Сколько Алан себя помнил, на дверях саклей висели толстые амбарные замки как раз рядом с табличкой, строгим родителем угрожающей штрафом каждому, кто посмеет притронуться к забытым экспонатам музея Времени. Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось узнать что находится внутри. Мальчику думалось, что здесь должны обязательно валяться выбеленные черепа умерших от чумы людей, погнившая старинная мебель и обломки глиняной посуды, а на стенах висеть мечи, щиты и стрелы. Поэтому увидев совершенно пустую комнату, он даже немного расстроился. Пол такой чистый, словно его недавно подметали, и стены… просто голые стены. Ни тебе черенков посуды, ни оружия, ни костей, ни…
Алан удивленно вскинул брови – рядом с ним лежал какой-то предмет. Вроде не камень. Первое, что подумалось, открывалка или швейцарский ножик.
Подобрав неопознанную вещицу он почувствовал, как холодное тельце предмета, будто стараясь насытиться, принялось жадно вбирать в себя тепло живого человека. Кончики пальцев чувствовали исходящие от гладкой поверхности уколы льда… Затем они неожиданно оборвались, а вместе с ними (о чудо!) ушла с самого утра терроризирующая голову боль. Но времени не оставалось даже на удивление…
За стеной послышались приглушенные голоса. От них Алану снова пришлось сжаться. Не раздумывая, он положил отвлекающий предмет в карман.
– …мог деться?! – донесся до него недоуменный голос. – Все же видели, что он сюда шел…
– А может это не он был? – предположил голос Марата.
– А кто, блядь, еще из деревни мог сюда податься?! Только этому трусу надо было где-то спрятаться. Очкун!!! – в надежде, что Алан услышит, проорал Цакой, от досады громко сплюнув на землю.
"Ах, какой я видите ли трус. Всего лишь испугался трех амбалов" – не весело ухмыльнулся в мыслях Алан. Сидя в темноте, затаив дыхание, он боялся в свое удовольствие… боялся яростной, тупой, жестокой расправы за свое естественное желание уцелеть.
– Может здесь подождем? Или у моста? Не будет же он вечно прятаться… – предложил кто-то третий.
– А если это все же не он был? – продолжил стоять на своем Марат, явно не желающий оставаться здесь надолго. – Кто-нибудь из местных? Или турист? Всякое ж может быть…
– Ну, а если не он, то все равно, где этот призрак? Головой думай, а не жопой! – Цакой со своими друзьями, как и со всеми круго́м, говорил в привычной для себя снисходительно-пренебрежительной манере.
– Так мы будем ждать или нет?!
Немного помолчав, голос Цакоя скомандовал отступать:
– Нам еще домой возвращаться. Так что выдвигаемся к школе. В конце концов Алаша от нас никуда не денется. Не сегодня, так завтра с ним "увидимся"…
– Завтра выходной.
– Какая разница! Есть же и понедельник…
Несколько минут они еще поспорили, и лишь затем хруст камней начал постепенно отдаляться. Еще немного выждав Алан встал, чтобы посмотреть в щели между камнями – ни остался ли кто в засаде… Насколько можно было разглядеть территорию Мертвого Города, караулить его не стали. Тогда Алан проделал путь обратно – через нору на выступ, чуть-чуть проползти на опасной высоте, чтобы взобраться на плато.
Подойдя к краю спуска он аккуратно, оставаясь незаметным выглянул. Обидчики как раз переходили подвесной мост. Теперь дождаться, пока они достигнут школы, и как можно более быстро спуститься вниз по правому краю.
Пригибаясь, Алан подошел к камню, как к старому приятелю. Он недовольно поморщился, обнаружив на нем грязные следы подошв. Сам мальчик всегда старался не пачкать чудесную глыбу.
Ребром ладони очистил камень от грязи, затем отряхнул и руки, одежду, рюкзак… Но все же без помощи воды следы приключений с одежды стереть не удастся. А таким зачуханным домой отправляться нельзя. Сколько понадобится времени чтобы хорошенько почиститься?
Размышляя, Алан привалился к камню со стороны скал так, чтобы его силуэт не проглядывался из деревни. Лишь стоило коснуться спиной каменного шара, как правое бедро словно резануло острым предметом, или обожгло раскаленной железякой. Рефлекторно отпрянув от камня, одновременно стараясь понять, что же его "ужалило", он осматривал идеально гладкую поверхность, но так ничего особенного увидеть не смог. Болезненные ощущения все еще отдавали в районе правого кармана.
"Точно!" – осенило его.
Алан только сейчас вспомнил про находку. Он залез в карман и извлек на свет замызганные землей, небольшие наручные часы с железным ремешком.
Часы?! Но откуда?! Откуда в древнем строении могли взяться вполне современные часы?
На циферблате отмечены всего четыре числа – римские 12, 3, 6 и 9 располагались именно там, где им и положено находиться. В маленькой прорези, как раз между "III" и "VI" отображалось еще одно число, судя по всему показывающее день месяца – ноль пять.
Всего две стрелки – большая минутная, и маленькая, отсчитывающая часы. Секундной не было, поэтому визуально различить идут ли они оказалось невозможным. Поднеся странную находку к уху, мальчик прислушался – определенно никакого движения. Сбоку корпуса виднелся барабанчик. Алан покрутил его в надежде, что часы оживут, но результат остался прежним. Механизм хранил мертвое молчание.
Мелькнула мысль, а не выкинуть ли их? Все равно не работают и не заводятся. Какой в них тогда смысл? Но секунду подумав, Алан решил оставить находку себе. Во-первых, ему очень нравился их внешний вид. Во-вторых, часы он нашел в старинном здании. И не важно, что внутрь они могли попасть через бойницу – какой-нибудь эксцентричный иностранец из санатория всего несколько дней назад взял да и закинул "свое личное время" в понравившуюся саклю, как поступают с монетками, бросая их в воду, чтобы вернуться к понравившемуся месту (кстати, это также объясняло почему они не работают – от удара). Пусть так… Главное совсем другое – Алан нашел их там, где должны быть скелеты и черепа, где когда-то жили люди, а сейчас властвуют лишь мертвецы.
К тому же дополнительным пунктом почему часы не следовало выбрасывать, для Алана стала бесследно исчезнувшая головная боль. Может это и совпадение, но раньше, чтобы при касании вилки, карандаша, носового платка или еще чего-то боль ретировалась – подобных вещей не случалось…
Сцепив часы на запястье, мальчик отодвинув кисть подальше, чтобы понять как они смотрятся на руке.
– Ничего так… – заключил он.
Застывшие стрелки показывали шесть двадцать с чем-то – делений на циферблате было мало и более точно застывшее время определить не удавалось.
Одернув рукав куртки Алан отправился вниз по склону, стараясь идти по заданному маршруту – как можно правее от тропы, оставаясь незаметным. Добравшись до моста, быстро преодолел его, спустившись к реке. Второпях, но как можно тщательней протерев одежду и рюкзак от пыли, побежал в сторону деревни.
Подобравшись вплотную к домам, он все же решил идти задними дворами. Добраться до своего дома получилось без особых проблем. Алан перелез через забор, спрыгнув в огород. Осталось пройти между кустарниками, и мальчик дома. Весь путь он мысленно молился, надеясь на снисходительность времени – может быть Его Величество сщедрится, уйдя не слишком далеко… так, чтобы на очередного скандала с мамой чуть-чуть не хватило.
Уже второй раз за день Алан порадовался своему везению – матери дома не оказалось. Это было настоящей редкостью.
Судя по висящим на стене столовой большим круглым часам, с окончания последнего урока прошел всего час. Будь мама дома, этого опоздания вполне бы хватило для серьезной взбучки. Особенно после вчерашнего.
Алан наскоро переоделся. Ему совершенно не хотелось снимать часы и показывать их родителем тоже не следовало, по крайней мере сейчас, поэтому выбор пал на теплую водолазку с длинным рукавом. Затем, даже не перекусив сел делать уроки – мать могла заявиться в любую минута, и нужно напустить виду, будто он уже давно дома.
Мать пришла минут через сорок. Зашла в комнату, как ни в чем не бывало. Чмокнула "трудолюбивого" сына в темя сообщив, что пропадает у Мадининой мамы.
– У Азы сегодня день рождение. Я помогаю хозяйке на кухне. Так что буду с отцом поздно.
Поздно – не то слово. Алан знал, как могут затягиваться подобные гуляния, особенно в преддверии выходных. Что скрывать, возможность провести вечер полноправным хозяином дома Алана очень обрадовала.
– Я за приправами забежала, – сообщила мать, после минутной возни на кухне. – У Азы закончились. Ну, пока! Может еще зайду…
Только лишь когда хлопнула дверь, Алан кинулся на кухню, запихивая в себя все съестное, что мог найти, даже не разогревая. После чудесного исчезновения головной боли на ее место пришел дикий, опустошающий голод.
Наевшись так, что с трудом получалось дышать, Алан отправился в "отцовскую" комнату, решив немного посмотреть телевизор.
В принципе, получился чудесный пятничный вечер: поборовшись со скукой, Алан кое-как доделал уроки; еще раз позавтракал; немного порисовал; затем еще чуть-чуть посмотрел телевизор. Ближе к девяти заскочила пьяненькая и очень довольная мать, принесла на тарелке немного вкусного: пару кусков пирога из бурачных листьев и сыра, мяса, фасолевый салат. Пошуршав на кухне опять убежала, предварительно напомнив чтобы поздно не ложился.
Лег Алан около двенадцати. Завтра выходной, поэтому можно поспать чуть подольше…
Когда именно пришли родители он не слышал.
Алан проснулся посреди ночи от странного ощущения – что-то в окружающей обстановке явно было не так. Но вот что?!
В горах луна всегда светит ярко. В разбавленной лунным светом темноте очертания предметов хорошо различимы. Но сколько он не озирался по сторонам, сканируя полумрак сонным взором, все никак не мог понять, что же не так, что изменилось. Наверное, его потревожил остаток неприятного сна. Он повернулся набок, в надежде поскорее заснуть.
Только лишь подложив под голову руки он понял в чем причина. Часы на его запястье шли, издавая отчетливый звук ожившей секундной стрелки… стрелки, которой на самом деле не было.
Тик-так-тик-так-цок-цок-тик-так… – чеканила секунды невидимка.
Сев на кровать и включив настольную лампу, Алан посмотрел на циферблат, борясь с желанием зажмуриться – "три сорок пять". На табло дней – "нолик" и "пятерка" скрывшись на половину сместились вверх, а снизу показались очертания "нуля" и "четверки".
Даже с не думающей спросонья головой Алан сразу увидел не стыковку в цифрах. Когда он надел часы, стрелки показывали шесть часов, а сейчас почти четыре – не могло пройти девять часов с шести до трех. Одно из двух – или он во сне каким-то образом прокрутил барабан переставив стрелки, или время на этих часах шло вспять. А судя по четверке на табло дней, именно так оно и было.
Сколько не крутил Алан маленький рычажок справа, стрелки упрямо не желали подчиняться, своевольно управляя Временем.
Глава 3. Старьевщик
Тишина больно давила на перепонки. Тело ныло, жаждая привычной почвы под ногами. Здесь даже дышалось не так, как обычно – спокойный, застывший в неподвижности воздух с трудом просачивался в легкие. Сама атмосфера казалась чужеродной, словно я очутился на другой планете, где гравитация, плотность и химический состав совсем другие, отличные от тех, что были на моей. Цвета и краски, температура и запахи, и даже ощущение смертной тоски, в общем все… все кругом другое.
Я стоял на одном из десятков, а может даже и сотен перронов огромного железнодорожного вокзала. Мой поезд послушной лошадкой дремал в тупике. Одиннадцать вагонов всегда представлявшиеся непобедимыми громадинами сейчас можно сравнить разве что с детской игрушкой. Тому виной был на добрый метр возвышающийся над путями и уходящий вдаль насколько хватало глаз асфальтированный парапет. Этот вокзал вообще являл собой монументальное сооружение. Влево расползалось несчетное множество путей. Лишь вдалеке виднелись границы вокзала. Интересно, чем на самом деле он обрывался – то ли серой стеной, то ли пути уходили дальше, у горизонта создавая иллюзию границы? Справа, так же лишь смутным силуэтом еле различим вход в здание Вокзала. Трехэтажный уродец тянулся вдоль путей справа налево, достигнув меня убегал дальше. За огромными окнами кроме темноты ничего нельзя различить.
И все это защищал от переменчивых настроений природы, свод из железа и стекла. Огромная крыша, служившая небесным отражением железнодорожных путей, точно так же уходила бесконечно вдаль. Над путями она нависала жестяными пластинами, над платформой – из прозрачных квадратов, видимо пластика или мутного стекла. Все это массивное сооружение опиралось на стальные балки, толстыми стволами вырастающими из асфальта.
Сквозь искусственный небосвод проникало тусклое свечение. Если долго смотреть на него, начинало казаться, что за стеклом не дневной свет, а умело вмонтированные ртутные лампы. Скудные блеклые лучи окрашивали все кругом в пастельные тона. Я зажмурил веки. Глаза болели, отказываясь принимать свет чужих миров.
Наверное, сейчас я выгляжу со стороны по меньшей мере странно – один посреди гигантского пространства, поделенного на равные линии. Я один там, где должны бежать, суетиться, опаздывать десятки тысяч людей, приходить и отправляться поезда, распадаться и вновь соединяться судьбы.
Платформы усыпаны выцветшими этикетками, и скомканными алюминиевыми банками из под пива. В воздухе пахнет дождем и мазутом. Так или иначе, я прибыл в пункт назначения, а значит какая-то часть моего пути завершена. Внутри возникло отчетливое ощущение, что связь с моим домом в одиннадцать вагонов разрывается. Теперь я сам по себе. Теперь придется пешком…
Как и в прошлый раз, в купе без малейших сомнений я забрал все, что там было, уже зная – поезд заботиться обо мне и всякая казалось бы ерунда, может оказаться необходимой. Одеваясь в форму, подходящую для осенней погоды, я собирался в дорогу. Не знаю, что ждет меня впереди, и это пугает больше всего. Да, обязанности проводника мне наскучили, но они создавали чувство надежности. Спокойная, размеренная жизнь, обеспеченный хлебом быт – все это порядком поднадоело, но не вызывало страх. Я знал, что должен делать вот это, и вот это, и тогда все будет по-прежнему, то есть нормально. А сейчас отправляюсь неизвестно куда, в поисках неизвестно чего – моего прошлого.
С первых мгновений пребывания в Городе, я почувствовал себя чужаком. Невидимая угроза размешана в воздухе. Мне страшно… ведь я успел свыкнуться с мыслью, что не смогу разгадать и малой толики окружающих меня загадок – странный поезд и я со своей амнезией, казались чем-то непостижимым… Теперь же впереди раскинулись такие масштабы, с которыми не то что свыкнуться, а даже в голове уместить невозможно! И что дальше?
Нет, я конечно, мог бы остаться в своем поезде – никто ведь его у меня не отбирал. Мог бы… но не буду. Просто не смогу. Даже не из страха, что все вокруг начнет гнить и ржаветь, как это случилось со Стариком, нет. Старик верно тогда подметил, что дарит мне самый бесценный подарок, какой только можно вообразить – Цель, способную вытолкнуть меня из насиженного места, не позволяя сидеть без движения в ожидании полного исчезновения или слепоты… Мне нужно понять, почему я оказался в этом странном мире и что было до него. А для этого достаточно нацепить на плечо сумку, как у почтальона, глубоко вздохнуть, и затолкав поглубже страх, решиться сделать первый на платформу, а там уже не далеко.
У меня не осталось сомнений, что я прибыл именно в огромный мегаполис, а не захудалый провинциальный городишко. Вряд ли такая махина, способная принимать одновременно десятки тысяч людей, может существовать сама по себе. Воображение само дорисовывало ко всем этим перронам такое же бесчисленное количество домов, в которых обитают несметные полчища людей. Люди? И ведь на самом деле, почему я здесь один? Должен быть еще хоть кто-то!
Когда я вдруг понял, что на самом деле могу оказаться совершенно один в огромном Городе, страх снова стал едкой отравой расползаться по телу, постепенно овладевая разумом. Я сел на койку. В голове картины сменяли друг друга: как потерявшись, бесцельно брожу среди домов-гигантов, где в пустующих стенах главенствует тишина; а за каждым переулком чудятся тени живых, и я гонюсь за миражом, стараясь схватить несуществующие образы, в надежде вернуться к Вокзалу… ведь там, на путях, покинутый ждет меня дом.
– Хватит! – крик острым ножом резанул по ушам. От неожиданности я подскочил, больно ударившись о вешалку. Голос, что выдернул меня из оков страха и отчаянья был моим, но губы не оставили ощущения произнесенных слов. Я слышал свой голос, но говорил не я.
Потерев ладонями лицо, я постарался вернуться к пугающей реальности. Хватит бояться… пора идти. Если не начать действовать сейчас же, можно навсегда остаться внутри переживаний, так и не выбравшись из череды сомнений и страхов, превратив мысли в ловушку.
Надел пальто с нашивкой и погонами "ГЖД", перекинул через плечо сумку, даже не став смотреть, что внутри, и вышел, прикрыв за собой тяжелую дверь.
От своей платформы отправился вдоль здания налево. Именно там, вдалеке виднелось что-то похожее на арку входа. Идти пришлось много… дальше, чем казалось. Путь протяжностью шестьдесят три платформы (не считая мою), таким образом получиться сто двадцать шесть путей или двести пятьдесят рельсовых линий. И это только в одну сторону! В направлении серой стены идти пришлось бы явно больше.
Я обернулся. Передо мной простиралось бескрайнее поле, расчерченное ровными линиями. Подпиравшие стеклянный навес балки смешиваясь, казались единым лабиринтом. Мой вагон отсюда был практически неразличим. Кому и для чего понадобилось строить такого монстра?
А еще я заметил, что серая стена находится на том же расстоянии, что и была, будто шаг в шаг шла за мной. Наверное игра блеклого света.
Снаружи здание вокзала выглядело грустным (если так можно говорить о строениях). Но именно таким оно мне и показалось. Большие, длинные окна, абстрактные образы из гипсовой лепнины, серая, под стать перронам, штукатурка – мрачным его не назовешь, скорее именно грустное… печальное. А еще этот искусственный небосвод, как бы разрубал здание на половины. Явно крышу над путями построили много позже самого вокзала. Если бы сквозь навес просматривалось продолжение здания, уходящее ввысь, тогда впечатления о нем вполне могло сложиться другое. А так лиши кого половины тела, он будет выглядеть лучше? Вряд ли…
Само собой в воображении возник образ завершенного вокзала: высоко-высоко представляются тонкие шпили, уходящие в самое небо, несколько башен, фигуры горгулий и минотавров застывшими глазами наблюдают за суетливым народом…
Я шагнул внутрь.
Внутри царил глубокий сумрак – это когда пасмурным, холодным осенним днем заходишь в зашторенную комнату и почти ничего различить не можешь. Не смотря на обилие окон в большом едином зале можно увидеть лишь общие очертания помещения. Высокие колонны, лестницы с подъемом на верхние этажи, отгороженные перилами балконы, посреди зала возвышался небольшой постамент… Наверное здесь когда-то стоял памятник или еще что-то.