Победное письмо
1945
Дорогие мама и папа,
Наверное, Мэрион написала вам о малышке. Теперь вы бабушка и дедушка, ваша внучка весит восемь фунтов семь унций и ростом двадцать два дюйма. Зовут ее Дена Катрина Нордстрём. Я – отец, представляете? Вы видели ее фото? Красавица! Я уверен, в 1965-м она станет "Мисс Америкой". Добавилась еще одна веская причина скорее покончить со здешней заварухой. Все женатые ребята, у кого есть дети, думают так же, это придает нам сил.
Джин.
Р. S. На прошлой неделе погиб мой друг Бимис.
Иводзима, Япония
1945
Еще слышались разрозненные выстрелы, когда санитар подполз к убитому. Сдернув с него воинский медальон, он затолкал его солдату в рот и пополз дальше.
Работа грубая. Бывает, сломаешь мертвецу зуб или порвешь губу. Но иначе не разобраться, кто есть кто, когда вокруг столько трупов, разодранных в клочья. С поля боя убитых и раненых выносили в спешке, медальоны часто терялись, и тогда случались ошибки. А это самый верный способ, чтобы солдат прибыл домой по адресу. А то уж сколько раз бывало, что родичи получали чужого покойника.
Дай-то бог, чтоб парень добрался домой благополучно, подумал санитар. У него хорошее лицо. Наверное, он из хорошей семьи.
Элмвуд-Спрингс
Город исправно соблюдал светомаскировку и даже создал пожарную дружину, хотя, по правде, никто не верил, что их могут бомбить. Войну видели в кинохронике, о ней читали в газетах, однако она была так далеко, что сюда ей не дотянуться.
Но потом воскресным утром 45-го пятнадцатилетний Мэкки Уоррен, служивший в "Вестерн Юнион", оседлает велосипед и доставит телеграмму, которая навеки изменит человеческие жизни. И почему же именно в воскресенье?
Сан-Франциско, Калифорния
Когда он очнулся, было темно, снизу доносился громкий лязгающий перестук. Судя по тряске, он вроде бы куда-то ехал. Но где он? В госпитале? Или все еще на берегу?
Двадцатидвухлетний матрос первого класса Джин Лордор Нордстрём старался понять, что происходит. Последнее, что помнилось, – охваченный страхом, он бежит по берегу, а потом… ничего. И вот тут, ощутив медальон во рту, Джин понял, где он. Твою мать, он мертвый! Поезд везет его тело на родину.
Ну хоть что-то. Некоторые ребята навеки остались в чужих краях. Потом накатила паника: минутку! Ведь я женат. У меня дочка. Что с ней-то будет? О господи. Хватит ли семье моей военной страховки? Пришла мысль о Мэрион: любимая, я так мало побыл с тобой.
Через два дня поезд, скрежетнув колесами, остановился и мужской голос крикнул:
– Элмвуд-Спрингс!
По-прежнему было темно, но чуть погодя по составу загремели двери товарных вагонов. Джина охватило нетерпение: ну же, я здесь. Наконец подошли к его вагону. Железная дверь с лязгом отъехала, внутрь ворвался солнечный свет. Двое мужчин залезли в вагон и подошли к Джину.
– Этот, точно? – спросил один.
– Ну да, вон же бирка – Нордстрём, Элмвуд-Спрингс, Миссури, – сказал другой. – Только Эд велел его не трогать, пока не подойдут родные.
Один мужчина закурил. Ох, как вкусно пахнет табаком, подумал Джин. Затем послышались шаги и чей-то голос сказал:
– Давайте, ребята, выносите.
Джин почувствовал, как его поднимают, укладывают на что-то плоское и выносят на улицу. Скосив глаза, он увидел родителей и тетю Элнер. Накатила радость, хотелось гаркнуть: "Эй, привет!" – но родные, безмолвные и напряженные, просто шли рядом с тележкой, на которой его везли по платформе. "Ну скажите хоть что-нибудь! – думал Джин. – Это же я. Я вернулся". Но в ответ только шарканье шагов и скрип колес. Вдоль платформы стояли люди, молчаливые и неподвижные. Мужчины сняли шляпы, Хейзл Гуднайт зажала рукой рот; когда процессия с ней поравнялась, она погладила мать по плечу.
Похороны были с воинскими почестями. Когда солдат снял с гроба американский флаг и, свернув, передал Герте, Джин наполнился гордостью, но сразу отвел взгляд – смотреть на мать было невыносимо. Потом он, видимо, задремал и очнулся, когда его уже опускали в могилу. Через мгновение чей-то очень знакомый голос произнес:
– Здравствуйте, молодой человек. Добро пожаловать на "Тихие луга".
– Мисс Бимер? Это вы? Помните меня? Я – Джин Нордстрём. Вы вели наш шестой класс.
– Конечно, я тебя помню, малыш Джин. Но как ты здесь оказался?
– Меня убили на войне, мисс Бимер.
– Не может быть! Боже мой! Вот уж родителям-то горе.
– Да, мэм, горюют сильно.
– А как же иначе? Помнится, я сказала твоей матери: миссис Нордстрём, говорю, у меня еще не было такого милого ученика, как ваш Джин. Прими мои соболезнования.
– Спасибо, мэм. Я тронут.
– А как же это случилось, дорогой?
– Меня подстрелили, но было совсем не больно.
– Правда? Вот поди знай, что тебя ждет в жизни, да?
– Верно сказано, мэм.
Рядом кто-то сопел.
– Кто это здесь, мисс Бимер?
– Юстус Перси Хендерсен. Любит прикидываться спящим, – сказала Люсиль и громко спросила: – Вы не спите, мистер Хендерсен?
– Уже сплю, – буркнул старик.
– К нам прибыл Джин Нордстрём, мой бывший ученик.
– Здравствуйте, сэр, – сказал Джин.
Мистер Хендерсен снова что-то буркнул, потом спросил:
– Что это за форма?
– Я военный моряк, сэр. Вернее, был.
– Он погиб на войне, мистер Хендерсен, – сказала Люсиль.
– На какой еще войне?
– На Второй мировой.
– На второй? Значит, была еще одна? И с кем теперь мы дрались?
– С Германией и Японией, – ответила Люсиль.
– С немцами? Вот зараза. Однажды мы им уже накостыляли. Опять, что ли, сунулись? Хотя таких сволочей еще поискать. И с кем, говорите, еще?
– С Японией. Вы что, не слышали наших разговоров о войне?
– Недосуг мне слушать вашу глупую трескотню. Япошки… хм… ну это ерунда. С коротышками валандаться недолго.
– Да, сэр, но их целая прорва, – сказал Джин.
Люсиль решила сменить тему:
– Я давеча говорила, что Джин – самый милый из моих учеников. И родители его, кстати, очень милые люди. Тетя Элнер тоже у меня училась.
– И что, вся эта куча родственников сюда припрется? – проворчал старик.
– Дадим мальчику отдохнуть, мистер Хендерсен. Он с дороги.
Помолчали.
– Мисс Бимер? – окликнул Джин.
– Да, милый?
– Вы слышали, что я женился?
– Нет, дорогой. Девушка местная? Я ее знаю?
– Нет, мэм, она не здешняя. Но вам понравится. У меня и дочка есть. Я еще не видел ее, но, знаю, они скоро меня навестят.
– Вот и хорошо, есть чего ждать, правда?
– Так точно, мэм.
– Давай-ка поспи немного. Ты же, наверное, измотался?
– Да уж.
– Я разбужу, если кто-нибудь придет.
– Спасибо. Я вот поджидаю жену с дочкой, и если вас не затруднит…
– Не волнуйся, у меня чуткий сон. Не просплю. Дам знать, как только они явятся.
– Благодарю.
Джин закрыл глаза и, проваливаясь в сон, успел подумать: в жизнь не поверил бы, если б кто сказал, что я буду покоиться рядом со своей бывшей учительницей.
Его смерть ошеломила город. "Шведская пекарня" не работала, на ратуше приспустили флаг. Он стал первой военной потерей, ранившей почти каждого жителя. Парень рос у всех на глазах. Он подстригал соседские лужайки, доставлял газеты, играл квотербека в футбольной команде. Печаль охватила всех, даже подростков, которые никогда с ним не встречались, но теперь видели его фотографию в витрине булочной. Люди не знали, какими словами поддержать Герту и Теда. И просто оставляли записочки на крыльце – как знак, что они разделяют их горе. Элнер считала, лучше вообще ничего не говорить. Да и что тут скажешь?
Когда Джин уехал в учебный полк, Герта ничего не трогала в его комнате. Все те же картинки на стене, кровать застелена все тем же покрывалом. Казалось, комната ни о чем не ведает и с минуты на минуту ждет возвращения хозяина.
Каждый день Терта сидела в спальне сына и смотрела на его вещицы: игрушечную машинку на столе, модель самолета, подвешенную к потолку, коробку с шариками, сломанного матросика на ниточке. Они не могли вернуть Джина, однако напоминали о днях, когда все было хорошо.
Президент банка Герберт Дженкинс выждал пару недель и скрепя сердце пошел к свояченице. Разговор предстоял тяжелый, для Теда и Герты особенно.
Герберт взял на себя смелость закрыть счет Джина, который тот завел в двенадцать лет. Парень откладывал все деньги, заработанные после уроков и на каникулах. Накопилось почти восемьсот долларов.
Дженкинс попросил Герту и Теда сесть и вручил им чек:
– Я подумал, они вам понадобятся… на что-нибудь.
– Я и не знал. – Тед разглядывал чек. – А точно это деньги Джина? Тут так много.
– Конечно, его. Да еще за столько лет проценты набежали.
Герта взглянула на мужа:
– Деньги пойдут Мэрион. Отдадим ей, когда приедет.
– Она к вам собирается?
– Да, как только малышка подрастет для поездки.
– Вот и хорошо, это возместит ей расходы и прочее.
– Спасибо тебе, Герберт, что озаботился.
– Не за что. Если что нужно, только дайте знать. Ида вам кланяется.
Герберт не сказал, что они с Идой добавили двести долларов. Мало кто знал, но Ида, вопреки всем ее закидонам, бывала почти сердечной.
Вот и свиделись
Джин Нордстрём проснулся и услышал веселый голос Люсиль Бимер:
– С добрым утром! Как самочувствие? Немного отдохнул?
– Да, мэм.
– Тут к тебе целая очередь.
– Неужто?
– Да. Лордор, прошу.
– Здравствуй, Джин. Я твой дедушка. Ты меня никогда не видел, я умер до твоего рождения. Ну что ж, добро пожаловать, внучок.
– Ух ты! – удивился Джин. – Здравствуйте, сэр. Приятно познакомиться. На представлении ко Дню основателя я вас изображал.
– Да, мисс Бимер поведала. Говорят, ты был хорош в этой роли.
– Папа столько всего о вас рассказывал… и мама тоже… какой вы замечательный человек. У нас в гостиной висит ваше фото.
– Правда? Это какое же?
– Ну такое… Вы на нем в черном костюме и котелке…
Послышался смех, и женский голос сказал:
– Уж я-то прекрасно помню этот снимок. Привет, мой дорогой, я твоя бабушка.
– Бабушка Катрина?
– Она самая.
– Ой, просто не верится! Я и подумать не мог, что когда-нибудь с вами встречусь.
– Понятное дело. Чудеса, правда?
– Не то слово. Бабушка… э-э… а можно я кое о чем спрошу? Это всегда не давало мне покоя.
– Конечно, милый.
– Вас вправду выписали по почте или папа все выдумал?
– Не выдумал, чистая правда.
– Все так и было, – поддержал Лордор.
– Ничего себе… И как это происходило?
– Понимаешь, мы сговорились по переписке. Но бабушка с ходу сразила меня своей фотографией.
– Ясно. Ничего удивительного. Бабушка, я видел ваш старый снимок, вы там сногсшибательно красивы. А как вам понравилось дедушкино фото?
– Он меня покорил своим аккуратным видом.
– И вы сразу поженились?
– Нет, не сразу, – ответил Лордор. – Надо было получше узнать друг друга.
– Знакомство даже слегка затянулось, – рассмеялась Катрина.
Весь день Джина приветствовали давние знакомые. Конечно, все они были старше его, как, например, школьный тренер:
– Здорово, парень! Милости просим в нашу команду. Я – Криди, твой бывший тренер.
– Тренер? И вы здесь? Я не знал, что…
– Да, понимаешь, сердчишко подвело – бац, и встало. Уж скоро год как.
– Сочувствую вам.
– Спасибо… Знаешь, я ужасно тобой горжусь. Морпех. Всегда верен долгу. Я был среди провожающих, когда ты уезжал в учебку.
– Да, сэр, я помню.
– Ну и как она, служба? Тяжко?
– Да, сэр.
– Но ты справился?
– Так точно.
– Погиб в бою?
– Да, сэр.
– Молодца. Как считаешь, мы их одолеем?
– Без вопроса, сэр.
– Вот это дух! – одобрил тренер и добавил во всеуслышание: – Этот парень был лучшим квотербеком за всю историю города и стал отличным моряком!
Джин поразился, сколько людей его помнят, но, конечно, главное потрясение – встреча с дедом и бабушкой. В доме о них говорили часто, но он никак не ожидал, что свидится с ними. А кто бы такое ожидал? И еще один сюрприз, о котором никто не упоминал: у обоих предков был сильный шведский акцент.
Перед тем как пожелать ему спокойной ночи, Люсиль Бимер сказала:
– Чудесно, правда? Все так тебе рады.
– Да, мэм, чудесно. Но я все же не пойму. Меня же убили. Так почему я живой? И все остальные живые. Как-то оно не укладывается.
– Вполне естественно, милый. Все мы через это прошли. Как же лучше-то объяснить? Мертво лишь твое тело, а суть твоя по-прежнему жива. Понимаешь?
– Ну вроде бы…
– Я тоже над этим ломала голову, но теперь перестала. Никто не ведает, как это случилось. Я просто рада, что оно произошло. Послушай, Джин… раз уж ты теперь наш, тебе надо еще кое-что узнать о "Тихих лугах".
– Что, мэм?
– Этому тоже нет объяснения, но бывает, что кто-нибудь из здешних обитателей вдруг исчезает.
– То есть?
– Ну вот был человек, а потом – раз, и нет его. Как будто растаял. И уже не возвращается. По крайней мере, еще никто не вернулся.
– Да уж, странно.
– Я не хочу тебя огорчать, просто уведомляю, чтоб это, случись вдруг, не застало тебя врасплох. Спокойной ночи, милый.
– Спокойной ночи.
Джин устал, однако заснул не сразу. Слова о внезапных исчезновениях его слегка растревожили. Пока не ясно, хорошая эта новость или плохая. Как бы то ни было, в смерти очень много неожиданного.
Малышка
Прошло несколько месяцев, и Мэрион с девочкой выехали в Элмвуд-Спрингс. Ну слава тебе господи!
На вокзале их встречала целая делегация: Тед, Герта, Элнер, Ида и Норма. Все они знали гостий по фотографии и вот наконец-то увидят живьем.
По такому случаю Ида купила новые наряды себе и Норме, хотя Мэрион даже не приходилась ей невесткой.
– Очень важно, чтобы первое впечатление о нас было хорошим, – сказала она мужу. – Как-никак девушка из Сан-Франциско. Не дай бог, Элнер заявится в старом домашнем платье и башмаках на шнуровке.
Разумеется, Элнер именно так и вырядилась.
И вот долгая поездка с двумя пересадками закончилась, гостьи прибыли на конечную станцию.
– Вы только посмотрите на эти голубые глазки и светлые волосики! – воскликнула Элнер, едва увидев малышку. – Ну просто копия папы – Джин!
Мэрион полностью соответствовала описаниям Джина: очень красивая и столь же застенчивая. По дороге с вокзала она не проронила ни слова и только улыбалась, глядя на новых родственников, по очереди державших малышку на руках. Джин рассказывал ей о своей семье и, оказалось, ни капли не приукрасил. Люди милые и дружелюбные – в точности какими он их представил. Когда Джин описывал тетю Иду, Мэрион думала, он шутит. Ан нет, никакая это не шутка. Всю дорогу до дома Ида говорила не смолкая.
В воскресенье всей семьей они пошли на "Тихие луга". Элнер подвела Мэрион к могиле Джина.
– Вот он, дорогая, – сказала она и обратилась к холмику: – Здесь твои жена и дочка… приехали к тебе из Сан-Франциско.
Джин прекрасно ее слышал; подняв взгляд, он впервые увидел свою дочку.
Конечно, одиннадцатимесячная Дена Катрина Нордстрём не могла понять, зачем Терта с Тедом возят ее по городу и показывают всем и каждому, но у людей, видевших, что частица Джина по-прежнему с ними, светлело на душе. И вскоре опять заработала пекарня.
Август 1945-го
Обитатели "Тихих лугов" услыхали суматоху в городе (гудели клаксоны, звенели колокола), но не поняли, что происходит. Потом все стихло, и они вновь забеспокоились о положении на фронте. И тут, к счастью, объявился мистер Альберт Снейвли, посредством лопнувшего аппендикса переселившийся на "Тихие луга". Узнав последние новости, покойники оторопели.
– Что-что? – переспрашивали они.
– Атомная бомба… заряд небывалой силищи. Немцы сдались, а япошки уперлись. И тогда мы скинули эту бомбу. Они все равно воюют, и старина Гарри Трумен говорит: "Ах так? Ну ладно". И бабах – вторую. В мгновенье ока япошки сдались как миленькие.
– Так что, война закончилась? Мы победили?
– Да!
По кладбищу пронесся общий вздох облегчения.
– Наши мальчики вернутся домой? – спросила Катрина.
– Со дня на день.
– А как там Ада Гуднайт? – осведомился кто-то. – Все летает?
– Да нет, уже вернулась и привезла мужа.
– Иди ты? Это ж надо!
– Ты был прав, Джин! – крикнул тренер Криди. – Мы победили! Наша взяла!
Через несколько дней Джина Нордстрёма навестили. С Кутером они дружили с пятого класса, когда семья Колвертов перебралась в Элмвуд-Спрингс. И вот теперь по кладбищу шел худой рослый парень двадцати двух лет, все еще в военной форме.
Кутер постоял над могилой, потом сдвинул фуражку на затылок и присел на корточки.
– Привет, дружище. Я только что приехал… и твоя мама сказала, где тебя найти. Черт, почему это выпало именно тебе? Лучшему из лучших. До сих пор все по тебе горюют. В витрине булочной так и стоит твое фото, а на доме – золотая звезда. Знаешь, я просто хотел сказать спасибо за то, что ты настоящий друг. В смысле, я не могу поверить, что именно тебя больше нет. Блин… наверное, ты занял мое место… Я же охламон, а ты… все думали, ты вернешься… и вот… Если бы ты со мной не цацкался и не вытаскивал из разных передряг, я не знаю… Но я исправлюсь, Джин, обещаю. Зуб даю. Я постараюсь прожить хорошую жизнь… за тебя. Твой отец говорит, тебя представили к награде, – круто, да, кореш?.. Я слыхал, ты женился на офигенной красотке. Тебе всегда доставались симпатичные девчонки. Вот… не знаю, что еще сказать… О своих не беспокойся. Я за ними присмотрю. – Кутер вздохнул и покачал головой. – Хочется верить, ты погиб не зря. Только… почему – ты… ты…
Кутер расплакался, как маленький. Он думал, вокруг никого нет.
Потом он ушел, а Джин размышлял над его словами. Напрасной была моя смерть или нет? – спросил он себя. Если б все начать сызнова, я бы так же поступил? Подсластить пилюлю не получилось. Хотелось бы пожить подольше. Побыть мужем и отцом. Чертовски жаль, что его убили, но прошел бы он через это снова? И ответ был – да, прошел бы. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: жизнь потеряет смысл, если в мире не останется ни одной свободной страны. Удивительно, что его представили к награде. Интересно, какая это медаль и за что? Джин не числил за собой особых подвигов.