Нынче за супом Майкл улыбнулся, взял жену за руку и сказал, не сводя с нее глаз:
– Папа, вы не против, если в это воскресенье я увезу наших дам на пикник? Можно взять большую машину?
Карие глаза Ханны Мари сияли, когда она взглянула на отца, ожидая его согласия. На воскресенье Лидер уже составил другие планы для семьи. Он мог отвергнуть любое деловое предложение, но никогда не умел отказать дочери. Для него она и сейчас была маленькой девочкой и всегда получала все, что хотела.
После десерта Майкл сказал кухарке, вошедшей в столовую:
– Можете убирать со стола, Бриджит. Кофе мы выпьем в гостиной.
Лидеру сразу не понравилось, когда зять начал распоряжаться прислугой, но он молчал. Однако нынче загородил свою тарелку:
– Погодите, Бриджит. Я еще не закончил.
– Ох, виноват, папа, – тотчас извинился Майкл. – Я думал, вы уже все.
Анд ер посмотрел на него:
– Еще нет, Майкл. – В голосе его как будто прозвучала чуть заметная угроза. – Пока еще нет.
Глухая Ханна Мари не могла уловить легкую перемену в отцовском тоне, но поняла: что-то случилось. Она это почувствовала. Ханна Мари пристально посмотрела на отца, затем перевела взгляд на мужа, однако тот улыбался, словно все было в порядке. Беатрис вообще ничего не заметила. Она по-прежнему считала Майкла замечательным. Но тот все понял. Теперь ему надо быть еще осторожнее.
Визит
1976
– Джин, просыпайся, – сказала Люсиль Бимер, – к тебе кое-кто пришел.
Над его могилой стояла красивая блондинка. Джин понятия не имел, кто это, но явно не местная горожанка. Она как будто сошла с киноэкрана: коричневый замшевый жакет, черная водолазка, черные брюки. И тут подоспела тетя Элнер:
– Вижу, ты его нашла.
– Да.
Обе помолчали.
– Ты помнишь, как крохой его навещала?
Блондинка вроде как удивилась:
– Нет… Значит, я тут уже бывала?
– Да, раза два-три. Тебя сюда приводили в День поминовения. Ты разговаривала с папой и все такое.
– Правда?
Тетя Элнер кивнула.
– Жаль, ты никогда его не видела. Такой милый мальчик и… умница. Боже мой, я всегда думала, он станет писателем, когда вырастет.
– Да?
– Как ни придешь к ним, он, еще школьник, все в своей комнате на пишущей машинке стучит: тук-тук-тук, дзынь… Ты, маленькая, любила играть с этой старой машинкой.
– А я не помню. – Блондинка засунула руки в карманы жакета. – Кто еще здесь похоронен?
– Все. Твои прадедушка и прабабушка, дед с бабушкой, когда-нибудь и я тут лягу. – Элнер взглянула озабоченно: – Дорогуша, а себе-то ты купила участок?
– Нет.
– Надо, я тебе советую. Конечно, ты еще молодая, но всегда хорошо знать, где ты… как это… упокоишься.
Потом они ушли, а Джин все еще пребывал в легком ошеломлении. Эта красивая женщина – его дочь. Последний раз он ее видел почти тридцать лет назад. Теперь она совсем взрослая – он умер, когда был моложе ее. Конечно, ей невдомек, но внешне – светлые волосы, голубые глаза – она копия своей прабабушки Катрины.
Дена приехала всего на несколько дней, и после кладбища Норма повезла ее в пригород – показать старый фермерский дом Нордстрёмов. Когда они подъехали, Дена тотчас обратила внимание на большое поле в стороне от дома:
– Ой, вы только взгляните на эти подсолнухи! Я их просто обожаю.
– А как же иначе? – засмеялась Элнер. – Это у тебя наследственное. Почти восемьдесят лет назад их посадила твоя прабабушка, и вот год за годом они расцветают.
– Да ну?
– Ей-богу. Помнится, матушка моя говорила, что Катрина Нордстрём очень любит подсолнухи. Жаль, я ее не знала, она умерла, когда я была совсем маленькой. Но все ее любили, это уж точно. Эх, видела бы она, какая красавица ее правнучка. Она бы тобой гордилась.
Элнер и Дена не знали, что Катрина их видит и в эту саму минуту говорит Джину:
– Ой, в какую же красавицу она превратилась!
– Да уж, бабуль. По-моему, она похожа на тебя.
Тут вмешалась Бёрди Свенсен:
– Джин верно говорит, она вылитая ты в этом возрасте, только повыше.
– Спасибо, конечно, но я не была так хороша.
– А я говорю, была! – настаивала Бёрди.
– Я же носила очки.
– Даже в очках ты была писаная красавица. Только сама этого не понимала.
Возвращаясь в Нью-Йорк, Дена жалела, что не приехала в Элмвуд-Спрингс раньше. За годы в большом городе она почти забыла свою малую родину. Улетала она с подарком от тети Элнер – банкой консервированных фиг и клеверком с четырьмя лепестками.
Она переживет
1978
Тотт Вутен, похоже, оправилась от удара, который нанес ей муж Джеймс, сбежав с восемнадцатилетней Джеки Сью Поттс.
Нынче утром она колдовала над головой Нормы, которая пришла на еженедельную укладку, и между затяжками сигаретой излагала свою новую жизненную философию:
– Все вокруг скулят о поколении молодых эгоистов, мол, какое оно ужасное, а по мне, так это – самое то. Отныне я думаю только о себе. Всю жизнь я заботилась о ком-то другом, и что в результате? Целых двадцать лет я нянчилась с матушкой, а она меня даже не узнавала. Последние лет пять перед смертью называла меня Жанеттой.
– А кто это?
– Понятия не имею. Нет, жалко, что она померла, но зато теперь у меня куча времени на всякое другое.
Что еще радовало – дела в салоне красоты шли хорошо. Благодаря Фэрре Фосетт из телефильма "Ангелы Чарли" в моду вошли пышные прически. Если твои волосы не были подвиты, начесаны, уложены, залачены и взбиты до размеров копны, за которой мог бы спрятаться ребенок, ты, значит, отстала от моды. Нынче после визита в салон шевелюра Нормы, начесанная и залаченная, была примерно в фут вышиной.
Тотт резко изменилась после того, как посмотрела фильм "Лихорадка субботнего вечера". Она вдруг стала ходить в туфлях на четырехдюймовой платформе, носить синтетические костюмы с расклешенными брюками и каждую неделю отправлялась на дискотеку.
– Ты знаешь песню "Я переживу"? – спрашивала она Вербену. – Это прям про меня. Как говорит Мэри Тайлер Мур, "а, пожалуй, я все-таки справлюсь".
В семидесятые годы Тотт кинулась остервенело. В 1973-м в своем салоне она повесила плакат с изображением теннисистки Билли Джин Кинг. В спальне ее стояла лава-лампа, а в гостиной – кресло-мешок. А еще Тотт приобрела кольцо настроения.
– Утром просыпаюсь, – рассказывала она Норме, – и смотрю на кольцо. Если оно показывает, что настроение у меня неважное, я просто отменяю все договоренности. Тем самым сберегаю нервы, свои и клиенток.
Восьмидесятые
Мир вертится
Невыразимо крутые
Джеймс Дуэйн Вутен Младший, сын Тотт, всегда якшался с крутыми ребятами. Курить травку и пить пиво они начали в седьмом классе.
Футбол, баскетбол или школьный оркестр их не интересовали, как прочих тупиц и зануд, и, уж конечно, они не гнались за хорошими отметками.
С девчонками встречались, но так, изредка, потому что и без них ты "круче некуда", если у тебя длинные сальные патлы и майка с "Грейтфул Дэд". Но если в восемь утра ты еще не накатил пивка, ты "полный раздолбай". К одиннадцатому классу почти вся их компания бросила школу, а кого-то, как Дуэйна Младшего, оттуда вышибли.
Деньги на пиво он воровал у матери, ночью забравшись в салон красоты, а приятели его, Уизир и Бак, зарабатывали, вкалывая на автомойке. Но уж в выходные-то они гуляли. Отрывались по полной.
К тридцати одному году Дуэйн Младший был трижды женат, имел условный срок, дважды лишался прав за вождение в нетрезвом виде и дважды арестовывался за хранение наркотиков. Жил он у матери. Уизир по-прежнему мыл машины, а еще три дружка мотали срок за торговлю коксом. Лучший друг Бак перебрался в Канзас, где ночевал на улицах, а днем, с одиннадцати до двух, стоял на обочине шоссе, держа в руках картонку с надписью "Помогите бездомному ветерану". Насчет ветеранства – полное вранье, но деньги капали. Сердобольные люди давали кто доллар, а кто и больше, и к двум часам набиралась достаточная сумма, чтобы купить наркоту и пережить ночь. Ни тебе работы "на дядю", ни тебе квартплаты. Разве не круто?
Тайные мечты
Что в людях симпатично, так это их маленькие тайные мечты. Эдна Чилдресс, жена элмвудского шерифа Ральфа, мечтала о покупках в торговом центре "Молл оф Америка". Кэти Колверт, завзятая газетчица, мечтала взять интервью у какой-нибудь знаменитости.
Лютер Григз, кому уже исполнилось семнадцать, мечтал, что с ним заговорит Бобби Джо, работавшая в кафе-мороженом. Эрнст Куниц, местный уроженец и некогда первая туба Миссурийского университета, а ныне дирижер школьного оркестра, мечтал, что когда-нибудь его ансамбль отберут для участия в нью-йоркском параде в честь Дня благодарения, проводимом торговой сетью "Мэйси".
Тотт Вутен мечтала о дне, когда ее дети, Дуэйн Младший и Дарлин, уберутся из дома навсегда.
Даже у Лестера Шингла, обитавшего на "Тихих лугах", были свои мечты. Он уже распрощался с надеждой, что городская полиция восстановит справедливость. Если до сих пор никто не арестован за его убийство, значит, дело не завели. И теперь душегубы, кто бы они ни были, лакомятся, наверное, мороженым, полагая, что совершили идеальное преступление. Что ж, времени – вагон. Когда-то Лестер прочел пару детективов о Перри Мейсоне и теперь разработал план. Если закон не может поймать убийц, он сам это сделает. Надо только дождаться, когда все четыре бабы окажутся на "Тихих лугах", и тогда уж поочередно за них взяться – все разложить по полочкам, допросить с пристрастием. Наверняка кто-нибудь расколется и выдаст убийцу. Либо вспомнит какую-нибудь мелкую деталь, которая станет неопровержимой уликой и позволит выставить злодейку перед всем покойницким сообществом. Пусть преступницы избегли наказания в земной жизни, но здесь этого не случится. Уж он за этим приглядит. А пока надо передохнуть. Все эти планы шибко утомляют. Лестер решил годок-другой поспать.
– Эй, Джейк! – окликнул он соседа. – Разбуди меня, когда здесь объявится Тотт Вутен или кто-нибудь из баб Гуднайтов.
– Ладно, разбужу.
Лестер уснул, мечтая о судном дне, когда отмщение наконец-то свершится.
Сбывшаяся мечта
Иногда мечты сбываются. После многолетних попыток городской школьный оркестр победил в конкурсе и стал первым в истории штата коллективом, приглашенным участвовать в нью-йоркском параде на День благодарения. Это была огромная честь, и весь город до крайности взволновался.
Все жители были уверены, что их школьный оркестр на голову выше всех прочих ансамблей в округе. Как он исполнял "Бразилию" – с ума сойти! Кто знает, как восприняли бы эту аранжировку сами бразильцы, однако она добыла победу в штате и открыла дорогу к национальной славе.
Линда Уоррен была оркестровой мажореткой, и Норма опекала ансамбль, занимаясь сбором средств. По всему городу люди собирали деньги на новую униформу оркестрантов, наряды мажореток и замену некоторых старых инструментов. Устраивались благотворительные обеды и всевозможные распродажи – выпечки, старья, книг. По выходным старшеклассники подряжались на мойку машин. Ежедневно после уроков и каждое воскресенье оркестр репетировал шествие, маршируя по главной городской улице. Музыканты старались звучать и выглядеть как можно лучше. Не ведая, что происходит, обитатели "Тихих лугов" гадали, чем вызвано такое обилие музыки.
– Видит бог, я люблю послушать хороший оркестр, но эта "Бразилия" уже лезет из ушей, – сказал Мерл Уилер, хозяин химчистки. – Сил моих больше нет.
Октябрь
1986
Вместе с соседями Элнер наблюдала, как солнце садится за кукурузное поле.
– Я люблю осенние закаты, – сказала она. – Порой они даже красивее летних.
– И длятся дольше, – поддержала Вербена. – А вот с ноября солнце заходит быстро.
– Здорово, что наши ребята выиграли поездку в Нью-Йорк, правда? – сказала Тотт.
– Да, они очень старались… Могут собой гордиться.
– И я однажды выиграл приз, – сообщил Мерл.
– Правда? Какой? – заинтересовалась Элнер.
– Я вырастил огромный помидор – весом больше двенадцати фунтов. Наверное, мутант.
– По-моему, Лютер Григз тоже мутант, – вставила Вербена. – Он невиданно быстро растет и невероятно много съедает за один присест.
Элнер рассмеялась:
– У парня хороший аппетит, только и всего.
Школу Лютер закончил еле-еле – тройки по всем предметам, кроме труда, по которому у него всегда были одни пятерки. По какой-то редкой генетической причуде он оказался гением во всем, что касалось автомобилей. Лютер был без ума от них и мог починить любой мотор. В комнатах его сверстников висели картинки с девицами, а стены его спальни украшали фотографии легковушек, грузовиков и цистерн. С двенадцати лет после уроков он подрабатывал на заправке, а к семнадцати годам стал автомехаником.
Лютер был счастлив, что Элнер им ужасно гордится. В его жизни она была единственным человеком, позаботившимся о нем. Кто бы мог подумать, что тщедушный парнишка с нравом одичавшего кота превратится в бугая весом под двести тридцать фунтов? Элнер не ставила это себе в заслугу:
– Просто надо было проявить к нему капельку внимания.
Оба-на!
Воскресный вечер был неописуемо хорош. Когда Норма проснулась, на подушке лежала записка от Мэкки: "С добрым утром, моя очаровательная распутница. Позже звякну. Удачного дня!"
Норма улыбнулась. Удивительно, что после стольких лет супружества Мэкки так заводится в постели. Она-то думала, что с годами плотская жизнь угасает.
В кухне Норма сварила себе кофе. Когда зазвонил телефон, она сняла трубку и на низах, с придыханием, проговорила:
– Ну здравствуй, мой ненасытный жеребец!
Возникла небольшая пауза, после которой мужской голос сказал:
– Доброе утро, миссис Уоррен. Это Эммет из автомастерской, я насчет сметы.
Норма попыталась скрыть обуявший ее ужас.
– Да-да, слушаю, – сказала она как можно будничнее.
– Шеф говорит, на круг выйдет семь двадцать пять – это за капот и крыло.
– Хорошо, спасибо. – Норма дала отбой.
В мастерской Эммет положил трубку и подумал: господи, куда катится мир? Миссис Уоррен неплохо сохранилась, но ведь ей уже, поди, за пятьдесят. Видимо, охоча до молодых парней.
Сама не своя, Норма тотчас набрала номер Мэкки:
– Боже мой, я жутко опозорилась! Почему ты не позвонил?
– Да вот как раз собирался. А в чем дело?
Узнав, что произошло, Мэкки засмеялся:
– Ты определенно его порадовала.
– Я чуть со стыда не сгорела!
– Ладно, милая, не переживай. С кем не бывает?
– Со мной не бывает! Сейчас же позвони ему и скажи, что я не его имела в виду.
– Тебе так важно, что он подумал?
– А если он расскажет жене и пойдет молва, что я к нему приставала?
– Ох, Норма…
– Нет, ты не понимаешь, Мэкки! С такой репутацией я не смогу жить в нашем городе. Немедленно позвони!
– А сама чего не позвонишь?
– Я не могу. Ну пожалуйста, Мэкки. Прошу тебя! Как всегда, Норма истерила из-за ерунды. Но Мэкки обещал позвонить.
В мастерской по внутренней связи сказали:
– Эммет, тебя к телефону… третья линия… Механик отер руки и взял трубку:
– Алло?
– Эммет, говорит Мэкки Уоррен.
– Слушаю, сэр.
– У тебя шуры-муры с моей женой?
– Нет, что вы, богом клянусь!
– Да шучу я.
– У-уф…
– Видишь ли… она думала, это я звоню, понимаешь?
– А, ну да, сэр.
– Вот и ладно. Она маленько сконфузилась, и я решил все прояснить. Порядок, старина?
– Никаких проблем…
– Чудесно. Да, и со сметой все замечательно.
– Да, сэр.
Эммет повесил трубку, но сердце его колотилось. Он знал, что Мэкки служил в "зеленых беретах", и здорово перетрусил.
Через две минуты Норма снова была на линии:
– Ты позвонил?
– Да, пустячное дело. Он просто посмеялся. Живи спокойно, ладно?
– Ладно, только машину ты сам заберешь. Я не могу с ним встречаться.
– Я уже понял.
– Это ты во всем виноват. Нечего быть таким обворожительным.
– Я стараюсь, да не выходит. Кстати, Эммет сказал, мне повезло, что жена моя такая страстная секс-бомба.
– Не ври! Он правда так сказал?
– Нет, но наверняка подумал.
– Ох, Мэкки!
– Все, убегаю. Пока.
Норма положила трубку и покачала головой. Иногда Мэкки бывает таким дураком…
Парад
За три дня до парада весь город провожал школьный оркестр, который на большом желтом автобусе отбывал в Нью-Йорк. С группой ехали несколько матерей музыкантов, а также Тотт Вутен, дабы перед выступлением причесать мажореток.
– Нас увидит вся страна, – делилась она с Кэти Колверт, – и я залью девчонок крепчайшим лаком. Даже под ураганным ветром все они будут на загляденье.
Лютер Григз ехал грузчиком инструментов и багажа.
Через два дня автобус, набитый возбужденно галдящими ребятами, прибыл в Ньюарк, Нью-Джерси. В холле мотеля музыкантов встретил плакат-растяжка, заказанный жителями Элмвуд-Спрингс: УДАЧИ НА ЗАВТРА! МЫ ВАМИ БЕЗМЕРНО ГОРДИМСЯ!
Однако ранним утром, всего за несколько часов до соприкосновения школьного оркестра с великим событием, кое-что случилось.
Около четырех утра Лютер Григз вышел на парковку, но своего автобуса не нашел. Его угнали, вместе со всеми инструментами и костюмами.
Потрясенные ребята бродили вокруг мотеля. Девочки плакали. Случившееся не укладывалось в голове. Город столько сил положил на сбор денег, родители, бабушки и дедушки предвкушали, как увидят своих чад по телику. В некоторых семьях ради этого даже купили новые телевизоры. А ребят на параде не будет. Полицейские составили протокол, но помочь ничем не могли.
Днем ребята, мистер Куниц и сопровождающие матери смотрели парад по телевизору. Они приехали в такую даль, столько репетировали, и все напрасно. Школьный комитет прислал за ними другой автобус.
Когда музыканты вернулись домой, Мерл Уилер сказал Эрнсту Куницу:
– Что же это за люди такие? Как их земля-то носит? Неужто не понимали, какой это удар для детей?
Тотт Вутен вышла из автобуса злая как черт и сказала встречавшей ее Вербене:
– Представляешь, сперли все мои щипцы и бигуди, весь гель и лак.
Мэкки и Норма Уоррен тоже встречали автобус, чтобы помочь развезти по домам ребят, от убитого вида которых просто разрывалось сердце.
Вечером, уже в постели, Мэкки не сдержался: