* * *
И снова – на яхте с драгоценным хищным названием "Золотая акула", безмятежно нежащей свое большое холеное тело на штилевой воде Сиамского залива около входа в бухту Паттайи, в отдельной каюте с кондиционером, как в отдельном гостиничном номере, на постели, заправленной тончайшим льняным бельем, благоухающим ароматом неизвестных ему цветов и трав, – снился Раду нелепый и полный тревоги сон.
Ему снилось, что он танцует с той дивой из шоу, осеняющей их обоих пышным хвостом плюмажа, словно нимбом. Однако не он ведет ее, а она его, держа в своих руках с хищной цепкостью и твердостью. Танцуют они под мелодию воровской песни "Таганка", разухабисто исполняемой по-ресторанному звучащей скрипкой, – танцуют как фокстрот, во всей полноте его движений, со всеми сложными проходами, поворотами, вращениями.
И там, во сне, он был отличный танцор. Все ему давалось легко, он был пластичен, невероятно ловок, и такое владение собственным телом доставляло ему невообразимое удовольствие. Но его уязвляла его ведомость. Мириться с ней дальше – он больше не мог этого.
Дива воспротивилась его намерению переменить позицию, у них завязалась борьба. Шаг их замедлился – и они стали проваливаться. С каждым мгновением уходя глубже, глубже – по щиколотку, по середину икры, по колено.
Оказывается, они танцевали на воде. Возможно, того самого Сиамского залива поблизости от Паттайской бухты, где в реальной жизни покачивалась на якоре "Золотая акула". Но во сне не было ни яхты, ни вообще хотя бы одного судна вокруг, только голубой "кодаковский" океанский простор, и лишь вдалеке – прижавшаяся к горизонту полоска береговой линии.
И оказывается, они не просто танцевали, а танцуя, двигались туда, к берегу, – во всяком случае, у них была такая цель: дотанцевать до него. Дотанцевать – и спастись. Однако чтобы дотанцевать до берега, нужно было танцевать в стремительном, сумасшедшем темпе, – только тогда вода держала их. Они могли бы переменить позиции, не потеряв темпа, но его партнерша с пошлым нимбом-плюмажом не хотела отдавать своей роли ведущей. Она готова была уйти под воду, но не уступить, утащив с собой и его. Она боролась с ним со всей яростью смертницы, власть над Радом была ей дороже жизни.
Он сдался. У него не было такой воли к власти, как унее.
Он сдался – и танцу их тотчас вернулась прежняя скорость. Они стали подниматься из воды: вот она достает уже лишь до середины икры, вот до щиколотки, и вот уже ласково лижет своей нежной щекочущей рябью ступни.
– Мудила хренов, – выдохнула дива, не проронившая до того ни слова. Голос ее был хрипл и низок – пропитый голос уличной девки с Бич-роуд. – Тебя ведут – ты ведись, думаешь, легко по воде, аки по суху?!
"Таганка! Все ночи, полные огня. Таганка! Зачем сгубила ты меня!.." – визжит скрипка, их фокстрот набирает и набирает скорость, но где берег, почему он не приближается, почему на все четыре стороны света – одна щекочущая ступни водная гладь?
"Таганка! Я твой бессменный арестант. Пропали юность и талант в твоих стенах!" – отзывается в Раде словами воровской песни ресторанное стенание скрипки, и он осознает, что если не найдет решения, не предпримет чего-то решительного, чтобы отнять у дивы роль ведущей, так она и уведет его от берега, утащит, откуда уже не выбраться.
Рад просыпался, отходил ото сна, засыпал – и сон возвращался. Он несся с кошмарной дивой над океанской пучиной в танце, тонул – и снова несся, не находя способа переменить их роли, просыпался, засыпал – и сон повторялся вновь.
Глава четырнадцатая
Завтракали не во вчерашнем салоне, а в буфете с барной стойкой и двумя столами, уютно приткнутыми одним из торцов к стене с большими, широкими окнами. Позавтракать можно было и по-американски, и по-континентальному, и по-русски: плотно и сытно, с прицелом до раннего вечера.
– А, с прицелом до вечера! – удовлетворенно покивал Крис, когда Рад объяснил ему, что значит "русский завтрак".
Ночь на яхте среди морской тишины и покоя сделала для него ясным, какого бы отдыха он хотел.
"Нет, в Паттайе невозможно, – недовольно сказал он Дрону. – Шумно. Людно. Тот же Бангкок. Куда-нибудь бы на остров".
"Если это будет не самый респектабельный курорт, ничего? – выслушав просьбу Дрона и изготовившись звонить, спросил Сукитая. – Сезон, все занято".
"Ничего, ничего, главное, чтобы куда-нибудь на остров", – заверил его Дрон.
Сукитая бросил в трубку несколько слов по-тайски и опустил ее обратно в карман.
– Все в порядке, – произнес он по-английски. – Считайте, бунгало вас уже ждут.
Минут через десять телефон в кармане у него ожил. Сукитая приложил трубку к уху, выслушал и посмотрел на Дрона:
– Остров Кох-Самед. Не рядом, но и не далеко. Часа полтора на машине дальше по побережью.
– Нормально, – отозвался Крис.
– Нормально, – ответил Сукитае Дрон.
Завтрак закончился – катер уже был у борта в готовности вновь принять их. На палубе парадной линейкой снова стояло человек восемь во главе с капитаном, только теперь вместо прожектора был заставляющий нещадно щуриться солнечный свет. Океан лежал вокруг в ювелирно-тончайшей окантовке горизонта циклопическим сапфировым блюдом, и лишь на одном из краев этого блюда идеально ровная линия окантовки была слегка покороблена полоской земли.
Вчерашний морской волк в белом кителе и черно-белой морской фуражке ждал в катере и, когда сходили в него с гулявшего под ногой трапа, всем подавал руку и, твердо направляя, помогал оказаться внутри.
– Обожаю яхты, – сказал Тони Раду, когда поднимались на мол. – Великолепно было, да?
– Великолепно, – отозвался Рад, постаравшись соответствовать своей интонацией интонации Тони. – Это яхта Сукитаи?
Тони изобразил мимикой невозможность быть достоверным.
– Мне показалось, что нет. Он большой банкир, но, думаю, такая яхта у него еще впереди. Договорился с кем-то из уважения к Дрону. Он с большим уважением к Дрону.
Проблемы с возвращением в гостиницу, чего Рад с Тони опасались вчера, когда ехали в темноте на такси, не возникло. Не потому, что был день и к молу то и дело подкатывали синие паттайские такси-скамейки. А потому, что рядом с красным тигром "Тойоты" Сукитаи стояла еще одна, специально вызванная Сукитаей для Рада и Тони машина с шофером, и Сукитая сдержанным жестом указал им на нее.
Спустя час все, за исключением Сукитаи, убывшего в свою жизнь, снова сидели в объемной "тойоте" Тони, и он, подсвистывая мелодии, пойманной по радио и негромко звучавшей из динамиков, весело крутил руль, направляясь в местечко с русским звучанием "Районг".
Дорога, как и говорил Сукитая, заняла полтора часа. На пристани Районга было пустынно, у деревянных пирсов, двумя длинными стрелами уходившими в море, покачивалось несколько теплоходиков.
Остров лежал за бетонной дамбой мощного волнореза дымчатым сизым всхолмьем посреди голубой равнины. До него на теплоходике оказалось минут сорок неспешного, черепашьего хода, но зато когда остров из сизо-дымчатого стал отчетливо зеленым, а там сделались видны и отдельные деревья, и прибрежные постройки, и прижавшаяся к воде желтая лента пляжа, возникло столь же отчетливое ощущение проделанного пути, пространства, отделившего обмятую, привычную материковую жизнь от предстоящей островной – иной и неизвестной.
Крис все это время просидел на скамейке между Дроном и Радом, листая рекламные журналы, захваченные из отеля в Паттайе. В нескольких местах он отчеркнул что-то ногтем и загнул страницы.
– Слушайте, Дрон, – сказал он, когда, причалив к первой островной пристани, отошли от нее и взяли курс на другую, конечную. При этом он оглянулся на сидевшую поодаль Нелли и постарался, чтобы голос его звучал негромко. – Тут предлагают девочек для времяпрепровождения, а на острове ведь, наверно, будет тоска тоской?
– Хотите заказать девочку? – отозвался Дрон.
– Да вот соблазняют, – тряхнул Крис веером журналов в руках. – Если я решусь, как среагирует Нелли? Это ее не оскорбит?
Дрон оглянулся на Нелли. Она поймала его взгляд, спросила глазами: "Что?" – он отрицательно помахал рукой: "Ничего!" – и вновь повернулся к Крису.
– Ну даже если и оскорбит, – сказал он. – Вас это не должно волновать. Вы, в отличие от меня, свободный человек, имеете право. Рад вот, может быть, составит вам компанию. Составишь Крису компанию? – посмотрел он на Рада.
Раду тотчас же вспомнился их вчерашний разговор в баре вскоре после приезда в Паттайю. Тогда та щебетунья, которую он накормил, сама не зная того, выручила его, сейчас он мог рассчитывать лишь на себя.
– А оплатишь? – спросил он по-русски.
– Оплачу, – так же по-русски ответил Дрон.
– Задумался, – сказал Рад.
– Смотри, побыстрее думай. – Даже клоунский нос Дрона прошевелился таким манером, что явил собою фигуру иронии. – А то ведь не вечность здесь будем.
Теплоход причалил. Пристань была так же пустынна, как и та, с которой отправлялись. Лишь в тени под навесом на скамейке около сваленных кучей полосатых красно-серых матерчатых мешков дремали человек шесть дочерна загорелых тайских мужчин и женщин – ожидая, видимо, когда наберется достаточно пассажиров, чтобы теплоход отправился на материк.
На небольшой площади перед зданием пристани, засыпанной мелким серым гравием, стояли, тесно прижавшись друг к другу, бросаясь в глаза яркими вывесками, несколько магазинчиков, бар, Интернет-кафе, распахнутый наружу всем сверкающе-никелированным содержимым своего нутра офис проката мотоциклов. Десятка полтора человек в шортах, в майках, в шляпах, панамах оживляли площадь, переходя из одного магазинчика в другой. Двое бородачей рокерского вида в черных кожаных жилетах на голое тело, повязанные красными банданами, выкатив из офиса проката мотоциклов железных коней, проверяли на холостом ходу их двигатели, и в диссонанс с общим дремотным видом площади она была наполнена рвущим барабанные перепонки урбанистическим гулом.
С дороги, пожарным рукавом утекавшей с площади, таща за собой облако пыли, выкатило и, развернувшись, остановилось прямо посередине серо-гравийного пространства такси-скамейка. Оно было пожарно-красное, как в Чиангмае, но без крыши – совсем грузовичок. Водитель, выскочив из машины, призывно помахал рукой: "Садитесь!" "Прошу!" – жестом гостеприимного хозяина позвал всех в грузовичок Тони.
Проехав по дороге несколько десятков метров, такси остановилось. Дорога здесь разветвлялась – направо, налево, за обочиной впереди был лес, и на фоне леса возвышалась арка: "Национальный парк Кох-Самед". Двое в бежевой форме, в фуражках, украшенных кокардой, с выражением властной суровости на лицах, подошли к машине и что-то проговорили.
Тони смущенно похихикал.
– Двести бат с человека, – проговорил он. – За использование национального достояния народа Таиланда. В смысле, с иностранца. Иначе не пропустят.
– А с тебя, Тони? – полезши в карман за кошельком, спросил Дрон.
– С меня ничего. Раз это мое достояние. Мытари получили деньги, один их них, вырвав из блокнотика, протянул наверх пачку квитанций об оплате, и водитель, молча следивший за всей процедурой с подножки кабины, нырнул внутрь, захлопнул дверцу, мотор затарахтел, – грузовичок двинулся дальше.
Спустя два десятка минут, прокрутившись с чемоданом по вымощенным камнем дорожкам, с полученным в администрации курорта ключом в руке Рад подошел к своему бунгало. На террасу, через которую был вход внутрь, вела крутая бетонная лестница в несколько ступеней. На террасе стоял круглый плетеный стол, два глубоких деревянных кресла, к стене в сложенном виде прислонен раскладной стул. В углу у входа на террасу красовался большой пушистый веник.
Внутри дома было сумеречно из-за закрытых штор на окнах. Рад щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Он ступил в комнату и огляделся. Комната была небольшой – размером в две веранды, – правая сторона комнаты представляла из себя помост, возвышавшийся над полом до высоты лодыжки, и весь этот помост был постелью – с двумя подушками, двумя одеялами, с двумя комплектами полотенец, аккуратными стопками лежавшими на подушках. Все здесь было рассчитано на двоих.
Воздух в комнате был жарок и душен. Рад прошел вдоль помоста к кондиционеру на дальней стене и попытался включить его. Кондиционер не включился. Зато, стронув с места неподвижные лопасти, медленно завращался вентилятор под потолком. Вращался он так медленно, что никакого движения воздуха от него не исходило. Рад покрутил регулятор кондиционера еще – кондиционер не включился, а вентилятор замер. Рад вернул регулятор в прежнее положение – вентилятор снова закрутился, но не быстрее, чем до того.
Рад открыл дверь взадней стене. Это была дверь в туалет и душ. Странным образом здесь свет горел.
Рад вернулся обратно на веранду, взял чемодан и занес в комнату. Под ногами что-то неприятно хрустело. Он пригляделся, – это был песок, принесенный им в комнату на подошвах. Тайна присутствия веника в углу на террасе стала ясна.
Рад снова вышел на террасу, взял веник, под которым обнаружился и голубой пластмассовый совок, промел комнату, собрал песок на совок и, не спускаясь с террасы, сбросил его вниз на землю.
Теперь перед тем, как зайти в комнату, он снял сандалии за порогом и ступил внутрь в одних носках. В комнате, не разбирая чемодана, он рухнул ничком на закрытую нежно-голубым шелковым покрывалом постель, перевернулся на спину и, глядя на вращающиеся лопасти вентилятора, стал считать число оборотов. Сбор на ланч около административного корпуса был назначен через полчаса, пять минут этого получаса прошло, и оставшиеся минуты нужно было тоже как-то протянуть.
* * *
За ланчем в ближайшем ресторанчике обсуждали свои бунгало. Кондиционеры не работали ни у кого, исвет в комнате тоже ни укого не горел. Зато увсех работали вентиляторы и горел свет в душе с туалетом. Такое совпадение наводило на мысль о неслучайности этого единообразия.
– Они экономят на электроэнергии, – первой высказала предположение о скаредности хозяев курорта Нелли. – В комнате днем свет не нужен, а вентилятор, я думаю, потребляет куда меньше, чем кондиционер.
– Тем более если он так вращается, – со смехом сказал Тони.
– Да, вращается он знатно, – поддержал его Крис.
– А кондиционер днем как бы тоже не нужен, – развил Неллину мысль Дрон. – Днем положено быть на пляже и принимать солнечные ванны.
У Тони, который первым начал издеваться над курортным сервисом, было вполне разумное объяснение.
– Остров! – сказал он. – Тут ведь автономное электроснабжение. На других курортах, уверен, все так же. Воду, я полагаю, тоже положено экономить. И лучше, кстати, купить питьевой воды, а той, что из крана, даже зубы не чистить.
– Вдохновил, – проговорил Дрон. – Какую-то ты, Тони, апокалиптическую картинку нарисовал. Прямо пожалеешь, что не остались в Паттайе.
– Ладно, – остановила его Нелли. – Никакого апокалипсиса. Здесь поблизости, я узнавала, даже Интернет-кафе есть.
Дрон расхохотался.
– Ну если Интернет-кафе, тогда, конечно, никакого апокалипсиса. Цивилизация с нами.
Рад молчал, не принимая участия в разговоре. Он ждал нового разговора с Дроном, обещанного вчера сообщением Нелли на палубе "Золотой акулы". Горние ангелы уже не пели, но солнечный звук их труб, не исчезая, стоял в памяти – несмотря на сон, терзавший его всю ночь.
Ланч закончился общим решением идти прямо сейчас купаться. Нелли попробовала было возразить, что купаться сразу после стола вредно, но ее возражения были отметены даже Крисом.
– В море! В море! В море! – провопили один за другим Дрон, Тони и Крис.
Рад появился на пляже последним. Чемодан стоял неразобранным, и пришлось открывать его, рыться в вещах, развешивать рубашки на плечиках. На берегу уже никого не было, все в воде, и Нелли тоже. Она купалась к берегу ближе всех, увидела Рада и замахала руками:
– Сюда! Сюда! Присоединяйся!
Вода была теплой, как в Сочи на Черном море в разгар лета. Дно было чудесно полого, песок твердо укатан.
– Привет! – помахал Раду Тони. Он только что приплыл с глубины и сейчас стоял по грудь в воде, отдыхая после заплыва. – Посоревнуемся?
Рад неопределенно покачал головой. Азарта соревноваться в нем не было.
– Подождите, обвыкнусь! – крикнул он.
– Я как раз восстановлю силы, – согласился Тони.
Крис, в оранжевой шапочке, сосредоточенным кролем ходил на небольшой глубине вдоль берега – как в бассейне: метров тридцать в одну сторону, поворот – и в другую. Лицо его с раскрытым ртом – чтобы глотнуть воздуха – показывалось из воды с мерностью метронома.
Единственный, кого Рад опознал не сразу, был Дрон. Оказывается, он был в очках и беспрестанно нырял, почти все время проводя под водой и выныривая только за воздухом. В одно из очередных всплытий он встал на дно, стал выливать из очков набравшуюся под стекла воду – и увидел Рада.
– А, явился! – крикнул он. И пошел по дну к Раду. Снял на ходу очки, помахал ими. – Хочешь на подводный мир посмотреть?
– Дрон! Вы очки мне обещали! – крикнул Тони. Дрон остановился.
– Да, в самом деле, – проговорил он. – Во вторую очередь! – крикнул он Раду.
Рад кивнул:
– Никаких проблем.
Очки, ушедшие к Тони, автоматически избавляли Рада и от соревнования с ним.
Дрон отдал очки бурно подлетевшему к нему в фонтане брызг Тони, окунулся с головой, крякнул, согнал воду с лица руками и поглядел на Рада.
– Не против со мной потолковать? Отойдем вон туда в сторонку, к камешкам.
"Камешками" было нагромождение огромных, отполированных водой до стеклянной гладкости валунов, вдававшееся с берега широким рваным языком в море метров на двадцать. Поблизости от камней никто не купался, если Дрон собирался наконец затевать тот разговор, то место у каменного языка было для разговора самым подходящим.
Не доходя до камней метров трех, Дрон остановился. Лег на спину, закрыл глаза, полежал мгновение и, шумно взмахнув руками, взбив веер брызг, встал на дно.
– Нет, кто бы как ни хаял, а мне место нравится, – проговорил он. – Нам, привыкшим к советской бедности, ничто не в лом, да ведь?
– Тебе?! – с нажимом, иронически произнес Рад.
– И мне, и мне. – Дрон всхохотнул. – Что там мой батя был замминистра. Ты же бывал у меня. Слезы, не дом! У госслужащего средней руки в Штатах лучше. Но я только имел в виду, что за все в жизни нужно платить. За тихую жизнь на острове, надо, скажем, платить меньшим комфортом. И мы, бывшие советские люди, совки, это хорошо понимаем. Понимаем, да, Рад?
Что Рад понял, так это то, что Дрон приступил к тому разговору.
– Понимать, Дрон, не всегда значит "принять", – выдал он родившуюся в нем максиму. Ничего на самом деле не значившую. Так, глубокомысленное изречение на пустом месте. – Все зависит от конкретных обстоятельств места и времени.