– В самолете мы виделись, – сказал Рад. – Вы сидели передо мной. А мое кресло, соответственно, было за вашим.
"Михаил" снял с Рада новую мерку. И по мере того, как снимал, презрительное выражение его лица прорастало снисходительной приязнью. Было похоже, снятая им новая мерка удовлетворила неким параметрам, являвшимся эталонными.
– Не пил, – произнес он, наставляя на Рада палец. – Не зашитый, но не пил.
– Какой проступок перед отеческими традициями! – Рад и хотел, и не смог удержать себя от иронии.
"Михаил" не обиделся. Наоборот, ирония Рада, кажется, пришлась ему по душе:
– А какой фортель! – в пандан Раду вскинулся он. – Какой фортель: не пил, а на Пат-понг – тут как тут!
– А на Пат-понг – тут как тут, – согласился Рад.
– Это уже хорошая аттестация, – резюмировал "Михаил". Он протянул Раду руку: – Вот как Тони назвал, так и зовите: Майкл. Я не против. Можно и "Майк". Даже лучше.
– А если "Миша"? – пожимая его руку, спросил Рад.
– Майк, – повторил "Михаил". – Или Майкл.
– Рад, – представился Рад. Майкл-Майк не отпустил его руки.
– Рад, рад, я тоже рад, – нетерпеливо проговорил Майкл-Майк. – Как к вам обращаться, если не тайна?
До Рада дошло: Майкл-Майк не сообразил, что "Рад" – это его имя. Ему стало смешно. Совершенно как в той знаменитой сценке: "А вас? – Авас. – Нет, вы мне скажите, как вас звать! – Авас!"
– А вот как Тони звал, так и обращайтесь, – стараясь не рассмеяться, сказал он. – Рад. Это мое имя.
– Рад? – переспросил Майкл-Майк. – Ничего себе. Ого имечко. Никогда не встречал.
– Радислав, – объяснил Рад. – Полная форма.
– Из поляков, что ли? – поинтересовался Майкл-Майк. – Это у них там вроде всякие "славы".
Рад отрицательно покачал головой.
– Не думаю. Во всяком случае, никаких семейных преданий насчет поляков не сохранилось. Просто старое славянское имя.
– Но в святцы, наверное, не входит? – В голосе Майкла-Майка была интонация – будто он хотел уличить Рада в чем-то предосудительном.
– Скорее всего, нет.
– Вот видите, – сказал Майкл-Майк – словно ему все-таки удалось уличить Рада. Он повернулся в Тони, молча стоявшему рядом с застывшей улыбкой гостеприимства на лице. – Что, возьмем человека в компанию? – спросил он по-английски.
Вновь зазвучавшая английская речь привела завядшего было Тони в состояние экстаза.
– Рад! Вы согласны? В нашу компанию. Соглашайтесь!
Вопроса соглашаться или не соглашаться перед Радом не стояло. Даже и несмотря на то, что он бы предпочел компанию без того, кто ее предложил.
– Лучше быть в дурной компании, чем одному, – сказал он, вспомнив застрявшую в нем со школьной скамьи английскую поговорку – "Лучше быть одному, чем в дурной компании".
– О, Рад, о чем вы? – воскликнул Тони, смутившись, как если б компания и в самом деле была дурная.
Но Майкл-Майк оценил шутку.
– Это по-русски. Это я понимаю! – с удовольствием изрек он, подавая Раду руку в знак одобрения.
Раду пришлось пожать ему руку еще раз. Было ощущение, они скрепили этим рукопожатием некий негласный, но понятный обоим договор, приняв взаимное обязательство по его неукоснительному исполнению.
– Рад, мы с Майклом просто шатаемся. – Тень смущения на лице Тони перекроилась в плутоватую улыбку. Он словно бы оправдывался ею. – Куда поведут ноги.
– А они поведут нас, куда подскажут наши желания, – уточнил Майкл-Майк. – Главное, как утверждает классика советского кинематографа, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями.
– Что значит "советского"? – спросил Тони.
– Что за вопрос? – посмотрел на него Майкл-Майк. – "Советского" значит "советского". Какого еще?
– Это, Тони, была такая страна, Советский Союз, – сказал Рад. – До тысяча девятьсот девяносто первого года. Ну то же, что Россия. Не совсем Россия, но все же.
– А, Россия! – воскликнул Тони. – Да-да, помню. Еще говорили, "Советская Россия". А что произошло в девяносто первом, почему перестали называть советской?
Рад с Майклом-Майком невольно переглянулись.
– Вы что, Тони, в самом деле, что ли, не знаете? – вопросил Майкл-Майк.
Тони помедлил с ответом. По глазам его было видно – он честно пытается припомнить, что произошло в девяносто первом в далекой северной стране.
– Вы, Майкл, знаете, в каком году взошел на престол наш король? – задал он затем вместо ответа встречный вопрос.
– Ну откуда, – отозвался Майкл-Майк.
– Вот и я не знаю, что там у вас было в девяносто первом, – с победительной улыбкой заключил Тони.
– В девяносто первом году, Тони, у нас произошла революция, – сказал Рад. – И Советский Союз перестал существовать.
Лицо Тони озарилось радостью знания.
– А, да-да, я слышал об этом. Так это в девяносто первом произошло. Вот когда! Давно. Я еще в университете учился.
Они уже шли в потоке, двигаясь в обратном направлении – туда, откуда пришел Рад, но теперь это было неважно – что он был там. Теперь, в компании, все сделалось по-иному. Теперь он тоже шатался, а это занятие не требовало ни цели, ни смысла, оно само было цель и смысл.
– Ни хрена себе, а? – снова перейдя на русский, показал Майкл-Майк Раду на прилавок с кастетами и ножами. – Это у них что, разрешено? – И, не дожидаясь ответа Рада, обратился по-английски к Тони: – А это у вас что, не запрещено к продаже? Это же оружие.
Тони не понял его вопроса.
– Запрещено? Оружие? Нет, конечно, не запрещено.
– И я вот так прямо могу взять и купить?
– Конечно.
Майкл-Майк взглянул на Рада и все говорящим жестом покрутил пальцем у виска.
– Это же опасно – вот так продавать, – снова повернулся он к Тони. – Подстрекательство к преступлению.
Тони наконец понял, о чем говорит Майкл-Майк.
– Нет, не опасно, – с небрежностью проронил он. – Если не продавать открыто, будут продавать скрытно. Кому нужно, тот купит.
– Нет, вот так открыто! – Майкл-Майк все не мог успокоиться. – Вот я купил, и для чего? Пошел – и применил. Что, и применять разрешено?
Тони засмеялся.
– Нет, применять не разрешено, что вы!
– Это почему же?
– Потому. Покупать покупайте – ваше дело. А примените – будете отвечать. Ответственность на вас самом. Применили – отвечайте. Таиланд – свободная страна. Свобода – это возможность выбора. Хотите выбирать преступление – пожалуйста, но у нас в уголовном кодексе есть и смертная казнь.
– Смертная казнь – это хорошо, – с особым чувством произнес Майкл-Майк. – Только какая у вас свободная страна. У вас монархия.
Мягкое круглое лицо Тони затвердело – казалось, ударь по нему, получится все равно что по камню.
– Монархия здесь ни при чем, – сказал он. – Монархия – это форма правления. Буддизм делает человека свободным. Буддизм – это сама свобода.
– Тони, вы философ! – Рад поспешил опередить Майкла-Майка с его возможной негативной реакцией на слова Тони. – Это неожиданно.
Камень, в который превратилось лицо Тони, стал размягчаться.
– Все тайцы – философы. Буддизм – это философия.
Их вынесло из потока прямо к тяжелому, черному пологу, скрывавшему вход в содом и гоморру, и страж у входа приглашающе приоткрыл треугольное окно в пылающий электрическим светом Эдем. Все трое, они безотчетно глянули внутрь, придержали шаг, но не подались к пологу, – и он, мгновение спустя, повелением руки стража опустился.
– Что, дружище, – проговорил Майкл-Майк, кладя на плечо Раду богатырскую лапу, – как вы насчет девочек? Собираетесь?
Задавая этот вопрос, он не перешел на русский, а значит, его слова предназначались и для слуха Тони.
– А вы? – спросил Рад.
– Планируем, – ответствовал Майкл-Майк. Он снял руку с плеча Рада. – Быть в Бангкоке и не оскоромиться? За кого вы меня принимаете, дружище?
– Майкла не остановить, – с улыбкой сказал Тони. – Настоящий русский медведь, как о вас пишут.
– А я не похож? – Рад почувствовал укол ревности, что не заслужил восхищения Тони.
– Вы, Рад... – Тони смущенно помялся. – Вы... вы русский, но не медведь.
– А кто же я? – спросил Рад. Тони, глядя на него, подумал.
– Вы лошадь, – проговорил он затем. – Мустанг. Сравнение было неожиданным.
– В России нет мустангов, – сказал Рад. – Это вы с Северной Америкой спутали.
– Почему спутал? – отозвался Тони. – Ничего не спутал.
– Русский мустанг. – Майкл-Майк как попробовал эти слова на зуб. – Звучит недурно. Так как насчет девочек? Присоединяетесь?
– Присоединяйтесь, Рад, – осклабясь в дружелюбной улыбке, тронул Рада за руку Тони. – Вам нужен провожатый. Без провожатого вы можете повести себя неправильно.
– Иначе говоря, влипнуть в историю, – расшифровал Майкл-Майк.
Рад колебался, не решаясь склониться ни в ту, ни в другую сторону. Он не был готов к такому выбору. В сознании запрещающим огненным перстом стояли утренние слова Нелли в "Coffee Max", что восемьдесят процентов тайских женщин зарабатывающих телом, инфицировано СПИДом. Но картинка Эдема с благоухающими свежестью и чистотой тайскими прелестницами в невинном белом ажуре заставляла усомниться в достоверности этой цифры, экстраполируя ее в сторону ничтожно малой величины. Искушение было сокрушительной силы.
– Это дорого? – предпринял он жалкую попытку удержаться в лоне добродетели.
– Не дороже денег, – мгновенно ответствовал Майкл-Майк.
– У меня с ними как раз и туговато, – продолжил Рад балансировать на грани грехопадения.
– Я вам подскажу, Рад, как сэкономить, – вмешался со своей благожелательной улыбкой Тони. – Для чего я с вами, как не для этого. Например, пообедать где-нибудь в простом ресторане. С девочками будет дороже.
– Давайте в простом, – поддержал его Майкл-Майк. – Вы как, Рад? Или вы сыты?
– Корову съем, – ловя себя на чувстве радости, что посещение заведения с девочками пока откладывается, объявил Рад. Он, естественно, хотел сказать "быка", но как будет "бык" по-английски, он не знал.
Тони засмеялся. Он ничего не подозревал о быке и выражение Рада его впечатлило.
– Курятину. Рекомендую курятину, – сказал он. – В Таиланде замечательно готовят куриное мясо. Оставим наших коров давать молоко.
Вокруг между тем стало почти по-дневному светло – они вышли к улице, откуда Рад начал свое исследование Пат-понга.
Тони нырнул в промежуток между двумя палатками, что вел на перекресток, Рад с Майклом-Майком последовали за ним – открывшаяся глазу залитая светом улица была совершенно обычной бангкокской "роуд". Казалось, все происходило в некоей компьютерной игре, и они совершили переход с одного уровня на другой, попав в совершенно иной мир, ни в чем не похожий на тот, где были еще мгновение назад. Теперь, в довершение полного сходства с игрой, не хватало только вылететь из-за угла какому-нибудь монстру, порожденному свирепой фантазией компьютерного художника, и дохнуть на них сжигающим огненным шаром.
Однако никакой монстр ниоткуда не вылетел, они спокойно пересекли перекресток, и через две минуты уже сидели в тихом, самого пристойного вида ресторанчике, изучали меню, доставленное на стол – они еще толком не успели рассесться – тоненькой, как бамбук, похожей на подростка хорошенькой официанткой.
Спустя еще пять минут на столе уже была еда, и Рад с Майклом-Майком чокнулись заказанным американским бренди. "А вы же не пьете!" – возопил Майкл-Майк, когда на его вопрос при заказе, будет ли пить, Рад ответил согласием. "Пью, – отозвался Рад. – По желанию". "Ну вообще наш человек, – Майкл-Майк обрадовался компании. – Русский мустанг, точно! – Он намеревался заказать граммов триста, но, обретя собутыльника, решил взять целую бутылку. – Осилим, да?" "Осилим", – подтвердил Рад. Он чувствовал, что перед возвращением на Пат-понг некоторый разрыв между сознанием и реальностью не помешает.
Похожая на бамбуковую палочку резвая официантка стремительно подлетела к их столу, постояла над ним, высматривая какой-нибудь непорядок – вроде освободившейся, ставшей ненужной тарелки, – чтобы немедленно его устранить, непорядка не обнаружилось, и она, крутанувшись на каблучке, так же стремительно полетела обратно. Майкл-Майк, глядя ей вслед, вожделенно горел взглядом. Официантка и в самом деле была удивительно хорошенькая.
– А что, можно договориться с ней? – когда официантка исчезла, спросил Майкл-Майк, устремляя взгляд на Тони.
– Исключено. У нее другая работа. – Тони имел вид сдерживаемой победности. – Она не будет за деньги. Она согласится так. Но только если у нее никого нет, а вы будете за ней ухаживать и понравитесь ей. Правда, она будет считать, что вы собираетесь на ней жениться. Все тайские девушки глядят на мужчину, с которым спят, как на потенциального мужа.
– Еще не хватало! – Майкл-Майк посмотрел в направлении, в котором исчезла официантка, и возмущенно покрутил головой – словно бамбуковая палочка уже заявила на него свои права.
Тони безжалостно пожал плечами.
– Тогда, увы, у вас никаких шансов. Тайская девушка должна видеть, что вы готовы для нее на все. Вы, кстати, женаты, Майкл?
– Какое это имеет значение? – Майкл-Майк насторожился. Коньяк, готовый перелиться из рюмки в рот, замер недонесенным до губ.
– Да просто так, – небрежно отозвался Тони. – Вот я, например, свободен. И пока намерен оставаться свободным.
Рад вспомнил о четырех сестрах Тони, трое из которых были замужем за иностранцами, а одна, что была замужем за тайцем, недавно овдовела.
– В России холодно, Тони, – сказал он. – Зима пять месяцев, тридцать градусов ниже нуля, а все лето – три месяца.
Тони смотрел на него, словно на духовидца. Дрон с Нелли рассказывали Раду о сестрах Тони по-русски, и он не знал, что Рад посвящен в его семейные обстоятельства.
– Почему вы мне говорите о России? – спросил он.
– Да просто так, – ответил ему Рад его же словами. – У нас в России есть поговорка, у кого что болит, тот о том иговорит.
Тень, набежавшая было на лицо Тони, исчезла.
– Да, Дрон поминал, у вас в России проблемы, – кивнул он.
– Проблемы? – взглянул на Рада Майкл-Майк. – В России у всех проблемы. Покажите мне в России человека, у которого нет проблем!
– Проблемы – это мы сами. – Тони, положив ложку, потыкал себя в грудь пальцем. – Я не люблю проблем. Я их избегаю.
Майкл-Майк отправил в себя приторможенный было по пути ко рту коньяк.
– Просветите, Тони, а как вы устраиваетесь с женщинами? – спросил он. – Ходите по борделям?
– В Таиланде нет борделей. – В голосе Тони прозвучало нечто похожее на гордость. – В Таиланде никого нельзя принудить спать за деньги.
– Но ведь спят?
– По своей воле. А я, раз вы спрашиваете, – интонация горделивости в голосе Тони усилилась, – никогда в жизни ни с одной за деньги не спал.
Рука Майкла-Майка с рюмкой так и застыла у рта.
– А как же вы? Если каждая девушка смотрит на вас как на потенциального мужа?
Тони вздохнул.
– Приходится притворяться. Хотя это и нехорошо. Наверное, мое поведение отразится на моей следующей жизни. – По лицу его пробежала улыбка лукавства. – Ну и потом совсем не обязательно только с тайскими девушками.
Он вовсе не краснел, говоря на подобные темы, как показалось Раду в машине по дороге из аэропорта, наоборот, ему, кажется, доставляло удовольствие говорить на них. Возможно, тогда в машине ему мешало то, что, кроме них с Дроном, рядом сидела еще и Нелли.
– И где же вы их берете, не тайских? – заинтересованно спросил Майкл-Майк.
– О! – с той же улыбкой лукавства проговорил Тони. – Я же работаю в спортивном клубе большого отеля. Там тайских почти и нет.
Рука Майкла-Майка с рюмкой ожила и, наклонив рюмку, влила жидкий огонь бренди в рот.
– Тони, – произнес Майкл-Майк, выдохнув воздух, – вы лихой мужик. Я понимаю, почему вы у Дрона.
– Да, мы с Дроном друзья, – бесстрастно отозвался Тони. Не понять – то ли гордясь этим, то ли просто констатируя факт.
* * *
Когда спустя минут сорок они поднялись из-за стола, Рад плыл. Это было то дивное состояние, когда и не трезв, но и не скажешь, что пьян, все слегка покачивается, предметы вокруг утратили резкость – словно находишься под водой. И будто действительно находишься под водой, медленно движутся руки, медленно переступают ноги, медленно фокусируется взгляд, и голова тоже думает медленно, с запозданием, как если приходится преодолевать сопротивление воды и мыслям.
Момент пересечения свисающей с притолоки двери черно-резиновой границы, отделяющей улицу от чрева сияющего ярким электрическим светом Эдема, в памяти не остался. Рад обнаружил себя уже внутри, за круглым массивным столом между Тони и Майклом-Майком, перед каждым из них – по мягкому картонному кружку, и двигающийся подобно тени, какой-то неуловимый взглядом, бесплотный официант в белом переднике – который и делает его видимым – ставит на картонные кружки перед ними по высокому поллитровому стакану пива, перед Тони – безалкогольного. По поводу чего они с Майклом-Майком вовсю прохаживаются по Тони, топя в зубоскальстве позорное неофитство. Тони это прекрасно понимает и не обращает на их шпильки внимания, только похмыкивает и посмеивается в ответ.
– Оглядитесь, друзья, оглядитесь – говорит он потом. – Если вам девочки здесь не понравятся – пойдем в другое место.
– А в других местах лучше? – спрашивает Майкл-Майк.
– Дело вкуса, – мудро отзывается Тони.
– А это вот, то, что "пинг-понг" называется, это здесь будет? – задает следующий вопрос Майкл-Майк.
– Что за "пинг-понг"? – слышит свой заинтересованный голос Рад. – Здесь еще инастольный теннис подают? Вместо бильярда?
Теперь Тони с Майклом-Майком объединяются в зубоскальстве против него.
– Вульвой они стреляют, – насытясь зубоскальством, объясняет наконец Тони. – Бьют почище всякой ракетки. Как дадут по лбу!
– Так будет здесь "пинг-понг"? – повторяет свой вопрос Майкл-Майк.
– Нет, здесь нет, – отвечает наконец и ему Тони. – Далеко не везде есть, это надо было специально искать место. "Пинг-понг" – шоу, билеты на него покупаешь, там актрисы, не просто девочки. Но можно попробовать – походить поискать, где дают.
– Да уж хотелось бы, – говорит Майкл-Майк, с жадностью окуная верхнюю губу в пенящийся стакан и хищно глядя на цветущий яблоневый сад на помосте, словно бы колышимый легким ветерком звучащей из динамиков музыки.
– Любопытно, конечно, – поддерживает его Рад. Но никуда они отсюда уже не уходят, так и остаются здесь. Почти все пустовавшие, когда они вошли сюда, столы вокруг неожиданно оказываются занятыми, девушки с помоста одна за другой спускаются в зал, яблоневый сад начинает стремительно редеть, и Майкл-Майк вскидывается:
– Вот ни хрена себе! Разберут сейчас лучшеньких! – Это вырывается у него по-русски, и по-русски же, обращаясь к Раду, он вопрошает: – Ты выбрал?
Вопрос заставляет Рада признаться самому себе, что выбрал. Чего он до вопроса не осознавал. Однако же да, выбрал: в смысле, если бы, то вот эту.
Майкл-Майк, естественно, уже облюбовал для себя. Вот если, то он вот эту.
– Тони, как это делается, организуйте, – распоряжается Майкл-Майк.