– Ты что – психиатр? Откуда тебе известно, что излечат? И потом – от чего лечить? Это что – шизофрения, или что-то другое? По роду своей деятельности я должен постоянно сталкиваться с этими вопросами, я работал в паре с медэкспертами, психиатрами и психологами. У меня такое впечатление, что – несмотря на хворь моих мозгов – меня не от чего лечить. Даже если гипнозом удалось бы заблокировать эти странные сны – что дальше? И где гарантия, что это не сделает хуже?
– Послушай, Густав, а почему бы не разыскать этого… Смита. Ты утверждаешь, что он живёт в Калифорнии. А где именно?
– В Голливуде!
– Ты смеёшься.
– Конечно, я пошутил. В ЛА он живет. На Экспанада стрит, дом десять.
– Так… разыщи… то есть, что я говорю – позвони… или… это – слетай к нему. Скажи – так и так, кончай являться ко мне по ночам. Мне это не нравится. Оставь свои штучки и дай спать спокойно.
– Ты наивен, Ом. Во-первых, это не он приходит ко мне, а я превращаюсь в него, так что это он должен мне предъявить иск в хищении на время сна его личности. Если исходить из чисто-юридического подтекста, то это он – потерпевшая сторона. Не забудь – я ведь юрист. Во-вторых, он скажет, что ничего не ведает о моих проблемах и не имеет к ним никакого отношения. В-третьих, даже если я с ним встречусь – и он мне пообещает "оставить меня в покое": гарантирует ли это, что я не начну по ночам превращаться в кого-то другого, еще худшего, чем Джордж Энтони Смит?
– Даже не знаю, что тебе посоветовать. По крайней мере, держи меня в курсе.
* * *
Ни один из них не предполагал, что разговор возобновится так скоро. Буквально через несколько дней Омланд позвонил.
– Ставишь мне бутылку виски. Ты проиграл. Я выяснил – никакого твоего персонификатора нет ни в ЛА, ни вообще в Калифорнии. Я выяснил.
– Проиграл не я, а ты. И не он мой персонификатор, а я – его. Ты опять всё перепутал. Ладно, бутылка – за мной. Приезжай, поговорим.
* * *
Никогда еще Боргерсен не приезжал так быстро. У него была привычка копаться.
– Ты забыл о разнице во времени, – сказал Густав, когда они удобно устроились. – Ты, что, решил, что, раз у кого-то крыша поехала, так его бред – полное отсутствие логики? Нет, мой друг, даже у бреда бывает известная логика. ДЭС не обязательно должен именно теперь проживать в Лос-Анджелесе. Мне – а теперь нам – известно, что он там будет жить в 1989-м. Но мы ведь не знаем, когда он там поселился. Может быть, он ещё живёт пока в своей Англии?
– Да, я как-то не подумал об этом. Ты соображаешь чертовски быстро. Гораздо быстрей меня.
– Адвокатам положено быстро соображать. Это нас кормит. Не трать зря деньги. У меня есть кое-какие идеи…
Густав на сей раз выглядел бодрее. Омланд остался доволен. Может быть, всё в скором времени нормализуется?
Ещё через несколько дней Боргерсен буквально влетел к Густаву на второй этаж, прямо в спальню. Тот сидел за столиком вдвоём с бутылкой.
– Ты видел это, – закричал Омланд с порога. – Ты должен немедленно это прочесть.
На столик лёг, опрокинув стакан виски, последний выпуск журнала Нью-Йорк за 11-е сентября 1979-го года. Маленькая заметка гласила:
"Сегодня в районе 15-й авеню, между Вест и Вашингтон-стрит, вдрызг пьяный, неопрятного вида человек выскочил на проезжую часть улицы с криком "верните мне мой истребитель!". Его быстро задержала полиция; он мешал движению. Доставив его в полицейский участок, решали, что с ним делать – направить на психиатрическое освидетельствование, или держать под стражей. Неизвестный был вскоре освобожден, по слухам – в связи с вмешательством Министерства Обороны. Если бы не это, никто и не обратил бы внимания на мелкий инцидент. Может быть, мы стали свидетелями "фильма наяву" под названием "Спившийся Супермен на пенсии"? Кто знает? Любопытно, что в момент задержания странный тип заявил: "Насрать мне на ваш Нью-Йорк. Вот возьму – и уеду в Лос-Анджелес".
– Теперь мы знаем, с какого времени ДЭС будет жить в ЛА и где поселится.
– Меня никак не оставляет чувство, что ты меня разыгрываешь. Ну, да ладно. Учти: розыгрыша я не прощу.
– Успокойся. У меня тоже было бы такое же чувство.
– А что, если тебе уехать. Может быть, только в этом доме тебе снятся все эти сны?
– Ты забыл, что я ночевал в Порт Оф Спэйн? Там всё было точно так же.
– Да… Тяжелый случай. Ты проверишь, поселится ли ДЭС по адресу, который ты знаешь? – Угу.
* * *
С тех пор жизнерадостная натура Густава стала брать верх над его несчастьем. Его сознание возводило – кирпичик за кирпичиком – прочную перегородку между сновидениями – и активной жизнедеятельностью в состоянии бодрствования. Он перестал записывать бред и видения одержимого самолётами летчика – и уничтожил ранее сделанные заметки. Даже сны его мало помалу менялись, и где-то на периферии сновидений его мозг помнил, кто он есть на самом деле. Это сменило окраску образов с ядовито-зловещей на эмоционально более приемлемую. И – главное – Густав уже знал, что развязка близится. Джордж спивался всё быстрее; его алкоголизм прогрессировал угрожающе.
Ещё одно знаменательное событие произошло в январе. Оказалось, что Боргерсен связался по телефону с одной шведской гадалкой, поведав ей, что обеспокоен "проблемой друга". При этом не рассказал ничего конкретного. Та ответила, что, якобы, у его друга есть брат-близнец, который вторгается в его жизнь, и, возможно, приедет его убить. "Вот что могут наплести эти ворожеи, – лопотал Боргерсен, давясь от смеха. – Она даже не смогла угадать, что у тебя нет ни одного брата, а только сёстры". – "Совершенно очевидно, – возразил Густав, – что мой брат-близнец – это ДЭС." – "Но каким образом он может попасть сюда из своего 1989-го года? – взмолился Боргерсен. – "Не знаю".
Как-то позвонил Патрик и сказал, что им троим не мешало бы встретиться. Густав и Омланд были не в состоянии даже и близко предположить, что стряслось. Патрик предложил собраться не на Зоне, а во дворе популярного ресторанчика, что держал их общий приятель. Когда два друга, выйдя из машины, приблизились к месту встречи, они увидели, что Патрик там не один. В соседнем пластмассовом шезлонге сидел ещё один человек: пожилой мужчина невысокого роста, в чёрных очках, с испитым, но мужественным лицом. Омланд первый побелел – мгновенно узнал его. "Познакомьтесь, это мистер Смит". Лопез и Боргерсен не проронили ни слова. "Он приехал сюда из Штатов пофотографировать и поудить рыбу. Мистер Смит болен… алкоголизмом. Он в последнее время лечился, прошёл через реабилитационный центр, но, когда попал сюда, забыл обо всём, о чём его предупреждали в "рехабе"… и сорвался. Мы с Джулианом и Марком нашли его возле пирса, в невменяемом состоянии. Его карманы были битком набиты деньгами в стодолларовых купюрах, один только Бог знает, сколько унесло ветром. Найденные мы аккуратно сложили и отнесли в банк, теперь они вложены на имя господина. Не бойтесь, это уважаемый гражданин, бывший лётчик, авиаконструктор; он зарабатывает кучу денег, и совершенно легальным способом. Надо помочь человеку, попавшему в беду. Поэтому я и пригласил тебя, Густав. Ты ведь сам был недавно в запое, и вот, сумел так блестяще выкарабкаться. Что ты посоветуешь? Джордж – можете называть его так – чувствует, что, если вернется назад, в ЛА, то уже не выкарабкается".
Густав покачал головой.
– Мой случай нетипичный. Я ведь не завязал совсем. Не перестал употреблять алкоголь. Но твердо постановил – не пить каждый день, и потом – не больше стакана. Для начала я перешёл на пиво и вино. Теперь умеренно выпиваю – как раньше – и это пока работает. Если господин… Джордж… пьёт давно, это не поможет. Я мог бы посоветовать хорошего психиатра-нарколога. Есть неплохая частная клиника в Порт Оф Спэйн. Может быть, Джордж попробует…?..
– Не надо психиатров, – у Смита был хриплый низкий голос. – У меня они в печёнках сидят. Дерьмовое племя. Зря только выбросил тысячи долларов. Представляю, сколько жратвы и спирта я бы на них купил. Сколько раз мог сгонять на такси на аэродром – посмотреть и пощупать новые летающие машинки! Эх, вся моя жизнь круто изменилась с полгода назад…
– Но ведь ты мне сказал, что пьёшь уже примерно семь лет?
– Ну, что возьмешь с… пропившего мозги… и память.
– А, может быть, какое-то другое событие произошло полгода назад, – вставил Боргерсен.
– Какое событие? Ты на что… намекаешь? Ты мне не тыкай… событиями… Сам ты – "событие".
– Ну-ну, успокойтесь, друзья. Джордж очень приятный человек. Вы его ещё не знаете. Он просто терпко выражается, как многие вояки. В армии, вы знаете, преобладает крепкий жаргон.
– Вот-вот, я человек крепкий. Крепче, чем Сикорский последней модели.
– Джордж, нам ни к чему военные секреты. Лучше подумаем, что с тобой делать и как тебе помочь.
Было договорено снова сойтись назавтра. Однако встреча не состоялась. Джордж опять набрался, при этом выдул гораздо больше, чем ему было необходимо. Через двое суток его пришлось поместить в клинику, где он провалялся более месяца. В его отсутствие Патрик рассказал, что среди вещей Джорджа в гостинице, в Сан Фернандо, оказались британский паспорт, выписанный совсем недавно, но такой истасканный и потрёпанный, как будто он десятилетней давности, револьвер небольшого калибра и странное удостоверение личности… 1989-го года! Патрик не знал, как это объяснить. По его словам, Джордж всё время требовал "сегодняшних газет", а не газет "десятилетней давности". Он во всём подозревал какой-то подвох, говорил, что везде висят старые календари, что банки, магазины – все имеют неправильное представление о времени. Его билет на самолет тоже оказался из 1989-го года! "Может, стоит с этим податься в полицию?"
– Не думаю, – сказал Густав. – Вполне возможно, что при оформлении его удостоверения личности и когда выписывали билет – просто допустили ошибку. Бывают всякие несуразности. Две крайне редкие ошибки совпали. Всё это проверят, выяснится, что наш подопечный ни в чём не виноват, и что тогда? О нас пойдет дурная слава. Нет, нехорошо сдавать друзей. Если же тут замешан какой-то заговор или, не приведи Господь, аномальное явление: тогда нас передадут американцам, и они нас затрахают в своих военных лабораториях, как подопытных кроликов. Будут отрезать каждую ночь по конечности, приговаривая: признайтесь, что вы марсиане!.. Нет, честное слово, сгноят нас, если такое узнают…
– Но есть ещё одно. Даже не знаю, как тебе сообщить… – Патрик замялся. – Он всё время упоминает твоё имя, говорит, что ищет тебя, или утверждает, что он и есть Густав Лопез. Что ты об этом думаешь?
– А что я могу думать? Странный тип. Просто ненормальный. Может, ему посоветовали адвоката, вот он меня и разыскивает. А потом в его пропитых мозгах все перепуталось – где он, где адвокат…
– А что, если просто послать его к дьяволу, и пусть сам расхлебывает свои проблемы. Этот старикашка итак уже стоил мне полно нервов.
* * *
Однако обстоятельства распорядились по-своему. Перед самым отлетом Джорджа в Бразилию (у него возникли проблемы с возвращением в Штаты) они встретились для "откровенного разговора". На этом настаивал Джордж, который утверждал, что знает что-то очень важное о ком-то из них.
Они собрались в начале самого безлюдного из пустых деревянных причалов. Был один из редких штормовых дней, и, хотя в заливе Пария это почти не чувствовалось, вода выглядела в конце дня чуть более "сумрачной" и "напряженной". Она приносила больше, чем обычно, кусочков и пены. Этот плеск заполнял затянувшееся молчание. Все ждали, что скажет Джордж. Ни Патрик, ни Густав не успели и глазом моргнуть, как Джордж выхватил нож и молниеносно ударил Густава в живот. Только Омланд успел среагировать, как будто напряженно ждал этого момента. Он сделал подсечку – и Джордж полетел в воду. Почти моментально за ним последовал Густав: в первый момент не было ясно – в каком состоянии. Там было совсем неглубоко. Густав стоял по грудь и шарил вокруг. "Как ты? – спросил Патрик. "Хреново… я имею в виду… на душе. А царапина… до свадьбы заживет". Два других облегченно вздохнули. Они провели пять долгих часов в поисках Джорджа, но его не нашли. Ни живого… ни тела… Тот пропал – как испарился. Густав уговорил Патрика пойти на операцию снятия денег со счета Джорджа в тринидадском банке. Там было пятнадцать тысяч. По пять на рыло. "Что дальше? – трясущимися губами спрашивал Патрик. – "А ничего, – отвечал Густав. – "Но ведь хватятся. Человек ведь всё-таки. Куда пропал? Где?" – "А никто не хватится". – "Как так?" – "А вот так. Не было никакого человека. И всё. Главное – не проболтайся. Пока твой язык за зубами, считай, что ничего не произошло". – "Конечно, ты… вы… вдвоём что-то знаете – скрываете от меня". – "Знаем или нет, мой совет тебе – молчать. Если не желаешь навлечь на всех нас беду".
* * *
В ту ночь Густав не видел никаких сновидений. Вернее, видел, но это были обыкновенные сны.
* * *
….Мы не ведаем, куда течет наша душа, откуда бежит – и в кого перетекает. В сосуществовании разных людей есть глубокая, скрытая тайна. Жизнь без свехидеи – большой грех, и образованный скот, выедающий изнутри начинку скорлупы своего эго, – это феномен скверны, выжженной как тавро на внешней оболочке человечьей души.
Не-делающий-ошибок рационалист – это грешник-рецидивист, прожигающий ради своего личного покоя и неги накопленные поколениями клады духовного блага. В самой невозмутимости кроется порочная изощренная ущербность. Но и среди них есть свои герои: души, не позволившие утащить себя дальше в недра самых темных страстей. Хвала удержавшимся хотя бы на грани застойного прозябания, давшим бой на том уровне падения, на который их опустила судьба.
Не мы выбираем время и место рождения, эпоху и свой в ней статус. Все это выбирают за нас. Благословенен тот, кто собрал всю свою силу в кулак – и удержался за единственный выступ скалы. Он спас другого, того, со сверхидеей, от невыразимых мук, дав его измученной плоти долгожданный покой, он спас свою душу от неминуемого разложенья-гниенья.
Вознесем же благодарение в честь тех, кто показал демонам – нашим жестоким властителям, противопоставившим нашим одержимым грешникам и святым своих оборотней-вассалов с доведенным до температуры космического холода рациональным мышлением, – что даже у этих рабов и слуг есть несокрушимая человеческая гордыня.
Больше нет ничего у нас, кроме нашего человеческого достоинства. Наше тело забирают старение, умиранье. Наших близких пожирает безглазый монстр смерти.
Не мы решаем, кому достанется после нас накопленное нами – духовное и вещественное. Наши накопления развеиваются ветром, как пустые миражи. И только наша гордость остается вечной, сохраненная в неравной борьбе с неведомым.
Черновой вариант – Февраль, 1991
Первая редакция – Май, 1992
Вторая редакция – 2002
Комментарии
ТРИЛОГИЯ-2
ПАРИЖСКАЯ ЛЮБОВЬ
1. Grand battement (фр.) – балетное движение правой или левой ногой на высоту.
2. Plie (фр.) – балетное движение (тут: род приседания).
3. Виэкюль (фр.) – тут: автомобиль, машина.
4. Кляштор (польск.) – собор.
5. Старэго мяста (польск.) – старого города.
6. Жан Кокто – Жан Морис Евген Клемент Кокто (1889–1963): знаменитый французский поэт, новеллист, драматург, сценарист, кинорежиссёр, художник. Близкий друг Марлен Дитрих, Эдит Пиафф, Пабло Пикассо, Игоря Стравинского, Жана Маре, Коко Шанель, Эрика Сате. Приятель Марселя Пруста, Сергея Дягилева и Аполлинера. Пытался создавать синтетическое искусство (синтез графики и поэзии, и др.), автор утончённых, эстетских произведений: от картин и рисунков, до литературы и фильмов. Наибольшей известностью пользуются его роман Les Enfants terribles (1929), поэма Орфей, фильмы Blood of a Poet (1930), Les Parents terribles (1948), Beauty and the Beast (1946), Orpheus (1949).
7.
Ce coup de poing en marbre était boule de neige,
et cela lui étoila le cœur
et cela étoilait la blouse du vainqueur,
le vainqueur noir que rien ne protège.Сей мраморный удар – снежок-лепёшка -
ему рассыпал звёзды прямо в сердце,
и блузу победителя раскрасил звёздным,
чёрного, того, кого ничто не защищает.(Перевод с французского Льва Гунина)
8.
ANCIEN POETE
Qu'est-ce que vous boirez?
ORPHEE
Rien merci. J'ai bu. C'était plutôt amer…
Vous avez du courage de m'adresser la parole. (фр.)
Античный поэт:
– Что пьёте?
Орфей:
– Спасибо, ничего. Я пил. То был всего лишь амер…
У Вас достало духу со мной заговорить.
(Перевод с французского Льва Гунина)
9. Я половину не понимаю по-неаполитански – неополитанское (или наполитанское) наречие: особый диалект итальянского языка (как сицилийский). Бытует в Неаполе и неаполитанской области.
10. Ясперс – Karl Theodor Jaspers (1883–1969): немецкий философ, психолог и психиатр, оказавший большое влияние на современную философию, психологию и теологию. Один из основоположников экзистенциализма. Одна из главных идей Карла Ясперса: антиномия субъективного и объективного, запускающая ограничительные установки, стереотипы и патологии.
11. Сартр – Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905–1980): французский философ и прозаик, одна из главных фигур атеистического экзистенциализма. Сартр отрицает "предметный" мир, утверждая, что только человеческая свобода воли (выбора) придаёт предметам ту или иную ценность и значение.
12. Мориак – Франсуа Мориак (1885–1970): французский прозаик и религиозный мыслитель; член Французской академии (1933); лауреат Нобелевской премии по литературе (1952); кавалер Большого Креста ордена Почётного легиона (1958).
13. Флобер – Густав Флобер (1821–1880): французский прозаик-романист, которого считают основателем литературного реализма и модернизма. Автор романов "Госпожа Бовари", "Саламбо", "Воспитание чувств".
14. Арагон – Луи Арагон (Louis-Marie Andrieux, 1897–1982): французский прозаик и поэт, лауреат Ленинской премии, муж известной французской писательницы Эльзы Триоле.
15. Аполлинер – Гийом Апполинер (Wilhelm Albert Vladimir Apollinaris de Wąż-Kostrowicki; Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий Вонж-Костровицкий; 1880–1918): польско-французский прозаик и поэт, отец "кубической поэзии", один из тех, кто стоял у колыбели сюрреализма (сюрреализм – его термин), один из ведущих деятелей французского авангарда. Трагически погиб (убит на фронте, во время Первой Мировой войны).