Связь с кольцом – стиснутые зубы – усилие воли – удар, тычок, пощечина…
Умрун пошатнулся и устремил непонимающий взгляд на колдуна.
– Кто приказал вам там прятаться? – свирепо рявкнул Сабан, недовольный непредвиденной тупостью умруна, но опять получилось жалко и визгливо, и колдун, скрипнув зубами от злости, снова стал натужно прокашливаться.
– Нам… сказал там прятаться… Иван… – словно очнувшись от наваждения, удивленно сдвинул брови и произнес тот.
– Кхм… кхм… Кто такой Иван? – предварительно откашлявшись и убедившись, что его голосовые связки в очередной раз не выставят его на посмешище, четко выговаривая все звуки, произнес Сабан, не разрывая на всякий случай, связь с кольцом.
– Иван – сын лукоморского царя – тихо, запинаясь, будто не веря самому себе, выговорил умрун и моргнул.
– Ага!.. – позабыв про достоинство и солидность, приличествующие второму помощнику первого советника, колдун возбужденно всплеснул короткими толстыми ручками и, выпустив из памяти кольцо, едва не запрыгал на месте. – Ага!!! Измена!!!.. Заговор!!!.. Коварство!!!.. Где он?
Умрун рассеянно молчал.
– ГДЕ ОН, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, СКОТИНА?! – взревел маг и подскочил к потерявшему дар речи гвардейцу. – ОТВЕЧАЙ!!!
Снова мгновенная связь с кольцом, усилие воли, толчок, напор…
– Он. Находится. В башне, – плоским безжизненным голосом проговорил умрун и замер, словно механическая игрушка, у которой кончился завод.
– Ага! В башне! – помимо воли Сабан расплылся в довольной улыбке, приподнялся на цыпочки и покровительственно потрепал гвардейца по щеке. – В башне… Так приведите его сюда!
С десяток собакоголовых бросились было выполнять приказание коменданта замка, но тот нетерпеливо махнул рукой, и они недоуменно остановились и опустили оружие.
– Я не вам, я ИМ говорю, – самодовольно ухмыльнулся Сабан и кивнул в сторону закаменевших по стойке "смирно" умрунов.
Колдун не спеша обвел взглядом неподвижную беду и с новой энергией устремил поток своей воли в кольцо.
– Я приказываю вам. Идите. Схватите. И приведите. Этого Ивана. Ко мне. Быстро. ПОШЛИ!!!
Гвардейцы дернулись, будто марионетки в неопытных руках, застыли, не закончив движения, снова дернулись, рывками развернулись и, нелепо переставляя ноги подобно плохо смазанным механическим солдатикам, медленно двинулись обратно к двери башни, откуда они только что вышли, так и норовя остановиться на полпути.
Маг снова покачнулся, навалился всем корпусом на адъютанта и судорожно втянул холодный ночной воздух сквозь стиснутые до ломоты зубы. На горячем лбу снова выступили крупные капли пота, тут же энергично начавшие формироваться в ручейки и устремившиеся в ближайшие доступные впадины – глаза.
Давить, давить, давить, давить… У них нет, и не может быть воли… Воля здесь есть у одного человека – у меня… И я заставлю их слушаться, чего бы мне это ни стоило. ВЫПОЛНЯТЬ! Я ПРИКАЗЫВАЮ! ВЫПОЛНЯТЬ!!!..
Перед глазами Сабана поплыли, то сливаясь, то бестолково мельтеша, то выделывая фигуры высшего пилотажа, разноцветные круги.
Голова… Ох, моя голова… Еще чуть-чуть, и моя бедная голова треснет, как арбуз под прессом… И всё из-за этих тупых мерзавцев! Проще было бы управлять пятнадцатью скамейками, или бочками, или ослами, чем ими!..
Но нельзя раскисать, я здесь хозяин, надо давить на них, давить, давить, давить… Я для них царь и бог, мое желание – закон, они не могут мне противиться!..
ПРИВЕДИТЕ ЕГО! Я ТАК ХОЧУ!!!..
Темнота в дверном проеме снова зашевелилась, и в освещенный факелами стражников круг безмолвно выступили умруны, волоча за собой с заломленными за спину руками старого знакомца – давешнего напыщенного сержанта, у которого спеси сейчас явно поубавилось.
Сабан, не расслабляясь, слегка успокоил рваное свистящее дыхание – никогда не ожидал, что контролировать каких-то недорезанных деревенщин будет так сложно, на грани невозможного! – и, натужно усмехаясь, сделал несколько шагов вперед, к плененному лукоморцу, извивающемуся в стальных руках умрунов и прожигающему его полным ярости и бессильного отчаяния взглядом.
Они снова сделали то, что хотел он. Он справился с ними и на этот раз. Значит, грань невозможного отодвинулась еще немного, и он снова оказался на коне, и противиться ему из этого сброда теперь не сможет никто.
А раз так, то можно слегка и поиграть.
– Не знаю, применимо ли такое понятие к этим… тварям… – задумчиво, с видом любопытного исследователя в собственной лаборатории на пороге гениального открытия, которое спасет весь Белый Свет, заговорил колдун, прохаживаясь с заложенными за спину руками мимо застывшей в страдальческом немом изумлении шеренги гвардейцев, – но, возможно, им будет приятно немного помучить шпиона, который черным колдовством и обманом заставил их нарушить верность нашему повелителю и повиноваться своим гнусным планам. Но они своей покорностью этот подарок, безусловно, заслужили.
Он отступил на шаг, склонил голову на бок, словно любуясь произведением искусства, и вдруг, как бы вспомнив что-то невзначай, кивнул умрунам, стоявшим ближе всех к захваченному:
– Бейте его.
Те не пошевелились.
– Бейте его, ну же!..
Умруны стояли и равнодушно молчали, словно в один миг и навсегда потеряли возможность слышать, говорить и двигаться.
– БЕЙТЕ ЕГО! – взревел Сабан и, не заботясь более о своей бедной разламывающейся головушке, изо всех сил ударил энергией кольца в сторону мятежных царских гвардейцев.
Иван вскрикнул, попытался схватиться за голову не принадлежащими ему более руками, и упал на колени. Даже собакоголовые ощутили этот удар и шарахнулись от взъярившегося мага, враз ставшего похожим на взбесившегося колобка, роняя алебарды и закрывая уши ладонями от беззвучного рева.
Умруны тоже вздрогнули, покачнулись от обрушившейся на них мощи, но не шевельнули и пальцем, чтобы выполнить приказ.
– Я ВАМ ПРИКАЗЫВАЮ!.. Я!.. СЛУГА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА!.. ЦАРЯ КОСТЕЯ!.. ВЫ ДОЛЖНЫ ПОДОЙТИ И ИЗБИТЬ ЭТОГО НЕГОДЯЯ! НЕМЕДЛЕННО! НУ ЖЕ!!!..
Удар из кольца, последовавший за этим, был такой страшной силы, что теперь уже сам Сабан взвыл от боли, обхватил вспыхнувшую незримым огнем голову и осел кулем на булыжник, не переставая, стиснув зубы и кулаки, бить, жечь, рубить силой магии проклятых бунтовщиков. Они не имели права сопротивляться, не имели права на жизнь, на существование, права на то, чтобы перечить ему, первому помощнику второго советника… второму советнику первого помощника… второму помощника первому советника… перечить ЕМУ!!!..
Они не могли это делать, они просто не могли это делать не при каких условиях, но чем мощнее и яростнее он бил, давил их и корежил своей волей через кольцо, тем большая доля его ненависти и злости возвращалась к нему, кромсая, калеча, выворачивая на изнанку мозги, выжигая полуослепшие глаза…
Если бы можно было убить покойника, он убил бы на месте их за то, что они делали с ним.
Стражники, позабыв о страхе перед колдуном, долге, уставе и прочей абстрактной суете, бросились врассыпную, в ужасе подвывая, спотыкаясь и падая, сжимая лопающиеся от напора неведомой силы взъерошенные башки с прижатыми ушами. Непокорную беду, царского сына и второго помощника первого советника теперь окружало только кольцо догорающих на земле факелов и брошенного в панике оружия.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. – рычал маг, раскачивая звенящей и разрывающейся от боли головой, в которой не то шла мировая война, не то гремели праздничные фейерверки по случаю ее окончания, и не замечая, как разбивает в кровь кулаки о камень мостовой. – Вы должны меня слушаться!.. Вы – ничто!.. Я вам приказываю!.. Это ты во всем виноват, лукоморский мерзавец!.. Ты!.. Это из-за тебя!.. И твоего колдовства!.. Ненавижу!..
И тут же – собакоголовым:
– Вернитесь, предатели!.. Всех уничтожу!.. Всех!.. Всех!..
Но это лишь остановило повальное бегство его воинства метрах в ста от театра военно-волшебных действий, но никоим образом не направило их стопы в противоположном направлении.
Взбешенный Сабан, тяжело кряхтя и кашляя, попытался подняться на ноги, не разрывая связи с раскалившимся до боли кольцом, но вдруг его рука наткнулась на что-то острое и холодное, что звякнуло металлом под его прикосновением. Он скосил налитые кровью отчаянно расфокусированные глаза, зажмурился, сморгнул и разглядел: это был меч дезертировавшего вместе со всеми адъютанта.
Опираясь на него, как на трость, колдун с трудом встал, нашел слезящимися глазами то, что искал, и неровной подпрыгивающей походкой, что придавало ему сходство с мячиком, уносимым бурной рекой, с диким воплем побежал к лукоморцу, все еще зажатому между двумя удерживаемыми на месте властью кольца умрунами.
На звук шагов Иван с трудом поднял непослушную, пытающуюся разлететься в нескольких направлениях одновременно голову, увидел сквозь муть в глазах несущуюся на него полубезумную тушу с мечом наперевес, рванулся, попытался вывернуться или уклониться… Но из железного захвата застывших словно каменные изваяния царских гвардейцев так просто вырваться было невозможно.
Сабан, не переставая вопить – тонко, отчаянно, на одной рвущей стекло ноте, которую возьмет не всякая Кабалье – на ходу неумело взмахнул своим оружием, и с мрачным восторгом почувствовал, как клинок нашел цель.
– Ага!.. – всхлипнул и задохнулся он от счастья, и вдруг из глаз его посыпались искры, в голове что-то взорвалось, и изумленный, ошарашенный маг пролетел несколько метров и всей своей двухсоткилограммовой массой с размаху грохнулся о брусчатку.
Раздался смачный треск, словно нетерпеливый пресс опустился на арбуз – это затылок кипящей от боли и безумия головы колдуна встретился с милосердной мостовой.
– Ты. Не смеешь. Трогать. Нашего. Ивана, – строго склонилась над ним массивная фигура в черных кожаных доспехах и схватила за горло. – И запомни. Меня зовут не Первый. Первый – это порядковое числительное. Мое имя – Кондратий. И я – свободный человек. И поэтому мне плевать на твое кольцо, на тебя, и на твоего жалкого царька. Понял?
Но второй помощник первого советника ничего не ответил, потому что еще за несколько секунд до приближения этого Кондратия его хватил другой Кондрат, который не произносил речей и не признавал переговоров и апелляций.
Гвардеец всмотрелся в молчаливого противника, увидел, что разговор их окончен, не начавшись, и победно оглянулся на друзей. Но вдруг пальцы его задрожали, сами собой разжались, и он, покачнувшись, застонал и стал оседать на землю рядом с Сабаном.
Из груди иванова защитника торчал меч.
А из раны сочилась алая кровь.
Кондратий улыбнулся и одним рывком выдернул меч из раны…
Иван почувствовал, как теплые, заботливые руки подняли его с мостовой, поставили на ноги и обхватили за плечи, чтобы он не упал.
– Колдун… – замотал он головой, гудящей точно улей, загулявший с пьяными муравьями, и постарался вырваться из цепких объятий своей гвардии. – Где колдун…
– Кажись, кончился колдун, – успокаивающе проговорил ему на ухо обнимающий его человек, и по голосу он узнал Захара. – Его убил Кондрат. И сам погиб.
Царевич подумал, что чары Сабана пока не совсем рассеялись, потому что он еще слышит не то, что ему говорят, а что-то совершенно несуразное, повернулся к говорящему и, морщась, потому что даже звуки собственного голоса заставляли его буйну головушку отчаянно звенеть и кружиться, переспросил:
– Извини, я не расслышал… Кто погиб?.. Колдун?
– Колдун и Кондрат, – терпеливо повторил Захар.
– Кондрат?.. – недоуменно нашел неровным взглядом лицо Захара Иванушка. – Но вы же… он же… – он ненавидел слово "умрун" и старался избегать его всеми способами даже сейчас. – Как может погибнуть… гвардеец Костея?
Иван почувствовал, как со всех сторон его окружают солдаты, как его руку жмут их руки – теплые, живые – и очнулся окончательно.
– Умрун, ты хочешь сказать?
– Мы больше не умруны, Иван…
– …И тем более не гвардия Костея.
– Мы – твоя гвардия.
– То есть гвардия Лукоморья…
– И мы теперь настоящие люди.
– Как все…
– …как раньше…
– …как всегда…
– Эй, люди настоящие! – тревожно, но весело выкрикнул кто-то из задних рядов, – кто тут не бессмертный – поворачивайся живей! Стража собачья вернуться надумала!
– Пусть возвращаются, – недобро ухмыльнулся Панкрат и последовал совету товарища, на ходу отцепляя от ремня шестопер.
– Потолкуем, – сделал шаг вперед Лука, и в его правой руке в скудном свете умирающих факелов блеснул полумесяц лезвия трофейной алебарды.
Иван не тронулся с места.
– А Кондрат… – пораженный этим известием как мечом, который оборвал едва начавшуюся заново жизнь гвардейца, он схватил Луку за плечо, пытаясь то ли остановить его, то ли удержаться на ногах, и с мучительным недоумением заглянул ему в лицо. – Этого ведь не может быть… Вы уверены, что он… точно… или…
Лука заботливо поддержал своего командира, отвел глаза и молча покачал головой.
– Сторожись, ребята! – выкрикнул за его спиной Захар, его крик подхватили другие, и Лука с алебардой наперевес кинулся занять свое место среди товарищей.
Иванушка схватился за левый бок, где должен был быть его собственный меч, вспомнил, махнул рукой и кинулся было подобрать что-нибудь из оброненного собакоголовыми, но вокруг него, ограждая стеной, ощетинившись алебардами, уже стояла его гвардия – Егор, Прохор, Лука, Назар, Спиридон, Наум…
– Вперед! Взять их! – прокричал команду злой голос из толпы перегруппировавшихся и собравшихся, наконец, с боевым духом стражников.
Правда, всё их вооружение теперь состояло из коротких мечей и засапожных ножей, и сей прискорбный факт действовал на боевой дух как булавка на воздушный шарик.
– Ага, взять!.. – жалобно отозвался другой голос, решительный настрой которого уже стал потихоньку испаряться. – Вот ты сам их и взять, чего стоишь-то!
– Они уже нашего колдуна порешили! – донесся до них третий – нервный – выкрик из стана горе-вояк. – И глазом не моргнули!
– Тем более им не будет пощады! – грозно сообщил первый голос.
– А если среди них тоже есть колдун?
– Они ведь убили нашего как-то?
– Трус! Трусы!!! Вперед!!!
– А если у них все-таки есть колдун?..
– Да хоть десять! Нас все равно больше!
– Но у них наши алебарды…
– Значит, надо взять их в окружение!
– В ближнем бою от алебард толку нет!
– А ведь и вправду…
– А если у них?..
– Да нет у них никакого колдуна!..
– Не стони уже, Берест!..
– Чего стоите? Вперед, я приказываю!!!
Стражники двинулись вперед, не спеша рассредоточились, образовав почти полный круг с центром на четырнадцати лукоморских гвардейцах и лукоморском царевиче, и стали медленно его сужать.
– Когда дам команду – бросайтесь на них и рубите! Нас четверо на одного! – не совсем искренне, но очень громко проорал командир, и слегка воодушевленные стражники, не искушенные в хитрой науке математике, прибавили ходу.
Иван лихорадочно метнул взгляд вокруг себя в поисках хоть чего-нибудь, пригодного для отражения атаки собакоголовых, но единственным оружием в пределах его защитного окружения был меч колдуна в безжизненной руке Кондрата.
Лучшего оружия нельзя было и пожелать.
С мечом в руке и праведным гневом в груди, Иванушка раздвинул плечом своих гвардейцев и занял место среди них.
– Пусть возвращаются, – мрачно улыбнулся он.
И тут случилось невероятное.
Продвижение стражников замедлилось, а через несколько метров и вовсе остановилось. Из рядов захлебнувшегося наступления сначала донеслись тревожные нечленораздельные выкрики, и вдруг, побросав мечи на землю, правый фланг начал бить себя руками и срывать плащи, панически вопя, а потом бросился на землю и стал по ней кататься с ревом и визгом.
Стражники с левого фланга в это же время сгрудились в одну белую и трясущуюся от неизъяснимого ужаса кучу и, позабыв про оружие, закрыли головы руками, зажмурились и, тихонько подвывая, опустились на корточки, словно околдованные.
Вокруг них стал собираться бурлящий белесый туман.
Гвардейцы непонимающе запереглядывались.
– Что это?..
– Что случилось?..
– Опять колдовство?!..
Словно по наитию, Иванушка оглянулся на двери башни Звездочетов, остававшиеся у него за спиной, и невольно рассмеялся: темным силуэтом на бездонно-черном фоне дверного проема стояла Находка с горящей лучиной в одной руке и быстро-быстро перебирала над ней пальцами другой, что-то бормоча себе под нос.
Конечно, магия убыр!..
Стихия огня, реальность, данная в ощущении и не зависящая от сознания, перенос перцепций с объекта на субъект, или как там выражался с ученым видом по этому поводу Агафон?..
Но, с другой стороны, это могло объяснить поведение только половины злосчастных стражников.
– Хм-м… – недоуменно перевел он взгляд с октябришны на правый фланг атакующих (вернее, атаковавших) собакоголовых, потом на левый, потом снова на нее…
Но размышлять о том, что произошло с его противниками, можно было и позже.
Например, после того, как они будут надежно засажены в какой-нибудь подвал.
Эта идея нашла горячую поддержку среди его отряда, и уже через пять минут несопротивляющиеся стражники были окончательно разоружены, загнаны в один из подвалов, наполовину заваленный старыми пыльными портретами давно позабытых правителей и царедворцев, и заперты на большой засов.
– Ты где, Наход… – обернулся с чувством выполненного долга Иванушка в поисках рыжеволосой девушки, но увидел ее прежде, чем закончил фразу.
Находка сидела на земле метрах в ста от них, почти у самого основания башни Звездочетов, склоняясь над чем-то низко-низко, и была бы совсем не заметна во тьме, если бы не крошечные синие искры, роем кружившие вокруг ее рук и головы.
Над ней неподвижно висел белесый туман.
– Находка?.. – тревожно окликнул ее Иван, но она как будто не слышала, и он, не теряя больше времени, кинулся к ней и краем глаза уловил, как вслед за ним, звеня и гремя на ходу всем имеющимся в их распоряжении арсеналом, мгновенно бросилась его гвардия.
– Находка, что с то… – начал было царевич, подбегая к ней, но осекся, задохнувшись от радости и, не произнося больше ни слова, осторожно опустился на колени рядом с ней.
Октябришна сидела с закаменевшим от напряжения лицом, зажмурившись и положив руки на залитую кровью грудь Кондрата, и мечущиеся веселые синие искры пронзали их обоих, будто связывая воедино.
При приближении Иванушки веки солдата дрогнули, и он слабо, но явственно прошептал:
– Тс-с-с!..
Туман над ними заколыхался, и из него, как на фотоотпечатке в проявителе, стали выступать отдельные фигуры и лица.
– Не мешай ей, – просочившись сквозь бестелесную толпу, перед Иванушкой завис старик с длинной бородой, в мантии и остроконечном колпаке, расшитом звездами. – Еще несколько минут – и вашего солдатика можно будет перенести в более удобное для раненого место, нежели холодная и грязная мостовая.
– Так он был живой? – улыбаясь от уха до уха, все еще боясь окончательно поверить в такое счастье, спросил деда срывающимся шепотом царевич.