- Все мы надеемся, что это ее свойство… и ее замечательный сынишка, и пение - она ведь прекрасно поет - помогут ей забыть о том, что произошло. Хилари, расскажи мистеру Норту.
- Пожалуйста, лучше ты, Рейчел.
- Он плавал на подводной лодке. Где-то на севере, кажется, у Лабрадора. Лодка налетела на риф или что-то еще, и двигатели отказали. Лодку начали давить льды. Двери в отсеках заклинило. Воздух еще оставался, но попасть на камбуз они не могли… Им нечего было есть.
Мы молча смотрели друг на друга.
- Их, конечно, разыскивали самолеты. Потом льды передвинулись, и лодку нашли. Тела привезли домой. Бобби похоронили на кладбище морской базы.
- Благодарю… Я свободен только по воскресеньям после обеда. Могу я зайти к вам через неделю, повидать Линду?
- Конечно! Поужинаете с нами.
- Спасибо, но остаться до ужина я не смогу. Запишите, Хилл, мне ваш адрес. Буду рад повидать вас в половине пятого.
Всю следующую неделю, заходя за нью-йоркской газетой, я встречал то одного, то другого Матера. Говорили мы по-итальянски. В воскресенье в девять часов утра я пришел к Мино.
- Buon giorno, Mino.
- Buon giorno, professore.
- Мино, я не спрашиваю, выполнили ли вы вчера свое обещание пригласить на обед девушку. Я не хочу об этом слышать. Теперь это ваше личное дело. О чем мы сегодня поговорим?
Он улыбнулся с видом более чем всегда "сам знаю, что делаю", и я понял ответ. Молодые любят, когда их заставляют говорить о себе, любят послушать, как говорят о них, но годам к двадцати возникает какая-то грань, за которую им претит перейти в разговоре. Их поглощенность собой становится чисто внутренней. Поэтому я спросил:
- О чем мы сегодня поговорим?
- Professore, скажите, что дает университетское образование?
Я рассказал, как важно, когда от тебя требуют знания предметов, которые поначалу кажутся далекими от твоих интересов; как важно попасть в среду юношей и девушек твоих лет - многие из них, как и ты, жаждут получить от университета все что можно; как хорошо, если тебе повезет напасть на прирожденных педагогов, и тем более - на великих педагогов. Я напомнил ему о том, как Данте просит своего проводника Вергилия: "Дай мне пищу, которой ты меня раздразнил".
Он смотрел на меня с жадным любопытством.
- Вы считаете, что мне стоит поступить в университет?
- Я пока не могу ответить на этот вопрос. Вы - юноша незаурядный. Возможно, вы переросли то, что способен дать студенту американский университет. Аппетит у вас есть, и вы знаете, где искать пищу. Вы одержали победу над своим физическим недостатком, причем недостаток подстегнул вас к достижению победы. Быть может, вы преодолеете и другой недостаток - отсутствие формального высшего образования.
Понизив голос, он спросил:
- Чего, по-вашему, мне больше всего не хватает?
Засмеявшись, я встал.
- Мино, много веков назад у одного царя недалеко от Греции была дочь, которую он очень любил. Она чахла от какой-то загадочной болезни. И тогда старик отправился с богатыми дарами к великому оракулу в Дельфы и вопросил у него: "Что мне делать, чтобы выздоровела дочь?" И сивилла, пожевав листья лавра, впала в транс и ответила стихами: "Научи ее математике и музыке". Так вот, математику вы знаете, а музыки мне в вас не хватает.
- Музыки?
- Нет, я говорю не о том конкретном, что мы зовем музыкой. Я говорю о той обширной области, где царят музы. Вот тут стоит Данте, но, кроме "Божественной комедии" и "Энеиды", я не вижу ничего, вдохновленного музами.
Он лукаво улыбнулся:
- А разве Урания - не муза астрономии?
- Ах да, про нее я забыл. И все же настаиваю на своем.
Он помолчал.
- Что они для нас?
Я коротко перечислил:
- Школа чувств и страстей, сочувствия и самопознания. Подумайте над этим. Мино, в следующее воскресенье я не смогу быть у вас, но через воскресенье надеюсь вас увидеть. Ave atque vale. - У дверей я обернулся. - Кстати, сын Аньезе и дочка Рейчел к вам приходят?
- Приходят к Розе и к маме, а ко мне нет.
- Вы знаете, как погиб муж Аньезе?
- Он погиб в море. Больше ничего не знаю.
Мино покраснел. Я догадался, что вчера он приглашал в кафе Аньезе. Весело помахав ему, я сказал:
- Общайтесь с музами. Вы же итальянец из Magna Graecia, в вас, наверно, немало и греческой крови. Общайтесь с музами!
Судя по моему Дневнику, чтением которого я освежаю память об этих встречах, я "собирал" портрет Мино, как и многих других персонажей, из отдельных наблюдений. Мне попалась наспех сделанная заметка: "С увечьем Мино связаны лишения, которых я не предвидел. Он не только замечает, что люди не разговаривают с ним "искренне", - к нему никогда не заходят дети двух лучших подруг его сестры; он их, вероятно, даже не видел. Предполагаю, что взрослые боятся "омрачить" детскую душу его несчастьем. Подобное опасение не могло бы возникнуть в Италии, где уроды, золотушные и калеки у всех на виду среди базарной сутолоки - обычно это нищие. Более того, ему, как видно, не рассказали подробностей смерти мичмана О'Брайена, которые так ужасают семейство Джонсов и невыносимо мучают его вдову. В Америке трагическую изнанку жизни прячут даже от тех, кто соприкоснулся с ней самым непосредственным образом. Надо ли объяснить это Мино?"
В следующее воскресенье после обеда я навестил Линду и ее родителей, запасшись старомодным букетиком цветов, обернутым в кружевную бумагу. Хилари, снова обретя жену, стал счастливым семьянином, что всегда приятно наблюдать. Родители Рейчел приехали из северной Италии - промышленного района возле Турина, где дочерей в рабочих семьях готовят к конторской службе - все расширяющемуся полю деятельности, - а если удастся, то в учительницы. Квартирка была безукоризненно чиста и обставлена строго. Линда еще не окрепла и выглядела бледноватой, но очень обрадовалась гостю. Я с удивлением заметил то, что называлось когда-то "дачным" пианино - без октавы в верхах и в басах.
- Вы играете, Рейчел?
За нее ответил муж:
- Рейчел очень хорошо играет. Ее знают во всех молодежных клубах. Ведь она и поет.
- По воскресеньям после обеда к нам обычно заходит Аньезе с Джонни. Они вам не помешают? - спросила Рейчел.
- Что вы! Мне сестры понравились с первого взгляда. А вы с Аньезе мне споете?
- Да, мы поем дуэты. И я и она два раза в месяц занимаемся с маэстро дель Валле. Он взял с нас обещание никогда не отказываться петь, если всерьез попросят. Вы - серьезно, Теофил?
- Еще бы!
- Тогда вы услышите всех четверых. Дети так наслушались наших упражнений, что запомнили мелодии и теперь поют с нами. Сперва мы споем одни, потом начнем снова и они вступят. Но, пожалуйста, сделайте вид, что в этом нет ничего особенного. Мы не хотим, чтобы они стеснялись петь.
Вскоре появилась Аньезе с Джонни О'Брайеном, мальчиком лет четырех. Дома он наверняка был живой как ртуть, но, подобно большинству мальчишек, которые растут без отца, оробел в присутствии двух взрослых мужчин. Он сел рядом с матерью, широко раскрыв глаза. Аньезе, без своей жизнерадостной сестры, тоже была какой-то присмиревшей. Мы обсудили обед в Шотландской кондитерской и блестящее будущее Мино, которое я им обрисовал. Я заверил их, что все это истинная правда. Аньезе спросила, кто такой Бодо и кем он "работает". Я рассказал. Каждой женщине нужен хоть один сюрприз в день.
- Ох, как неприлично было сравнивать его с собакой!
- Аньезе, вы же сами видели, что ему понравилось.
Когда мы допили чай, я попросил женщин спеть. Они переглянулись, и Рейчел подошла к пианино. Обе матери, обернувшись к детям и приложив палец к губам, прошептали: "Потом". Они спели "Мы с тобой собирали цветы" Мендельсона. Жаль, что их не слышал Мино.
- А теперь повторим.
Матери тихонько запели; дети вторили им, нисколько не робея. Я поглядел на Хилари. Чуть не лишиться этого из-за Дианы Белл!
Аньезе сказала:
- Мы разучили для церковного благотворительного базара отрывки из "Stabat Mater" Перголези.
Они спели оттуда два отрывка - сначала одни, а потом с детьми. Жаль, что их не слышал Перголези.
Ньюпорт полон неожиданностей. Постепенно выяснилось, что Девятый город ближе к Пятому, а может, и ко Второму, чем любой другой.
Когда мы распрощались с хозяевами, я проводил Аньезе до дома, держа за руку Джонни.
- У вас прекрасный голос, Аньезе.
- Спасибо.
- Думаю, что маэстро дель Валле возлагает на вас большие надежды.
- Да. Он предложил давать мне уроки бесплатно. При моей пенсии и заработках я могла бы за них платить, но у меня нет честолюбия.
- Нет честолюбия… - задумчиво повторил я.
- Вам когда-нибудь приходилось жестоко страдать?
- Нет.
Она пробормотала:
- Джонни, музыка и покорность воле Божией… вот что… меня держит.
Я позволил себе высказать все тем же задумчивым тоном весьма неосторожное замечание:
- Война оставила после себя сотни и сотни тысяч молодых вдов.
Она быстро возразила:
- В смерти мужа есть такие обстоятельства, о которых я ни с кем не могу говорить - ни с Розой, ни с Рейчел, даже с мамой и Филуменой. Прошу вас, не надо…
- Джонни, ты видишь то, что вижу я?
- Что?
Я показал.
- Конфетный магазин?
- И открыт по воскресеньям! Линде я принес подарок. Но я не знал, что ты там будешь. Подойди к окну и погляди, чего бы тебе хотелось.
Это была так называемая "галантерейная" лавка. В углу витрины лежали игрушки: модели самолетов, кораблей и автомобилей.
Джонни запрыгал, показывая на витрину.
- Глядите! Глядите, мистер Норт! Подводная лодка, папочкина подводная лодка! Можно ее купить?
Я обернулся к Аньезе. Она кинула на меня затравленный взгляд и помотала головой.
- Джонни, - сказал я. - Сегодня воскресенье. Когда я был маленький, папа нам не позволял покупать игрушки в воскресенье. По воскресеньям мы ходили в церковь - и никаких игр, никаких игрушек.
Я вошел в лавку и купил шоколадных конфет. Когда мы подошли к их дому, Джонни вежливо со мной попрощался и закрыл за собой дверь.
Аньезе стояла, держась за калитку.
- Наверное, это вы уговорили Бенджи - то есть Мино - пригласить меня в кафе?
- Я уговаривал его пригласить какую-нибудь девушку или девушек в Шотландскую кондитерскую, когда вообще не знал о существовании сестер Авонцино. Потом я уговаривал его пригласить девушку - желательно другую - и в следующую субботу, чтобы расширить круг друзей. Он не докладывал мне, что пригласил вас.
- Мне пришлось сказать ему, что я больше не смогу принимать таких приглашений. Я, как и все, восхищаюсь Мино, но постоянно встречаться с ним в общественных местах мне неудобно… Теофил, никому не говорите того, что я вам скажу: я очень несчастный человек. Я не способна даже на дружбу. Я могу только представляться. Мне помогут, я знаю, - и она подняла палец безжизненной руки к зениту, - но надо набраться терпенья и ждать.
- Ради Джонни, продолжайте представляться. Я не имею в виду обеды с Мино, но время от времени встречайтесь с нами, хотя бы в компании. По-моему, Бодо задумал что-то вроде пикника, но в его машине помещаются только четверо, а я знаю, что он снова хочет встретиться с вами и с Мино… - Она не поднимала глаз; я выжидал; наконец я добавил: - Я не знаю, какое невыносимое бремя вас гнетет, но вы ведь не захотите вечно омрачать жизнь Джонни?
Она взглянула на меня с испугом, потом отрывисто сказала:
- Спасибо, что проводили. Ну да, я буду рада встретиться с Мино - в компании. - Она протянула мне руку. - До свидания.
- До свидания, Аньезе.
В семь часов я позвонил Бодо. Его всегда можно было поймать в это время: он одевался для очередного раута.
- Grüß Gott, Herr Baron.
- Grüß Gott in Ewigkeit.
- Когда у вас сегодня званый обед?
- В четверть девятого. А что?
- Можем мы встретиться в "Мюнхингер Кинге", чтобы я вам изложил один план?
- К половине восьмого успеете?
- Договорились.
Дипломаты - люди точные. Бодо был, как говорится, "при полном параде". Его пригласили в военно-морское училище на обед с каким-то приезжим начальством - адмиралами разных стран, - он был весь в орденах (или, на языке нижних чинов, "в насыпухе") и прочем. Внушительное зрелище!
- Что у вас за план? - спросил он с живым любопытством.
- На этот раз дело серьезное. Буду краток. Вы знаете у Данте место про Уголино?
- Конечно.
- Помните Аньезе? Ее муж погиб на подводной лодке. - Я рассказал то немногое, что знал. - Быть может, они умерли через несколько дней от удушья, а может, жили неделю без пищи. Лодку в конце концов освободили изо льдов. Как вы думаете, министерство военно-морского флота осведомило вдов и родителей погибших о том, что там было обнаружено?
Он задумался.
- Если там было что-то ужасное, вряд ли.
- Аньезе эта мысль не дает покоя. Ей жить не хочется. Но она не подозревает, что я знаю о ее страхах.
- Gott hilf uns!
- Она мне сказала, что ее донимают мысли, которыми она не может поделиться ни с сестрой, ни с близкими друзьями, даже с матерью. Когда так говорят, значит, есть потребность кому-то открыться. После той нашей встречи Мино несколько раз приглашал ее в кафе. Она говорит, что больше не может встречаться с ним наедине. Мино вам кажется славным парнем?
- Безусловно.
- Я хочу в следующее воскресенье на закате устроить пикник на Брентонском мысу. Вы свободны от пяти до восьми?
- Да. После воскресенья я уезжаю из Ньюпорта. В девять тридцать в мою честь устраивают прием. Я успею.
- Я обеспечу шампанское, бутерброды и сладкое. Сможете вы, в качестве кавалера Двуглавого Орла, поехать с нами и предоставить свою машину? Вы с Аньезе и Мино сядете впереди, а я с провизией и льдом - на откидном сиденье. Мне не хочется выглядеть хозяином празднества. Вы сможете сыграть эту роль?
- Нет! Как вам не стыдно. Я и буду хозяином. Теперь мне тоже надо говорить покороче. В леднике моего домика всегда лежит несколько бутылок шампанского. Привезу походную кухню с жаровней. Любой швейцарец может за один день оборудовать гостиницу. Нам, австрийцам, на это нужна неделя. Если пойдет дождь или будет холодно, мы сможем укрыться в моем домике. Вам принадлежит идея - и хватит с вас! А теперь изложите свой план. В чем суть?
- Ах, Бодо, не спрашивайте. Это пока лишь надежда.
- Ого! Ну хотя бы намекните.
- Помните "Макбета"?
- Играл в нем Макдуфа, когда учился в Итоне.
- Помните, как Макбет просит врача вылечить леди Макбет от лунатизма?
- Погодите… "Придумай, как удалить из памяти следы гнездящейся печали…" и что-то вроде: "…Средствами, дающими забвение, освободить истерзанную грудь".
- Вот, Бодо, вот чем вы завоюете Персис, вот что мы должны сделать для Аньезе.
Он смотрел на меня.
- И Персис?.. - прошептал он. - Разве ее муж погиб на подводной лодке?
- Подлинно только счастье, отнятое у страдания; все прочее - просто так называемые "земные блага".
- Кто это сказал?
- Кто-то из ваших австрийских поэтов, по-моему, Грильпарцер.
- Schön. Мне надо бежать. Черкните, куда заехать за гостями и прочее. Ave atque vale.
Приглашения были разосланы через Розу и приняты.
- Роза, нам так хотелось бы пригласить и вас с Филуменой, но вы знаете, какая тесная у него машина. - По глазам Розы было видно, что она все поняла, быть может, поняла даже мой замысел. - Покажите мне, как вы кладете руку на поясницу Мино, чтобы помочь ему войти и выйти из дверей и из машины.
Мать наблюдала за нами со смехом.
- Не знаю уж, что вы там затеяли, синьор Теофило, а не боюсь!
Знаменательный день настал. Погода стояла превосходная. Умелые руки усадили Мино в машину. Аньезе тоже предпочла отправиться из лавки Матера - полагаю, для того, чтобы не огорчать сынишку, мечтавшего покататься с ней на машине. Когда мы приехали на Брентонский мыс, великий ресторатор барон Штамс вытащил два складных столика, накрыл их (с шиком) скатертями и принялся откупоривать бутылку. Аньезе и Мино остались в машине с подносами на коленях, а остальные два кавалера устроились на складных стульях рядом.
- Теперь могу вам сказать, что я уже два раза в жизни пил шампанское, - сообщил Мино. - Я попробовал "Асти Спуманте" на свадьбе брата. А до этого я пил шампанское только на твоей свадьбе, Аньезе.
- Тебе было всего пятнадцать лет. Я рада, что тебе удалось тогда попробовать, Мино. - Аньезе говорила так осторожно, словно ступала по тонкому льду. - Семья мужа живет в Олбени, в штате Нью-Йорк. Они тогда приехали и остановились у нас. И привезли три бутылки шампанского… Ты хорошо помнишь Роберта?
- Конечно. Его лодка не так уж часто заходила в бухту, и как-то раз он спросил, не хочу ли я подняться на борт, а я еще как хотел! Но в тот день разыгрался шторм, и я не смог бы вскарабкаться по лестницам и трапу. Он сказал, что возьмет меня в следующий раз. Роберт был моим кумиром. Мама считала, что более красивого и… приятного человека она в жизни не встречала.
Аньезе горестно отвернулась.
Бодо спросил:
- А начальство дало ему отпуск, когда он женился?
- Он копил увольнительные. Мы поехали в Нью-Йорк и все-все там посмотрели. Каждый день катались на метро и по надземной дороге из конца в конец - каждый день по другой линии. Роберт знал, что я люблю музыку, и мы три раза ходили в оперу. - Она повернулась к Мино. - Конечно, нам пришлось сидеть очень высоко, но все было прекрасно видно и слышно… Были в зоопарке и на службе в соборе святого Патрика. - В глазах у нее стояли слезы, но она добавила со смешком: - На Кони-Айленд тоже съездили. Вот где было весело, Мино…
- Представляю себе, Аньезе.
- Ну да… Теофил, а что делает Бодо?
Бодо колдовал над жаровней.
- Готовлю ужин. Пока жарится, выпейте еще по бокалу шампанского.
- Я боюсь захмелеть.
- Оно не очень крепкое.
- Аньезе, - спросил я, - маэстро дель Валле научил вас песням, которые можно петь без аккомпанемента? Вы говорили, что он велел вам петь везде, где вас как следует попросят. Могу заверить, что мы очень этого хотим.
- А-а, я знала одну старинную итальянскую песню… Дайте вспомнить…
Она прикрыла рукой глаза и запела: "Caro mio Ben. Caro mio Ben" - легко, как лебедь скользит по воде. На второй строфе она запнулась.