеколд и крючков, мебельной фурнитуры, замков, литых пепельниц, болванок ключей лежали рядами, мутно поблескивая, свинцовые, алюминиевые, пластмассовые кастеты – на два пальца, на три, на всю пятерню, шипастые стальные наладошники с ремешками, похожими на ремешки для часов, и остроносые, похожие на быстротелых акул, финские ножи – от коротколезвийных, в две фаланги мизинца, до кинжально-длинных, с изящными продольными канавками посередине лезвия для отвода крови.

Квартал между тем закончился, впереди снова был перекресток. О том, что впереди перекресток, можно было судить по узкому разрыву в ряду палаток. Толпа, впрочем, устремлялась не в разрыв, а сворачивала направо – в русло, образованное палатками. Рад поднял голову – на угловом фонарном столбе, где в Бангкоке крепились трафареты с названиями улиц, под тайской вязью было начертано по-английски: "2-я Пат-понг". Толпа привела его, куда он хотел.

И только он сделал по Пат-понг десяток шагов, мужской голос сбоку, казалось, в самое ухо, произнес:

– Sexy girls please. – Девушки для секса, пожалуйста. Голос был тихий, нежный, он словно бы и не произнес это, а пропел, нет, не пропел – провеял, подобно легкому ветерку, как если бы колыхнулся воздух и его колыхание сложилось в слова.

Рад повернул голову – и встретился глазами с невысоким, приветливо улыбающимся тайцем.

– Sexy girls, – так же тихо и нежно повторил таец, взяв его за руку и влеча выйти из потока.

Рад посмотрел, куда влек его таец.

В сомкнутом ряду палаток справа, примыкавшем к стенам домов, снова был разрыв, но вел он не на дорогу, а к двери в доме, вернее, не к двери, двери не было, а к дверному проему, завешенному плотной черной занавесью, похожей на резиновую. Другой таец, стоявший у занавеси, перехватив его взгляд, тотчас взялся за ее край и отвел в сторону. После поворота на Пат-понг огни уличных фонарей резко потускнели, и свет, плеснувший изнутри, показался дневным. Внутри в этом дневном свете на высоком помосте прямо напротив входа стояли в шахматном порядке десятка полтора девушек в кружевных белых трусиках, кружевных белых лифчиках и в такт звучавшей там негромкой мелодичной музыке танцевали. Хотя, пожалуй, едва ли это можно было назвать танцем. Они шевелились, привлекая этим шевелением к себе внимание – так становится заметна при дуновении ветерка, заиграв, листва. Взгляд помимо воли жадно побежал по телам, обнаженным почти до эдемской первозданности.

– Very young, very nice girls. – Очень молоденькие, совершенно чудные девочки, – лаская его взглядом, пропел таец, легким усилием продолжая увлекать Рада в сторону распахнувшегося Эдема.

Рад повел рукой, освобождаясь от его пальцев. И рука тайца тут же отпустила его, а таец у входа, отгибавший занавесь, опустил ее край. Эдем исчез. А мгновение спустя Рад не обнаружил около себя и приветливого тайца, тянувшего его за руку: он будто провалился сквозь землю – змей-искуситель, владеющий таинством свободного перемещения в пространстве, исчезновения и воплощения.

Рад снова влился в поток. Он чувствовал себя оглушенным. Подглядывание в щелку никогда не бывает бесследным. Даже если в подсмотренной картине нет никакой тайны, щелка непременно награждает эту картину ореолом прельщающей таинственности. Казалось, за похожей на резиновую, тяжелой занавесью была некая захватывающая компьютерная игра, в которую в отличие от игры на экране монитора можно было войти и принять в ней участие. Теперь ему были неинтересны прилавки – что бы там ни лежало. Он больше не смотрел на них, он высматривал очередной разрыв в палаточном ряду, тянувшемся вдоль домов.

Его исследовательским потугам не суждено было длиться долго – новый искуситель не заставил себя ждать. Только он не брал за руку, а, материализовавшись неизвестно откуда, загородил дорогу.

– Please sir. – Пожалуйста, сэр, – ласково протянул он, указывая легким кивком головы в сторону палаток около ряда домов.

Рад, придержав шаг, посмотрел, куда он указывал. Дверной проем, ведущий в заведение порока, был так же, как и у прежнего, завешен темной занавесью, из такого же плотного, похожего на резину материала, только занавесь имела вид жалюзи – из отдельных длинных узких полос, тяжело колеблемых внизу тягой воздуха, возникавшей, должно быть, из-за перепада температур снаружи и внутри помещения. И так же, как у первого заведения, около входа стоял другой таец, и только Рад повернул голову, он взялся за одну из полос посередине занавеси, подобрал на себя, и изнутри в треугольную щель снова полыхнуло Эдемом.

– Please sir. Please sir, – вновь обласкал Рада таец, исполнявший роль зазывалы.

То, что он загораживал дорогу, как бы вынуждая свернуть в свое заведение, не понравилось Раду.

– Go away. – Пошел прочь, – проговорил он.

Зазывала тотчас отступил в сторону – и исчез. Неизвестно куда, непонятно как, словно и в самом деле растворился в воздухе. Таец у входа, подобно автомату с заданной программой, опустил занавес, и треугольное окно в мир содомного Эдема исчезло.

Потом зазывалы пошли косяком. Около некоторых заведений роль зазывалы и стража у занавеси исполнял один человек, и, выбрав в толпе глазами кого-то, кто казался ему возможным клиентом, он просто заворачивал край полога и делал приглашающий жест рукой. Чтобы, не заполучив клиента, в следующее мгновение скрыть явивший себя солнечным треугольником очередной Эдем от досужего взгляда.

Чувственное возбуждение, охватившее Рада, толкало его поддаться зазывам мелькавших Эдемов. Моментами он уже был готов нырнуть в открывшийся треугольник и пару раз даже позволил себе приблизиться к нему вплотную, но рука зазывалы или "швейцара", тотчас ложившаяся на спину и повелительно принимавшаяся подпихивать внутрь, отрезвляла.

Рад решил для себя, что дойдет до конца улицы – и линяет с Пат-понга.

Когда из общего говора толпы выделился голос, выговоривший его имя, Рад не обратил на это внимания. Тут было какое-то случайное совпадение звуков. Кто мог окликнуть его здесь. Никто его здесь не мог окликнуть.

Однако же имя его прозвучало вновь. И громче, чем в первый раз, отчетливее, а главное, с той интонацией, с какой не требуют, не просят, не предлагают, а зовут.

Рад посмотрел в сторону голоса. От палаток, мимо которых тек встречный поток, на него смотрел, вскинув над головой руку, невысокий, смуглый, как мулат, круглолицый таец. Встретив взгляд Рада, он заулыбался, сложил руки перед собой ладонь к ладони и, приложив их к груди, поклонился. Улыбка открыла ослепительные белые зубы – и Рад узнал его. Это был вчерашний Тони, владелец лимузиноподобной "тойоты".

Рад не обрадовался. Его так и прожгло ликованием.

– Тони! – бросился он к нему, лавируя в текущей толпе, словно взбесившаяся частица Броунова движения.

Тони, поджидая его, стоял, все так же молитвенно прижимая руки к груди, и отнял их, лишь когда Рад оказался рядом.

– Подумать только! – воскликнул он, пожимая Раду руку, сверкая зубами – прямо-таки негр, не мулат. – Смотрю – и кого вижу? Вы что, один здесь?

– Один, – подтвердил Рад. – Вы, я понимаю, тоже?

– Ничего подобного, – сказал Тони. Я вот, с вашим соотечественником.

Он указал на человека рядом, Рад взглянул – соотечественник был высокий, крупный, даже, пожалуй, богатырского сложения, с коротко подстриженными волосами, и с выражением лица – будто знал о мире такую подноготную, что мир вызывал в нем одно чувство презрения. В следующее мгновение Рад узнал его. Это был его сосед по самолету с кресла впереди. Соотечественник, глядя на Рада, кажется, тоже старался припомнить его.

– Где-то я вас видел, – уронил он по-русски вместо приветствия.

– Судя по всему, там же, где и я вас, – сказал Рад, тоже по-русски.

Соотечественник, сузив глаза, словно снял с Рада мерку.

– Не помню, – ответил он. – Напомните.

– Тоже друг Дрона, – обращаясь к своему спутнику и указывая теперь на Рада, с благостной улыбкой вставился в их диалог, разумеется, на английском, Тони. – Вот Дрон попросил меня прогуляться с Майклом по Пат-понгу, – перевел он следом взгляд на Рада. – Идем, смотрим – и вдруг вы!

– Друг Дрона? – продолжая снимать с Рада мерку, переспросил спутник Тони – снова по-русски. – Это о вас он, что ли, вчера мне говорил?

– Вероятней всего, – по-русски же отозвался Рад. – О вас, к сожалению, он мне не говорил.

– Не говорил – значит, не хотел, – отрубил соотечественник. Который, впрочем, уже обрел имя; по-русски оно наверняка звучало как "Михаил". – Но где же мы виделись?

Перспектива помучить "Михаила" неведением была соблазнительна, но окружающая обстановка к тому не располагала.

Назад Дальше