Они сошли по трапу на теплоход, пересекли его по проходу между скамейками, – оказывается, к другому борту теплоходика был пришвартован роскошный катер с мягкими белыми сиденьями, на этот катер человек в кителе их и вел. Они только подступили к нему – катер весь вспыхнул огнями, а снизу, предлагая помощь перейти на его борт, услужливо протянул руку "бой" лет семнадцати.
Тони, ожидая своей очереди сойти на катер, изогнулся и некоторое время внимательно изучал его нос.
– Знаете, как называется яхта? – спросил он Рада, когда они уже были на борту и толклись в проходе, определяясь с местом.
– Откуда же, – недоуменно сказал Рад.
– "GoId shark – Золотая акула", – посмеиваясь, просветил его Тони.
– Откуда вы знаете?
– Прочитал на борту. – Тони так и распирало удовольствием, что он проник в смысл слов, брошенных австралийцу Дроном. – Это же с яхты катер.
Морской волк в белом кителе занял место за рулем, оглянулся назад и, получив разрешающий кивок Сукитаи, запустил двигатель. Свет в катере погас, осталась светиться одна приборная доска. "Бой" сбросил швартовы на дно, оттолкнулся от теплохода, катер, взревев двигателем, круто стал забирать в сторону от причала. Лицо овеяло ветерком, пахнуло запахом воды. Катер, набирая скорость, развернулся кормой к берегу, обозначенному беспрерывной полосой цветного электрического огня, и, взбив в воздух буруны воды, устремился в расстилающийся впереди океанский мрак.
– Роскошно, – проговорил Тони. – Море. Яхта. Обожаю.
Спустя десяток минут иллюминированная береговая линия за кормой превратилась в узкую световую полоску между тьмой неба и тьмой воды. Огромная надпись "DoIphin seafood restaurant" слилась с нею, сделавшись неразличимой, словно никакого плавучего ресторана посреди залива не было и в помине. Зато прямо по курсу вырастало, становясь все ярче и отбрасывая на воду все более отчетливую световую дорожку, новое зарево, в котором уже начал проступать и силуэт судна.
Прожектор, бивший откуда-то сверху, когда перескакивали с катера на трап и поднимались по нему, был так ярок, что казалось, над пятачком моря, где покачивалась на волне яхта, взошло свое, отдельное солнце. Встречать катер на палубе выстроилось человек восемь; Сукитая пожал руку лишь одному – так же, как и встречавший их на причале, в белом кителе и бело-черной морской фуражке на голове, судя по всему, он и был капитан, а тот, с причала, кем-то вроде его помощника.
Экскурсия по яхте заняла около получаса. Капитан провел коридором с каютами, стюард по его приказу открыл, продемонстрировал одну, другую. За каютами последовал кинозал, потом бассейн, к бассейну примыкал зал с тренажерами. Шведская стенка, тускло поблескивая лаком перекладин, манила взлететь по ней к потолку, что Тони и сделал, с твердо сомкнутыми ногами, быстро и красиво подтягиваясь на руках.
– А? – посмотрел он на Рада, так же на одних руках спустившись вниз и получив в награду за устроенное представление аплодисменты. – Можем?
Стенка манила, но не настолько, чтобы гореть желанием повторять его подвиг. Однако по тому, как все обратились к нему взорами, Рад понял, что повторение подвига неизбежно.
Поднявшись под потолок, Рад перехватился руками, обратившись к залу лицом, сделал уголок и держал его секунд десять, чем сорвал аплодисменты, еще не спустившись с лестницы.
– Вы профессионал! – обнял его за плечи Тони, когда Рад оказался на полу.
– А вы думали! – ответил Рад.
В салоне яхты можно было рассадить, наверное, полк. Капитан их сюда уже только сопроводил, но не вошел.
Покрытый тяжелой белой скатертью стол стоял у одной из торцовых стен, оставляя все остальное пространство свободным, и был накрыт на шесть персон так, что четверо должны были сесть вдоль его длинной стороны, двое по бокам, а вторая длинная сторона получалась незанятой. Словно бы стол стоял на сцене и был столом президиума. Или, наоборот, стол – зрительские места, а остальной салон – сцена.
Едой, что подавалась, также, наверно, можно было накормить полк. Одна закуска сменяла другую, освежались тарелки, обновлялись приборы, горячее – американские, какие-то десятисантиметровой высоты говяжьи стейки – было подано только минут через сорок, когда закуски уже не вмещались в желудок и, казалось, стояли в пищеводе столбом.
Тут, когда было подано горячее, Сукитая, поднявшись с бокалом в руках и обводя застолье повелительно-торжественным взглядом, возвестил:
– А сейчас сюрприз! Сюрприз для всех, но сюрприз особенный. Так как большинство моих гостей – русские, то и сюрприз – с русским характером. Русское шоу! – объявил он, приветственно подняв бокал.
И Дрон, и Нелли, и Рад, и Крис, отвечая Сукитае, пригубили из бокалов, поднес ко рту бокал даже Тони, но сам Сукитая, исполнив с вином все ритуальные европейские действия, даже не поднес бокала к губам. Зубы у него были не вычищенно-белые, как у Тони, как у Эстер, хозяйки гостиницы в Чиангмае, и у того попутчика в поезде, Бобби, а естественного, слегка желтоватого цвета.
– Это не то ли русское шоу, о котором поведал австралиец на причале? – наклонившись к Раду, проговорила Нелли. Он, как и Тони, сидел на боковой стороне стола, она с краю на длинной стороне – рядом с ним.
– Ну, если мы тримальхионы, тогда то самое, – сказал Рад.
Подчиняясь повелительному жесту Сукитаи, один из стюардов поспешным шагом вышел из салона – и мгновение спустя дверь вновь распахнулась. Сначала двое в расписных белых рубахах-косоворотках внесли ударную установку. За ними появились еще двое – один с гитарой и балалайкой, другой с саксофоном на груди и продольной флейтой в руках. Эти тоже были в длинных косоворотках, но не белых, а синей и красной; у того, что в красной, поясной шнурок синий, у того, что в синей, – красный. Один из внесших ударную установку устроился за ней, другой, откинув крышку, сел за рояль. Синий остался с балалайкой в руках, красный с флейтой. Переглянувшись, красный с синим ступили на пару шагов вперед и объявили, вразнобой и с роскошным рязанским выговором:
– The best Russian stars in Thailand! Russian show! – Лучшие русские звезды в Таиланде! Русское шоу!
После чего, почти ожидаемо, оркестр грянул "Калинку". С первыми же звуками "Калинки" в дверь одна за другой выплыли три дивы, за ними – двое мачо. В отличие от музыкантов танцевальная группа была одета в интернациональном духе: блестящие цветные лифы и трусики, блестящие туфли на исполинских каблуках, колыхающиеся цветные плюмажи над головами у див, обтягивающие черные брюки и распахнутые на груди, завязанные на животе тугим узлом цветные концертные рубашки у мачо.
Предположение насчет зрительного зала и сцены оказалось верным.
Дивы с мачо энергично задефилировали в такт музыке. Останавливались, принимали эффектную позу и, замерев, стояли так несколько секунд, после чего снова принимались дефилировать – и вновь застывали живой скульптурной группой, держа на лицах улыбки высокого вдохновения. Двигались что дивы, что мачо отменно скверно, балетный класс явно видел их считанное число раз, особенно плох был один мачо – полная самодеятельность.
– Какой кошмар! – снова наклонилась к Раду Нелли.
Но когда "Калинка" закончилась, чтобы не обидеть Сукитаю, пришлось аплодировать. "WonderfuI! Wonderful! – Замечательно! Замечательно!" – обернувшись к Сукитае, повторял и повторял Дрон. Сукитая сидел с лицом, изображающим холодное безразличие, сквозь которое явственно пробивалось живое чувство горделивого довольства.
За "Калинкой" пошел полный интернационализм; музыканты играли что-то джазово-роково-блюзовое, дивы с мачо изображали что-то вроде танцев. Так продолжалось добрую четверть часа, казалось, глобализация в сфере русского шоу бесповоротно взяла верх. Но тут интернациональная цыганщина неожиданно сменилась до боли родной: по барабанным перепонкам ударили "Очи черные". Дивы, переодевшиеся в цветные черно-красные юбки, беспощадно мотая ими из стороны в сторону, переходили от одного мачо к другому. Потом образовались две пары, одна дива осталась без партнера. Сделав несколько па в одиночестве, она вдруг решительно подлетела к столу и, протянув руку, позвала Рада с собой.
Наверное, так у них, по замыслу их представления, происходило в "Дельфине". Вытаскивали кого-нибудь из зрителей в свой круг, заставляя представлять себя на месте этого зрителя других, потешая их его смущением и неловкостью. Краем глаза Рад схватил выражение недоумения на лице Сукитаи, с которым тот воззрился на диву.
Пары див с мачо расступились, предоставляя своей коллеге с Радом место в центре. Рад посмотрел на партнершу. Славянское ее лицо со слегка вздернутым носиком поверх густо и ярко наложенного грима было в бисере пота, улыбка, которую она неподвижно держала на нем, подергивала ей углы губ. Партнерша, отвечая на взгляд Рада, вперила в него свой, и они пошли вальсовым шагом, вцепившись друг в друга взглядами, казалось, крепче, чем держали друг друга руками.
– Oh, you are a perfect dancer! – О, вы отличный танцор! – произнесла дива с воодушевляюще-похвальной интонацией и все с тем же восхитительным рязанским выговором, когда они сделали несколько оборотов. В чем не было ни грамма правды – представление о себе танцоре Рад имел.
– Вы мне делаете комплимент, – сказал он по-русски. Дива ошарашенно откинулась на его руке назад, глаза у нее стали квадратными.
– Обалдеть, – проговорила она. – Соотечественник! И все остальные?
– В основном да, – подтвердил Рад.
– Олигархи? – с игривостью вопросила дива.
– Не все, – подумав прежде всего о себе, ответил Рад.
– А вы? – спросила дива.
– Вот я точно нет.
– Ага, – сказала она. – Так. А кто олигарх?
– А вы скажите, в чем вы заинтересованы.
– О! – вскинулась дива. – Мало ли какие интересы у девушек.
Раду вдруг вспомнились всякие статьи и телевизионные передачи о несчастных русских девочках, которых обещаниями золотых гор вывозят в другие страны, отбирают паспорта, и они превращаются в рабынь.
– У вас, может, с паспортом проблема, уехать отсюда не можете? – спросил он.
– Какая проблема? Куда мне уехать? – морща в недоумении лоб, ответно спросила дива.
– Может, он у вас отобран...
– А! – поняла она. – Со мной он, все в порядке. Не нужно мне никуда уезжать. Чтобы я, приехавши сюда, обратно в Россию? Просто некому жизнь украсить. Есть у вас на примете – кому? Мы бы с девочками с удовольствием.
Дива стремилась выжать из ситуации все возможное, она ковала железо, каким оно попало ей в руки, не дожидаясь, пока оно станет горячим.
– Нет, моя милая, – сказал Рад насмешливо, – тут у всех жизнь украшена. Ищи в другом месте.
Дива остановилась, резко отняла руки от Рада и подалась всем телом назад, понуждая и его отнять свою руку от ее талии.
– Хорошего понемножку, – произнесла она.
У стола Рад был встречен шквалом артиллерийского огня – словно неопознанный лазутчик, возвращавшийся из вражеского тыла.
– В штанах ничего не мешало? – с выражением сочувственной заботливости на лице осведомился Дрон.
– Рад, у вас неплохо получается, но на шведской стенке явно лучше! – Это был Тони.
– По-моему, она вас агитировала к себе в постоянные партнеры, нет?! – с самой победной национальной улыбкой вопросил Крис.
Нелли молча, но выразительно, высоко вскинув руки, поаплодировала.
И только Сукитая сидел воплощением самой невозмутимости – словно неулыбчивое изваяние Будды, – не шевельнулся и ничего не произнес. В невозмутимости его, однако, было не меньше выразительности, чем в улыбке Криса или аплодисментах Нелли.
– И о чем вы так мило болтали? – спросила Нелли чуть погодя, как он опустился на свое место. В голосе ее была материнская интонация старой любовницы, прощающей прежнему любовнику новые увлечения, но не способной остаться к ним совсем безразличной.
Рад увидел: Дрон, сидевший у другого ее плеча, старательно делая вид, будто внимательно наблюдает за шоу, на самом деле внимательно прислушивается, о чем у них пойдет разговор, – и вновь порадовался, что у него никакой вины перед Дроном.
– Просила найти ей олигарха для развлечения, – ответил он Нелли.
– Иди ты! – не поверила она.
– А когда я отказал ей, послала меня куда подальше. Нелли рассмеялась.
– Но со стороны вы очень мило смотрелись. Будто беседовали об искусстве.
Шоу завершилось. Дивы, мачо, музыканты в расшитых русских рубахах вместе со своими инструментами, исчезнув за дверью, растворились в мироздании. Недоеденные стейки исчезли со стола, сменившись чаем, кофе, десертом, фруктами. Потом Сукитая, Дрон и Крис поднялись. "Побудьте тут пока без нас", – бросил Дрон.
Ведомые Сукитаей, Дрон с Крисом неторопливо покинули салон, и сразу за столом сделалось неуютно. Три пустовавших места посередине вызывали ощущение разора. Пепелища.
– Пойдемте на воздух? – предложил Тони. Нелли задумалась на миг – и решительно встала.
– Прошу вас! – позвала она старшего стюарда, стоявшего поодаль в позе готовности оказывать гостям любые услуги. – Проводите нас на палубу.
Там, на палубе, под распахнутым в пронзительную звездно-лунную бездну ночным куполом с тонюсенькой линией огней Паттайи где-то у горизонта, слыша в мгновения молчания плеск воды о борт яхты, провиснув в шезлонгах с вытянутыми вперед ногами, Рад с Нелли поговорили со всей откровенностью еще раз.
– Что ты имела в виду на причале, когда сказала "поездишь по заграницам"? – спросил ее Рад. Эти ее слова, брошенные ему после разговора Дрона с австралийцем, сидели в нем саднящей занозой. Что-то стояло за ними, смысл их был много больше того сообщения, что они заключали в себе.
Нелли повернула к нему голову. В звездно-лунном астеническом свете, растворенном в окружающей темноте, он увидел: глаза ее довольно блеснули. Она ждала от него этого вопроса. Она забросила там на причале наживку – и выжидала, клюнет он, не клюнет. Он клюнул.
– Что я имела в виду под "поездишь по заграницам"? – переспросила Нелли. – То, что поездишь.
У Дрона есть решение насчет тебя. И оно положительно.
Горние ангелы вострубили в Раде. Звук их труб был чист и солнечен – само сияние небесной гармонии протрепетало в нем.
– Откуда ты знаешь? – сдерживая ликование, спросил он.
– Знаю, – со значением сказала Нелли.
– А почему мне Дрон – ни слова?
– Подожди, – с тем же значением отозвалась Нелли. – Всему свое время. Видишь, у него свои дела, занят ими.
Ликование, владевшее Радом, жаждало наполниться конкретикой знания.
– А зачем мне ездить по заграницам?
– Так я чувствую. Жизнь у тебя такая будет.
– Что же, кем-нибудь вроде этого Майкла-Майка?
– Кого? – не поняла она.
Рад напомнил ей о богатыре с ноутбуком в сумке.
– Нет, что ты. Не думаю. – Нелли как отшатнулась от ожившего в ее памяти образа Майкла-Майка. – Даже уверена. Это же просто курьер.
По другую руку от Нелли на шезлонге сидел Тони, он слышал весь их разговор, но можно было безбоязненно говорить о чем угодно, – из их речи ему были доступны разве что имена. Однако его имени произносить Рад не стал.
– Слушай, а вот твой сосед с другой стороны, – прибегнул он к иносказанию. – Дрон ему помог деньгами, правильно? Я знаю, что здорово помог, только не знаю чем.
– Деньгами, чем еще, ими родимыми, – насмешливо ответила Нелли. – Мой сосед с другой стороны не только великий понтярщик, но и страшный игрок. Он проиграл чьи-то чужие деньги. И не мог вернуть. Не мог вернуть, но не вернуть не мог. Такая была коллизия. Дрон его, можно сказать, вытащил из петли.
– И с той поры он верный оруженосец Дрона?
– А почему ему не быть верным оруженосцем? – Теперь в голосе Нелли прозвучало насмешливое удивление. – Тайцы – благодарный народ. Тем более что это не накладно, а наоборот. Мой сосед на наших приездах очень неплохо зарабатывает.
Она умолкла, и Рад тоже молчал, решаясь на вопрос, который ему трудно было задать, но не задать который он не мог. Ему нужна была ясность.
– Так что же, я тоже должен буду – кем-то вроде оруженосца?
– А тебе в лом? Ты бы хотел взять – и ничего не дать? Товарно-денежные отношения предполагают взаимообмен.
Она, безусловно, была права в своем утверждении. Только какую цену ему должно было заплатить за товар Дрона?
– Прости за занудство, – проговорил он, – но почему ты днем, на набережной, просила меня набраться терпения? А сейчас утверждаешь, что Дрон все решил.
– Потому что днем мне еще нечего было тебе сказать. Ты меня что, подозреваешь в каких-то происках?
Нет, Рад ее ни в чем не подозревал. Она была его союзницей, он в этом не сомневался.
– Извини, – сказал он. – Я просто сопоставляю факты. Вчера, после ресторана, когда мы прощались с Крисом, он мне выдал такую фразу: "Мы теперь часто будем встречаться". Имеет она отношение к тому, что ты мне сообщила сейчас?
– Может, имеет. Может, не имеет, – не задумываясь, отозвалась Нелли. – Не все равно? Просто Крису Дрон мог сказать что-то еще вчера. А мне – только-только.
Она была его союзницей, это точно. И то, что он так ясно это сейчас чувствовал, подвигло Рада на вопрос, который занимал его все время с тех пор, как он сюда приехал, но он все не понимал, как на него получить ответ.
– Можешь мне ответить, чем занимается Дрон? Вот с Крисом, вот там в Америке?
Никакой бурной реакции Нелли на этот вопрос не последовало. Похоже, его можно было задать ей хоть в первый день.
– Родину продает, – сказала она спокойно, все с той же насмешливостью. – Знаешь такое выражение? Торгует ее богатствами.
Расхожее словосочетание балаганной шуткой крутилось в голове у Рада.
– Как продает? Оптом, в розницу?
– И оптом, и в розницу. Как выйдет.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу беседу, – донесся до Рада из темноты голос Тони. – Кто-нибудь знает, мы остаемся здесь ночевать или нет?
– Я полагаю, Тони, – ответила Нелли, перекатывая голову по спинке шезлонга в его сторону, – это будет зависеть от того разговора, который сейчас ведется.
– Хотелось бы остаться, – мечтательно произнес Тони. – Люблю ночевать на яхте. А на такой, признаюсь, еще никогда и не был. Великолепная яхта, да, Рад?
– Великолепная, Тони, – не видя его, подтвердил в темноту Рад.
Горние ангелы трубили в звонкие трубы и пели своими чистыми голосами в небесной вышине, – какой еще могла быть эта "Золотая акула", как не великолепной.