Тудор подумал, что, может, фермер и правда прав, и работать надо больше. Так что Тудор стал работать по 20 часов в сутки. От этого он возвращался домой, харкая кровью и согнувшись в три погибели, как раб с возведения пирамид Среднего Царства. Но Тудор тогда еще не был знатоком египтологии, поэтому он просто харкал кровью и шел, согнувшись. Дома его ждал любимый сын, чудесный мальчишка Петря. Он гукал, улыбался, и Тудор, взяв пацана на руки, забывал о своих легких и спине. Он платил няньке, – старухе с окраины села, – почти весь свой месячный доход. Стелла, к сожалению, перестала звонить и слать деньги сразу же, как только уехала в Италию. Это не очень удручало Тудора. Куда больше его расстраивало другое.
Мальчишка стонал без перерыва.
* * *
О том, что с мальчишкой что-то не так, Тудор догадывался с самого начала. Маленький Петря все время натужно стонал и кряхтел, но бабки в селе успокоили мужчину, сказав, что это от живота. А животом мучаются все мальчишки, сказали бабки. На всякий случай они посоветовали Тудору мазать живот мальчишки паутиной, снимать которую следовало в церкви, за иконами. Тудор, как человек, работающий с техникой, лишь отмахнулся от этих глупых суеверий. В церковь он пошел аж на пятый месяц жизни мальчика. Петря все эти пять месяцев стонал и кряхтел, чем едва не свел отца с ума. От боли губы ребенка были синими и поджатыми. Невесело выглядел маленький Петря, – и все стонал, стонал, да стонал без остановки, – когда Тудор, махнув рукой на свой атеизм, пошел в церковь, смести паутинок за иконами. Там-то его и подловил сельский священник, отец Паисий.
– Ая-яй, сын мой, – сказал он неодобрительно.
– Что же ты за иконами шаришься? – сказал он зычно.
– Выйди на свет, хочу посмотреть на того мудака, который решил нашу церквушку ограбить, – сказал он.
– Отец, вы все не так поняли, – сказал виновато Тудор.
И вкратце объяснил все священнику. Тот от этого нисколько не умягчился, а лишь рассвирепел.
– Потому мы и живем в говне, дети мои! – гремел он на всю церковь.
– Потому мы и отстали от всего мира на сто лет! – кричал он.
– Что занимаемся погаными вудуистскими обрядами и лечимся паутиной, – тряс он руками.
– И это в самом конце двадцатого века! – сказал он.
Тудор не видел укоризненного выражения лица отца паисия. Трактористу было стыдно, и он глядел в пол. Священник, горько повздыхав насчет темноты и безграмотности села, закрыл церковь и пошел в Тудору домой. Там он провел передовой обряд помазания младенца елеем, изгнал из него злых духов, плюнул мальчишке на лоб, помазал слюной нос и рот, дунул в каждую ноздрю, и обмахал веником.
– Дурные болезни сметаю, – пояснил он Тудору.
После этого пришла пора платить. Тудор отдал священнику последние запасы муки и масла.
Но мальчишка стонал не переставая.
* * *
Когда Тудор решился на крайние меры, сыну Петре – все стонавшему да стонавшему без перерыва, – исполнился год. Тудор, взяв пацана на руки, вышел к дороге. Там он тормознул попутную машину, и добрался до Кишинева, где очень долго искал больницу. Какую именно, он объяснить городским не мог, отчего одни очень нервничали, другие много смеялись, и все презрительно воротили нос от Тудора с пацаном, которые действительно не очень хорошо пахли. К вечеру Тудор больницу нашел, но было уже шесть часов, и холеный врач, закрывавший двери кабинета, сказал, что не может дольше задерживаться. Так что Тудор подождал до утра, держа мальчишку на руках. Он уже заметил к тому времени, что маленький Петря стонет от прикосновений к чему-либо. Мальчишка стонал от боли, и просил то попить, то чтобы перестало болеть, так что ночь пролетела как один миг. И утром, всего лишь после трех часов в очереди, Тудор попал, наконец, на прием. Небрежно осмотрев мальчишку, врач начал писать. Писал он долго, часа три. После этого сказал:
– Вот вам направление к врачу, который его посмотрит.
– А вы разве не врач? – спросил бестактный Тудор.
– Я тот врач, который выписывает направления к другим врачам, – с достоинством сказал врач.
У другого врача Тудор положил мальчишку – все стонавшего – на кушетку, и стал ждать. Микстуры бы нам, просраться, доктор, хотел сказать он. Но доктор, качавший печально головой, сказал, что дело вовсе не в животе.
– Hidrutyiis dahytero, – грустно сказал он.
– Я русский не очень хорошо знаю, – шмыгнул застенчиво Тудор.
– Это латынь, – грустно сказал доктор.
Вышел и вернулся с коллегами.
– Hidrutyiis dahytero, – сказал он еще раз.
– Hidrutyiis dahytero? – очень удивился второй.
– Да, Hidrutyiis dahytero, – подтвердил третий,
– Hidrutyiis dahytero без сомнений, – вынес вердикт четвертый.
– Hidrutyiis dahytero, – сказали они хором, как дети в школе.
После этого Тудора попросили сесть.
– Папаша, мальчик ваш неизлечимо болен, – сказали Тудору.
– Это редкая болезнь, которая развивается из-за отсутствия в организма особого вещества, – сказали ему.
– Благодаря ему в суставах есть жидкость, кожа эластичная, кости скрепляются, ноги ходят, глаза смотрят, – сказали ему.
– Чем дальше, тем больше кожа будет сочиться гноем, – сказали ему.
– И любое прикосновение будет вызывать адскую боль, – сказали ему.
– Но хуже всего то, что каждый день будет все хуже и хуже, – сказали ему.
Тудор – с очень прямой спиной и сцепленными между колен руками, – посидел молча, и спросил.
– Так а что делать?
– Давать морфий, чтобы не было больно, – сказали врачи.
– Хорошо, давайте! – сказал Тудор.
– К сожалению, система здравоохранения Республики Молдова не предполагает обслуживание таких пациентов регулярными дозами лекарство типа морфий, что связано с недостаточным обеспечением нужд медицинских учреждений на уровне запрашиваемых ими поставок, что, несомненно, будет исправлено в ходе демократических рыночных реформ в рамках программы по обеспечению населения доступными медицинского услугами в 2020 году, что предусмотрено в принятой правительством Программе по обеспечению населения доступными медицинского услугами в 2020 году – сказали ему.
– Что же делать? – спросил Тудор еще раз.
Врач потрепал его по плечу и сказал:
– Мужаться.
Тудор посмотрел на доктора, пробормотал "спасибо", неловко сунул в ладонь двадцатку, которую доктор неловко забрал, взял сына на руки, и вынес так из больницы – как жених невесту из ЗАГСа, – и поехал в село.
По дороге домой мальчишка стонал.
* * *
Спустя год Петря был все еще жив.
Тудор держал его на большом надувном матраце и бросил работу, чтобы ухаживать за сыном. Еду он просил у дальнобойщиков Христа ради, мальчишку каждый день протирал, и обмахивал огромным веером почти круглосуточно. Может быть, веер и натолкнул его на мысли о Древнем Египте. По крайней мере, Тудор видел такой в фильме про фараонов в своей прошлой жизни: когда в селе был кинотеатр, Дом культуры, и сюда приезжала "скорая". Так что Тудор, чтобы не скучать, пошел к сельской библиотеке, которая стояла заколоченной, и, вырвав дверь, набрал себе всяких разных книг по латыни и истории Древнего Египта. Чтобы не бездельничать, когда мальчишка спит, а он нет, потому что двигает опахалом. Помахивая им – сделанным из веника, длинной палки, и нескольких листьев лопуха, – левой рукой, Тудор держал в правой книжку и с увлечением и восторгом погружался в мир Древнего Египта. Книжку явно писал волшебник! Ведь в предисловии так и было сказано:
– "Благодаря этой книге вы погрузитесь в мир Древнего Египта и увлечением и восторгом".
И откуда они знали, думал с увлечением и восторгом Петря.
Спустя пару месяцев, когда он отлучился на часок к дороге попрошайничать, и вернулся, дома его ждала Стелла. Молодая, красивая, загорелая. На каблуках, в юбке, и блузке! Розовой, с бантом… Поглядеть на Стелуцу сбежалось все село.
– Пронто, пронто, – смеялась она.
– Белла е белла, – говорила она громко и уверенно.
– Эль пяно! – улыбалась она.
– Белло, чао, э чао, – говорила она.
– Фантастико, чао! – говорила она.
Тудор молча посмотрел на такую чужую и красивую женщину, снял резиновые тапки, которые ему были вместо осенней обуви, и сел на стул. Тудору было страшно неловко. Он робел Стелуцы.
– Спасибо что присмотрел за бэби, – сказала Стелуца.
– А сейчас я забираю его, – сказала она.
– Ты должен понять, что мы с Чиано будем ему более подходящие паринто, – сказала она.
– Да, я все понимаю, – сказал Тудор.
Скучающий Чиано – большой волосатый мужчина с золотой цепью на шее, – посмотрел на часы и зевнул. Ну что же, подумал Тудор, пора прощаться. Аккуратно вынес из соседней комнаты матрац. Старательно все объяснил: как ухаживать, как обмахивать, как мыть. Стелуца и Чиано выглядели очень удивленными.
– А, да, я же бинты не снял, – сказал Тудор.
Мальчишка из-за бинтов был похож на мумию из книги про Древний Египет. Тудор развернул Петрю, – мальчишка стонал громче, потому что от гноя бинты прилипли к коже, – и протер смоченной в дезинфекционном растворе губкой.
– Что же это? – спросила Стелуца с дрожащими губами и слезами на глазах.
– Hidrutyiis dahytero, – сказал грустно Тудор.
Стелуца, глазам не веря, плакала, прижимала голову Петри к себе, бормотала "сынок мой, сыночек", звонила знакомым в Италию, справлялась насчет хорошего врача, всю ночь стояла с опахалом у изголовья мальчишки, каялась, просила у него прощения – он еще не очень хорошо говорит, но все понимает, сказал Тудор, – целовала руки, и говорила, что теперь все будет по другому. Под утро мальчишка забылся, Тудор тоже от усталости и спокойствия – наконец-то в доме есть кто-то, кто посторожит ребенка, знал он, – уснул. А когда они проснулись, в доме было пусто. Стелуца и Чиано уехали, даже не сказав "чао". Тудор все понял и зла не держал.
Надо же ей и о себе подумать.
* * *
Когда в доме кончились продукты, Тудор начал воровать молоко для того, чтобы покормить сына, – от твердой пищи тот стонал еще громче и уже начинал плакать и жаловаться, – а сам пил только воду. Еще Тудор много читал. В тот день, когда ему открылась Истина, в дом забрел бродячий проповедник-баптист в костюме и с папкой.
– Сын мой, – сказал он.
– Я пришел принести тебе евангелие! – сказал он.
– Что с твоим мальчиком? – спросил он.
– Бог поможет! – сказал он.
– У него была возможность это сделать, – сказал ожесточившийся Тудор.
– Мальчику уже три с половиной года, – сказал он.
– Мы бедствуем и мой мальчик стонет от боли, – сказал он.
– А Бог? А что ваш Бог, – сказал Тудор.
– Я ходил в церковь, поп читал тут свои наговоры, и что? – сказал Тудор.
– Это плохой, православный Бог, – сказал баптист.
– А я пришел возвестить тебе правильного Бога! – сказал он.
– Христианского бога, – сказал он.
– Того, кто наслал беды на нечестивый Египет! – сказал он.
– И отравил воды его и перебил младенцев его! – сказал он.
После этого баптист почитал какие-то молитвы, поплясал у постели мальчишки – от удивления Петря даже стонал не так громко, – и ушел, оставив брошюрки. Тудор даже не стал их читать, и вернулся к большому труду Шампольона о Древнем Египте, перевернул страницу, и тут его осенило.
– А что если настоящие боги там? – сказал он негромко.
– А-а-а-а, – слабо сказал в ответ сын.
– Ведь они дают мне знаки, – сказал Тудор.
– А-а-а-а, – сказал сын.
– Опахало, сын, похожий на мумию, бог– враг Египта… – сказал Тудор.
– А-а-а-а-а-а, больно, – сказал сын.
– Потерпи сынок, – сказал Тудор. – Потерпи…
На этот – с уверенностью.
* * *
…в 2005 году Тудор стал крупнейшим специалистом Европы по Древнему Египту.
Он написал несколько научных трудов, развил три гипотезы, и создал научную теорию. К нему приезжали ученики из США, Канады и Южной Америки. Студенты жили в палатках у дома, и слушали курс лекций. Также они с удовольствием знакомились с сельским бытом Молдавии. Выискивали в головах вшей, со смехом устраивали родео на сельском ишаке Геше, отчего тот – тупая мерзкая и блохастая бездуховная скотинка, – тупо верещал, прижав уши к голове, и клал кучи теплого навоза. Одну за другой… Студенты фотографировали навоз и отсылали снимки домой по электронной почте, носили воду из колодца, и всячески опрощались. Сельские разбогатели на поставках еды для студентов, которые с удовольствием ели парные огурцы и помидоры из Турции, которые деревенские везли из Кишинева и выдавали за своё, с грядки.
Зайти в дом учителя никто не имел права. Да никто и не был бы рад, попади он в этом дом.
В большом – Тудору построили трехэтажный дворец – мрачном зале без света в специальной подвесной люльке на золотых цепях, обмотанный позолоченными бинтами, лежал Петря. Словно диковинная куколка заморской бабочки… Кожа мальчишки дико болела и от солнечного света, поэтому в комнате всегда был очень темно. В углу стоял алтарь с изображениями богов Гора, Ра, Сета. В углу ползал крокодил на серебряной цепи. Механические опахала, вздымаясь и опускаясь в регулярные промежутки времени, создавали в помещении ветерок. Тудор, – принявший новое имя, Тутмос, – совершал возлияния богам, после чего разговаривал с сыном. Мальчишка, который уже разговаривал, обожал отца и стонал все громче. Ему было все хуже. Но Тудор уже не очень беспокоился на этот счет.
– Только молдаване способны на такое, – писали про Тудора в репортаже журнала "ДжиКей".
– Только молдаванин может решить стать крупнейшим специалистом по истории Древнего Египта и стать им, безо всяких условия, предпосылок и т. д. – писал с ироничным стёбом, потому что их так заставляют, обозреватель газеты "Коммерсант".
– Люди мечты, – обозначил Тудора и ему подобных журнал "Огонек".
– За семь лет этот крестьянин поднял себя из ямы невежества, как барон Мюнхгаузен, – писал мужчина Усков с тонким и нервным лицом кокаиниста.
– Если бы все быдло в Рашке было таким, как Тудор, мы бы жили как в Европе, – писал он.
– И я обязательно напишу об этом исторический детектив, ведь я занимался историей до того, как заняться кокаи… пардон, журналистикой, – писал он.
СМИ рассыпались в похвалах Тудору. Особенно усердствовали итальянские. Стелла даже узнала о том, как Тудор выкрутился из создавшейся ситуации и написала письмо с требованием алиментов. "Нас ведь многое связывает" – писала она… Когда Тудор не ответил, она стала давать интервью за деньги. Даже попробовала написать книгу, "Как преодолеть боль". Но дольше названия не пошло: написать книгу, оказывается, было такой же работой, как вымыть три тонны посуды…
Тудору все это было безразлично. На самом деле, думал он, эти кретины из газет ничего не понимают. У него и в мыслях не было становиться специалистом по истории древнего Египта.
Тудор просто СТАЛ древним египтянином.
Он жил как древний египтянин, ел как древний египтянин и молился, как древний египтянин. Он даже одевался как древний египтянин, что списывали на экстравагантность ученого. А на самом же деле Тудор собрался стать древним египтянином, потому что он знал: если ты древний египтянин, то твои дети – древние египтяне.
Следовательно, думал Тудор под аккомпанемент стонов Петри, – получавшего уже вдоволь морфия за счет студентов из-за рубежа, – мой сын уже древний египтянин. Тудор даже предполагал, какой именно.
Он знал, что был такой фараон Аменхотеп, и он покусился на религию предков, снес все храмы, и ввел культ единого бога. Но после смерти Аменхотепа его тело сожгли, память прокляли, а имена его стерли. И за этот грех Аменхотепа и расплачивается его очередного воплощение на Земле, сын молдавского тракториста, мальчик Петря. Но чаше искупления преисполнена страданиями – черкал в блокноте иероглифами египтолог Тудор, – и его сын будет жить, и не умрет.
И, согласно религии древних египтян, он будет жить вечно.
Ведь смерть в Древнем Египте была не чем иным, как путешествием в другой мир. Причем пирамиды здесь были не при чем… Это в поздний период фараонов стали хоронить в пирамидах, знал Тудор. А в самом начале Египта, – когда система еще не прогнила, и вера была истинной, а не фокусами с крокодилами и шакалами, – египтяне знал НЕЧТО. И согласно этому нечто оно проводили последний обряд.
Фараонов пускали в этот путь на ладье, которая плыла по Нилу до тех пор, пока не скрывалась из вида жителей Египта. Что с ней было дальше, не знал никто. А Тудор знал. Ладья с телом Фараона выплывала в мире, – обросшая ракушками, с водорослями на бортах, – и плыла в страну Хуш. Для посторонних египтяне представляли ее современной Эфиопией. Но на деле, знал Тудор, переведший трактат об этом погребении, Хуш был страной, где встают мертвые. И страна эта лежит в конце каждой реки, главное, соблюсти правильность обряда.
И Тудор собирался это сделать.
…Тут Тудора отвлекли, потому что к нему приехал в гости какой-то кишиневский самозванец, который во дворе дома униженно ждал приема, простершись ниц. Самозванец представился "тоже археологом", директором "высшей антропологической школы" Кишинева, "марком ткачуком".
– Я, конечно, давно уже отошел от науки и занимаюсь коррупцией в органах государственной власти, – сказал он.
– Но в душе я все равно чувствую себя научным работником! – сказал он.
– Так чего тебе от меня нужно, раб? – спросил нетерпеливо Тудор.
– Хотелось бы стать таким же известным ученым, как вы, – сказал самозванец, – но есть одна проблема.
– Вы одеваетесь как древний египтянин, и изучаете Древний Египет, а за меня написали диссертацию по теме "ассенизация в средневековой Европе", – сказал он.
– А что, в Европе средних веков была ассенизация? – удивился Тудор.
– Нет, но не в этом дело, – сказал нетерпеливо самозванец.
– Что же мне теперь, как ассенизатору в средневековой Европе одеться? – сказал он.
– Я подумаю над твоей бедой, презренное говнище, – сказал Тудор спокойно.
Самозванец, счастливый, отполз. Тудор иначе и не разговаривал с посетителями и учениками, потому что воссоздавал для них аутентичную обстановку Древнего Египта. Тудор задумался. Ученики, галдевшие у ворот, смолкли. Тудору показалось, что он слышит какой-то слабый звук. Прислушался еще. Так и есть.
Из дома доносился слабый стон Петри.
* * *
За два часа до рассвета Тудор принес жертвы богам.
Люто косил красным глазом Сет, благосклонно кивал нахохлившийся Ра… Плясали в золотых цепях огоньки светильников.
– Сын мой, сейчас твое тело перестанет болеть, – сказал Тудор.
– Скорей бы, папа, – сказал мальчишка.