КАПА: Ах, ПАГАНИНИ! Я хочу, чтобы ты знал все! Понимаешь, все! Я хочу, чтобы ты увидел дом, где я родилась. Где росла. Эту душную атмосферу, где проходило мое детство. Эту однокомнатную клетушку. В которой, кроме меня, еще четверо. И из мебели – единственный стол. За которым я ела и тут же делала уроки. И тут же мечтала. Мечтала о цветах на подоконнике. О рояле. Хотя, знаешь, ПАГАНИНИ, я ведь была двоечницей.
ПАГАНИНИ нежно погладил Капу по голове.
ПАГАНИНИ: Поверь, КАПА, я ведь тоже никогда не был отличником. Я терпеть не мог отличников.
КАПА (оживленно): Правда? (тут же вновь погрустнела). Но ты сам посуди. Разве у меня была возможность учиться? Когда на моих руках – четверо малышей, которые в жизни не ели шоколадных конфет (КАПА громко всхлипнула) Разве я могла учиться, слыша каждый вечер пьяные скандалы моей матери! Разве я могла учиться, когда вся школа смеялась надо мной, зная, что я дочь преступника. О Боже!
Она закрыла лицо руками и слегка покачнулась.
ПАГАНИНИ (прикоснувшись к ее руке): КАПА…
КАПА (оторвав руки от заплаканного лица): Не надо, ПАГАНИНИ! Не надо меня жалеть! Это у тебя дома рояль. Цветы на подоконнике. Вечерами – посещение филармонии с папой в бабочке.
ПАГАНИНИ: КАПА, поверь, мой папа понятия не имеет, что такое филармония!
Но КАПА уже безутешно рыдала. И сквозь слезы шептала:
КАПА: О, если бы ты знал, ПАГАНИНИ, как я мечтала о прекрасных платьях. Дорогих духах. О пирожных с воздушным кремом. Как я хотела увидеть другие города. И хотя бы раз в жизни попробовать ананас.
Он крепко-крепко обнял Капу. И стал целовать ее зареванное личико.
ПАГАНИНИ: КАПА… Милая моя девочка… Я тоже… Честное слово тоже никогда в жизни не пробовал ананас. Но я обязательно… Обязательно тебе его принесу. Разве я тебя когда-нибудь обманывал, КАПА? А теперь (его лицо стало суровым) а теперь я поговорю по душам с твоими предками. Если у них осталась душа!
ПАГАНИНИ затряс кулаками.
Птицы шумно взмахнули крыльями и разлетелись.
Подъезд
ПАГАНИНИ и КАПА топчутся у квартиры. КАПА пытается открыть ключом дверь.
Дверь квартиры широко распахнулась. На пороге, словно из сказки, возникла красивая женщина в длинном строгом платье, облегающем стройную фигуру. Ее рыжие волосы касались белых плеч. А на милом лице рассыпались веснушки.
КАПА потащила ПАГАНИНИ в дом.
Длинный коридор квартиры
Мама включила в коридоре свет, который осветил стеллажи с книгами.
Мама отступила в сторону, с удивлением разглядывая гостя.
КАПА: Это ПАГАНИНИ. А это моя мама.
ПАГАНИНИ от неловкости выпучил глаза.
Тут же появился представительный седовласый мужчина в дорогом костюме. И бабочка плотно прилегала к накрахмаленному воротничку его белоснежной рубашки.
КАПА: А это мой папа.
ПАГАНИНИ сделал неловкий поклон. И со стороны выглядел полным кретином. Лысым, с выпученными от удивления глазами.
Но родители тактично улыбались ему.
МАМА: Проходите, пожалуйста.
Она изящным жестом пригласили его в комнату.
ПАГАНИНИ (волнуясь): Да уж… Конечно… и непременно…
КАПА: Это ПАГАНИНИ, папа.
ПАПА: Прекрасно! Вы, видимо, музыкант?
Отец горячо пожал его руку.
ПАГАНИНИ только открыл рот, как КАПА встряла раньше.
КАПА: Ну что ты, пап! Где ты встречал лысых музыкантов! Эту кликуху ему дали в колонии для несовершеннолетних.
ПАГАНИНИ в ответ кисло улыбнулся.
Папа с мамой растерянно переглянулись.
ПАПА (кашляя): Ну, вообще-то…
Но мама его тут же перебила.
МАМА: Мы никуда не пойдем!
КАПА возмущенно всплеснула руками.
КАПА: Вы обижаете его недоверием, старики! Вот из-за таких, как вы, равнодушных, подозрительных чистюль, случайно оступившиеся юноши превращаются в закоренелых преступников! Куда вы направлялись, родоки?
ПАПА: Вообще-то в филармонию.
КАПА: Ну и чудесно! А я в это время попытаюсь спасти это юное, погибающее в рутине людского равнодушия, сердце!
КАПА в конце пламенной речи взметнула театрально руки вверх.
Лицо ПАГАНИНИ перекосила злоба. Он приблизился к родителям и галантно поклонился.
ПАГАНИНИ: Не беспокойтесь, пожалуйста. И спокойно идите на концерт. Сегодня, если не ошибаюсь, играют Шуберта? Прекрасный композитор. Жаль, что я не смогу послушать его. Придется пожертвовать вечером и объяснить вашей дочери правила хорошего тона.
Родители улыбнулись.
КАПА пожала плечами и скрылась в глуби коридора.
ОТЕЦ (заговорщицки) Вы не обращайте на нее внимания, она же – циркачка.
МАМА (поморщившись): А я терпеть не могу цирк!
ПАГАНИНИ (с готовностью): Я тоже!
ПАПА: Вы знаете, молодой человек, мне кажется, она давно перепутала цирк с жизнью. Для нее это в некотором роде одно и тоже. Она уходит с утра в цирк и возвращается… Ей кажется, в тот же цирк. А люди всегда должны возвращаться домой. Вот я… Инженер. Инженер-конструктор. Я работаю на работе. А дома… Живу, даже когда работаю. Ведь это разные вещи! И они должны быть! А она этого не понимает или понимать не хочет. Ей кажется, что цирк это не работа. А цирк – это жизнь. Мне очень жаль, что ей это так кажется. Хотя… Возможно, ей именно поэтому живется легко.
МАМА: Мы все делаем, чтобы четко разграничить и цирк, и жизнь. Даже в интерьере. Но, увы, безуспешно. Цирк у нее в голове.
ПАГАНИНИ: Цирк в голове у многих, даже если они в нем не были ни разу. Но смею вас заверить, я против цирка!
Родители понимающе переглянулись.
Он проводил родителей до двери, время от времени, кланяясь и интеллигентно улыбаясь.
Он бежал по длинному коридору, и заглядывал в каждую комнату. Капу нашел в крайней из четырех комнат. И ворвался туда, как вихрь.
Комната Капы
Комната богата по старинке. Антикварная мебель, хрусталь, персидские ковры. Разве что не совсем вписывались в интерьер множество цветов на подоконнике, на шкафу и на полу. А так же – огромный аквариум с рыбками. А у балкона – клетка с белыми мышками.
Не вписывалась в изысканный интерьер и КАПА. Лохматая, в рваных джинсах и вытянутой простой майке, она невозмутимо сидела на плюшевом диване по-турецки. И лениво потягивала из длинного бокала шампанское.
ПАГАНИНИ выхватил бокал из ее рук. Залпом выпил. И огляделся.
КАПА (хитро сощурив глазки): Хочешь ананас?
ПАГАНИНИ (взбешенно): Зачем, ну скажи, зачем ты мне наврала три короба?!
КАПА (невинно хлопая выгоревшими ресничками): Разве?
ПАГАНИНИ: Нет! Конечно, нет! Я уже поверил, что твоя мама после выпитой четвертой бутылки чернил посещает филармонию в шикарном наряде. А папа в перерывах между отсидками наряжается во фрак и бабочку. Только вот что-то не видать ползающих голодных детей. Где ты их прячешь, КАПА? (он заглянул под диван). Или ты их сдала бабушке, любительнице шоколада?
КАПА вздохнула.
КАПА: Я же одна, ПАГАНИНИ. У меня нет ни сестер, ни братьев. Ни друзей, ни даже бабушки, ни…
ПАГАНИНИ (грубо перебивая): Ах, ты, моя бедненькая! Я сейчас разрыдаюсь от жалости. Тяжелое детство. Ни с кем не приходилось делиться ананасами. Приходилось уплетать все самой. Ну, как тебя не пожалеть, бедолажка?
Он размашистым шагом направился к выходу.
Но КАПА опередила его и загородила собой дверь.
КАПА: Ну, ты что, с ума сошел, ПАГАНИНИ? Ты что, шуток не понимаешь? А? Я же просто хотела узнать, какой ты. Ты, теперь я вижу… Ты – добрый. Сердце у тебя нежное. Ну, наверно, почти как у Шопена.
ПАГАНИНИ (скривившись в усмешке): Да уж, твой папа был прав.
КАПА (притворно испуганно): А мама?
ПАГАНИНИ: И мама тоже. Ты перепутала цирк с жизнью.
КАПА: Путают те, кто видит разницу. Я ее не вижу.
ПАГАНИНИ: Вот именно! Не ви-дишь! А пора бы! Пора бы понять, что у людей должна быть работа и должен быть дом!
КАПА: Ты рассуждаешь, словно девяностолетний старик. Хотя в цирке девяностолетние старики совсем другие.
ПАГАНИНИ: Я рассуждаю, как человек! И учитель, и врач, и священник, да, даже священник, всегда возвращаются домой!
КАПА: Ты хочешь сказать, что после работы врач перестает думать о пациентах, учитель не пытается вставить нравоучительное слово, а священник начинает лгать?
ПАГАНИНИ: Боже, как ты все переворачиваешь! Я хочу сказать, что всему есть граница! Нет, вернее, у всего есть граница!
КАПА: Но только не между жизнью и цирком. Хотя… Безусловно, цирк, во многом честнее. Там врут и не скрывают этого. В жизни… То же самое. Одно вранье. Но никто об это никогда не заявит вслух. Увы…
ПАГАНИНИ: Увы, КАПА. Пусть так, но я люблю все таки жизнь, а не фарс. Даже если в ней иногда лгут.
КАПА: Тайно, лгут, ПАГАНИНИ. И в музыке лгут.
ПАГАНИНИ: Моя музыка – это правда. И моя работа.
КАПА: А вот это жаль. Не считаю искусство работой. И не считаю, что искусство правдиво.
ПАГАНИНИ: Значит, у нас с тобой разные счеты. И поэтому не попадайся мне больше на глаза, чертовка!
Он громко хлопнул дверью перед ее носом.
КАПА осталась стоять перед дверью. И неожиданно громко расхохоталась.
Цирковая арена
Цирковой акробатический номер. Воздушные акробаты – мужчина и женщина – исполняют гимнастический танец на горизонтальном канате с огромным надувным сердцем.
Комната Паганини
Эта же музыка уже звучит в комнате ПАГАНИНИ. Он играет. Телефонная трубка лежит на рояле.
Комната Капы
КАПА у себя дома, в постели, лежа на кровати, прижимает трубку к уху. Она слушает музыку. Музыка затихает.
КАПА (вздыхая): Здорово! Ты настоящий ПАГАНИНИ. Честное слово! Ты знаешь, я и не подозревала, что фальшивые, неправильные звуки могут звучать так красиво. Ну, прямо, как у нас в жизни. Ведь наш мир бывает правильным и идеальным только внутри нас. И не более… Я верю твоей музыке. Честно говоря, от тебя такого не ожидала. Я думала, ты и впрямь ненавидишь цирк. А оказывается – ты от него без ума.
Голос ПАГАНИНИ (весело): Я его ненавижу, КАПА.
КАПА: И меня тоже, ПАГАНИНИ?
Голос ПАГАНИНИ: Тебя еще больше.
КАПА: Тогда сыграй еще раз. Ну, что ли в знак нашего примирения…
Консерватория. Аудитория
ПАГАНИНИ опустил руки на клавиши. Раздался последний аккорд. УЧИТЕЛЬ сидел него, у рояля, нахмурившись. И пепел от сигареты падал прямо на пол.
Руки ПАГАНИНИ задрожали. Дрожащими руками он закрыл крышку рояля. И сжал кулаки.
УЧИТЕЛЬ (тихо): Это прекрасно, ПАГАНИНИ.
ПАГАНИНИ покраснел. Разжал кулаки. И машинально открыл крышку рояля.
УЧИТЕЛЬ: Это прекрасно.
ПАГАНИНИ: Спасибо, учитель.
УЧИТЕЛЬ: Как ты назвал свою вещь?
ПАГАНИНИ пожал плечами.
ПАГАНИНИ: Может быть "Этюд с ложью", может быть "Этюд для фальши". Может быть "Цирк".
УЧИТЕЛЬ понимающе кивнул.
УЧИТЕЛЬ: Ты знаешь, главное тебе удалось… Это…
ПАГАНИНИ: Что, учитель?
УЧИТЕЛЬ: Передать несовершенством, дисгармонией настоящее совершенство и правду. Я не знаю… Я не знаю, как тебе это удалось. Победить саму музыку. Победить наш слух. И конечно, конечно победить меня (он невесело усмехнулся). Это старо, как мир. Иначе мое назначение на земле было бы лишено всякого смысла.
ПАГАНИНИ (опустив голову): Ну что вы…
УЧИТЕЛЬ (уже строго): Ну ладно! Хватит об этом. Учеников нужно хвалить осторожно. А любимых учеников тем более. А теперь слушай меня. У тебя столько ошибок!
Он придвинул стул к роялю и сыграл первый аккорд…
Улица. Вечер
ПАГАНИНИ, ГРИШКА, ВЛАД и КАПА гуляли по вечернему городу. Было холодно, ветрено.
Недалеко возвышался мост через реку.
ГРИШКА (возмущенно, указывая пальцем на мост): Ну что же, что же это такое! Какой бездушный! Бессердечный! Просто дорога и не больше. А настоящая дорога. Настоящий мост – это же целая жизнь! Представляете. За минуту по нему пробегают целые судьбы!
ГРИШКА говорил возбужденно и даже хорошел в этот миг. Какой-то удивительный блеск появлялся в его близоруких глазах.
ГРИШКА (размахивая толстыми руками): Мой первый мост будет совсем, совсем другим! Таким высоким, что звезды над головой приобретут невероятно огромные формы!
КАПА (громко, перебивая вой ветра): Неужели! Вот это да!
ГРИШКА (еще громче): Ну да! Ну конечно! Ощущение, что ты идешь в гору! Прямо дух захватывает! Представляешь! А воздух чистый! Прозрачный! Пей, сколько хочешь! И весь мир как на ладони, и весь мир у наших ног!
ГРИШКА в порыве страстного монолога схватил Капу за плечи.
ГРИШКА: Ведь ты мне веришь, КАПА? Ну же? Ну, правда же? Веришь?
КАПА (кричит, ее крик уносит ветер): Конечно, конечно верю! Я никогда не была в горах. А тут… Какая удача! Каждый день! Чистый воздух! Пей, сколько хочешь! И звезды в ладони…
ВЛАД (хлопнув Гришку по плечу): Ладно, старик. Идет. Считай, что уговорил. Свой второй репортаж я назову "Мост, убегающий в небо". Красиво, старик?
КАПА: Здорово!
Они подошли к дому Капы.
КАПА: Ну, мне пора.
Трое друзей тупо уставились на нее.
А она не отрываясь, не стесняясь, смотрела на одного ПАГАНИНИ. ГРИШКА едва прикоснулся к плечу Влада. Тот понимающе кивнул. И они медленно стали удаляться.
КАПА по-прежнему неотрывно смотрела на ПАГАНИНИ.
КАПА (вызывающе): Мои уехали на дачу, ПАГАНИНИ. Я сегодня одна. Зайдем?
Он отрицательно покачал головой.
КАПА (уже неуверенно): Но почему?
ПАГАНИНИ (упрямо покачав головой): Нет, КАПА!
КАПА (уже умоляя): ПАГАНИНИ, только на минутку, ПАГАНИНИ.
На его губах появилась противная ухмылка.
ПАГАНИНИ: Уже поздно, КАПА. Пора спать. Иди.
Он легонько подтолкнул ее к двери подъезда.
Ее глаза с ненавистью, презрением впились в него.
КАПА (кричит): Идиот! И чтобы никогда! Никогда! Не смел мне звонить! Мне плевать на твою бездарную музыку!
Она мигом скрылась в подъезде.
ПАГАНИНИ, приподняв воротник пальто, кинулся догонять своих товарищей.
Они ждали его за углом.
ВЛАД: Не переживай, ПАГАНИНИ! Женщины любят поломаться. Это их главный козырь. В следующий раз она тебя обязательно впустит. Уж поверь моему горькому опыту.
ГРИШКА: Не обязательно, ВЛАД КАПА настоящая! И очень гордая.
Квартира Вики. Коридор
ВИКА отворила дверь.
ПАГАНИНИ не отрывал жадного взгляда от ее длинных крепких ног.
ВИКА (рассмеявшись): ПАГАНИНИ? Ты что, ПАГАНИНИ? Хочешь, чтобы я еще какую-нибудь роль сыграла? Но учти, тетушкой с фабрики я больше не буду.
ПАГАНИНИ (жадным взглядом смотрит на нее): И не надо ВИКА. Свари мне лучше кофе, ВИКА.
ВИКА скрылась в кухне.
ПАГАНИНИ быстро подошел к блоку электропитания и вырубил свет в квартире.
ВИКА (кричит из кухни): ПАГАНИНИ! Что это! Свет перегорел!
ПАГАНИНИ (кричит): Перегорел, ВИКА! Во всем районе. Какая-то авария!
– Ты где, ПАГАНИНИ?
Они шли навстречу друг другу, осторожно ступая в темноте и вытянув руки вперед. Они ударились друг о друга. ВИКА нащупала лицо ПАГАНИНИ. Его стриженые волосы, его плечи.
ВИКА: Это ты, ПАГАНИНИ?
ПАГАНИНИ (крепко ее обняв): На сей раз, ты не ошиблась. Ты настоящая красавица, ВИКА. И настоящий товарищ…
Улица. Ночь
Во всех домах ярко горел свет.
И лишь одно окно было черным, словно там никто не живет.
Улица. День
Солнечный теплый день. Бабье лето…
ПАГАНИНИ и КАПА шли за руку по многолюдному проспекту. КАПА что-то горячо шептала ему на ухо и смеялась.
Навстречу им гордо шествовала ВИКА. На высоченных каблуках, в мини-юбке, оголяющей ее крепкие ноги.
ПАГАНИНИ тут же поспешно отвел взгляд.
ВИКА (непринужденно встряхнув длинными блестящими серьгами): Привет!
ПАГАНИНИ: Привет, Вик (вяло пробубнил, шаря глазами по асфальту) Ну и как они, твои дела?
ВИКА: Великолепно! (она, оценивающе, оглядела Капу с ног до головы).
КАПА (ехидно): Вы по-прежнему трудитесь на кондитерской фабрике?
ВИКА (печально вздохнув): Нет. Меня уволили. За каждодневную кражу шоколада. Теперь я тружусь на игрушечной. Ты случайно не нуждаешься, девочка?
КАПА покраснела от злости. И рванула к Вике.
ПАГАНИНИ вовремя удержал ее за руку.
ПАГАНИНИ: Ну, мы пошли, ВИКА. Я как-нибудь к тебе забегу.
ВИКА (многозначительно подмигнув): Забегай, ПАГАНИНИ. Как-нибудь.
КАПА шла, надувшись и нахмурившись.
ПАГАНИНИ (схватив ее за руку): Ты чего, КАПА?
Она злобно одернула его руку.
КАПА: У тебя с ней что-то было, ПАГАНИНИ!
ПАГАНИНИ: Ты с ума сошла, КАПА! Откуда! Откуда ты взяла такую чушь! Да ты только взгляни на ее серьги!
КАПА (огрызнувшись): От верблюда! Ты всегда смотришь в глаза. Почему ты на нее не смотрел?
Он пожал плечами.
ПАГАНИНИ: Просто мне не нравятся ее глаза.
КАПА: А мои, мои глаза тебе нравятся? (закричала, перебивая шум машин).
ПАГАНИНИ: Очень, КАПА. Очень…
Он стал целовать ее лицо, волосы, губы.
Ржаное поле. День
Они целовались среди невысокой озимой ржи.
Над нами низко летел кукурузник. Летчик в шлеме что-то кричал сверху.
А потом на поле посыпались красные гранулы.
ПАГАНИНИ встряхнул головой, словно после тяжелого похмелья.
Они вскочили и, смеясь, побежали.
Самолет по-прежнему распылял калийные удобрения.
И они, ярко красного цвета, падали на желтое поле.
КАПА(кричит): Что это?
Ее голос с трудом пробивал шум двигателя.
ПАГАНИНИ (кричит): Всего лишь удобряют озимые!
КАПА: Какой ты скучный, ПАГАНИНИ! Это же край земли и край неба, с которого падает красный дождь! Ты мне веришь, ПАГАНИНИ?
Самолет медленно удалялся вдаль. Шум мотора еле слышен.
ПАГАНИНИ: Конечно, верю, конечно.
Тихо сказал он и крепко прижал Капу к своей груди.
Вновь зажужжал двигатель самолета.
Они уходили от желтого поля, крепко взявшись за руки. КАПА смотрела вверх. И махала летчику рукой.
ПАГАНИНИ не выдержал и резко обернулся.
Поле утонуло в густом тумане.
И только неровным четырехугольником распластались по земле стебельки ржи.
КАПА: Не приглядывайся, ПАГАНИНИ. Ничего нет. Разве ты не знал, что наша земля круглая. И края земли быть не может.
ПАГАНИНИ: Но ты есть, КАПА?
Он стал лихорадочно ощупывать ее волосы, лицо, руки. Она рассмеялась. И всем телом прижалась к нему.
КАПА: Я есть, ПАГАНИНИ. И я буду с тобою всегда. Только я.
Летчик сделал низкий круг над нами.
КАПА: Вот бы всегда быть там. Как он.
КАПА вновь помахала самолету рукой.
ПАГАНИНИ: Ты и так там всегда.
Он крепко прижал ее голову к своей груди.
ПАГАНИНИ: Только не улетай от меня навсегда, КАПА. Только не улетай…