Ягоды было полно, и Степашка, босоногий сорванец, опять поскользнулся, будто на влажной красноватой глине. А потом он сел на пенек и стал – не хуже медвежонка – "лапу сосать".
Он смешно пыхтел, вытягивая шею – пытался ягоды слизнуть с ноги. Крутился и вертелся и так, и эдак, пока не шлёпнулся – аж зубы клацнули.
– Деда! – сердито позвал. – Хватит рыбалить!
Почесав ушибленное место, Степашка приблизился к "рыбаку" и растерянно похлопал глазёнками; увидел чёрный обломок дерева, из которого – наподобие удилища – торчала длинная сухая ветка. А возле этого обломленного дерева и дальше – земляники столько понасыпано, будто кто кузовки опрокинул…
Забывая обо всём на свете, Степашка взялся ягоду грести двумя горстями. Увлечённый этим занятием, он прошёл через поляну, мимоходом перепрыгнул ручеёк, наполненный подобием парного молока – белая пена в нагретой воде шапками шипела и пузырилась. Степашка ел и ел – дорвался до бесплатного. Ягода, похожая на солнечные капли, нежно подтаивала во рту, соком сочилась куда-то под сердце. Подушечки пальцев сделались красными, щеки задорно зарделись. Будничная серая рубаха стала выглядеть нарядной, праздничной – вся в красных петухах.
Скоро Степашка налопался – до барабанного брюха. Но ягоды – как бесенята какие! – сами из травы в ладошку прыгали и словно бы целоваться лезли. И парнишка был не в силах сопротивляться. Тем более, что ягода встречалась – как нарочно – всё крупней, всё ярче. Местами попадались даже такие ягоды – величиной с куриное яйцо. А потом ещё крупнее. А потом Степашка обомлел, изумлённо тараща глаза.
В глуши на дремотной поляне стояла Царевна-Ягода.
Краснощёкая, слепящая красой. Парнишка подумал поначалу – это золото. А когда пригляделся – нет, девочка, только не простая, золотая. Царевна, стало быть.
– Здравствуйте вам! – Степашка, улыбаясь, руку протянул. – Давай знакомиться.
Краснощёкая царевна неожиданно топнула ножкой, обутой в бриллиантовую туфельку-росу.
– Босяк! – капризно крикнула. – Мне все люди кланяются в пояс!
Степашка нахмурился.
– Всем ягодам кланяться надо. Дед говорил. И грибам надо кланяться. И картошке на огороде. Чего ты раскричалась?
– Я – Царевна, вот чего!
– Ну, и что? Подумаешь! Ты – царевна, а я – князь. Да, да.
Что рот разинула? Не видела князей?
Поговорили вот так-то они, пошумели, а через минутудругую пошли рука об руку, мирно беседуя и улыбаясь.
Птицы пели над головами. Вечернее солнце краснело вдали, точно домой уносило корзину, полную ягод. Зацепившись за вершины деревьев, корзина рассыпалась по-над озером – малиново-жаркие ягоды упали в траву, закружились по тёмносиней воде.
– Ну, как? – разводя руками-стебельками, поинтересовалась Царевна. – Нравятся мои владения?
– Твои? – Мальчик усмехнулся. – Князевы тут жили тыщу лет.
– Ха-ха! Ты ещё скажи, что это ваша княжеская вотчина.
– Да! – заупрямился Степашка. – Наша…
– Как бы ни так. Это царские земли.
Парнишка промолчал, чтобы снова попусту не ссориться. – Царские земли? Ну, ладно. А вот когда зима придёт, сугробы встанут, куда ты денешься? Что-то я тебя зимой тут не встречал.
– О! – Царевна улыбнулась, глядя вдаль. – Я зимой живу за синими морями, за горами.
– Ну, вот! Ты сегодня здесь, а завтра там. А дедуля мой сто лет на этих землях проживает. Так что ты не сочиняй про землю царскую. Давай-ка лучше я тебе покосы покажу. Пойдем, кума.
Краснощёкая Царевна рассмеялась.
– Кума? Ах ты, босяк! Набиваешься ко мне в родню? – Больно это нужно мне! – Степашка отмахнулся. – такую родню вижу по пятнадцать раз на дню.
Опять Царевна засмеялась. Звонкое эхо прокатилось за деревьями – словно тройка с бубенцами пролетела. И пошли они дальше – осматривать свои владения. А чтобы не обидно было никому, договорились так: справа будут "княжеские" земли, а слева – "царские".
Возле реки, вытекающей из голубого лесного озера, повстречалась небольшая странная птичка – хохолок на голове напоминал корону.
– Вот ещё одна царевна или царь, – насмешливо сказал Степашка. – Тоже, наверно, считает, что это – его владения.
– Это не царь. Это – удод.
– Вот-вот! Каждый урод начинает из себя царя корежить. – Мальчик нагнулся, зелёную шишку поднял. – Я вот задам ему жару.
– Не надо его трогать. Удод приносит пользу.
– Да? Какую пользу?
– Гусениц уничтожает, хрущей и вредных слоников.
– А слонов случайно не уничтожает? – Степашка усмехнулся. – Или уже всех уничтожил? Ни одного не встретишь ни в лесу, ни в поле.
– А ты весёлый! – похвалила Царевна.
– Не посмеёшься, так и не поплачешь. Дедушка мой говорит.
– А где он?
– Не знаю. Где-то здесь, в бору. Я хотел его найти, а нашёл тебя.
Ягода-царевна всплеснула руками-стебельками. – Так, может быть, он заблудился?
Снисходительно посмотрев на царевну, Степашка не без гордости ответил:
– Ваша светлость! Да будет вам известно, что дедуля мой работал лесником. Он тут пройдёт с закрытыми глазами нигде ни разу не споткнётся. – Ой, хвастунишка! – Нет, я правду говорю.
– Ну, хорошо. Значит, за деда твоего не стоит беспокоиться?
Степашка задумался, глядя по сторонам.
– Дедуля, наверно, теперь за меня беспокоится. Я ведь ушёл, не спросясь.
– Ну, так давай вернёмся.
– Погоди! Я тут хочу найти кое-кого. Ты новый дом не встречала поблизости?
– Здесь нету никаких домов. Ни старых, ни новых. – Значит, скоро будет, – заверил мальчик. – Папка мой где-то здесь дачу строит для бабы яги.
Царевна засмеялась, сверкая слезинками-росинками в глазах.
– С тобой не соскучишься. Ты разве не знаешь, что эта яга только в сказках живёт?
Подождав, когда Царевна отсмеётся, Степашка в свою очередь спросил:
– А ты разве не знала, что сказки живут по лесам? Хотя откуда тебе знать? Ты же царевна. Ты сама живёшь, как в сказке. Да? Целыми днями, небось, на троне своём золотом восседаешь.
Качая головой, она ответила:
– Если бы я всё время сидела на троне, мы бы с тобой не встретились. Иногда, как видишь, я в люди выхожу. Царевне надо знать, как живёт её народ, чем занимается.
– А где он, твой народ? – не понял мальчик.
– Везде. В лесах, в полях. Ты ведь тоже – мой народ. Ты разве не знал?
Глаза Степашки удивленно округлились, а потом он рассмеялся так, что слёзы побежали по щекам.
– Вот на этой весёлой ноте, – сказал он, подражая отцу, – мы с тобой и расстанемся.
* * *
Темнело. Последний свет зари между стволами вдали догорал, ссыпаясь на землю – красноватой переспевшей ягодой. Звезды, как серебряные шишки, закачались на косматых ветках. Огромные сосны впотьмах стали казаться ещё огромней. Сосны поскрипывали, словно перетаптывались, подходя друг к другу. В голубоватом сумраке запахло сыростью. Капля росы, заостряясь на ветке, сорвалась – шею уколола хвойною иглой.
Степашка вздрогнул и плечами передёрнул. Постоял, приглядываясь. В тишине было слышно, как бухает сердце, гонимое страхом. Где-то ручеёк побулькивал, пробегая по дну заболоченного оврага. Приглушённо скрипнул коростель. Поёживаясь, мальчик дальше двинулся. Прохлада под рубаху заползала. Темнота скоро сгустилась до того, что ничего не видно впереди. Покружив по соснякам, Степашка набрел на поляну, где старый, сгнивший пень гнилушками светился, будто костерок, едва живой. Мальчик подошёл, присел на корточки, вздыхая: хорошо бы теперь погреться, воду вскипятить, травки заварить. Простые эти вещи, какие мальчик раньше не ценил – жаркопламенный костёр, кружка горячего, душистого чаю – представились как самые желанные, вовек недосягаемые.
Отойдя от холодного пня, мерцающего светляками, Степашка затосковал. Что делать? Как быть?
И вдруг за деревьями что-то сверкнуло – почудился далёкий огонёк, похожий на сказочный жар-цвет, стоящий в тёмной чашке лесного омута.
Осторожно приблизившись, мальчик увидел избушку на берегу – свет из оконца падал на траву, блестящую росой. Потоптавшись, он не сразу отважился. Робко взялся за ручку двери, потом постучал, но ему не ответили.
Нерешительно переступив порог, Степашка поздоровался.
Кто-то стоял спиной к дверям. Еду готовил на плите – пахло жарко, вкусно.
Степашке на мгновенье показалось, что это – Максим Прокопович.
– Деда! – прошептал он. – Ты?
Старик возле плиты неспешно повернулся, и мальчику сделалось не по себе. Это был страшный Старик-Лесовик.
Дремучее лицо его почти полностью укрывала зеленоватая борода, на которой сидела стрекоза, сверкающая крыльями. – Князь! Носом в грязь! – шевеля моховыми бровями, заворчал старик. – Я уж думал ты в бору ночевать останешься.
Степашка, от страха готовый задать стрекоча, удивился:
– А вы откуда знаете меня?
Дремучий Старик-Лесовик усмехнулся, оглаживая бороду – стрекоза слетела.
– Царевна-Ягода успела рассказать. Бабы эти – они как сороки.
Услышав про царевну, мальчик осмелел.
– А где она?
– Бог её знает. – Старик махнул рукой. – Недавно тут была. Ну, проходи. Небось, проголодался? Сглотнув слюну, Степашка отказался. – Нет, я землянику трескал.
– Ну, это баловство для мужика. Земляникой только птичка сыта бывает. Проходи. Не скромничай. А то стоишь – в алмазах весь, в бриллиантах с головы до ног.
Мальчик удивленно посмотрел на свою рубаху в красных петухах от земляничного сока, в зеленоватых пятнах от травы.
– Как это – в алмазах, в брильянтах?
– Скромность украшает. Не правда ли? Вот и стоишь ты – как русский князь. – Дремучий Лесовик посмотрел за окно. – А где твой конь? Дружина где?
Мальчик растерянно хлопал глазёнками. Непонятно, загадочно как-то глаголил Старик-Лесовик. Но главное – старик уже не казался пугающим. В нём был какой-то добрый дух, который невозможно спрятать за грозным внешним видом.
– Вообще-то… – Степашка замялся. – Можно маленько поисть.
Лесовик обрадовался.
– Во! Другое дело, князь! Давай к столу. Коня потом накормим.
– Какого коня? – Твоего.
– Так я сюда пешком…
– Неужели? Это что-то новое. С каких это пор князья пешком по лесу бродят? – Лесовик покачал косматой головой. – Даже баба яга не любит пешком. В ступе летает.
– Бабы ёги только в сказках, – несмело возразил Степашка.
– Вот то-то и оно! – Дремучий Лесовик загоревал. – Даже до сказок добрались. Куда годится? Раньше у меня была хоромина – жил, не тужил. И что ты думаешь? Отняли. Много лет ютился в такой хибаре – стыдно было в гости пригласить. Это хорошо ещё – повстречался добрый человек. Хороший русский мастер. Построил мне избушку – будь здоров. Живу, не нарадуюсь.
Старик-Лесовик назвал имя русского мастера.
– Так это же мой папка! – воскликнул мальчик. – Правда? Ну, тогда ты для меня самый дорогой, желанный гость. Я угощу тебя и птичьим молоком, и всем, чем хочешь…
Мальчик подошёл к столу, присел на краешек большого круглого пня, служившего табуреткой, и начал осматриваться.
Избушка, которую построил мастеровой отец, была удивительная – ничего подобного Степашка не встречал. Во-первых, она, снаружи маленькая – внутри почему-то оказалась просторной и высокой. А во-вторых, сквозь потолок проступали звёзды – крупные, яркие звёзды приветливо помигивали в вышине, и светилась серебристая подковка молодого месяца, только что взошедшего над вершинами бора. Потолок такой прозрачный оказался – будто вовсе нет потолка. Мальчик это понял, когда увидел филина, из тайги влетевшего в избушку – через потолок. Филин влетел так неожиданно – Степашка едва не вскрикнул.
Заметив это, Дремучий Лесовик развеселился.
– Не обращай внимания, – успокоил он. – Тут разные гости бывают.
– И медведи тоже? – насторожился мальчик.
– Ну, эти очень редко. Зимою в основном. Какой-нибудь шатун придёт, бывало. Я мёдом лапу намажу ему – спит за печкой до весны. Так храпит, что стёкла дребезжат.
Дремучий Лесовик рассказывал охотно, громко, весело.
Белозубая улыбка то и дело мелькала в глубине моховой бороды. От улыбки этой у Степашки всё больше светлело на сердце. Он с удивлением смотрел на Лесовика и думал, что старик только с виду страшенный, весь волосатый, будто столетний, замшелый пень. Но если приглядеться: хитроватые глазки полны тихой ласки – голубеют, как две ягоды во мху.
Утром Степашка проснулся – пусто в избушке. Тишина. Только дятел сквозь прозрачный потолок неожиданно влетел в избушку, побарабанил клювом по бревну, будто поприветствовал Степашку, поддёрнул красные штаны, и упорхнул.
Улыбаясь, мальчик вышел за порог. Туман с пригорка медленно скатывался к озеру – гусиным косяком. Где-то позванивала иволга. Крупная роса в траве сверкала. Шагая к лесному озеру, Степашка чуть на утку не наступил – сидела под кусточком, не боялась.
Мальчик с удовольствием умылся. Вода в роднике под берегом студёная, с крапивной иголочкой – приятно покалывала.
Он постоял, вдыхая чистый воздух. И неожиданно заметил – нечто непонятное.
Золотистые какие-то круги бесшумно падали на воду и растворялись в тёмной озерной глубине. Степашка огляделся.
Сверкающие круги зарождались где-то за деревьями. А в воде – будто огромные глаза – моргало отражение кругов.
"Что за чудеса?" Парнишку разобрало любопытство. Он пошёл, стараясь осторожничать, – не наступал на сучья, чтобы не стреляли.
Остановившись за большой сосной, мальчик увидел интересную картину.
Вот пролетел через поляну тонкий золотистый круг. Пролетел высоко, зацепился за вершину сосны. Верхушка вспыхнула, как будто загорелась. Тихий, золотистый свет прокатился по дереву – от вершины до комля – и пропал без следа.
"Кто там? – Мальчик насторожился. – С огнём не балуют!"
И вскоре он увидел Старика-Лесовика, стоящего на поляне.
Дремучий Лесовик легко и ловко разбрасывал какие-то сияющие, странные кольца – на деревья навешивал. Под ногами у Лесовика находился мешок, который показался мальчику бездонным. Длиннобородый старик вынимал оттуда кольца – одно за другим – и подбрасывал. Вынимал и подбрасывал.
И столько там было колец – Степашка со счёта сбился. Выйдя из-за укрытия, мальчик заинтересовался: – А что ты делаешь?
Лесовик не ответил.
– А где твоё "доброе утро"? – сурово спросил. Степашка посмотрел по сторонам.
– А-а… – догадался, растягивая улыбку. – С добрым утром!
– Вот с этого и надо начинать, – заворчал Дремучий Лесовик. – Что я делаю, спрашиваешь? Работаю.
– Ну? – не поверил мальчик. – Разве это работа?
– А что это, по-твоему? Баловство? – Длиннобородый Лесовик нахмурился. – Люди думают, что я только то и делаю, что в игрушки играю! – Он руку запустил в мешок, достал сияющее кольцо. – А ну, возьми. Попробуй, князь.
– А что это такое?
– Бери. Не кусается. Степашка не сразу насмелился. – Ого! – удивился. – Горячее!
Золотое кольцо оказалось легким, невесомым и пахло – мальчик нарочно принюхался – пахло кольцо почему-то свежей, тёплой солнечной смолой. Степашка размахнулся, чуть приседая. Просвистев пичугой, кольцо перелетело через поляну, зацепилось за берёзу и неожиданно заискрило. Раздался негромкий хлопок – и от кольца остался лишь голубой лоскутик дыма, уплывающий в небо.
Дремучий Лесовик за голову схватился. – Загубил кольцо! Эх ты, тетеря!
– Я не нарочно. – Степашка сконфузился.
– Ясное дело, – утешил старик. – Хочешь ещё попробовать?
– Не надо! А то ещё снова испорчу.
– Да-а. Вот такое, братец, "баловство"! – со вздохом подытожил Лесовик. – Попробуй, покидай весь день – руки отвалятся.
Парнишка брови приподнял.
– А зачем их кидать?
– Надо, братец, надо. Так Матушка-Природа повелела. – А что это за кольца?
– Обручальные! – Старик-Лесовик хитровато мигал голубыми ягодками глаз. – Видишь, два дерева рядом стоят.
Жених с невестой, язви их… – Лесовик достал два кольца из мешка – ловко набросил на две сосенки. А потом заговорил уже серьёзно: – Это годовые кольца, парень. Ты слышал про такие? Нет?
– Слышал. Дед рассказывал. А зачем их на деревья-то набрасывать?
– А как же ты узнаешь, сколько дерево живёт? Молодое дерево, к примеру, нельзя рубить. А старые – поздно рубить.
Надо знать, сколько дереву лет. Вот такая, князь, работа у меня. – Интересная работа. Только тяжёлая.
Старику такое сочувствие пришлось по душе.
– Кольца бросать – это ещё ничего. А вот зверей считать, за птицами доглядывать – ой, морока. Я не жалуюсь, но, знаешь… Устаю как собака.
Степашка засмеялся.
– Деда мой тоже так говорит.
– Ну, а я – кто, по-твоему? Баба? Разуй глаза! Присмотревшись, мальчик ахнул. Так это же – родимый дед Прокопович. Вчера впотьмах Степашка не разглядел, как следует. А теперь – ну, точно, дед. Вылитый Прокопович. И родинка на лбу – между бровями, и седые волосы из ушей растут.
– А я-то думаю, – развеселился мальчик, – почему это, думаю, деда не ищет меня?
– А чего ему искать? Он давно нашел.
За разговорами они перешли на другую поляну. И там длиннобородый Лесовик тоже разбрасывал годовые кольца. Долго разбрасывал. Метко.
Бездонный мешок всё не давал покоя мальчугану.
– Деда! А что за мешок за такой? – Обыкновенный мешок. А в чём дело? – А можно туда заглянуть?
– А чего же нельзя?
Мальчонка осторожно сунул нос вовнутрь.
– Тут пусто! – пробормотал разочарованно. – Пусто.
– Не может быть! Я только что насыпал…
– Кого? Чего?
– Золотых колец. Много-много насыпал, едва дотащил до поляны. – Хитровато ухмыляясь, дед руку запустил в мешок и достал сияющий, искристый обруч, от которого пахло смолой и солнцем. – Во. Как же пусто? Держи.
Мальчик ещё раз попробовал бросить годовое кольцо. Хлопая в ладоши, закричал восторженно:
– Деда! Получилось!
– Молодец! У тебя получилось, пожалуй, даже лучше моего. – А ещё разочек можно?
– Можно, князь! Гуляй напропалую!
Годовое кольцо, высоко взлетевши над поляной, попало на вершину молодой сосны. Вершина засияла. Золотистый свет покатился по стволу и пропал у тёмного комля – необъятного основания.
Работали так – почти до полудня. Сели отдохнуть в тенёк – там лежала старая сосна, поверженная бурей. Торец у дерева был ровненько отпилен – Старик-Лесовик постарался.
– Вот годовые кольца. Глянь. – Он корявым ногтем пощёлкал по дереву. – По этим кольцам можно узнать, когда зима суровая случилась, когда лето выдалось плохое.
– А как ты узнаёшь?
– В такие годы кольца растут по-другому. Если год засушливый – кольцо будет поуже. А если влажный год – кольцо пошире. Биография дерева, можно сказать.
– А что это такое… – Степашка не сразу выговорил, – биография?
– Ну, кто когда родился, когда крестился. Понимаешь? – Понимаю. Не маленький.
Ветер в тишине прошёлся по деревьям, притоптал вершины ближайших сосен.
Дремучий Лесовик поморщился, на небо посмотрел.