Деодат глянул на бутылку "Дейц" в ведерке со льдом. Рядом издевательски красовался единственный бокал: "Кому захочется пить такое шампанское в одиночку?" Ради эксперимента он вышел – почти удивившись тому, что дверь не была надежно заперта снаружи, – и нос к носу столкнулся с парнем, который, очевидно, был его сторожем. Напрямую спросил, не желает ли тот выпить вместе с ним шампанского. Невозмутимый тюремщик ответил, что не имеет права.
Вне себя от злости, Деодат вернулся в камеру: "Орнитолог, посаженный в клетку, это ж надо было додуматься!" Когда его охватывало бешенство, он знал, что единственный способ успокоиться – это поглядеть на птиц. Но в гримерке не было окон. Он кинулся к надзирателю и заявил, что ему нужна гримерка с окном.
– Ни в одной гримерке нет окна, – ответил цербер и глазом не моргнув.
Деодат рухнул на диван. "Они хотят, чтобы я сорвался, и у них получается", – подумал он. В критических ситуациях он превращался в скворца и колотился лбом обо все четыре стены, как если бы рядом кто-то бил в тамтам. Предпочтя мятеж безумию, он выскочил из гримерки и пустился бежать по коридорам в поисках окна; эскорт несся по пятам, пытаясь призвать его к порядку. Наконец он нашел застекленный проем и погрузился в созерцание неба.
– Будьте добры вернуться к себе, месье.
– Отстаньте!
В конце концов он заметил стрижа, кружившего высоко в небе. Ни одно зрелище не могло бы дать такого ощущения свободы: глядя на стрижа, Деодат почувствовал себя птицей в полете. Он позволил себе витать столько времени, сколько потребовалось. Когда понял, что кризис миновал, он покинул тело стрижа и поплелся обратно в гримерку. Заметив, что страж следует за ним по пятам, он сделал рывок, оторвался от него и влетел в гримерку, в точности похожую на его собственную.
Вторжение неизвестного, хлопнувшего дверью у нее за спиной, вывело Мальву из созерцательной медитации. Если бы ее восприятие не было обострено упражнением, которому она предавалась более часа, она, конечно же, испытала бы отвращение при виде Деодата. Теперь же первое, что она почувствовала: это существо только что парило в небе.
– Не знала, что павлины могут летать, – сказала она.
Голос у нее был мелодичнее, чем у Навсикаи, когда та приветствовала Улисса на берегу.
Деодат, совершенно не понимавший, что происходит, перехватил мяч на лету.
– Павлины вообще странные птицы, – сказал он. – Возьмем хотя бы их манеру распускать хвост. Они так демонстрируют свою привлекательность и заявляют о воинственных намерениях. В этом-то как раз нет ничего странного. В человеческой породе тоже часто встречается, что те преимущества, которые служат соблазнению, одновременно служат и защите. Но даже в отсутствие самки, соперника или угрозы можно застать павлина, когда он веером распускает хвост без всяких внятных причин.
– Может, он просто получает удовольствие от собственной красоты?
– Когда ни одно зеркало не передает его отражения?
– Иногда как раз отсутствие любого отражения позволяет почувствовать себя красивой.
Деодат понял, что за ее словами стоит личный опыт.
– А как вы поняли, что я павлин?
– Когда вы вошли, я сначала увидела, что вы птица: вы только что парили в воздухе, хотя не могу сказать, с чего я так решила. Потом я заметила вашу склонность к чрезмерности. Не сердитесь, что я говорю без обиняков: вы как будто считаете делом чести распустить веером все уродство мира. Вы в это вкладываете столько же щегольства, сколько павлин, когда распускает свои перья. Вы не орнитолог?
Они представились друг другу. Раз препятствий более не существовало, они налили шампанского в единственный бокал и выпили, прикладываясь к нему по очереди. Это приворотное зелье подтвердило, что они безвозвратно влюблены.
– Должна предупредить вас, что у меня нет разума.
– Слова, которыми вы меня встретили, этому противоречат. Что до меня, то кажется излишним напоминать вам о моей плачевной внешности.
– У вас такой красивый голос. Для вас распускать хвост означает говорить.
– Вы читали "Рике с Хохолком"?
– Прошу вас, остановитесь. Я себя чувствую совсем голой.
– Это не единственная сказка Перро, которую вы мне напоминаете. Как там называется та, где юная девушка, дав напиться старухе-нищенке, обнаруживает, что каждое ее слово превращается в драгоценный камень?
Они обменивались любезностями, пока бутылка не опустела.
– Хотите, я схожу за другой бутылкой к себе в гримерку? – спросил Деодат.
– Который час? – Мальва ответила вопросом на вопрос, однако влюбленный мгновенно понял ее:
– Пять часов. Вы правы, они издеваются над нами. Идемте отсюда.
Они улизнули по-английски. Люди с телевидения пытались их удержать; они приводили самый страшный, на их взгляд, довод:
– Если вы уйдете, вас больше никогда не пригласят на эту передачу.
Мальва и Деодат расхохотались и со всех ног бросились к первому попавшемуся такси.
Они разрешили квадратуру круга: гипнотический экстаз первых шагов любви у них наложился на спокойную уверенность в том, что их связывает вечность. Эта любовь обошлась без клятв – словесных уз маловеров.
Разумеется, разразился скандал. В ярости от столь непростительного пренебрежения, ведущий "предал дело гласности", изложив свою версию событий: влюбившись с первого взгляда и потеряв всякое соображение, манекенщица и орнитолог продемонстрировали свою полную невоспитанность и удрали без всяких извинений и объяснений, настолько им не терпелось предаться страсти.
Передача наделала много шума. Вступила в дело желтая пресса, падкая до сенсаций. Влюбленные понятия об этом не имели. В день их встречи они попросили таксиста отвезти их на ближайший вокзал (им оказался вокзал Монпарнас), где прыгнули в первый же поезд, направлявшийся, как оказалось, в Нант. Мальва слышала, что в этом городе есть заброшенная готическая часовня, переделанная в роскошную гостиницу. Там они сняли номер с витражным окном и любили друг друга под перекрестьем стрельчатых арок. Мобильники они отключили на целую неделю. Каждый вечер они выходили прогуляться по городу и поужинать. Журналисты ежедневной газеты "Уэст-Франс" их засекли, но, тронутые тем, что парочка выбрала Нант для первых любовных радостей, сохранили секрет.
Через неделю они вместе включили мобильные телефоны: на обоих обрушился шквал ругани. Они тщательно сохранили наиболее оскорбительные послания от ведущего и дали их прослушать коллегам, которые тут же изменили свое отношение к делу. Пресс-секретарь ювелирного дома Требюше поняла, что с этой передачей работать им больше никогда не придется, и обнародовала запись со всеми грубостями ведущего: общественное мнение повернулось против него и поздравило влюбленных с их отступничеством.
Вернувшись в Париж, они купили большую квартиру на четвертом этаже старого дома на улице Турнель. Никто не мог понять их выбора: особняк был роскошным, но обветшалым и свет едва проникал на извилистую улочку. Но они оба влюбились в романтическое жилище, расположенное недалеко от площади Вогезов.
Даже папарацци были шокированы грязными выпадами ведущего телешоу. В итоге парочку оставили в покое. Когда молодые люди прогуливались вместе, они являли образ любви настолько убедительной, что вызывали уважение. Отныне их снимки можно было видеть не на первых полосах в желтой прессе, а на пятнадцатой странице журнала "30 миллионов друзей" с глуповатыми, но трогательными подписями, вроде: "Орнитолог нашел птицу своей мечты".
Конечно, их пытались подловить. Во время одной из бесед Мальва напрямик призналась, что потребности семьи обеспечивает в основном она. Некоторых это покоробило.
– Манекенщица зарабатывает больше, чем орнитолог, – заметила молодая женщина, пожимая плечами.
Деодат снискал всеобщее понимание, заявив:
– Мне с моей внешностью сам бог велел стать жиголо.
Мальва, которая не замечала уродства молодого человека с тех пор, как полюбила его, не поняла, в чем заключался юмор высказывания.
У сказок в литературе своеобразный статус: они пользуются безмерным уважением. Двусмысленность сказки исходит из того факта, что под видом обращения к детям она адресована также, а может, даже прежде всего, взрослым. Когда Жан Кокто снимал "Красавицу и Чудовище", он понимал, что среди его зрителей будет больше взрослых, чем детей.
"Рике с Хохолком" относится к жанру сказки. Французские сказки в основном кончаются хорошо. Никого не смущает, что они подчиняются детскому правилу счастливого конца, что в подавляющем большинстве литературных школ, достойных этого имени, рассматривается как признак дурного вкуса.
Любовь в литературе – столбовая и донельзя заезженная дорога, можно сказать, ее "pons asinorum". Видимо, данный сюжет обладает неотразимой притягательностью. Мировых классиков, которые не посвятили ему ни строчки, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Однако если и существует непреложный закон для шедевров любовной литературы, так это то, что они должны заканчиваться очень плохо. Иначе получится бульварное чтиво. Такое впечатление, что великий писатель в надежде на прощение за то, что не устоял и вступил на эту дорогу, прилаживает к ней трагический финал в качестве покаяния.
"Счастье в преступлении" Барбе д’Оревильи является грандиозным исключением. Расширим наш обзор, включив в него шедевры, где сюжет не исчерпывается любовью: "Война и мир", "Дамское счастье" остаются редкими литературными примерами, где любовная история заканчивается хорошо.
Хоть я и поглощаю книги в огромных количествах, само собой разумеется, мне было не одолеть все шедевры в мире, но в 2015 году я прошла через поучительный эксперимент: прочла от начала до конца "Человеческую комедию" Бальзака. Сто сорок семь произведений весьма различного объема и качества, конечно, но надеюсь, никто не станет спорить, что в целом речь идет о шедевре. Перед нами амбициозный литературный проект, который поставил себе целью описать весь мир без изъятья.
Из ста сорока семи книг в тридцати пяти любви отводится весьма незначительное место. Итак, остаются сто двенадцать, в которых любовь играет важную, а то и решающую роль в развитии повествования. Из этих ста двенадцати историй семь заканчиваются хорошо, а то и очень хорошо. Точности ради должна отметить, что три из этих ста двенадцати произведений не окончены: мы не можем строить догадки относительно их финала. Оговорим также, что, с моей точки зрения, "хорошо заканчиваться" означает прежде всего "не заканчиваться плохо". И маленький утешительный всплеск под занавес, как, например, любовный и деловой успех детей Цезаря Бирото, не представляется мне достаточным, чтобы счесть, что роман, названный его именем, получил счастливую развязку.
А любовь? В этом вопросе Бальзак демонстрирует то обезоруживающую наивность, то исключительную осведомленность. Так и хочется сказать, что его эрудиция основана на незаурядном любовном аппетите (наивность проистекает из аппетита, и обратное тоже верно) и впечатляющем личном опыте. Короче, искушенный обжора. Я склонна доверять свидетельству подобного человека.
Итак, шесть процентов бальзаковских любовных историй заканчиваются хорошо. Это не так много, но цифра отлична от нуля. Как если бы Бальзак хотел сказать, что в кровавой и исполненной опасностей войне, которая и есть любовь, иногда все же возможны триумфы. Урсула Мируэ, несмотря на тысячу козней, все же выходит замуж за виконта де Портандюэра; их брак очень удачен. Княгиня де Кадиньян, после многих лет беспутной жизни, возносится на вершину любовного счастья благодаря персонажу, с которым более всего отождествлял себя сам Бальзак.
Если бы Деодат и Мальва были героями Бальзака, они купили бы роскошный экипаж, на котором и разъезжали бы после полудня по Елисейским Полям под восхищенными взглядами сливок общества. По четвергам они принимали бы в своем особняке друзей из предместья Сен-Жермен, и все восхищались бы очаровательными туалетами хозяйки дома.
Поселившись в менее престижных условиях, Деодат и Мальва познали неспокойное дамоклово счастье, в осознании постоянной опасности, что лишь обостряло их иступленный восторг.
Их приглашали повсюду. Сами того не зная, они стали новой модной парой и страшно удивлялись великолепному приему, который им оказывали.
На самом деле, Деодат и Мальва, вовсе не чувствуя себя сообщниками, были едины в тревожной странности, с которой так часто смотрели друг на друга. Сколько раз, встречаясь, они думали: "Это он" или "Это она", с изумлением, близким к страху, – "Кто это необыкновенное существо, отныне являющееся центром моего мира?". И тогда Деодат приносил избраннице бокал шампанского, из которого они вместе завороженно пили.
В глубине души они благословляли любовные разочарования, которые им пришлось пережить: не будь тех горестей, они, возможно, предположили бы, что их исключительность – общий удел и что это нормально – каждый вечер и каждое утро открывать для себя столь необъятную радость.
Они рассказывали друг другу не все, и вовсе не из пустого кокетства, а сознавая, что в каждом из них есть частица невыразимого. Однако они никогда не прибегали к тем дразнящим умолчаниям ("Не стану тебе все выкладывать, дорогой"), которые возбуждают простофиль в любви. Так, Деодат никогда не заговаривал о Саскии, а Мальва сохранила тайну драгоценностей бабушки.
Прошло время, так и не притупив накала их тревог. Они не поженились. Мальва никогда не говорила с ним утомленным голосом законной жены, а Деодат не позволял себе насмешливых высказываний супруга.
Едва не став горбуном, он сохранил чуть сутулые плечи; ей нравилась его осанка, будто ждущая ласки. А он кружил вокруг нее, чтобы полюбоваться со всех сторон, и цитировал Барбе д’Оревильи: "Профиль – это подводный камень красоты или же самое неоспоримое ее подтверждение".
Весной пара певчих славок свила гнездо на каштане прямо у их окна. Деодат не уведомил об этом событии свою организацию, он предпочел умолчать о чуде. На памяти орнитолога это был первый случай, когда столь редкую птицу можно было увидеть в Третьем округе Парижа.
Примечания
1
Прием в саду (англ.).
2
Имеется в виду миф об Атридах: Орест с помощью своей сестры Электры убил свою мать Клитемнестру в отмщение за убийство ею ее мужа и его отца Агамемнона. Ранее Агамемнон по указанию прорицателя Калхаса был готов принести в жертву богам еще одну свою дочь, Ифигению, но во время жертвоприношения богиня Артемида заменила девушку ланью. (Здесь и далее примеч. перев.)
3
Имеется в виду замок Равенстайн (бывшая собственность короля Леопольда II), в котором теперь разместился Королевский гольф-клуб Бельгии.
4
Речь идет о замке Пон д’Уа XVII в., принадлежавшем отцу писательницы барону Пьеру Нотомбу с 1937 по 1965 г.
5
Строка из стихотворения Артюра Рембо, перевод Н. Яковлевой.
6
Для этого (лат.).
7
"Я рождена любить, не ненавидеть" (Софокл. Антигона. Перевод С. Шервинского и Н. Познякова).
8
К праотцам (лат.).
9
Тем более (лат.).
10
"Ты не хочешь знать" (англ.).
11
Александр Виалатт (1901–1971) – французский писатель, критик и переводчик.
12
"Рике с Хохолком" (в других переводах – "Хохлик") – сказка из сборника Перро "Рассказы, или Сказки былых времен" об уродливом, но очень умном принце, которому фея в утешение дала способность наделять умом ту, кого он полюбит.
13
Роман французского писателя, поэта и драматурга Жана Кокто "Ужасные дети" (1929). В основе сюжета – история о живущих в сумеречном доме инфантильных подростках, брате и сестре.
14
Идиот – от греч. idiōtēs – "собственный, свой, частный". Глагольная форма этой основы означает "живу, пребываю отдельно, сам для себя". В Древней Греции "идиотэс" называли тех, кто уклонялся от участия в общественной жизни, не ходил на голосования, занимался только своими личными интересами.
15
Стадия зеркала – термин психоаналитической теории Жака Лакана. В своих ранних работах Лакан рассматривал стадию зеркала как этап развития ребенка в возрасте от 6 до 18 месяцев. Начиная с 1950-х гг. Лакан описывал стадию зеркала уже не как определенный момент в жизни ребенка, но как структуру субъективности или парадигму Воображаемого.
16
Способ существования (лат.).
17
Штокроза – растение семейства мальвовых.
18
Сарданапал – имя последнего ассирийского царя у многих древних авторов и античных историков. Сарданапал отличался склонностью к роскоши, его дворец поражал воображение.
19
Человек-слон (англ. The Elephant Man) – знаменитый британец Джозеф Меррик (1862–1890), страдавший редчайшей болезнью, вызвавшей чудовищные деформации тела.
20
Цитата из басни Лафонтена "Ворона и лисица" в переводе И. Крылова:
"Какие перышки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!"
21
Вольная трактовка строки из стихотворения Франсуа Вийона "Парижанки": "Il n’est bon bec que de Paris", дословный перевод: "Только тот клюв хорош, который из Парижа", смысл – "парижанка любую заклюет" или "парижских дам язык длинней" (в переводе В. Дмитриева).
22
Во дворце Фонтенбло есть двор Прощания. В апреле 1814 г. Наполеон Бонапарт подписал в Фонтенбло свое отречение от престола и 20-го числа того же месяца в этом дворе прощался со своей старой гвардией, чтобы отправиться на остров Эльба.
23
"Souvent femme varie, bien fol est qui s’y fie" – эти слова приписывают Франциску I. Рассказывают, что он, разговаривая со своей сестрой Маргаритой Ангулемской, вырезал их алмазом на витраже замка Шамбор.