9. Майра
Однажды в середине июля - незадолго до того, как я снял квартиру, - меня позвали к телефону в "X".
- Мистер Норт?
- Мистер Норт у телефона.
- Меня зовут Джордж Грэнберри. Правильнее будет сказать - Джордж Френсис Грэнберри, потому что у меня есть в этом городе родственник Джордж Герберт Грэнберри.
- Да, мистер Грэнберри?
- Мне говорили, что вы читаете вслух по-английски - английскую литературу и всякое такое.
- Да, читаю.
- Я хотел бы встретиться с вами и договориться о том, чтобы вы почитали кое-какие книжки моей жене. Моя жена все лето нездорова, и это… ну, что ли… развлекло бы ее. Где мы можем встретиться и поговорить?
- Давайте сегодня или завтра вечером в баре "Мюнхингер Кинга", в четверть седьмого.
- Хорошо! Сегодня в четверть седьмого в "Мюнхингер Кинге".
Мистеру Грэнберри было лет тридцать пять - для Ньюпорта немного. Он принадлежал к категории, которую журналисты вроде Флоры Диленд называют "спортсменами и бонвиванами". Как у многих людей этой породы, у него было красивое лицо, но в морщинах, даже в бороздах. Сперва я подумал, что причина этого - ветер и волны, в единоборстве с которыми прошли его молодые годы: парусные регаты, гонки яхт на "Бермудский кубок" и т. д.; но потом решил, что нажиты они на суше и в закрытом помещении. По натуре он был симпатичный малый, но праздность и пустая жизнь тоже растлевают. У меня сложилось впечатление, что эта беседа с "профессором" приводит его в замешательство, пугает и что он нетрезв. Он предложил мне выпить. Я заказал пиво, и мы сели на диван у окна, выходящего на Бельвью авеню и Читальные залы.
- Мистер Норт, моя жена Майра - очень умная женщина. Схватывает все на лету. В разговоре любого заткнет за пояс, понимаете? Но когда она была девочкой, с ней произошло несчастье. Упала с лошади. Пропустила несколько лет школы. К ней ходили учителя - страшные зануды; сами знаете, что это за народ… Так о чем я? Ах да, из-за этого она терпеть не может читать. По ее словам, вся эта чепуха невыносима - "Три мушкетера", Шекспир и прочее. Она очень практичная женщина. Но любит, чтобы ей почитали. Я пробовал ей читать, и ее сиделка миссис Каммингс тоже читает ей вслух, но через десять минут она заявляет, что лучше просто поговорить. Ну… Так о чем я? Одно из последствий перерыва в учебе - то, что в общей беседе она иногда показывает себя не с лучшей стороны. Знаете: "терпеть не могу Шекспира", "стихи - это для баранов", в таком роде… В Ньюпорте нас, Грэнберри, полно, и мои родственники думают, что это - просто дурное воспитание и типичное среднезападное хамство. Нас с матерью и всю мою здешнюю родню это немного смущает… Я вам уже сказал, что сейчас она на положении больной. После того падения она, в общем, оправилась, но у нее было два выкидыша. Сейчас мы опять ожидаем ребенка, месяцев через шесть. Врачи считают, что ей надо немного прогуливаться по утрам, и разрешили несколько раз в неделю бывать в гостях, но всю вторую половину дня она должна проводить на диване. Понятно, она скучает. Два раза в неделю к ней ходит учитель бриджа, но ей это не очень интересно… и учитель французского.
Наступило молчание.
Я спросил:
- Друзья ее навещают?
- В Нью-Йорке - да, здесь - нет. Она любит поговорить, но утверждает, что в Ньюпорте только сами говорят, а других не слушают. Она попросила доктора запретить посещения - всем, кроме меня. Я люблю Майру, но не могу полдня заниматься только тем, что слушать ее. Как раз вторая половина дня для нее - самая трудная… Кроме того, я, как бы сказать, - изобретатель. У меня в Портсмуте лаборатория. Это отнимает много времени.
- Изобретатель, мистер Грэнберри?
- Да, вожусь с кое-какими идейками. Надеюсь, удастся набрести на что-нибудь стоящее. А пока предпочитаю об этом не распространяться. Словом… э… не возьметесь ли вы читать ей вслух, скажем, три раза в неделю, с четырех до шести?
Я помедлил.
- Мистер Грэнберри, разрешите задать вопрос?
- Ну, конечно.
- Я никогда не беру ученика, если нет хоть какой-то уверенности, что он желает со мной работать. Я ничего не могу добиться от равнодушного или враждебного ученика. Как вы думаете, я буду ей так же противен, как учитель бриджа?
- Скажу вам откровенно, риск есть. Но жена все-таки повзрослела. Ей двадцать семь лет. Она понимает, что в ее образовании есть пробелы… и что некоторые из наших дам считают ее не совсем… рафинированной. Майра не глупа - нет! - но с характером и очень прямодушна. Если ей под угрозой расстрела сказать, чтобы она назвала пять пьес Шекспира, она ответит: "Давайте стреляйте!" У нее зуб на Шекспира. Она считает его пустозвоном. Между нами говоря, я тоже, но у меня хватает ума помалкивать об этом. Она из Висконсина, а там люди не любят, чтобы их учили.
- Я сам из Висконсина.
- Вы из Висконсина?
- Да.
- Вы - "барсук"!
- Да.
У каждого штата есть свой тотем, но среднезападные штаты особенно неравнодушны к животным, с которыми себя отождествляют.
- Ну, это будет отличная рекомендация. Майра очень гордится тем, что она из Висконсина… О, чудесно! Так вы согласны попробовать, мистер Норт?
- Да, но с одним условием: если миссис Грэнберри будет скучно или она станет раздражаться, я прекращаю в ту же минуту.
- Я буду ужасно благодарен вам, если вы попробуете. На первых порах вам, наверное, придется запастись терпением.
- Запасусь.
Мы условились о расписании. Я думал, беседа окончена, но у него было еще что-то на уме.
- Выпейте еще пива, мистер Норт. Или чего-нибудь покрепче. Что хотите. Я совладелец этой гостиницы.
- Спасибо, я выпью пива.
Нам подали.
- Наверно, я должен вам сказать, что попросил вас помочь мне с Майрой еще и потому, что знаю, как вы вели себя в истории с Дианой Белл. - Я ничем не показал, что слышу его слова. - В том смысле, что вы обещали ничего не говорить и из вас клещами не вытянешь слова. В Ньюпорте только и знают, что болтать - сплетни, сплошные сплетни. Можем мы с вами договориться так же?
- Конечно. Я никогда не рассказываю о моих работодателях.
- Я хочу сказать: мы с вами, наверное, будем встречаться и дома, и здесь. На одном обеде вы познакомились с моей приятельницей, очаровательной девушкой. Ей было очень приятно поговорить с вами по-французски.
- Сэр, я ни разу не был на званом обеде в Ньюпорте - только у Билла Уэнтворта.
- Это было не здесь. Это было в Наррагансетте, у Флоры Диленд.
- А-а, да. Мисс Демулен, очаровательная дама.
- Может быть, вы опять ее там увидите. Я просто случайно с вами не встретился оба раза у Флоры Диленд. Я буду признателен вам, если вы не… будете говорить об этом… в определенных кругах - понимаете?
- Давайте вернемся к разговору о Висконсине. Вы там познакомились с миссис Грэнберри?
- Боже упаси! Нет, она жила на севере, под Уосо. А в Висконсине я был всего раз - за несколько дней до свадьбы. Познакомился с ней в гостях в Чикаго: у нее там родственники, и у меня тоже.
Разговор мотался, как корабль без руля. Когда я встал, он еще раз взглянул в окно и сказал: "А! Вот и она!" У обочины остановилась машина; вышел шофер и открыл дверцу даме. За исключением белой соломенной шляпы, она была вся в розовом - от вуали до туфель.
Он шепнул мне: "Вы идите вперед", и я открыл дверь. Француженки с колыбели обучены выражать радостное изумление при встрече с любым знакомым мужчиной - от двенадцати до девяноста.
- Ah, Monsieur Nort! Quel plaisir de vous revoir! Je suis Denise Desmoulins… - и прочее.
Я высказал свое восхищение тем, что вижу перед собой, и прочее, и мы распрощались с пространными выражениями надежды на скорую встречу в Наррагансетте.
В условленный день я подкатил к двери "Морских уступов"; меня впустили и провели в "вечернюю комнату" миссис Грэнберри. Дама эта, прекрасная как утро, но отнюдь не робкая как заря, лежала в шезлонге. Толстая миловидная сиделка вязала рядом.
- Добрый день, миссис Грэнберри. Я мистер Норт. Мистер Грэнберри нанял меня читать вам вслух.
Дама взирала на меня с безмолвным удивлением и, вероятно, гневом. Я положил на стол два тома, которые принес с собой.
- Не представите ли вы меня вашей компаньонке?
Это тоже было неожиданностью. Она пробормотала:
- Миссис Каммингс, мистер Норт.
Я подошел к миссис Каммингс и пожал ей руку.
- Мадам, вы тоже из Висконсина? - спросил я.
- Нет, сэр. Я из Бостона.
- Вы тоже любите читать?
- Я обожаю читать, но, понимаете, времени не хватает.
- Наверно, ваши пациенты - когда немного окрепнут - любят, чтобы им читали? Что-нибудь легкое, развлекательное?
- Нам приходится соблюдать осторожность, сэр. Когда я обучалась, мать директриса рассказала нам об одной сестре, которая читала пациенту после операции "Миссис Уиггс с капустной грядки". Пришлось снова накладывать швы, представляете? Она рассказывает этот случай каждому выпускному классу.
- Чудная книга. Я хорошо ее знаю.
По-видимому, пришла пора обратить внимание на хозяйку дома.
- Миссис Грэнберри, я не хочу читать ничего скучного, да и вы, безусловно, не захотите слушать, поэтому предлагаю условиться о некоторых правилах…
Она меня перебила:
- Что именно сказал вам мистер Грэнберри, когда приглашал вас читать?
- Он сказал, что вы очень умная женщина, но из-за несчастного случая в детстве пропустили несколько лет школы; что, пока вы были нездоровы, к вам ходили учителя, внушившие вам предубеждение против поэзии и некоторых классиков.
- Что он еще сказал?
- Насколько я помню, больше ничего - он сожалел только, что во второй половине дня вам нечем себя занять.
Выражение лица у нее было решительное.
- Какие же правила вы предлагаете?
- Такие: я начинаю читать книгу, и вы меня не прерываете пятнадцать минут. Затем я смотрю на вас, и вы даете мне знак - продолжать еще четверть часа или взять другую книгу. Не кажется ли вам это правило разумным, мадам?
- Не называйте меня мадам. Позвольте сказать вам, мистер Вест, под этим есть какая-то подкладка, и мне она не нравится. Я не люблю, чтобы со мной обращались как с недоразвитым ребенком.
- А-а, - сказал я, быстро поднимаясь, - значит, тут какое-то недоразумение. Желаю вам всего хорошего. Из слов мистера Грэнберри я понял, что чтение вслух может доставить вам удовольствие. - Я подошел к миссис Каммингс и пожал ей руку. - Всего хорошего, миссис Каммингс. Надеюсь, мы с вами еще увидимся. Только прошу вас, запомните меня как мистера Норта, а не мистера Веста.
Хозяйка дома решительно вмешалась:
- Мистер Норт, если мне не нравится сама идея, вы тут ни при чем. Мистер Грэнберри просил вас прийти и почитать мне, так что, пожалуйста, садитесь и начинайте. Я принимаю ваши условия.
- Благодарю вас, миссис Грэнберри.
Я сел и начал читать:
- "Эмма Вудхаус, красивая, умная, богатая, с уютным домом и счастливым нравом, казалось, одарена была всеми благами жизни; и в мире, где прожила она двадцать один год, ее мало что сердило и огорчало".
- Простите, мистер Норт. Будьте добры, прочтите снова.
Я прочел.
- Кто это написал?
- Джейн Остин.
- Джейн Остин. Она ничего не понимает в жизни.
- Вам в это трудно поверить, миссис Грэнберри?
- Двадцать один!.. Я не была уродом; я не была дурой; мой отец был самым богатым человеком в Висконсине. У меня был уютный дом и ангельский нрав. Я прожила двадцать три года, и по большей части это был сущий ад. Извините за выражение, миссис Каммингс. Я только тогда была счастлива, когда каталась верхом. И еще четыре дня - когда сбежала с цирком. Спросите любую честную женщину, и она вам скажет то же самое… Но мы условились, что вы читаете четверть часа. Я держу слово. Что дальше?
Мне стало немного не по себе. Я вспомнил: Джейн Остин и сама дает нам понять, что всякой девушке, у которой есть хоть капля разума, бывает в жизни туго. Я стал читать дальше. Слушали меня очень внимательно. Когда мы познакомились с миссис Бейтс и ее матерью, хозяйка заметила:
- Зачем только пишут про старых дураков? Пустая трата времени!
Без двадцати пяти пять я поднял глаза и получил разрешение продолжать. В шесть я закрыл книгу и встал.
- Спасибо, - сказала она. - В следующий раз возьмите какую-нибудь другую книгу. Меня как раз начало убивает. А когда начали, я могу продолжать сама. Книга большая?
- Это издание - в двух томах.
- Оставьте их здесь, а в следующий раз принесите другую.
- Я прощаюсь с вами, миссис Грэнберри.
Я попрощался и с миссис Каммингс, которая тихо сказала:
- Вы чудесно читаете. Я не могла удержаться от смеха. Это неправильно?
При следующей встрече миссис Грэнберри вела себя дружелюбнее. Даже подала мне руку.
- У этой Остин все книги про слабоумных?
- Часто говорят, что она была невысокого мнения о мужчинах и о женщинах.
- Ей бы поглядеть на кое-кого из моих знакомых… Как называется эта новая?
- "Дэйзи Миллер". Она написана человеком, который провел молодые годы в Ньюпорте.
- В Ньюпорте? В Ньюпорте?
- И как раз недалеко от вашего дома.
- Тогда зачем он писал книги?
- Простите?
- Если он был так богат, зачем он корпел над книгами?
Я не сразу нашелся. Я посмотрел ей в глаза. Она слегка покраснела.
- Ну, - медленно начал я, - думаю, ему надоело покупать и продавать железные дороги, строить гостиницы и называть их своей фамилией, играть на скачках и в карты в Саратога-Спрингсе, плавать на своей яхте в одни и те же порты, ходить на обеды и балы и встречать там каждый вечер одних и тех же людей. Вот он и сказал себе: "До того как умру, хочу получить настоящее удовольствие. Черт подери! - сказал он. - Ох, простите, миссис Каммингс! - Возьму-ка я и все опишу: как люди ведут себя в жизни. Толстые и худые, счастливые и несчастные". Он писал и писал - сорок с лишним толстых томов о мужчинах, женщинах и детях. Когда он умер, последняя книга, еще неоконченная, лежала на столе - роман "Башня из слоновой кости", где действие происходит в Ньюпорте и речь идет о пустоте и бесцельности здешней жизни.
Она смотрела на меня, не зная, то ли ей сердиться, то ли недоумевать.
- Мистер Норт, вы надо мной смеетесь?
- Нет, мадам. Мистер Грэнберри предупредил меня, что вы не всегда умеете показать товар лицом - иногда, просто от скуки, вы говорите первое, что придет в голову. Так что действительно камешек был - в ваш огород.
После недолгой борьбы Майра справилась с собой и велела мне начинать. Послушав час, она сказала:
- Извините, но сегодня я устала. Я дочитаю сама. "Эмму" я кончила, так что можете ее унести. Вам это дорого стоит - брать книги в библиотеке?
- Нет. Это бесплатно.
- И кто угодно может прийти и взять книги? Там, наверно, много воруют?
- Зимой там выдают и принимают почти три тысячи книг в неделю. Может быть, иной раз чего-то и недосчитаются.
- Зимой! Но зимой здесь никто не живет.
- Миссис Грэнберри, вы не всегда умеете показать товар лицом.
К концу второй недели мы прочли начало "Этана Фрома" (написанного дамой, которая прожила три лета в коттедже по соседству), "Джейн Эйр", "Дом о семи фронтонах" и "Дэвида Копперфилда". Она почти не высказывалась, но страдания юного Дэвида привели ее в расстройство. Она думала о своем будущем сыне. "Конечно, они были очень бедные", - добавила она, словно подводя итог. Я уперся в нее взглядом. Она опять покраснела, вспомнив, как назвала детские годы самой богатой дочки в Висконсине "сущим адом". Но она не пожелала признать изъяна в собственной логике и вынудила меня отвести взгляд. Я немного сомневался, что она прочла все книги до конца. Улучив минуту, я спросил об этом миссис Каммингс.
- Ох, мистер Норт, она читает без передышки. Она испортит себе глаза.
- А вам так и не удается узнать, чем кончаются романы?
- Она мне рассказывает, сэр, - это не хуже кино! Джейн Эйр! Что с ней стало! Скажите мне, сэр, это было на самом деле?
- Вы лучше меня знаете жизнь, миссис Каммингс. Могло такое быть на самом деле?
Она грустно покачала головой.
- Ох, мистер Норт, я знаю случаи похуже.
Однажды, когда мы вступили на бескрайние просторы "Тома Джонса", в дверь постучали. Нас впервые навестил мистер Грэнберри.
- Можно войти? - Он поцеловал жену, пожал мне руку и поздоровался с миссис Каммингс. - Ну, Майра, как успехи?
- Очень хорошо, милый.
- Что вы читаете, дорогая?
- Называется "Том Джонс".
Обрывки университетской премудрости зашевелились у него в памяти. Он обернулся к миссис Каммингс:
- Э… э… а это вполне годится для… я хочу сказать - для дамы?
- Сэр, - отвечала миссис Каммингс с высоты своего профессионального авторитета, - если бы в книге происходило что-то неподобающее, я попросила бы мистера Норта немедленно вернуть ее в библиотеку. Ведь самое важное - чтобы миссис Грэнберри было интересно, правда? Если ей читают вслух, она никогда не капризничает. Я беспокоюсь, когда она капризничает.
- Я посижу здесь минут десять. Не обращайте на меня внимания. Простите, что прервал вас, мистер Норт. - Мистер Грэнберри занял кресло в углу, закинул ногу на ногу - они у него были длинные - и подпер щеку рукой, словно вновь слушал скучную лекцию по философии в Дартмутском колледже. Он провел с нами четверть часа. Наконец он встал и, приложив палец к губам, удалился. После этого он приходил раз в неделю, но ему не всегда удавалось побороть сон. За субботу и воскресенье Майра прочла всего "Тома Джонса", но решительно не желала высказаться по поводу прочитанного.
Как-то я пришел с "Уолденом" под мышкой.
- Добрый день, мистер Норт… Спасибо, я чувствую себя хорошо… Мистер Норт, вы установили правило - правило насчет пятнадцати минут. Я тоже хочу установить правило. Мое правило такое, что после первых сорока пяти минут мы полчаса отводим для разговора.
- Извольте, миссис Грэнберри.
Рядом с ней на столе стояли золоченые часы. Без четверти пять она меня прервала.
- Теперь поговорим. Две недели назад, когда вы сказали что-то насчет "пустоты и бесцельности" ньюпортской жизни - что вы имели в виду?
- Это были не мои слова. Я повторил вам то, что сказал Генри Джеймс.
- У нас в Висконсине не увиливают. Вы сказали это, и сказали не просто так.
- Я недостаточно знаю ньюпортскую жизнь, чтобы о ней судить. Я здесь всего несколько недель. Я не участвую в ньюпортской жизни. Я приезжаю и уезжаю на велосипеде. Большинство моих учеников - дети.
- Не увиливайте. Вам, наверно, лет двадцать восемь. Вы учились в университете. Вы побывали в десятках ньюпортских домов. Вы полночи просиживаете в "Девяти фронтонах". Вы пьянствуете в "Мюнхингер Кинге". Перестаньте отделываться пустыми словами.
- Миссис Грэнберри!