– Это все равно, как у нас всякие там памятники Ленину. Стоит горой и ужасает своей грандиозностью. Не люблю гигантизм. И в своей галерее ничего подобного не допускаю.
– У тебя такая галерея – может поместиться памятник Ленину?
Женя-Джени не уловила его иронии.
– В высоту, разумеется, нет, но в лежачем положении – конечно. У меня большая галерея. – Что-то вроде почтительной уважительности к размерам своей галереи прозвучало в голосе Жени-Джени.
– Но Ленин и Будда – две большие разницы, – выделив интонацией одессизм, сказал Рад. – Один отказался от дворца, другой в него рвался и прорвался. Один самосовершенствовался и никому не причинял зла. Другой хотел усовершенствовать всех, кроме самого себя, и только то и делал, что сеял зло.
– Ты при нем жил, при Ленине? – вопросила Женя-Джени.
– Конечно же, нет.
– Я, естественно, тоже. И мой отец нет. Но он говорит, что Ленин не был такой демонической фигурой, какой его сейчас представляют. Был нормальный человек, жесткий руководитель, какой и требуется России.
Спорить с Женей-Джени о Ленине у постамента просветленного Будды – это Раду ничуть не улыбалось.
– Ленин – фигура, конечно, – сказал он. Не столько закругляя разговор, сколько обрезая.
Они вышли из храма на террасу у входа, обулись и пошли по лестнице вниз. Выпитая жизнью, с лицом, похожим на гофрированный шланг, старая тайка у ее подножия, как и тогда, когда он был здесь в прошлый раз, сидя на раскладном стульчике, торговала цветками лотоса, наборами ароматических палочек, спрессованной в блокнотики золотой фольгой. Но задерживаться около нее, золотить Будду они не стали. Нужно уже было спешить на встречу с Тони – в том английском парке неподалеку от Главного дворца, что запомнился Раду воздушными змеями, которые там запускали. Нелли еще предложила ему: "Нет желания?" – он отказался: "В другой раз". – "Гляди, другого, может быть, уже и не будет", – сказала она. Час назад, когда Рад с Женей-Джени выходили из Главного дворца, Нелли позвонила, сообщила, что тройственная встреча Дрона, Криса и Майкла-Майка подходит к концу, компромисс достигнут, и по этому поводу она уже заказала столик в каком-то исключительно замечательном ресторане, а чтобы им не добираться самим, за ними приедет Тони.
Склонность к точности привела Рада с Женей-Джени на условленное место раньше назначенного времени на четверть часа. Рад окинул парк взглядом – все было точно так же, как в прошлый раз: по границам газона, расстелив матерчатые и пластиковые скатерти, пикниковали большие и маленькие компании, а посередине, разбредшись по всему полю парка, человек пятнадцать-двадцать запускали змеев – большей частью родители с детьми. Продавец змеев, все в той же белой майке с портретами битлов, прохаживался перед своим разложенным по траве длиннохвостым товаром тут же неподалеку.
– А что, – посмотрел Рад на Женю-Джени, – не запустить ли нам с тобой, ожидаючи Тони, змея?
Он уже двинулся в сторону продавца, не ожидая от Жени-Джени никаких возражений, но она вдруг, поймав за руку, остановила его.
– Подожди, – попросила она. В голосе ее возникло напряжение, лицо приобрело выражение торжественной значительности. – Я хочу с тобой наконец поговорить.
Выражение ее лица сулило радости, знания которых хотелось бы избежать.
– Что такое? – отозвался он. – Почему "наконец"?
– Потому что это очень серьезно и мне нужно было собраться с духом. – Она взяла его за руку, за вторую, и они оказались напротив друг друга – словно детсадовские мальчик и девочка на праздничном выступлении перед родителями, вставшие в позицию, чтобы исполнить некий незатейливый танец. – Скажи мне, только честно, очень честно, – проговорила она, глядя ему в глаза, – я ведь тебе нравлюсь? Нравлюсь, да?
Музыка зазвучала, первое па было ею сделано. Нужно было вступать ему.
– Очень нравишься, – станцевал он свое па.
– Я согласна выйти за тебя замуж, – сказала она. – Конечно, конечно, ты мне не предлагал, но почему я должна ждать, когда ты предложишь?
– А я как честный человек должен теперь жениться, – произнес Рад.
Он был оглушен. Ошеломлен. Ошарашен. Перечислить весь синонимический ряд и сложить, как срок уголовного наказания в Америке, – только так можно было бы передать впечатление, что произвели на него ее слова.
– Если о выгоде, – сказала Женя-Джени, – то твоя женитьба на мне более выгодна тебе, чем мне.
– Да? – автоматически вопросил Рад. – Почему?
– Потому что тогда я буду просить отца за мужа, пусть даже будущего. А не за неизвестно кого.
"Почему ты не обратился за помощью к ней?" – прозвучали в Раде вчерашние слова Дрона – там, на острове, когда они шли в Интернет-кафе, и Нелли с Женей-Джени – за руку впереди них.
– Прости, – проговорил он, – а кто твой отец? Она слегка замялась. Как бы, делая очередное па, чуть задела ногой за ногу.
– Он в Администрации Президента, – сказала она.
– Большой чин?
Ноги ее снова задели одна за другую.
– Большой. Можно даже сказать, что очень.
Теперь сбился с шага Рад. И так, что даже остановился. Музыка звучала – а он стоял и не понимал, с какой ноги ступить и как попасть в ритм. Потом он решил: двигаться как получится.
– И что ты знаешь о моих делах, чтобы просить за меня?
– Что на тебя наехали и ты должен сто тысяч.
– Это тебя Нелли просветила?
– Не имеет значения, – сказала Женя-Джени. – Как будто, кроме Нелли с Дроном, у нас больше никаких общих знакомых.
Она могла не называть имен. Это был его бывший сокурсник со своей новой женой, Пол-Полиной. Даже, скорее, она, Пол-Полина. Что, впрочем, действительно не имело значения.
– Ты не самонадеянна? – проговорил Рад. – Кем бы я тебе ни был, с какой стати твой отец должен вдруг бросаться мне на выручку? Может быть, тебя, наоборот, нужно спасать от меня? Какой-то тип с тренажерным залом, братки, сто тысяч...
Женя-Джени перебила его:
– Я не самонадеянна. Я очень трезвый человек. И отец это знает. Я хорошо веду свой бизнес, он у меня доходен, хотя галерейное дело такое – поскользнуться в два счета. Отец мной доволен и доверяет мне. Если мы с тобой не просто так – он поможет.
"Не просто так" – недурственный был эвфемизм.
– Ты полагаешь, я тебя достоин? – Рад постарался, чтобы голос его прозвучал предельно серьезно. – Ты же говорила, что выйдешь замуж только за еврея.
– Я заблуждалась, – сказала Женя-Джени – тоже серьезно, но едва ли ее серьезность была деланной. – Я тебя только увидела... я искусствовед, хороший физиогномист – можешь считать меня специалистом по лицам. Да, я бы хотела, чтобы моим мужем стал ты. А твой тренажерный зал... забудь о нем прямо сейчас, в эту минуту. Я вовсе не заинтересована, чтобы мой муж занимался таким бизнесом. Ты работал в банке – снова в банк и пойдешь. Два-три года – и будешь одним из первых лиц.
– Ты хороший физиогномист – и увидела во мне одно из первых лиц, – сказал Рад. – Но стану я им с помощью твоего отца.
– Разумеется. А как иначе? Иначе ничего не делается.
– В общем, ты предлагаешь мне стать таким стопроцентным примаком. – Рад чувствовал, что танец их подходит к концу. Еще несколько па – и мерси, поклон.
– Примаком? – переспросила она. – Что это значит?
– Это когда мужик приходит в дом к тестю с тещей и прогибается под их уклад.
Женя-Джени отрицательно повела головой из стороны в сторону.
– Я тебе вовсе не предлагаю жить с моими родителями. Я и сама живу отдельно.
Рад уже не ответил ей. Он больше не мог длить этот танец. Спасительно зачесалась заклеенная пластырем нижняя губа.
– Извини. – Почесать губу было достаточно одной руки, но он отнял у нее обе. Для чего пришлось приложить некоторое усилие: Женя-Джени не хотела отпускать его. – Давай все же запустим змея, – потрепав губу тыльной стороной ладони, кивнул он в сторону продавца с битлами на груди. И, не дожидаясь согласия Жени-Джени, оставил ее.
Продавец, заметив направляющегося к нему Рада, радостно заулыбался и еще загодя, присев на корточки, стал приподнимать с травы змеев, быстро-быстро говорить по-тайски, рекламируя свой товар.
Рад взял того, которого продавец подал ему. Заплатил двадцать бат и сделался обладателем готового взмыть в небо красноузорчатого длиннохвостого дракона на суровой нитке, намотанной на пустую, использованную банку от кока-колы.
Женя-Джени, когда он ступил от продавца, обнаружилась у него за спиной.
– Ты мне ничего не ответил.
Голос у нее вздрагивал, похоже, она готова была разрыдаться. Руки у Рада были заняты – он наклонился к ней и потерся щекой о ее щеку.
– Сходи купи один, – показал он затем движением подбородка на тележку продавца воздушных шаров на границе парка.
Женя-Джени посмотрела на Рада пристальным, словно бы опаленным взглядом, погладила указательным пальцем крыло носа и быстро зашагала к тележке продавца шаров. Рад смотрел ей вслед. У нее была ровная упругая походка, чудно двигались ее круглые узкие ягодицы, а вся ее стройная узкая фигурка словно тянула себя вверх. У них разница в десять лет – не много, не мало, самое то, она еще долго будет для него молодой, радовать своей молодостью, неувядающей свежестью – самое то, самое то!
До возвращения Жени-Джени с шариком он успел разок запустить змея. Дракончик взлетел от самой незначительной пробежки и, колеблясь, трепеща хвостом, полез, полез вверх – настоящий крылатый змей, созданный для воздушной стихии. Рад смотал нитку обратно на банку и стал ждать Женю-Джени.
Женя-Джени подошла и молча протянула ему шарик. Он поглядел на нее – она отвела взгляд. Рад взял шарик, привязал его к самому кончику драконьего хвоста, отпустил – наполненный легким газом шарик тут же рванул вверх, увлекая змея за собой, не надо даже для запуска делать пробежки.
– Возьми, – протянул Рад банку с ниткой Жене-Джени.
Помедлив, она приняла у него банку.
– Крути, разматывай нитку, – подсказал ей Рад. Медленными движениями, словно нехотя, Женя-Джени стала поворачивать банку вокруг оси. Дракончик, азартно взодрав хвост с шариком, пополз вверх, и по мере того, как он забирался выше, движения ее рук становились увереннее, бодрее – она стала получать удовольствие.
– Я напоминаю себе Татьяну Ларину, отправившую письмо Онегину, – сказала она, когда на банке осталась уже половина ниток.
– А я, значит, Онегин? – вопросил Рад.
– Надеюсь, нет.
– Дай и я подержу в руках, – попросил Рад.
Так, передавая банку друг другу, отпустив дракончика на всю длину нити, они запускали змея минут десять, и появился Тони.
– Вот вы чем занимаетесь! – сверкая своими бело-лазерными зубами, воскликнул он, подходя к ним. – А мы тут уже несколько минут, как приехали, хорошо, я решил посмотреть вас в парке.
"Мы" – это была еще Нелли. Она стояла за спиной у Тони, и лицо ее выражало одобрительное понимание.
– Видишь, ты какой, – сказала она, обращаясь к Раду по-русски. – Со мной не пожелал, а с Женькой – так сразу да.
Может быть, она и не хотела двусмысленности, но получилось – двусмысленней невозможно. Хотя, конечно, ясна эта двусмысленность была только им двоим.
– Хочешь подержать? – спросил Рад.
– Ну давайте и я поучаствую в ваших забавах, – теперь уже тоном открытой двусмысленности изрекла Нелли. Впрочем, понятной опять же лишь им двоим. Она приняла банку – словно руль управления, – поводила ее вверх-вниз, заставив дракончика в вышине затрепыхаться, и на лице у нее появилось выражение блаженства. – Феномен воздушного змея: суррогат исполнения бренной мечты о небе. Тело на земле, душа в полете, – провещала она, поворачиваясь к Раду немного спустя, – по-прежнему по-русски.
Рад не нашелся, что ответить ей. Он не ухватил смысла ее слов. То ли этот смысл был необыкновенно глубок, то ли его не было тут вообще. Любопытно, подумалось ему, была ли Елена Прекрасная умна? Или красота и была ее умом?
Женя-Джени копалась у себя в сумочке.
– Тони! – достала она сложенный вдвое листок с гаданием. И протянула листок ему. – Можете перевести?
– О! – просверкал Тони зубами. – Вижу, вы не остались в стороне от древних народных ритуалов. Давайте попробуем. – Он взял листок, вмиг сделавшись серьезным, прочел его и, взглянув на Женю-Джени, стал переводить на английский: – О, вам достался номер восемь, он между счастливыми седьмым и девятым, это свидетельствует, что вы хорошо защищены в жизни, и это ваша главная удача. Однако эта защита не гарантирует вам безоблачной судьбы. Наступивший год станет для вас решающим. Вам не стоит роптать на жизнь и пытаться переломить ее в соответствии со своими желаниями. Жизнь сама даст вам то, что вам нужно. Следуйте ее знакам – и все, предначертанное вам, исполнится.
Тони остановился, оторвал глаза от листка и протянул его обратно Жене-Джени.
– Все? – спросила она, принимая листок.
– Все.
– Какая-то чепуха. Тони засмеялся.
– Может, чепуха. Может, нет. Никто не знает.
– Но вы, Тони, верите?
Тони глубокомысленно закатил глаза.
– Я однажды гадал, когда был совсем молодой. Потом больше не пробовал. Не хочу.
– Почему? – опередив Женю-Джени, поинтересовался Рад.
Тони покрутил руками.
– Потому что там очень многое совпало с моей жизнью. Не хочу знать ничего наперед.
Женя-Джени посмотрела на Рада.
– А где твой листок? Давай переведем.
Рад молча достал из кошелька и подал его Тони. Тони снова стал серьезен, снова молча пробежался по листку глазами, потом взглянул на Рада и принялся за перевод:
– Номер, выпавший вам, свидетельствует о вашей незаурядности. Вы можете многого достичь в жизни, много сделать в ней, но не все зависит от вас. Препятствия, которые встречаются вам, могут быть непреодолимы, и нужна мудрость, чтобы понять, что должно не упорствовать, преодолевая их, а оставить их и пойти другим путем. Сейчас у вас жизненная развилка, и от того, по какой дороге вы пойдете, зависит ваша будущая жизнь. Вы будете правы перед судьбой при любом выборе, но выбор определит вашу судьбу до жизненного финала.
Рад слушал и чувствовал, что ему становится не по себе. "Жизненная развилка", надо же. Он протянул руку и взял у Тони листок.
– Спасибо, Тони.
И Женя-Джени тоже не дала никакой оценки прочитанному тексту. Смотрела на Рада, видно было, ей страшно хочется что-то сказать по поводу предсказания, но она так и не решилась.
– Нелли! – позвал Рад, сунув листок обратно в кошелек и убрав тот в карман.
– Да? – обернулась она.
– Будем дальше запускать змея или поедем?
– Нет, о чем разговор. Поедем. На, – протянула она ему банку с привязанной к ней нитью.
Он перекусил нитку зубами и, удерживая змей в руке теперь уже без помощи банки, позвал Женю-Джени:
– Хочешь отпустить в вольный полет?
– Ты мне доверяешь? – подходя, со значением вопросила Женя-Джени.
– Еще как, – сказал Рад.
– Тогда давай, – снова со значением произнесла она, протягивая руку.
Рад передал ей нитку и отошел в сторону.
Прошла секунда, другая, третья. Женя-Джени стояла с поднятой вверх рукой и не решалась разомкнуть пальцы. Было ощущение, она должна даровать свободу не бумажному раскрашенному дракончику, а живому существу, долгие годы загибавшемуся в неволе, – и вот миг его воли был близок.
– Давай! – подстегнула ее Нелли.
– Отпускай! – крикнул Тони.
Женя-Джени оглянулась на Рада – и выпустила нитку из рук. Нитка рванулась вверх, мгновение – и ее не стало видно.
Влекомый воздушным шаром змей медленно стал подниматься вверх. Все четверо они стояли, задрав головы, и смотрели ему вслед. Странным образом, пока глаз видел змея, уходить не хотелось. Словно этот дракончик и в самом деле был живым существом, и оставить его чужим взглядам без своего присутствия значило совершить некий акт предательства.
Так прошло пять минут, десять. Змей стал совсем крохотным, было уже непонятно, что там висит в небе, не знать, что это змей, – какой-то перевернутый вверх ногами восклицательный знак. Но этот восклицательный знак был виден, и они все продолжали стоять и смотреть ему вслед.
Глава семнадцатая
В Троице-Сергиевском соборе шла служба. Народу было – не протолкнуться, но внутри этой толпы, как Гольфстрим в Атлантическом океане, тек ручеек жаждущих приложиться к мощам основателя лавры, Нелли с Женей встроились в него – и их понесло.
– Последний раз я была здесь с Радом, – сказала Женя. – Год назад, чуть больше. В конце осени. После этого вскоре я крестилась.
– О! – удивленно отозвалась Нелли. – Это он тебя подвиг?
– Не знаю, не уверена. Скорее всего, была созревшей. Но получилось – после того, как мы с ним здесь побывали.
Гольфстрим прокрутил их через все пространство собора, занес за высокую деревянную изгородь и, правя мимо нее, вынес к возвышению, где на постаменте покоилась рака с мощами. В прошлый раз, с Радом, помнила Женя, они просто перекрестились – и она, и он, – сейчас она вслед за другими, торопливо перекрестившись, приложилась к серебру раки губами – ничуть не думая о том, насколько это опасно в смысле заразы. Вернее, пока очередь подходила, думала об этом все время, убеждала себя: так серебряная! – но уверенности в полной безопасности не появлялось. И только когда очутилась у раки, вдруг все прошло, никаких сомнений, поцеловала – и никакого страха внутри. Нелли, видела она, соступая с возвышения, тоже наклонилась к раке. Коснулась губами, ткнулась лбом – и несколько мгновений стояла так.
– Очень тебе благодарна, что вытащила меня сюда, – проговорила Нелли, когда они вышли на улицу. После тепло-волглого воздуха храма свежий морозный воздух тихого январского дня ударил в гортань шипучим шампанским. Шампанское сегодня по случаю старого Нового года и ожидалось. – Совершенно неожиданное чувство. Можно сказать, попрощалась. Вот уедем, и не знаю, когда будем в России снова.
– Не от тебя зависит? – спросила Женя. Нелли замялась. Но чуть погодя ответила:
– В общем, не от меня. А Дрон совсем в Россию не хочет. Отвык, и без нужды не затащишь. Не эта бы необходимость присутствовать на собрании акционеров – и сейчас бы не приехал.
– Так он у тебя, скажи, состоял все же на той службе? – В голосе Жени прозвучало почтительное восхищение профессией, которую она подразумевала. – А то я всем говорю: "знакомый шпион" – а сама точно и не знаю.
Нелли сыграла бровями. Женя и раньше замечала: говоря о чем-то не очень приятном, Нелли почти всегда выразительно поднимает и опускает брови.
– Может, он и сейчас состоит, кто знает, – сказала Нелли. – Но официально он уже тыщу лет, как в отставке. Зачем родине служить, когда заграница и так доступна?
За этим разговором они пересекли площадь и подошли к ротонде, поставленной на месте, где без малого четыреста лет назад в дни осады монастыря поляками ударил спасительный ключ, чтобы, когда осада будет снята, иссякнуть. И без того длинные зимние тени за время, что провели в соборе, удлинились еще больше, солнце освещало только верх ротонды, – день через час-полтора обещал перейти в ночь.