Я впадал в полусонное состояние. Все звуки стирались, мне опять было все безразлично. Я потерял ощущение времени, мне казалось, прошло минут пять, когда пришла медсестра. Оказалось, прошло уже полчаса.
После второй инъекции я погрузился в легкую дремоту. Несколько раз приходила и уходила доктор Ройтер. Я видел ее через полузакрытые глаза, слышал, когда она разговаривала со мной, я делал, что она говорила, но потом сразу же забывал ее слова. У меня были пожелания относительно удовлетворения определенных потребностей, но я еще не дошел до того, чтобы их озвучить.
- Госпожа доктор, - услышал я себя, - есть еще кое-что, о чем я хочу попросить. Речь идет о моей фирме. Надо… - Но на этом отрезке моей речи я потерял голос, способность концентрироваться исчезла, мои мысли путешествовали легко и свободно. Я забыл, что хотел сказать. Нет, я еще знал это. А потом уже не знал. И вообще это было не так важно. Не было ничего очень важного. И все казалось достаточно приятным…
Пришел огромный парень в белом халате и вкатил в палату операционную тележку. Он подошел ко мне, поднял меня из кровати как маленького ребенка, положил на тележку, накрыл простыней и повез к выходу. Я был невыразимо далеко от всего, но мог воспринимать все, что было вокруг меня, - голоса и лица, двери, окна, грузовой лифт.
Мы доехали до предоперационной, которая находилась вверху под крышей. Здесь великан оставил меня одного. Рядом разговаривали несколько человек. Инъекция уже действовала во всю свою силу. Я слышал голоса, но не понимал слов, я уже не знал, что они обозначают. Казалось, время безмерно расширяется, минуты превращались в часы. Почему ничего не происходило? Почему ко мне никто не подходит? Почему, наконец, меня не забирают? Но вскоре меня забрали, великан и медсестра. Они ввезли меня в операционную. Огромные окна операционной были затемнены, горели сильные лампы. Они подняли меня с тележки и положили на операционный стол под светящимся серебряным шаром. Надо мной склонились незнакомые лица. Они действительно были мне незнакомы? Неожиданно мне показалось, я узнал доктора Вогта.
- Как вы себя чувствуете? - спросило лицо, которое напомнило мне Вогта. Оно плавало в молочном свете блестящего купола.
- Хорошо, спасибо, - сказал я, но я уже не слышал собственного голоса. Лицо уплыло.
Медсестра закрепила мои руки. Теперь я не мог больше шевелиться. В следующее мгновение у меня зачесался нос. Он чесался невыносимо, я пытался подавить раздражение, но мне это не удавалось. Нос чесался все сильнее.
- Нос, - сказал я.
- Что? - спросила медсестра.
- Почешите его, пожалуйста.
Она выполнила мою просьбу.
Со всех сторон подошли люди в белом и посмотрели на меня.
- Пожалуй, начнем, - сказал один из них.
Забряцали инструменты. Что-то зажужжало.
Невидимые руки коснулись моего голого черепа. Нет, думал я, нет же! Я же еще в сознании, я же все вижу и чувствую. Как вы можете начинать, если я все чувствую?
У меня опять зачесался нос.
Может, через час я умру, подумал я. Может, я вижу этот зал в последний раз. Может, в этот момент заканчивается моя жизнь …
На лицах были маски. Кто-то провел холодным предметом по моей голове. Если я умру, подумал я, я ничего не оставлю после себя. Ни печали, ни друга, ничего прекрасного, никаких достижений, никаких воспоминаний. Никакой ненависти. И никакой любви. Никакого примера. Ничего. Если порассуждать, моя жизнь не была красивой. Или все же… Иногда она была прекрасной. Несколько часов. Я попытался вспомнить какой-нибудь из таких часов. Но мне ничего не приходило в голову.
Нос опять начал чесаться.
- Пожалуйста, сестра, - пробормотал я. Она почесала меня левой рукой. А правой воткнула мне иглу в предплечье. Это было последнее, что я помню. В следующий момент свет погас, голоса стихли, и я провалился в шахту глубокого темного колодца.
19
На дне колодца стало опять светло.
Он был похож на задворки. Здания вокруг представляли собой руины, окна - темные дыры. Было холодно, небо было серым. Здесь валялись рухлядь и мусор всех видов, множество отходов и нечистот. Под голым каштаном стояла скамейка. На скамейке сидела Иоланта. Я увидел ее сразу же, как вошел во двор, и подошел к ней.
- Извини, я опоздал.
- Ничего, - ответила она, - я жду всего два года.
На ней была длинная светлая одежда, похожая на роскошную ночную сорочку. Она встала и пошла по пустынному двору.
- Нам надо торопиться, - сказала она, - поезд скоро отходит. Через мгновение она добавила: - Он последний.
Мы быстро пошли вперед, хотя земля была очень неровной. Казалось, наши ноги почти не касаются ее, мы парили над ней, как в полете. Мы покинули двор и вошли через низкий грязный коридор внутрь руин.
- Смотри, - сказала Иоланта. Она показала рукой в угол бывшей ванной комнаты. Там сидели две большие розовые крысы и серьезно смотрели на нас.
- Они тоже хотели уехать, - сказала Иоланта. - Но им не дали визу.
- Нужна виза?
- Это ввели несколько дней назад, - сказала она и кивнула крысам.
- Желаем счастья! - крикнула одна крыса.
- Спасибо, - сказала Иоланта.
Мы вышли на улицу. Это была пустая выжженная улица. Мертвые дома как призраки обрамляли ее с обеих сторон. Под полуразрушенными арками ворот в плетеных креслах сидели люди, все выглядело так, как будто был конец рабочего дня. Все люди на этой улице были в летней одежде. И все они были мертвы. Их провалившиеся глаза смотрели в пустоту. Иоланта здоровалась с ними, когда мы проходили мимо. Мертвецы не двигались. Но Иоланта продолжала сердечно их приветствовать.
- Они имеют большое влияние, - объяснила она мне.
- Где?
- В правлении вокзала, - сказала она и потащила меня дальше. Ее белое платье обвевалось вокруг нее. Поднялся сильный ветер, начался мелкий дождь.
Вокзал, до которого мы, немного поплутав, дошли, тоже был сожжен. Перед временными кассами стояли длинные очереди. Я хотел тоже встать в очередь, но Иоланта потащила меня дальше. Мы быстро обошли вокруг вокзала и подошли к маленькой деревянной двери, в которую Иоланта постучала. Открыл великан в белом халате. Похоже, он знал Иоланту, потому что кивнул и впустил нас в зал ожидания третьего класса. Он закрыл за нами дверь, схватил Иоланту и одним движением сорвал с нее платье. Под платьем на ней ничего не было. Он поцеловал ее. Я стоял рядом и не двигался. Поцелуй длился долго. Снаружи на платформе заревел локомотив. Великан отпустил Иоланту.
- Пойдемте, - сказал он. Он провел нас через зал ожидания в кабинет, где стоял большой письменный стол. Иоланта, как была, голая, и я, в обычном костюме, встали перед столом. За столом сидел профессор Вогт. На нем был плащ с поднятым воротником, он кивнул нам.
- Доброе утро, что вы желаете? - Он нас не знал. Великан что-то сказал ему на ухо. Лицо Вогта изобразило удивление.
- Ах так, - протяжно сказал он.
- Да, - сказала Иоланта и кивнула.
- А чем вы обоснуете свою заявку?
Речь шла о заявке на визу, неожиданно вспомнил я. Великан обещал свое посредничество, когда Иоланта ему отдалась. Иоланта советовалась со мной, что ей делать. Я сказал что-то про самоотречение. Она отдалась великану. И за это он содействует нам.
Вогт качал головой, смотрел на нас и ждал ответа, которого не было. Он продолжил:
- Вы должны обосновать свою заявку. Таково предписание.
- Мы хотим уехать, - сказала Иоланта.
- Этого недостаточно, - сказал Вогт.
- Мы не можем больше жить в этом городе, - сказал я.
- Этого недостаточно, - сказал Вогт. Великан считал, что должен что-то сделать для нас, он опять пошептался с Вогтом. Тот пожал плечами и посмотрел на нас. - Когда вы умерли? - спросил он.
- Уже давно, - ответил я.
- Назовите точную дату.
- Седьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года, - сказала Иоланта. Она заметила, что взгляд Вогта остановился на ней, и прикрыла грудь руками. Вогт кашлянул и отвел взгляд.
- Тогда вы здесь уже давно.
- Мы относимся к тем, кто здесь дольше всех, - сказал я. - И это не наша вина, что мы умерли.
- Я всего лишь маленький чиновник, - пробормотал он. - Я не разбираюсь, где чья вина. Я просто не могу выдать виз больше, чем мест в поезде.
- А есть еще места в поезде?
- Да, - сказал он, - но не для вас.
- А для кого же?
- Для детей. Здесь много детей. Сначала уедут они. Они не переносят этот климат.
- Возможно, господа могли бы ехать в спальном вагоне, - сказал великан. Он впервые заговорил громко и при этом печально и безнадежно смотрел на Иоланту, как будто хотел попросить прощения за то, что не может нам помочь.
- Но тогда должно быть исполнено определенное условие, - сказал Вогт.
- Какое?
- Положительный ответ на один вопрос.
- На какой?
Вогт вздохнул и встал. Он отошел к окну и посмотрел на платформу, где стоял поезд. Затем он повернулся и посмотрел на меня.
- Вы, - спросил он, - вы любите эту женщину?
- Нет, - сказал я, - я никого не люблю.
Вогт кивнул и повернулся к Иоланте:
- А вы любите этого мужчину?
Иоланта покачала головой.
- Нет, - спокойно сказала она, - я его не люблю. Она повернулась ко мне и улыбнулась.
- Поцелуй меня, дорогой, - тихо попросила она.
Я поцеловал ее.
Вогт вернулся к письменному столу.
- На вопрос был дан отрицательный ответ, - сказал он. - Я не могу дать вам визу.
Мы стояли перед ним и молчали. Потом заревела сирена паровоза.
- Позвольте мне напомнить об особом предписании, - сказал великан Вогту. Его голос был просящим и смиренным. Лицо Вогта стало печальным. Он встал, сделал неопределенный жест рукой и позвал меня кивком головы:
- Пойдемте со мной.
- Я?
- Да, вы, - нетерпеливо сказал он.
Я посмотрел на Иоланту, она отпустила мою руку.
- Оставайтесь здесь, - сказал великан Иоланте.
Я последовал за Вогтом на грязный перрон. Вдоль поезда быстро шли люди, которые продавали освежающие напитки. На них были газовые маски.
- Особое предписание, - сказал мне Вогт, закрыв за собой дверь своего кабинета, - позволяет мне разрешить одному из вас уехать. Но вы сами должны решить, кто это будет. Вы или женщина. Ехать может только один. Другой останется здесь.
- Поеду я, - сразу сказал я.
- Хорошо, - сказал он, - вот ваш паспорт. - Он протянул мне паспорт. - Идите. И не оборачивайтесь. В спальном вагоне за локомотивом одно купе забронировано для вас.
- Спасибо, - сказал я, но он уже исчез.
Я пошел вдоль длинного перрона к спальному вагону. Около него стоял проводник, который поприветствовал меня.
- Пожалуйста, господин, - сказал он и провел меня в вагон. Вагон не был переполнен. В коридоре никого не было видно.
- Сюда, - сказал проводник и открыл дверь. - Надеюсь, никто не помешает вам в вашем путешествии, господин.
Я вошел. Обе постели были уже заправлены, и на верхней лежала Иоланта.
- Добрый вечер, - сказала она. Она курила и не смотрела на меня.
- Добрый вечер. - Я закрыл дверь. - Они тебя тоже спросили?
- Да, - сказала Иоланта.
- И?
- Я предала тебя.
- Я тоже предал тебя.
- Один предал другого. Поэтому мы оба здесь.
- Но только один может ехать, - испуганно сказал я. В этот момент постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошел контролер:
- Паспорта, пожалуйста!
- Послушайте, - взволнованно начал я, - ехать может только один из нас…
Он посмотрел паспорта, взял их себе и вернул мне чужой паспорт. - Здесь, в этом поезде, только один.
- Но…
- Я надеюсь, вы предали друг друга? - недоверчиво осведомился он.
- Конечно, - сказал я.
- Тогда все в порядке, - сказал он. - Вы один.
С этими словами он закрыл дверь.
Я стоял и смотрел на Иоланту. Потом я открыл паспорт. В нем были только пустые страницы и не было никакого имени.
- Иди спать, - сказала Иоланта. Неожиданно у нее не стало лица.
Я медленно разделся. Потом я почувствовал, что поезд пришел в движение. Я погасил свет и лег на нижнюю постель.
- Иоланта?
- Да?
- Когда мы прибываем?
- Не знаю, - ответил ее голос.
Колеса вагона ритмично стучали. Мы ехали очень быстро.
20
Я чувствовал жажду.
Губы горели, язык с трудом ворочался во рту. Голова болела. В висках стучали два молоточка. Когда я осторожно открыл глаза, в них резко ударил солнечный свет.
Я лежал в постели. Передо мной сидела Маргарет. По ее щекам текли слезы. Но она улыбалась.
- Дорогой, - тихо сказала она и перевела дыхание.
- Что такое? - спросил я. Я попытался пошевелиться, но мне это не удалось. Я был очень слаб. - Почему я здесь? Когда меня наконец прооперируют?
- Все уже позади, - хрипло сказала она.
- Позади? - Мне стало очень жарко, очень холодно, а потом очень плохо. Меня начал душить кашель. Маргарет вытерла мне пот со лба и отставила таз. - Опухоль была злокачественная?
- Нет.
- А какая?
- Доброкачественная.
- И что?
- Дорогой, - сказала она и истерически рассмеялась, слезы все еще текли по ее щекам, - они просверлили две маленькие дырочки, исследовали опухоль и увидели, что она не опасна. Они тебя вообще не оперировали!
Это было последнее, что я услышал, прежде чем опять потерял сознание.
21
Я оставался в клинике еще два дня.
Вечером первого дня я уже мог опять хорошо слышать и уже полностью пришел в себя. Вечером второго дня у меня еще болела голова и я еще слабо стоял на ногах. Но тем не менее до моего сознания дошел факт, что это была безобидная доброкачественная опухоль, и мой настрой был оптимистическим и радостным.
- Это новообразование, которое мы с помощью десяти - двадцати сеансов рентгеновского облучения сможем полностью удалить, - объяснил мне Вогт, когда посетил меня и сообщил окончательный результат. - Сеансы облучения вы сможете пройти здесь или где-нибудь в другом месте.
- Сколько времени это займет?
- Пару недель. Сеансы следуют друг за другом с интервалами в два-три дня.
- Когда начнется первый сеанс?
- Через одну-две недели. Ваш мозг должен успокоиться, обследование было напряженным. Сейчас хорошенько отдохните, расслабьтесь и через десять дней приезжайте к нам опять, мистер Чендлер. Согласны?
- Согласен, - сказал я.
Маргарет почти беспрерывно находилась у меня. Она выглядела очень плохо и постоянно плакала, что объяснялось чрезвычайным нервным истощением. Иоланте я позвонил на второй день утром и сообщил, что в этой истории я, так сказать, отделался синяками, Я сказал, что приду к ней, как только выйду из санатория. Она была удивительно равнодушна, и я очень коротко поговорил с ней.
На второй день я принимал гостей. Появился Клейтон, Хельвиг подарил мне цветы, Бакстеры передали привет. Когда они ушли, Маргарет опять начала плакать, и потребовалось много времени, чтобы она успокоилась. За весь этот долгий период я впервые почувствовал что-то наподобие сочувствия к ней.
Событие, вследствие которого разразилась окончательная катастрофа, не имело с ней ничего общего. Она вела себя примерно. Все люди вокруг меня вели себя примерно. И повод, который заставил меня впервые заподозрить правду, был абсолютно незаметен, незначителен, мелок. При других обстоятельствах я бы вообще не осознал его. Просто мой возбужденный, все контролирующий мозг зарегистрировал это событие, когда пришла доктор Ройтер.
Незадолго до того, как я собрался покинуть клинику, она пришла попрощаться со мной. Она как всегда выглядела ухоженной и интересной. У нее была пара минут времени, и она подсела ко мне. После того как она поздравила меня с результатами обследования, разговор перешел на тему кино. За последнее время она посмотрела два фильма. - "Небеса могут подождать" Любича и "Серебряную сеть", криминальный фильм. Фильм Любича очень ей понравился. "Серебряная сеть" шла в Германии под названием "Сеть смерти", и об этом фильме она заговорила под конец.
- Сначала я смотрела Любича а затем "Сеть", - рассказывала она. - И должна вам сказать…
- Сценарий к "Сети" написал я, - перебил я ее и ухмыльнулся в ожидании грубых нападок. Я радовался этим нападкам, как бою с другом на ринге. Доктор Ройтер, с ее ненавистью к мужчинам и любовью говорить мне неприятные вещи, развлекала меня. Я и не подозревал, что после того, как я прервал ее, изменится вся моя дальнейшая жизнь.
- Ах так, - сказала она и посмотрела на меня.
- Мое имя не стояло в титрах?
- Я опоздала и не видела титры. - Она казалась смущенной и, к моему безграничному удивлению, неожиданно сильно покраснела.
- Можете спокойно сказать, - поощрил я ее и засмеялся, - что фильм самое большое дерьмо, которое вы видели!
- Дерьмо? - Она покачала головой, кровь отлила от щек, и она дружелюбно рассмеялась. - Почему? Фильм мне чрезвычайно понравился! Действительно, мистер Чендлер. Особенно сюжет. Наконец-то я могу сказать вам что-то приятное! - Это был момент, в который проснулось мое недоверие, момент, в который холодный страх накатился на меня, как морской прилив. Фильм ей понравился? Поэтому она говорила сначала о Любиче, а потом, для ярко выраженного контраста, подвела к критике "Сети"? Я поблагодарил за добрые слова, которые она говорила, но я их не слушал. Она лгала, думал я. Она хотела сказать что-то совсем другое. И она сказала бы, если бы я ее не прервал. Она хотела сказать, что фильм ей очень не понравился, что она нашла его ужасным. А теперь она сказала совсем обратное. После того, как я сообщил ей то, чего она не знала.
Почему она это сделала? Что произошло? Еще три дня назад это стало бы для нее поводом засыпать меня ироничными насмешками. Я вспоминал свою первую встречу с ней. Сейчас здесь сидела совсем другая женщина, другой человек. Доктор Ройтер лгала. Доктор Ройтер делала мне комплименты. Почему?
Голова неожиданно заболела, готовясь разорваться. Я сидел в кровати, улыбался, благодарил ее за комплименты и старался не замечать того, что происходило во мне, но в черепе постоянно стучало одно слово: почему? почему? почему? Когда она наконец ушла, я тихо сидел, прислонясь к стене, с закрытыми глазами. Я не мог никому объяснить, что я заподозрил. Я бы никому не сказал о том, что я знал теперь, что я понял благодаря странному поведению доктора Ройтер. Я знал. И никто не знал, что я знаю. Инстинктивная уверенность с каждой секундой все глубже врезалась в мое сознание. Я знал: они лгали мне. Я знал: у меня в черепе не безобидная доброкачественная опухоль. Я знал: мой случай безнадежен. Поэтому они не оперировали меня. Они не сказали мне об этом, но это было так. Я был настолько в этом уверен, как будто они мне это сказали. В этот осенний день, несколько часов назад, я покидал клинику практически здоровым. Теперь я знал: я потерян.