Тому пришло в голову, что это может быть Фаусто, что это похоже на Фаусто – выследить его в Риме и сделать ему сюрприз. Глупо, сказал он про себя. Однако, когда он подходил к двери, ладони у него были холодные и потные. Он почувствовал, что слабеет, и эта-то нелепая слабость вместе с боязнью рухнуть на пол, где его потом и найдут бездыханным, заставила его дернуть изо всех сил за ручку двери, хотя он приоткрыл ее всего на несколько дюймов.
– Привет! – раздался в полутьме голос, явно принадлежащий американцу. – Дикки? Это Фредди!
Том отступил назад, раскрывая дверь.
– Он… Заходите. Его сейчас нет. Он вернется позже.
Озираясь, Фредди Майлз вошел в квартиру. Он вертел из стороны в сторону головой, демонстрируя свое безобразное веснушчатое лицо. "Как он, черт возьми, узнал, где я живу?" – подумал Том. Он незаметно снял кольца и положил их в карман. Что еще он тут может увидеть? Он скользнул взглядом по комнате.
– Вы живете вместе? – спросил Фредди, выпучив глаза, отчего его лицо приняло идиотское выражение, будто он был чем-то напуган.
– Нет. Я зашел сюда ненадолго, – ответил Том, небрежно снимая рубашку с изображением морского конька. Под ней была другая рубашка. – Дикки вышел поесть. В "Отелло", кажется. Не позднее трех вернется.
Фредди впустил в дом, должно быть, кто-то из Бюффи, подсказав, в какой звонок звонить, и добавив, что синьор Гринлиф дома. Фредди, наверное, сказал, что он старый приятель Дикки. Теперь нужно будет выставить Фредди из дома, не столкнувшись с синьорой Буффи, потому что та имела обыкновение громко произносить: "Buon’ giorno, синьор Гринлиф!"
– Мы, кажется, встречались в Монджибелло? – спросил Фредди. – Тебя зовут Том? Я думал, ты приедешь в Кортину.
– Спасибо, не смог. Как там в Кортине?
– Отлично. А что случилось с Дикки?
– Разве он тебе не писал? Решил провести зиму в Риме. Он говорил мне, что писал тебе.
– Ни слова, хотя, возможно, он писал во Флоренцию. Но я был в Зальцбурге, и у него был мой адрес. – Фредди присел на край длинного стола, рискуя помять зеленую шелковую скатерть, и улыбнулся. – Мардж говорила, что Дикки перебрался в Рим, но у нее только адрес "Америкэн экспресс". Мне чертовски повезло, что я отыскал эту квартиру. Вчера вечером встретил в "Греко" одного человека, который случайно знает его адрес. А как насчет…
– Кто это был? – спросил Том. – Американец?
– Нет, итальянец. Молодой парень. – Фредди уставился на ботинки Тома. – У тебя такие же башмаки, как у нас с Дикки. Сносу нет, а? Свои я купил в Лондоне восемь лет назад.
На Томе были кожаные ботинки Дикки.
– Эти из Америки, – сказал Том. – Хочешь чего-нибудь выпить или попробуешь поймать Дикки в "Отелло"? Ты знаешь, где это? Ждать его нет смысла, потому что обычно он обедает до трех. Я скоро ухожу.
Фредди подошел к спальне и остановился, заметив на кровати чемоданы.
– Дикки куда-то уезжает или только что приехал? – обернувшись, спросил он.
– Уезжает. Разве Мардж тебе не говорила? Хочет какое-то время пожить на Сицилии.
– И когда?
– Завтра. Или сегодня ночью. Я и сам не знаю.
– Послушай, что это с Дикки в последнее время происходит? – нахмурился Фредди. – Что это он вдруг стал таким затворником?
– Говорит, очень много работал зимой, – не задумываясь, ответил Том. – Похоже, ему нужно уединение, но, насколько я знаю, он по-прежнему со всеми в хороших отношениях, включая Мардж.
Фредди еще раз улыбнулся и расстегнул свое просторное пальто.
– Если он меня еще раз подставит, со мной ему хороших отношений не видать. А ты уверен, что он в хороших отношениях с Мардж? Мне кажется, они поссорились. Должно быть, потому они и не ездили в Кортину.
Фредди выжидающе посмотрел на него.
– Этого я не знаю.
Том подошел к шкафу, чтобы взять свою куртку и дать тем самым Фредди понять, что он собирается уйти, но вовремя сообразил, что серый шерстяной пиджак, который сочетался с его брюками, Фредди мог опознать как вещь Дикки, если, конечно, он знал, во что Дикки одевается. Том достал свой пиджак и свое пальто, висевшие в дальнем конце шкафа. Плечи пальто оттопырились, будто висели на вешалке несколько недель, как на самом деле и было. Том обернулся и увидел, что Фредди пристально рассматривает браслет с инициалами на запястье его левой руки. Это был браслет Дикки. Том никогда не видел, чтобы Дикки его надевал, а нашел он его в коробке Дикки, где хранились запонки и прочие безделушки. Фредди смотрел на браслет так, будто уже видел его. Том надел пальто, не обращая на него внимания.
Теперь Фредди смотрел на него с другим, несколько удивленным выражением лица. Том понял, о чем он думает, и напрягся, предчувствуя опасность. "Опасность еще не миновала, – сказал он про себя. – Прежде всего надо выйти из дома".
– Пойдем? – спросил Том.
– Ты ведь тоже здесь живешь?
– Нет! – возразил Том, улыбнувшись.
Безобразное, покрытое веснушками лицо глядело на него из-под копны ярко-рыжих волос. "Только бы не столкнуться с синьорой Буффи внизу", – подумал Том.
– Пойдем.
– Смотрю, Дикки увешал тебя всеми своими украшениями.
Том не знал, что сказать, как отшутиться.
– Это я взял у него напрокат, – низким голосом ответил он. – Дикки это надоело, вот он и дал мне поносить.
Том имел в виду браслет с инициалами, но вспомнил, что есть еще и заколка для галстука с буквой "Г", которую он купил сам. Он чувствовал, как Фредди Майлз все более настраивается на воинственный лад, – казалось, от его огромного тела исходит агрессивность, которую Том ощущал, находясь в другом конце комнаты. Фредди был из тех, кто, как настоящий самец, готов побить всякого, кого он считал гомосексуалистом, особенно если условия к тому располагают. Том старался избегать его взгляда.
– Пойдем, – угрюмо проговорил Фредди, поднимаясь. Подойдя к двери, он обернулся. – "Отелло" недалеко от "Ингильтерры"?
– Да, – ответил Том. – Он должен быть там к часу.
Фредди кивнул.
– Рад был тебя видеть, – сухо проговорил он и закрыл дверь.
Том выругался про себя. Он приоткрыл дверь и прислушался к быстрым шагам Фредди, спускавшегося по лестнице. Он хотел удостовериться в том, что Фредди выйдет на улицу, не переговорив с кем-нибудь из Буффи. И тут же услышал голос Фредди: "Buon’ giorno, signora". Том перегнулся через перила. Он увидел рукав пальто Фредди тремя пролетами ниже. Фредди разговаривал по-итальянски с синьорой Буффи. Голос женщины звучал отчетливее.
– …только синьор Гринлиф, – говорила она. – Нет, совсем один. Синьор… chi? Нет, синьор… По-моему, он сегодня вообще не выходил, но я могу и ошибаться! – Она рассмеялась.
Том стиснул в руках перила, будто это была шея Фредди. Он услышал, как Фредди поднимается. Том вошел в квартиру и запер дверь. Он может и дальше говорить, что не живет здесь, что Дикки в "Отелло" или что он не знает, где Дикки, но теперь Фредди не успокоится до тех пор, пока его не найдет. Или пока не стащит его вниз и не спросит у синьоры Буффи, кто это такой.
Фредди постучал в дверь. Повернулась дверная ручка. Дверь была заперта. Том взял в руки тяжелую стеклянную пепельницу. В ладони ее было не удержать, и потому он ухватился за край. Несколько секунд Том колебался: нет ли другого выхода? А что делать с телом? В голову ничего не приходило. Другого выхода не было. Он открыл дверь левой рукой. Правую руку с пепельницей отвел назад.
Фредди вошел в квартиру.
– Послушай, может, ты скажешь…
Ребро пепельницы пришлось точно в середину лба. Фредди замер. Его колени согнулись, и он повалился, как бык, которого ударили между глаз молотком. Том захлопнул дверь и ударил пепельницей Фредди по затылку. Потом еще и еще раз, боясь, что Фредди притворяется и одна из его огромных рук схватит его сейчас за ногу и потащит вниз. Том нанес скользящий удар по голове, показалась кровь. Том выругался. Он побежал в ванную, принес полотенце и подсунул под голову Фредди. Затем пощупал его пульс. Пульс был, но очень слабый, и казалось, что он исчезает по мере того, как Том надавливает пальцами на запястье. Спустя мгновение он исчез. Том прислушался, нет ли за дверью каких-нибудь звуков. Он представил себе, что синьора Буффи стоит за дверью, неуверенно улыбаясь, как она всегда делала, когда знала, что вмешивается не в свое дело. Но за дверью не было никаких звуков. Не должно было быть ничего слышно, подумал он, ни когда он бил Фредди пепельницей, ни когда тот упал. Том посмотрел на огромное тело Фредди, лежавшее на полу, и неожиданно почувствовал отвращение и беспомощность.
Был только час без двадцати – еще столько времени до темноты! Интересно, не ждут ли Фредди где-нибудь? Может, в машине внизу? Он обыскал его карманы. Бумажник. Американский паспорт во внутреннем кармане пальто. Итальянские и другие монеты. Футляр для ключей. Среди них два ключа, помеченных словом "Фиат". Посмотрел, нет ли в бумажнике водительских прав. Были, и со всеми подробностями: ""Фиат-1400", черный, с откидывающимся верхом, 1955 года". Можно будет поискать его где-нибудь поблизости. Он осмотрел все карманы, а также карманчики светло-желтой жилетки, пытаясь отыскать пропуск в гараж, но не нашел. Подойдя к окну, он улыбнулся: черный автомобиль с откидывающимся верхом стоял на той стороне улицы прямо напротив дома. Он не мог сказать наверняка, но, кажется, в машине никого не было.
Том вдруг догадался, что нужно делать. Он принялся доставать из бара бутылки джина и вермута, а подумав, прихватил еще и перно, потому что у перно сильнее запах. Он выставил бутылки на длинный стол, после чего смешал в высоком стакане мартини с двумя кубиками льда, отпил из него немного, чтобы на стакане остались отпечатки его пальцев, затем отлил немного в другой стакан, который отнес к Фредди, втиснул в его вялые пальцы и снова поставил на стол. Осмотрев рану, он убедился, что кровь почти остановилась и не просочилась через полотенце на пол. Он поднял голову Фредди так, чтобы она уперлась в стену, и влил ему в глотку чистого джина. Джин не очень-то хорошо вливался, большая его часть разлилась по рубашке, но Том не думал, что итальянская полиция будет брать у Фредди кровь на анализ, чтобы узнать, насколько он был пьян. Том невольно взглянул на обмякшее, залитое джином лицо Фредди и, почувствовав приступ тошноты, отвернулся. Он не должен больше делать ничего подобного. У него зазвенело в ушах, и ему показалось, что сейчас он потеряет сознание.
Еще не хватало, думал Том, направляясь шатающейся походкой к окну, потерять сознание! Нахмурив брови, он смотрел на стоявшую внизу черную машину и глубоко вдыхал свежий воздух. Ну уж нет, сознание он не потеряет. Он точно знает, что ему нужно делать. Перно, в самую последнюю минуту они решили выпить перно, притом оба. Нужны еще два стакана с отпечатками их пальцев и перно. И пепельницы должны быть полными. Фредди курил "Честерфилд". Потом надо выбраться на Аппиеву дорогу. Найти какое-нибудь темное местечко за могилами. На Аппиевой дороге есть длинные неосвещенные участки. Бумажник у Фредди не найдут. Цель убийства – ограбление.
У него было еще несколько часов, но он не присел ни на минуту. В пепельницах дымилась дюжина "Честерфилдов" и дюжина "Лаки Страйк". Потушив сигареты, он разбил стакан с перно о кафель в ванной, но вытирать стену не стал. Самое интересное, что, столь тщательно восстанавливая сцену убийства, он думал о том, что ему не помешали бы еще несколько часов, чтобы создать нужную обстановку в квартире, – скажем, между девятью вечера, когда тело могут найти, и полуночью, когда полиция решит его расспросить, потому что кому-то может быть известно, что Фредди Майлз собирался сегодня навестить Дикки Гринлифа. Он знал, что ему нужно закончить все часам к восьми: согласно его версии, Фредди будто бы ушел из его дома в семь часов. Что же до Дикки Гринлифа, то это весьма аккуратный молодой человек, даже если и выпьет. Грязь в доме нужна была затем, чтобы просто воссоздать истинную картину того, что произошло, и потому ему нужно было самому в нее верить.
Но утром в половине одиннадцатого, если полиция по какой-то причине его не задержит, он все равно поедет в Неаполь и Пальму. Если завтра, думал Том, он прочитает в газете, что тело обнаружено, а полиция на него не выйдет, то с его стороны будет вполне прилично добровольно рассказать им, что Фредди Майлз был у него во второй половине дня. Но тут ему вдруг пришло в голову, что врач может сказать, что Фредди мертв с полудня. А сейчас, среди бела дня, Фредди никак не вытащить. Нет, надеяться остается только на то, что тело пролежит столько часов, что врач не сможет точно установить, когда умер Фредди. А ему нужно выйти из дома так, чтобы его никто не видел, – при этом не важно, сможет ли он, напрягшись, стащить тело Фредди вниз, изобразив дело так, будто тот напился до бесчувствия, или же не сможет. Если ему придется делать какое-то заявление, он должен будет сказать, что Фредди покинул его дом около четырех часов дня.
Он так боялся ждать шесть часов до вечера, что какое-то время ему казалось – ждать он больше не может. Эта гора на полу! Он вовсе не собирался его убивать. Это было совершенно не нужно – на что ему этот Фредди со своими вонючими, грязными подозрениями? Том дрожал, сидя на кончике стула и похрустывая костяшками пальцев. Ему хотелось выйти прогуляться, но он боялся оставить тело на полу. Должен ведь быть какой-то шум, раз они с Фредди весь день разговаривают и выпивают. Том включил радио и настроил его на танцевальную музыку. Уж что-что, а выпить-то он может. Это часть представления. Он приготовил еще пару мартини со льдом. Пить ему не хотелось, но он выпил.
Джин лишь обострил его чувства. Том стоял и смотрел на массивное тело, которое, согнувшись, лежало возле его ног. У него не было ни сил, ни желания выпрямить его, хотя эта поза и вызывала у него раздражение. Он думал о том, как печальна, глупа, опасна и необязательна была эта смерть и как это несправедливо по отношению к Фредди. Фредди, конечно, можно и ненавидеть. Самовлюбленный недалекий мерзавец, насмехавшийся над одним из своих лучших друзей – а Дикки был одним из его лучших друзей – только потому, что подозревал его в сексуальном отклонении. Тома смешило это выражение – "сексуальное отклонение". Что такое секс? И что такое отклонение? Он взглянул на Фредди и с горечью произнес: "Фредди Майлз, ты пал жертвой собственных грязных мыслей".
16
В конце концов Том прождал почти до восьми часов, потому что около семи внизу, в холле, бывает гораздо больше людей, чем в другое время. Без десяти восемь он спустился, чтобы убедиться, что синьора Буффи не слоняется в холле и что ее дверь не открыта, а также удостовериться в том, что в машине Фредди действительно никого нет, хотя в середине дня он уже выходил, чтобы посмотреть на нее и узнать, его ли это машина. Он швырнул пальто Фредди на заднее сиденье. Вернувшись наверх, опустился на одно колено, перебросил руку Фредди себе за спину и, стиснув зубы, приподнял его. Подталкивая безжизненное тело, он с трудом взгромоздил его себе на плечи. Днем он уже поднимал Фредди, чтобы убедиться, что это ему под силу, но теперь не смог сделать онемевшими ногами и двух шагов, а ведь теперь Фредди нужно будет не только поднять, но и вынести из дома. Ноги Фредди волочились по полу – так было легче его нести. Изловчившись, Том закрыл дверь локтем и начал спускаться вниз. На середине первого марша он остановился, услышав, что кто-то выходит из квартиры на втором этаже. Он подождал, пока человек спустился по лестнице и вышел из дома, после чего медленно, спотыкаясь, двинулся вниз. Он надвинул шляпу Дикки на самые глаза Фредди, чтобы не было видно окровавленных волос. Смесь джина и перно, которую Том поглощал в течение последнего часа, привела его в точно рассчитанное им состояние опьянения, когда, как ему казалось, он способен передвигаться легко и беспечно и в то же самое время быть смелым и предприимчивым в той степени, в какой это необходимо для достижения цели. Самое худшее, что могло случиться, – это то, что он мог рухнуть под тяжестью Фредди, так и не добравшись до машины. Он поклялся себе, что не сделает передышки, пока не спустится с лестницы, и действительно так ни разу и не передохнул. Никто больше не выходил из квартир, и никто не вошел в дом. За последние несколько часов пребывания наверху он просто истерзал себя мыслями о том, что может произойти: синьора Буффи или ее муж выходит из квартиры как раз в тот момент, когда он спускается на первый этаж, или он теряет сознание и его находят на полу рядом с Фредди, или, сбросив с плеч Фредди, чтобы передохнуть, он не в силах снова поднять его тело. Все это виделось ему наверху, в квартире, настолько отчетливо и доставило столько мучений, что то, что он спустился по лестнице и с ним не случилось ничего из того, что он себе воображал, заставило его думать, будто он сходит вниз под защитой какой-то могущественной силы и, несмотря на огромный груз на плечах, легко.
Том осмотрел улицу сквозь стекла двойных дверей. Все было как обычно: по противоположному тротуару шел мужчина, но по тротуару всегда кто-то ходит. Он приоткрыл первую дверь рукой, ногой раскрыл ее шире и втащил за собой тело Фредди. Оказавшись между двумя дверьми, он переместил Фредди на другое плечо, наклонив при этом свою голову. На какую-то долю секунды его охватило чувство гордости от того, что он такой сильный, но рука, которую он высвободил, тотчас онемела. Он просто не мог обхватить ею тело Фредди. Том еще сильнее стиснул зубы и, пошатываясь, сошел по четырем ступенькам парадного входа, ударившись бедром о стойку перил.
Мужчина, шедший по тротуару ему навстречу, замедлил шаги, словно собрался остановиться, но прошел мимо.
Если к нему кто-то подойдет, думал Том, он так дохнет этому человеку в лицо перегаром, что тому и в голову не придет спрашивать, в чем дело. "Черт их побери, черт их побери, черт их всех побери!" – говорил он про себя, с трудом двигаясь по краю тротуара. Прохожие, всего лишь прохожие. Теперь их уже четверо. И лишь двое на него взглянули. Он постоял какое-то время, пропуская проезжавшую машину. Потом сделал несколько быстрых шагов и, подойдя к "фиату", приподнял голову и плечи Фредди и принялся проталкивать их в открытое окно, заслоняя его своим телом и время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. Потом огляделся. На другой стороне улицы горел фонарь. Дом, где была его квартира, погрузился во тьму.
Тут из дверей выбежал младший сын Буффи и побежал по тротуару, не глядя в сторону Тома. Какой-то мужчина перешел через улицу. Проходя совсем рядом с машиной, он с удивлением глянул на согнувшуюся фигуру Фредди. Вполне естественная поза, думал Том, как будто Фредди нагнулся и разговаривает с кем-то в машине, хотя на самом деле – и Тому это было отлично известно – ничего естественного в ней не было. "Но в том-то и преимущество Европы, – подумал он. – Никто никому не помогает, никто не сует свой нос в чужие дела. Да будь это в Америке…"
– Вам помочь? – спросил мужчина по-итальянски.