Врач Диоскурид (второй век до н. э.) отождествляет мандрагору с киркеей, или растением кирке, о которой в песни десятой "Одиссеи" читаем:
Корень был чёрный, подобен был цвет молоку белизною;
Моли его называют бессмертные; людям опасно
С корнем его вырывать из земли, но богам всё возможно.
Мантихор
Плиний (VIII, 21) сообщает нам, что, согласно Ктесию, врачу-греку Артаксеркса Мнемона, в краю эфиопов "живёт зверь, которого он именует мантихора; у неё три ряда зубов, они, смыкаясь, заходят один за другой, подобно зубьям гребня; лицо и уши у неё человеческие, глаза кроваво-красные, туловище, как у льва, и хвост, заканчивающийся жалом, как хвост скорпиона; голос её напоминает пенье флейты и трубы, звучащих одновременно; она весьма проворна и пожирает мясо всех прочих тварей".
Флобер развил это описание (называя чудовище "мантихор") - на последних страницах "Искушений святого Антония" мы читаем:
Мантихор - гигантский красный лев с человечьим лицом и тремя рядами зубов.
- Переливчатый блеск моей пурпурной шкуры сливается с сияющим маревом великих песков. Я выдыхаю ужас пустынь. Я изрыгаю чуму. Я пожираю армии, когда они дерзают углубиться в пустыню. Когти мои изогнуты как винты, а зубья подобны зубьям пилы; непрестанно движущийся хвост утыкан дротиками - я мечу их налево и направо, вперёд и назад. Вот! Вот!
Мантихор прыщет во все стороны иглами из своего хвоста, как стрелами. Капли крови сыплются градом на листву деревьев.
Мать черепах
За двадцать два века до христианской эры справедливый император Юй Великий прошёл, измерив своими шагами, Девять Гор, Девять Рек и Девять Болот и разделил землю на Девять Областей, пригодных для добродетели и земледелия. Таким образом, он покорил Воды, грозившие затопить Небо и Землю, и оставил следующий отчёт о своих Общественных Работах:
Я воспользовался четырьмя средствами передвижения (повозками, лодками, санями и башмаками на шипах) и проследовал по холмам и лесам, одновременно, вместе с Йи, показывая толпам народа, как добывать мясо для еды. Я проложил русла для рек через девять областей и направил их в море. Я углубил канавы и каналы и подвёл их к рекам и одновременно, вместе с Чи, сеял зёрна и показывал толпам народа, как добывать трудом своим иную пищу вдобавок к мясной.
Историки повествуют, что идею раздела земли, который он совершил, открыла императору волшебная, или священная, черепаха, вышедшая из реки. Кое-кто утверждает, что эта амфибия, мать всех черепах, была создана из воды и огня; другие называют менее обычную материю - свет звёзд, образующих созвездие Стрельца. На панцире черепахи был начертан космический трактат под названием "Хон Фан" ("Всеобщее Правило") или рисунок Девяти Отделов этого трактата, изображённых белыми и чёрными точками.
В представлении китайцев небо имеет вид полушария, а земля - четырёхугольника; посему в черепахе с её панцирем, куполообразным сверху и плоским внизу, они видят образ, или модель, вселенной. Более того, черепахи причастны к космическому долголетию; вполне естественно, что их включают в число животных духовного типа (вместе с единорогом, драконом, фениксом и тигром) и что предсказатели читают на рисунке их панциря будущее.
Тан-Ки (черепаха-дух) - таково имя той, которая открыла императору "Хон Фан".
Минотавр
Идея построить дом так, чтобы люди не могли найти из него выхода, возможно, ещё более странна, чем человек с бычьей головой, однако оба вымысла удачно сочетаются, и образ лабиринта гармонирует с образом Минотавра. Вполне естественно, что в центре чудовищного дома должно обитать чудовище.
Минотавр - полубык, получеловек - родился как плод неистовой страсти царицы Крита Пасифаи к белому быку, который по велению Нептуна вышел из моря. Дедал, создатель хитроумного устройства, позволившего царице утолить своё противоестественное желание, соорудил лабиринт, дабы в нём заточить и скрыть её сына-чудовище. Минотавр питался человечиной, и, чтобы его кормить, царь Крита наложил на город Афины ежегодную дань - семь юношей и семь девиц. Когда Тесею выпал жребий стать жертвой ненасытного Минотавра, он решил избавить родину от подобной повинности. Дочь критского царя Миноса дала ему нить, чтобы он мог найти обратный путь в сплетении ходов лабиринта; герой убил Минотавра и сумел благополучно выйти.
В одном своём стихе, где речь идёт об изобретательности, Овидий говорит о "Semiovemque virum, semivirumque ovem" ("человеке-полубыке, быке-получеловеке"). Данте, знавший язык древних греков, но не видевший их монет и скульптурных памятников, вообразил Минотавра с головой человека и туловищем быка ("Ад", XII, 1–30).
Культ быка и обоюдоострого топора (он назывался "лабрис", откуда, возможно, произошло слово "лабиринт") был характерен для доэллинских религий с их священными боями быков. Судя по настенным изображениям, человеческие фигуры с бычьими головами были обычны в критской демонологии. Вероятно, греческая легенда о Минотавре - это поздняя жестокая версия мифов значительно более древних, тень снов, ещё более устрашающих.
Морской конь
В отличие от большинства вымышленных существ морской конь - не комбинированное существо; это просто дикий конь, обитающий в море и выходящий на сушу только в безлунные ночи, когда бриз доносит до него запах кобыл. На некоем неназванном острове - возможно, Борнео - пастухи выгоняют лучших царских кобыл на берег, а сами прячутся в пещерах. Тут Синдбад увидел жеребца, выходящего из моря, смотрел, как он покрыл кобылицу, и услышал его ржанье.
Окончательная версия "Книги тысячи и одной ночи", по мнению Бёртона, создана в тринадцатом веке; в этом же веке жил космограф Захария Аль Казвини, который в своём трактате "Чудеса Творения" написал следующее: "Морской конь подобен коню суши, но грива и хвост у него длиннее, окраска более яркая, копыта раздвоены, как у дикого быка, а ростом он меньше обычного коня и чуть побольше осла". Он отмечает, что скрещение морской и обычной пород даёт весьма красивое потомство, и выделяет тёмного пони "с белыми пятнами вроде серебряных пластинок".
В восемнадцатом веке путешественник-китаец Ван Тайхай пишет: "Морской конь обычно выходит на берег в поисках кобылы, иногда его удаётся поймать. Шерсть у него чёрная, блестящая, хвост длинный, волочится по земле. На суше он двигается как обычные кони, очень послушен и способен за один день пройти сотни миль. Однако не следует купать его в реке - как только он видит воду, в нём возрождается прежняя его природа, и он уплывает прочь".
Этнологи увидели источники этого исламского вымысла в греко-римском поверье о ветре, оплодотворяющем кобыл. В третьей книге "Георгик" Вергилий изложил это поверье в стихах. Объяснение Плиния (VIII, 42) более конкретно:
Известно, что в Португалии, на берегах реки Тахо и близ Лиссабона, когда подует западный ветер, кобылы, поворачивая круп ему навстречу, задирают хвост и так зачинают от этого плодоносного ветра вместо естественного семени; таким образом они беременеют и носят сколько положено и рожают жеребят, быстрых, как ветер, только живут эти кони не более трёх лет.
Историк Юстин предполагает, что возникновением своим эта легенда обязана гиперболе "сыны ветра", как называли быстрых скакунов.
Муравьиный лев
Муравьиный лев - невообразимое чудище, описанное Флобером следующим образом: "Спереди лев, сзади муравей с половыми органами навыворот". История этого чудища также весьма странна. В Библии (Иов 4: 11) мы читаем: "Могучий лев погибает без добычи". По-еврейски "лев" назван "лайиш"; слово это, необычное для обозначения льва, видимо, привело к столь же необычному переводу. В переводе Семидесяти толковников, вспомнив какого-то арабского льва, которого Элиан и Страбон называли "myrmex", сочинили слово "мирмеколион" - "муравьиный лев". "Мирмекс" по-гречески "муравей". Из странного выражения: "Муравьиный лев погибает без добычи" - возник фантастический образ, который средневековые бестиарии с успехом дополнили:
"Физиолог" гласит: у него морда (или передняя часть) льва и задняя часть - муравья. Его отец питается мясом, но мать ест зерно. И когда они рождают муравьиного льва, это существо двуприродное: он не может есть мясо, ибо это противно природе его матери, не может есть и зерно, ибо это противно природе его отца. Посему он погибает из-за отсутствия пищи.
Наги
Наги принадлежат индийской мифологии. Это змеи, которые, однако, часто принимают человеческий облик.
В одной из книг "Махабхараты" в Арджуну влюбляется Улупи, дочь царя нагов, и он вынужден учтиво, но твёрдо напомнить ей о своём обете целомудрия; девица же говорит ему, что его долг - помогать несчастливым. Герой уделяет ей одну ночь.
Будда, сидя под смоковницей, предавался медитации, как вдруг начался сильный дождь с ветром; тут сердобольный наг обвился вокруг него семь раз и простёр над ним семь своих голов вроде зонтика. Будда обратил его в истинную веру.
В "Руководстве по индийскому буддизму" Керн определяет нагов как змей, похожих на облака. Живут они глубоко под землёю в подземных дворцах. Члены секты Большого Колеса рассказывают, что Будда проповедовал один закон для людей и другой - для богов, и этот последний, тайный закон хранился на небесах и в чертогах змей, которые несколько столетий спустя открыли его монаху Нагарджуне.
Вот легенда, записанная в Индии в начале пятого века паломником-китайцем:
Царь Ашока пришёл к озеру, близ которого стояла высокая пагода. Он пожелал разрушить её, чтобы возвести другую, более высокую. Некий брахман повёл его внутрь башни, и, когда царь вошёл, брахман сказал:
- Человеческий мой облик - это мнимость. На самом деле я наг, дракон. За грехи мои я обречён жить в этом ужасном теле, но я соблюдаю закон, заповеданный Буддой, и надеюсь заслужить искупление. Можешь разрушить это святилище, если полагаешь, что способен воздвигнуть лучшее.
Наг показал царю ритуальные сосуды. Взглянув на них, царь ужаснулся, ибо они были совсем не похожи на те, которые изготавливают люди, и отказался от своего намерения.
Наснас
Среди чудищ "Искушений" есть наснасы (у Флобера "нисны"), у которых "всего один глаз, одна щека, одна рука, одна нога, половина туловища, половина сердца". Комментатор Жан-Клод Марголен приписывает его Флоберу, однако Лейн в первом томе "Тысячи и одной ночи" (1839) говорит, что наснаса считают плодом союза Шикка, демонического существа, разделённого продольно, и человека. Наснас, согласно Лейну (он пишет "неснас"), похож на "половину человека - у него половина головы, половина туловища, одна рука, одна нога, на которой он весьма проворно скачет…" Он обитает в лесах и в пустынных местностях Йемена и Хадрамаута и наделён даром речи. У одной их породы лицо находится на груди, как у блеммий, а хвост, как у овцы. Мясо их нежно и потому весьма ценится. У другой породы наснасов крылья летучей мыши, обитают они на острове Раидж (возможно, Борнео) на побережье Южного моря. "Но лишь Господь, - прибавляет учёный-скептик, - всеведущ".
Небесный олень
О внешнем виде небесного оленя мы ровным счётом ничего не знаем (возможно, потому, что никому никогда не удалось его разглядеть), но известно, что эти злосчастные животные живут под землёю, в рудниках, и более всего желают выбраться на свет. Они умеют говорить и умоляют рудокопов помочь им подняться на поверхность. Вначале небесный олень пытается подкупить рабочих, обещая показать жилы золота и серебра; когда же эта попытка терпит неудачу, животное бросается на людей, и рудокопам приходится его усмирять и замуровывать в рудничной штольне. Идут слухи, что, когда оленей числом больше, чем людей, они забивают людей до смерти.
Согласно легенде, когда небесному оленю удаётся выбраться на воздух, он превращается в зловонную жидкость, причиняющую моровое поветрие.
Этот вымысел возник в Китае и записан Дж. Уиллоби-Мидом в его книге "Китайские вампиры и домовые".
Небесный петух
Как полагают китайцы, небесный петух - это птица с золотыми перьями, которая поёт три раза в день. Первый раз, когда солнце совершает своё утреннее купание в водах океана; второй - когда солнце стоит в зените; третий - когда оно опускается на западе. От первой песни сотрясаются небеса и пробуждаются ото сна люди. Петух этот - предок Ян, мужского начала Вселенной. У него три лапы, и гнездится он на дереве фью-сань, которое растёт в краю зари, и высотою оно в тысячи футов. Голос небесного петуха невероятно громок, осанка величава. Он несёт яйца, из которых вылупляются цыплята с красными гребешками; каждое утро они отвечают на его песню. Все петухи на земле - потомки небесного петуха, которого также называют "птица рассвета".
Нимфы
Парацельс ограничивает их владения стихией воды, древние, однако, полагали, что весь мир населён нимфами. Они давали нимфам различные наименования соответственно их обиталищам. Дриады, или гамадриады, жили в деревьях, были невидимы и умирали вместе с деревьями. Другие же нимфы считались бессмертными или же, как мельком упоминает Плутарх, жили 9720 лет. Среди них были нереиды и океаниды - они владели морями.
Нимфы озёр и источников назывались наяды, нимфы пещер - ореады. Были также нимфы лощин, именовавшиеся напеями, и нимфы рощ - альсеиды. Точное количество нимф неизвестно; Гесиод называет число три тысячи. Это были строгие красивые молодые женщины; их название, возможно, означает всего лишь "девица на выданье". Тот, кто их увидел, мог ослепнуть, а если видел их нагими, умирал. Так утверждает один стих Проперция.
Древние приносили им в жертву мёд, оливковое масло и молоко. Нимфы были второстепенными божествами, но храмы в их честь не воздвигались.
Норны
В средневековой мифологии скандинавов норны то же, что парки. Снорри Стурлусон, который в начале тринадцатого века упорядочил хаотическую скандинавскую мифологию, сообщает нам, что главных норн было три и что их имена Урт (прошлое), Вертанди (настоящее) и Скулд (будущее). Эти три небесные норны управляют судьбой мира, меж тем как при рождении каждого человека присутствуют три его индивидуальные норны, определяющие его жребий. Можно предполагать, что связанные со временем имена норн - это тонкий нюанс или дополнение богословского характера; древние германские племена были не способны к подобному абстрактному мышлению. Снорри описывает нам трёх дев, сидящих у источника под Деревом Мира Иггдрасилем. Они неутомимо прядут нить нашей судьбы.
Время (составляющее их сущность), казалось, совсем о них забыло, но вот в 1606 году Уильям Шекспир написал трагедию "Макбет", где они появляются в первой сцене. Это три ведьмы, предсказывающие, что уготовила судьба Банко и Макбету. Шекспир называет их "вещими сёстрами" (I, 3):
Сёстры, мчимся чередой
Над землёй и под водой.
Пусть замкнёт волшебный круг…
У англосаксов была Уайрд - безмолвная богиня, определявшая судьбу богов и людей.
Обезьяна - пожирательница чернил
Это животное водится на севере, имеет в длину четыре-пять дюймов; глаза у него алые, шерсть чёрная, как агат, шелковистая и мягкая, как подушка. Его отличает необычная черта - страсть к индийским чернилам. Когда кто-нибудь сидит и пишет, обезьяна сидит поблизости, скрестив ноги и сложив передние лапы, и ждёт, пока работа будет закончена. Затем она выпивает остаток чернил и, умиротворённая и довольная, снова усаживается, поджав ноги.
Ван Тайхай (1791)
Одноглазые существа
Слово "монокль", прежде чем стать названием оптического устройства, применялось для обозначения существ с одним-единственным глазом. Так, в сонете, написанном в начале семнадцатого века, Гонгора пишет о "Monóculo galán de Galatea" ("Одноглазом, влюблённом в Галатею"), имея в виду, конечно, Полифема, о котором он раньше уже писал в своей поэме "Fabula de Polifemo":
Un monte era de miembros eminente
Este que de Neptuno hijo fiero,
De un ojo ilustra el orbe de su frente,
Émulo casi del mayor lucero;
Cíclope a quien el pino más valiente
Bastón le obedecía tan lijero,
Y al gravo peso junco tan delgado,
Que un día era bastón у otro cailado.
Negro al cabello, imitador undoso
De las oscuras aguas del Leteo,
Al viento que le peina proceloso
Vuela sin orden, pende sin aseo;
Un torrente es su barba impetuoso
Que, adusto hijo de este Pirineo,
Su pecho inunda, о tarde о mal о en vano
Surcada aún de los dedos de su mano.
(To была гора могучих мышц, свирепый сын Нептуна, освещающий небосвод своего чела одним оком, соперником величайшего светила; Циклоп, кому высочайшая скала послушна, как лёгкая трость, и была для его громады тонким прутиком - то палкой при ходьбе, то посохом пастушьим.
Чёрные его волосы, волнистое подобье тёмных вод Леты, на ветру, бурно причёсывающем их, развеваются и ниспадают в беспорядке; борода его - бурлящий поток, который - мрачный сын сих Пиренеев - затопляет его грудь и который, слишком поздно и небрежно и напрасно, бороздят пальцы его руки.)
Эти строки изощрённее, но слабее стихов из третьей песни "Энеиды" (их хвалит Квинтилиан), которые в свой черёд изощрённее и слабее других стихов из девятой песни "Одиссеи". Упадок литературный соответствует упадку веры у поэта: Вергилий желает произвести на нас впечатление своим Полифемом, но вряд ли верит в него; а Гонгора уже верит только в словесные ухищрения.
Циклопы были не единственной породой людей с одним глазом: Плиний (VII, 2) упоминает ещё аримаспов, "известных по этой примете - у них всего один глаз во лбу, и они обычно воюют из-за золотых рудников, особенно с грифами, крылатыми хищниками, и добывают из жил в этих рудниках золото (как обычно это делается), которое дикие эти твари… хранят и оберегают с такой же алчностью, с коей аримаспы грабят их и отбирают золото".
За сто лет до того первый энциклопедист Геродот Галикарнасский писал (III, 116):
Также известно, что на севере Европы есть гораздо больше золота, чем где-либо в другом месте. Однако я не могу точно сказать, как это золото добывают; некоторые утверждают, будто его похищают у грифов одноглазые люди, называющиеся "аримаспы". Но я считаю это столь невероятным, как то, что могут существовать люди, во всём подобные другим людям, однако всего с одним глазом.
Одрадек
Некоторые говорят, что слово "одрадек" славянского происхождения, и пытаются этим объяснить его форму. Другие, напротив, полагают, что оно происхождения германского, допуская лишь влияние славянского. Неуверенность обоих объяснений наводит на мысль, что оба неверны, тем паче что ни одно из них не даёт внятного толкования слова.