Мы по очереди разминаемся в тесном проходе между нарами. Кроме, конечно, Жирнюги Освальда; тот целыми днями лежит и читает кулинарные книги, испуская ядовитые газы. Я обвинил его в том, что и он отчасти несет ответственность за разрушение озонового слоя, но он в ответ отмахнулся:
- Подумаешь, то ведь на воле.
Мамочка, на самом деле ад - это люди Я мечтаю погулять один или половить в одиночестве рыбку, чтобы только я, река и безъязыкая живность.
Занимается ли Диана моей апелляцией? Обязательно проверь, мамочка. Я вообще тут оказался по чудовищной несправедливости. В тот день я ни к какому бунту в переулке Ад не подстрекал. И не кричал "Убить свинью!". Карлтон сказал, что Иэн Ливингстон-Чок, мой адвокат, славится своей ленью и непрофессионализмом. В уголовных кругах он известен под кличкой "Чок-Мусорок", потому что симпатизирует полицейским. Непонятно, почему он выступает защитником. Попроси Диану подать на него жалобу в коллегию адвокатов и, пожалуйста, напомни ей, что огород необходимо поливать - помидорам в ящиках с перегноем, что стоят у кухонной двери, нужно самое меньшее по полтора литра в день на растение, а если погода очень жаркая, то еще больше.
Вчера директор тюрьмы мистер Фоссдайк сделал мне подарок - твой официальный портрет на церемонии коронации. Сейчас я пишу тебе, сидя под ним. Мои сокамерники этим сильно задеты. Теперь они требуют, чтобы мистер Фоссдайк вручил им живописные портреты их матерей.
Я бы очень хотел, чтобы мистер Фоссдайк относился ко мне с тем же презрением, что и к другим заключенным. Пожалуйста, будь добра, напиши ему и попроси его в следующий раз, как увидит меня, смотреть на меня свысока, разговаривать порезче и проч. Тебя он послушается; он, несомненно, ревностный монархист.
Обязательно передай от меня привет Уиллсу и Гарри, скажи, что папа прекрасно отдыхает за границей. Поклон отцу и обними за меня бабушку.
Ты, наверное, уже заметила, что, заполняя пропуск в тюрьму, я допустил ошибку. Я, конечно же, собирался после твоего имени вписать туда Диану, но по какой-то необъяснимой причине вписал вместо нее Беверли Тредголд. Сам не знаю, как это вышло. Надеюсь, Диана не против подождать недельку-другую.
Любящий тебя
твой сын Чарльз.
PS. Раз в неделю помидоры надо подкармливать навозной жижей.
PPS. Известно ли тебе, что Гаррис спарился с сукой по кличке Кайли? Ее владелец, Аллан Гауэр, сидит здесь же, он - "пластиковый ковбой" (то есть подделывает кредитные карточки). Теперь он требует, чтобы я частично оплатил ему услуги ветеринара.
Королева немедленно уселась за письмо директору тюрьмы.
район Цветов
переулок Ад, 9
Понедельник 25 мая 1992 г.
Директору
тюрьмы "Замок"
Гордону Фоссдайку
Дорогой мистер Фоссдайк!
Как Вам известно, мой сын находится на Вашем попечении. В письме ко мне он рассказывает о Вашей доброте и сердечности. Я Вам весьма благодарна, но была бы признательна еще более, если бы Вы время от времени проявляли к нему бессердечие. Не могли бы Вы устроить так, чтобы его примерно наказали за какое-либо небольшое нарушение правил? Это, мне кажется, улучшило бы отношение к нему его товарищей по камере.
Еще один вопрос. Отчего тюремная пища должна быть непременно холодной? Быть может, Вы не хотите, чтобы заключенные обжигались? Словом, я уверена, что на то есть веские основания (просто мне они неизвестны); ведь Вы, как администратор, несомненно, в силах добиться, чтобы еда заключенных была такой температуры, какую и Вы, и я сочли бы приемлемой.
И еще об одной мелочи. Более недели назад я послала сыну книгу Алана Телуэлла "Садоводство без химии". Почему ее не передали ему? Быть может, по недосмотру?
Искренне Ваша
Элизабет Виндзор
Тем же утром Чарльз тоже получил письмо.
Переулок Адебор, 8
23 мая 1992 г.
Чарльз, дорогой!
Прости, что не написала раньше, но я была так занята! Надеюсь, ты здоров!
Я подкрасила волосы в каштановый тон, все говорят, мне идет. В магазине "Помогите престарелым" я наткнулась на ужасно симпатичный брючный костюм фирмы "Макс Мара", розовато-бежевого цвета. Жакет удлиненный, брюки заужены. И всего-навсего 2 фунта 45 пенсов! У Уильяма в школе было родительское собрание, и я надела его с белой блузкой (той, с вышитым воротничком).
Вчера вечером была у Мэнди Картер, на вечере засушенных цветов. Ты ходишь по гостиной и покупаешь засушенные цветы, а определенный процент с выручки идет Мэнди. Там была и твоя бабушка со своей приятельницей Филоминой. Я купила прелестную маленькую корзиночку таких голубеньких цветочков, которые чудесно пахнут; их полным-полно в Сандрингеме, но это не вереск. Да ты знаешь, как они называются - по-моему, на букву "л". Вертится на языке. Нет, выскочило.
Сушеные цветы покупали плохо, и бедняжка Мэнди ничего с этой затеи не получила! Женщина, которая выставляла цветы, любезно предложила мне тоже устроить на следующей неделе такой вечер, и я согласилась! С деньгами очень трудно. Виктор Берримен ("Еда-да-да") сказал, что содержание заключенного в тюрьме стоит 400 фунтов в неделю - счастливчик ты у нас!
Мне надо бежать. Я только что видела, как Гаррис прыгал по ящикам с рассадой!!!
Любящая тебя
Диана
PS. Лаванда!
PPS. Вчера ночью умер во сне Сонни Крисмас. Грустно, правда? На экзамене по математике Уильям получил четырнадцать очков из ста. Я объяснила его учителю, что у нас в семье у всех с математикой плохо, но он заметил: "Однако же вы как будто справлялись с подсчетом подоходного налога". Что он хотел этим сказать?
Чарльз перечитал письмо жены. Всякий раз как он натыкался на восклицательный знак, его передергивало. Каждый из них зримо напоминал Чарльзу, до чего они с Дианой разные люди.
38. Полет к свету
Хворое тело королевы-матери лежало на кровати в ее домишке в переулке Ад, но дух ее парил над землей, на тридцать шесть тысяч футов выше уровня облаков, и летел он в реактивном самолете "комета". Вел самолет командир эскадрильи Джон Каннингем. Его спокойный голос сообщал королеве-матери, над какими странами они пролетают в этом беспосадочном рейсе: над Францией, Швейцарией, Италией и северной оконечностью Корсики. Шел 1952 год. Они неслись на скорости 510 миль в час; дух захватывало! Потом картины стали меняться. Вот она целится из крупнокалиберного ружья в носорогов; вот выбивает бешеный ритм на маленьком кубинском барабане "бонго"; а теперь подходит к генералу де Голлю, чтобы выразить ему свое сочувствие по поводу падения Франции; а вот уже стоит на ступенях часовни Св. Георгия в Виндзоре, из которой выносят гроб с телом герцогини Виндзорской; через мгновение она, в одном из своих роскошных платьев, уже сидит в ложе с Ноэлом Кауардом. Дают "Кавалькаду". После спектакля они ужинают в "Плюще".
Макнув уголок носового платка в стакан воды со льдом, Филомина Туссен смочила королеве-матери рот. Было 3.15 ночи. Ощутив на губах приятный холодок, королева-мать благодарно улыбнулась, однако сказать что-нибудь или даже открыть глаза сил не было. Королева просила Филомину вызвать врача, если ночью матери станет явно хуже, но Филомина воспротивилась:
- Какой еще врач? И не подумаю. Ей за девяносто перевалило. Она устала, пора уж ей и уснуть навсегда в объятиях Господа Всемилостивого.
Филомина пригладила королеве-матери волосы, провела по губам розовой помадой, оживила румянами щеки. Стянув голубые тесемки на пеньюаре королевы-матери, она завязала ей под подбородком пышный бант. Поправив постель, выложила руки королевы-матери поверх полотняной простыни. Филомина ждала, грудь королевы матери вздымалась все ниже. В комнате посветлело. Под карнизом домика защебетала птаха.
Решив, что уже пора, Филомина пошла в соседний дом, где в гостиной на диване спала, не раздеваясь, королева. Она проснулась мгновенно, как только Филомина тронула ее за плечо. Королева поспешила к матери, а Филомина, надев пальто, отправилась по остальным родственникам, неся печальную весть: королева-мать умирает. Держа мать за руку, королева пыталась внушить ей, что не надо умирать. Как она будет жить без матери? В комнату вошли Анна, Питер и Зара.
- Поцелуйте ее на прощанье, - сказала королева.
Затем пришла Диана; на одной руке она несла сонного Гарри, за другую уцепился Уильям. Оба мальчика были в пижамках. Наклонившись, Диана поцеловала королеву-мать в мягкую щеку и подтолкнула сыновей к ее постели.
С улицы донесся стук Маргаритиных высоких каблучков: она семенила вслед за Филоминой. Сьюзан, собачка королевы-матери, вскарабкалась на кровать и улеглась поверх покрывала в ногах хозяйки. Маргарита горячо обняла мать, потом спросила сестру:
- Ты вызвала врача?
Нет, призналась королева, не вызвала и добавила:
- Маме девяносто два года. Она прожила замечательную жизнь.
- Я ее уж раз пытала, - сообщила Филомина, - хочешь, говорю, чтоб в тебя трубки и разные штуковины навтыкали и чтобы за тебя машина дышала? А она мне и говорит: "Господи избави".
- Но не можем же мы сидеть и смотреть, как она умирает, - вспылила Маргарита. - Да еще в этой мерзкой комнатенке, в этом мерзком домишке, в отвратном этом переулке отвратного района.
- А ей здесь нравится, - сказал Уильям. - И мне тоже.
Весть уже облетела переулок Ад, и к дверям домика потянулись соседи. Они негромко обменивались воспоминаниями о королеве-матери. Даррену Крисмасу было велено слезть с рычащего мопеда и вручную катить его из переулка куда подальше, чтобы рев его сюда не долетал. И в то утро никому не разрешалось красть бутылки из тележки молочника - в знак уважения к умирающей.
В восемь часов в домик пришел преподобный Смоллбоун, священник-республиканец; его известил продавец газет, у которого он покупал единственный на всю округу экземпляр "Индепендент". Стоя возле постели королевы-матери, священник неслышно бормотал что-то о рае и аде, о грехе и любви.
Королева-мать открыла глаза и сказала:
- Знаете, а я ведь не хотела выходить за него. Ему пришлось трижды делать мне предложение; я тогда была влюблена совсем в другого!
И она снова закрыла глаза.
- Она сама не знает, что говорит, - заявила Маргарита. - Она же обожала папу.
А королева-мать вновь превратилась в Элизабет Боуз-Лайон, известную красавицу семнадцати лет; в замке Гламз она кружилась по бальной зале в объятиях своего первого возлюбленного, имени которого никак не могла припомнить. Думать становилось трудно. Вокруг темнело. Откуда-то до нее долетали голоса, но все тише, все глуше. Потом наступила тьма, только вдалеке забрезжил крохотный лучик яркого света. И вот она уже полетела к этому свету, и он принял ее в себя, и она стала лишь воспоминанием.
39. Пунктуация
Настала очередь Чарльза выбирать радиостанцию, и теперь вся камера слушала передачу Радио-четыре. Ведущий, Брайан Редхед, беседовал с бывшим управляющим Английским банком, который накануне ушел в отставку. На его место пока никого не нашли.
- Итак, сэр, - продолжал допытываться мистер Редхед, - вы утверждаете, что даже вы, занимая столь высокий пост - управляющего Английским банком, - знать не знали об условиях японского займа? Мне в это поверить трудно.
- Мне тоже, - с горечью произнес бывший управляющий. - А отчего я, по-вашему, подал в отставку?
- И как же будет выплачен сей заем? - спросил мистер Редхед.
- А никак, - сказал управляющий. - Хранилища-то пусты. Изыскивая средства на свои безумные затеи, мистер Баркер дочиста ограбил Английский банк.
Дверь камеры отворилась, и мистер Пайк протянул заключенным письма.
- Жирнюге Освальду - от матери. Мозесу - одно от жены, другое от подружки. Тебе, как всегда, ничего, - обратился он к Ли. И повернулся к Чарльзу: - Одно Теку, судя по надписи на конверте, от какого-то блаженного.
Чарльз вскрыл конверт, в нем лежали два письма.
Дарагой папа!
Уминя все харашо а утибя харашо
Мне скозали нигде ты не аддыхаишь я видил Дарруна Крисмоса дак он мне скозал ты в кутуске
Гаррис в агароди все-все павыдерал
Любющий тибя Гарри. 7 лет.
Дорогой папа!
Мама нам наврала, будто ты аддыхаешь в Шотландии. Видак наш сперли и падсвешники тоже каторые от того короля Георга каторый правил давным-давно. Мистер Крисмас знает парня каторый их спер. Он сказал он того парня вздует и забирет наши падсвешники взад.
В нашей школе скора будет новая крыша. Джек Баркер прислал миссыс Стриклан письмо и она вчера нас собрала и сказала.
Тетя Анна заимела лошадь зовут Гилберт. Она живет в канюшни в саду взади дома. Она розовая. Канюшня а не лошадь. Пришли нам пажалуста из тюрьмы денег у нас совсем нету.
Любящий тебя Уильям
P.S. Ответь пажалуста скорее.
Чарльз с ужасом прочел оба письма. И дело было не только в чудовищном незнании сыновьями родного языка, не только в орфографических ошибках, полном пренебрежении к Правилам пунктуации или отвратительном почерке. Более всего удручило Чарльза содержание писем. Как только он выйдет из тюрьмы, первым делом прикончит Гарриса. И почему Диана даже не упомянула о краже?
Только он сложил письма, как дверь отворилась, и мистер Пайк объявил:
- Тек, у тебя бабушка умерла. Директор передает соболезнования и разрешает выпустить тебя на похороны.
Дверь закрылась; Чарльз пытался справиться с нахлынувшими на него чувствами. Его сокамерники: Ли, Карлтон и Жирнюга Освальд, молча глядели на него. Несколько минут спустя Ли произнес:
- Меня бы выпустили - я бы драпанул.
Чарльз неотрывно смотрел в тюремное окно на макушку явора, душа его рвалась на волю.
Тем же утром, вернувшись с занятий литературного кружка, Жирнюга Освальд вручил Чарльзу клочок бумаги:
- Это тебе, чтоб не унывал.
Поднявшись с нар, Чарльз взял из пухлой руки Освальда бумажку и прочел:
На воле
На воле пепси, леденцы,
И можно в магазин зайти,
Купить конфет, батончик "Марс",
Кроссовки фирмы "Адидас".
Тут до Чарльза дошло, что он читает стихи.
Цветы на воле, птичий гам
Вот бы тюрьму покинуть нам.
На воле девочку найтить
И с ней куда-нибудь сходить.
На волю рвутся все друзья:
Чарли, Карлтон, Ли и я.
- Слушай, Освальд, а ведь чертовски здорово, - сказал Чарльз; он полностью разделял выраженные в этом творении чувства, хотя его банальность в формальном плане вызывала у Чарльза неприятие.
Сияя от гордости, Жирнюга Освальд вскарабкался на верхние нары.
- Прочитай вслух, Чарли, - попросил Ли, до сей поры не подозревавший, что сидит в одной камере с собратом-поэтом.
Когда Чарльз огласил стихотворение, Карлтон заметил:
- Слышь-ка, а стих-то вредный.
Ли по-прежнему отмалчивался. Его снедала творческая зависть. Его собственная "Киска-Пушиска", полагал он, была не в пример лучше.
Чарльз лег на нары, в мозгу стучали последние две строки стихотворения:
На волю рвутся все друзья:
Чарли, Карлтон, Ли и я.
40. Женское дело
Филомина и Вайолет умели положить и обрядить покойника. Этому они научились давно, в тяжелые времена. Они никак не ожидали, что умение это пригодится в 1992 году, однако спрос на их услуги возник снова. В переулке Ад мало кто мог позволить себе обратиться к гробовщику - всю жизнь будешь по уши в долгах, если только причиной смерти не была производственная авария (тогда предприниматель идет на все, лишь бы умилостивить семью покойного). Страховки считались сказочной, неслыханной роскошью - все равно что поехать отдыхать за границу или в воскресенье взять да и подать ростбиф.
Понимая, как важно в таких случаях для родственников все время чем-то заниматься, женщины то и дело отправляли королеву с разными мелкими поручениями. Королева послушно шла. Ей стало тягостно находиться в опустевшем бунгало без своей жизнерадостной матери.
Закончив труды, обе женщины подошли к изножью кровати посмотреть на королеву-мать. У нее на губах застыла легкая улыбка, словно ей снился приятный сон. Они обрядили покойную в ее любимое ярко-голубое вечернее платье, в ушах и на шее засверкали синим блеском сапфиры.
- Упокоенная она, правда же? - не без гордости спросила Филомина.
Вайолет смахнула слезы.
- Никогда не могла взять в толк, кому и зачем нужна королевская семья; но вот она была и вправду баба славная; балованная, а все ж таки славная.
Убедившись, что усопшая и спальня в полном порядке, они пошли прибирать остальные комнаты. Уилфа отправили в магазин купить побольше молока, сахару и пакетиков для заварки чая: в ближайшие дни в доме будет много народу. В кухне к Филомине и Вайолет присоединилась Диана. Она принесла букет лиловых цветов на длинных стеблях. Опухшие от слез глаза ее были прикрыты темными очками.
- Я собрала их в саду… Для… для торжественного прощания - это, кажется, так называется…
Кухню незаметно заполнил едкий запах.
- Да это ж лук, - сказала Вайолет, принюхиваясь к букету, - трава огородная, - растолковывала она.
- Ой, неужели? - Смущенная Диана залилась румянцем. - Чарльз на меня жутко рассердится.
- Подумаешь большое дело, - сказала Вайолет. - Воняют вот только - это да.
- Тут бы лилии в самый раз были, - заметила Филомина. - Дак ведь они идут по фунту двадцать пять за штуку.
- Что идет по фунту двадцать пять за штуку? - спросил, входя в кухню, Фицрой Туссен.
- Да лилии, те, что сладко пахнут, - ответила Филомина. - Королева-мать их очень любила.
Фицрой до сих пор ни разу не видел Диану живьем. Опытным взглядом он сразу охватил все: лицо, фигуру, ноги, волосы, зубы и нежную кожу, черный костюм фирмы "Кэролайн Чарльз" и остроносые замшевые туфли фирмы "Эмма Хоуп". Чего бы он только не дал за возможность свозить на вечерок эту краснеющую леди в клуб "Стар-лайт" - выпить несколько коктейлей и потанцевать. Поверх цветов лука Диана смотрела на Фицроя. Какой он высокий, широкоскулый, красивый. И одет превосходно: костюм - "Пол Смит", туфли - "Гивз-энд-Хокс". И пахнет от него изумительно. Голос мягкий, густой, как сироп. Ногти чистые. Зубы великолепные. И говорят, он хорошо относится к матери.
- Я хочу купить лилий, не желаете со мной проехаться? - предложил Фицрой.