Нет, Вэл рассвирепела, а не просто обиделась. Она скинула Гейба на ковер, встала, оправила юбку и отошла от тахты. Биолог влез в штаны и поискал глазами рубашку: ее лоскуты валялись за кушеткой. Загар у него заканчивался на линии воротника и чуть ниже предплечий. Остальное тело было молочно-белым. Гейб посмотрел на Вэл из зазора между тахтой и кофейным столиком - взгляд его умолял, точно он выглядывал из гроба, в котором его собирались похоронить заживо.
- Извините, - прошептал он.
Гейб не смотрел ей в глаза, и Вэл поняла, что биолог разговаривает с ее обнаженной грудью. Она стянула края блузки, и в мозгу ее целая батарея оскорблений подняла стволы, как по команде "товьсь", - но все орудия были заряжены злобой, и даже точные попадания бы ни к чему не привели: им обоим только стало бы стыдно. Гейб таков, каков есть, он честен, он - настоящий, и Вэл знала наверняка, что обидеть ее он не хотел. И она заплакала. Подумав: здорово, именно слезы меня до такого и довели.
Она шлепнулась на тахту и закрыла лицо руками. Гейб придвинулся к ее боку и обнял.
- Простите меня, пожалуйста. У меня такие вещи не очень хорошо получаются.
- У вас такие вещи получаются прекрасно. Просто о крысах сейчас - чересчур…
- Мне следует уйти. - И он приподнялся.
Она вцепилась в его руку мертвой хваткой.
- Вы уйдете, и я выслежу вас и пристрелю как бешеного пса.
- Тогда я останусь.
- У нас ничего не выйдет. Я все понимаю.
- Ладно, я пошел.
- Только посмейте. - И она закинула руки ему на шею, поцеловала взасос, повалила на тахту, и через несколько секунд они снова сплелись воедино.
Вот оно что, подумала Вэл, больше никаких слез. Слезы всему причиной. Этого парня заводит, когда мне больно.
Но вскоре они уже лежали одной задыхающейся и потной кучей на полу, а мысль о слезах отлетела на тысячу световых лет.
На этот раз Гейб произнес:
- Это было чудесно.
Вэл заметила, что головой опрокинула бокал, и каберне кровавым пятном растеклось по ковру.
- Солью или газировкой?
Гейб отодвинулся и заглянул ей в глаза.
- Солью и холодной водой, я думаю. Или это кровь?
Со лба у него скатилась капелька пота и шмякнулась ей на колено. Вэл посмотрела на него.
- Вы ведь сейчас уже не думали о той твари, которой вообще не существует, правда?
- Только о вас.
Она улыбнулась.
- Правда?
- И еще почему-то - о газонокосилке.
- Вы шутите.
- Э-э, да. Шучу. Я думал только о вас.
- Значит, вы не считаете, что я ходячий кошмар?
- Вы старались как могли. Почему это должно быть кошмарным?
- Потому что я кошмарно себя чувствую.
- Я уже давно этим не занимался. Практики не хватает.
- Нет, я не об этом. О своих пациентах. Вы в самом деле считаете, что за ними кто-то охотится?
- Это просто теория. Существа может и не существовать.
- А если оно существует? Может, следует позвонить в Национальную гвардию или куда-нибудь еще?
- Я думал позвонить Тео.
- Тео - даже не настоящий полицейский.
- Ему следует знать.
Несколько минут они молча смотрели на расползающееся по ковру пятно, чувствуя, как струйки пота стекают по ребрам, и прислушиваясь к биению сердец друг друга.
- Гейб? - прошептала Вэл.
- Да?
- Может, нам следует обратиться в семейную консультацию.
- Давайте сначала оденемся.
- Вы ведь серьезно говорили о газонокосилке, правда?
- Я даже не знаю, откуда возник этот образ.
- В Сан-Хуниперо есть один хороший доктор - он консультирует пары. Если только вы не предпочитаете консультанта-женщину.
- А я думал, мы будем вызывать Национальную гвардию.
- Только если до этого дойдет, - ответила Вэл. И подумала: когда будем беседовать с психиатром, о пролитом вине лучше не вспоминать.
Тео
Что раздражает больше всего на свете? Люди, которые только что трахнулись. Особенно, если среди них не было тебя. И не было уже очень давно.
Ох, это стало очевидно, как только они вошли в трейлер Молли, разбудив Тео во второй раз за эту ночь. Ухмылка Гейба походила на гигантский радиатор допотопного "крайслера", а на Вэл Риордан были джинсы и почти никакого грима. У обоих заплетались языки, оба хихикали и краснели как дети. Тео затошнило. Он за них, конечно, рад, но ему хотелось блевать.
- Что? - спросил он.
Гейб, очевидно, был вне себя от счастья, но виду старался не подавать. Руки он держал в карманах, чтобы ими не размахивать.
- Я… - Он посмотрел на Вэл и улыбнулся. - …мы думаем, что эту тварь, если она существует, может привлекать добыча с низким уровнем серотонина.
Гейб возбужденно переминался с пятки на носок, ожидая, пока его заявление не достигнет цели. Тео сел, глядя на биолога и не меняясь в лице. На нем читалась только усталось, возникшая сразу, как только они вошли. Он догадался: следует что-то ответить - и немедленно.
- Здесь была Молли, - сказал он. - Тварь существует. Она сожрала Мики Плоцника, Джозефа Линдера и бог весть кого еще. Молли утверждает, что это дракон.
Улыбка спала с лица Гейба.
- Великолепно. То есть, я хотел сказать - какой ужас. Но с научной точки зрения великолепно. У меня есть еще одна теория по поводу этого вида. Мне кажется, существо обладает каким-то особым механизмом воздействия на добычу. Тебе в последнее время хотелось трахаться?
- А вот это самодовольство, Гейб, совершенно ни к чему. Я очень рад, что вы хорошо провели время, но не стоит сыпать соль на мои раны.
- Нет-нет, ты не понял. - И Гейб рассказал о решении Вэл Риордан прекратить кормежку пациентов антидепрессантами и о том, что понижение уровня серотонина может привести к повышению либидо. - Поэтому вся Хвойная Бухта сексуально возбудилась.
- Правильно, - ответил Тео. - А мне свидание так никто и не назначил.
Вэл Риордан рассмеялась, и Тео свирепо глянул на нее.
- Крысы, которых я нашел у того трейлера, - продолжал Гейб, - где, как мы считаем, могло обретаться это существо, совокуплялись. Кое-какие плотоядные растения, испуская феромон секса, привлекают добычу. А у некоторых видов поведение самца - его внешность, танец, запах - стимулирует яичники самок без всякого физического контакта. Мне кажется, именно это произошло и с нами.
- Наши яичники простимулировали? - Тео потер глаза. - Должен быть с тобой честным, Гейб. Я этого не чувствую.
Вэл повернулась к Гейбу:
- Звучит не очень романтично.
- Зато невероятно возбуждает. Наверное, у нас - самый элегантный хищник, которого только знал мир.
Тео покачал головой.
- У меня нет ни дома, ни работы, ни машины, уже, наверное, выписан ордер на мой арест, а вы хотите, чтобы меня возбуждала мысль о том, что по городу бродит монстр и дрочит мне яйца, чтобы потом сожрать? Прости, Гейб, не вижу во всем этом ничего радостного.
Тут вступила Вэл:
- Может, на вас сказалось это иначе? Вы ведь очень легко бросили курить марихуану, правда?
- Прошу прощения? Легко? - Тео хотелось соскочить с кушетки и надавать этой парочке по физиономиям.
- А раньше вы могли обходиться без травы?
- Вэл, возможно, права, Тео. Если эта тварь воздействует на серотонин, то и другие медиаторы могут оказаться затронуты.
- Здорово, - ответил Тео. - Давайте откроем клинику детоксикации. Половину клиентов скормим монстру, а другая половина поправится. Когда начинаем?
- Сарказм ни к чему, - обиделся Гейб. - Мы просто пытаемся помочь.
- Помочь? Да в чем помочь? Драки в баре разнимать? Я и сам справлюсь. Найти украденный скейтборд? Я уже начал следствие. Просто мой опыт охраны порядка к такому меня не подготовил.
- Это верно, Гейб, - сказала Вэл. - Тео мало отличается от ночного сторожа. Наверное, все же стоит позвонить шерифу, ФБР или Национальной гвардии.
- И что вы им скажете? - спросил Тео. Ночной сторож. Я теперь даже не он.
- Да уж, - покачал головой Гейб. - Мы сами ничего не видели.
- Видел этот блюзовый певец, - сказала Вэл.
Тео кивнул:
- Нужно его найти. Может быть, он…
- Он живет с Эстелль Бойет, - сказала Вэл. - У меня в кабинете есть ее адрес.
Двадцать четыре
Шериф
Шериф Джон Бёртон топтался у останков "вольво" Тео, из всех сил давя на кнопки своего сотового телефона. От его ботинок "Гуччи" поднимался густой аромат навоза, в который он угодил, вылезая из машины, а влажный ветерок вздымал вихры на сдобренной гелем седой шевелюре. Черный костюм от Армани был весь измазан пеплом - Бёртон рылся в кострище у хижины Тео, рассчитывая обнаружить обгоревшее тело. Шериф был недоволен.
Больше никто не снимает свои проклятые трубки или как? Он звонил Джозефу Линдеру, Теофилусу Кроу и Джиму Пиву - хозяину ранчо, но на звонки никто так и не ответил. Именно это привело его посреди ночи в Хвойную Бухту - в состоянии, близком к панике. В лаборатории сейчас должна работать вторая смена варщиков, но в ангаре никого не было. Мир рушился вокруг шерифа - и все из-за того, что вечно обдолбанный констебль забыл, что должен быть некомпетентным.
Шериф звонил Кроу. На другом конце провода раздался щелчок, затем линию разъединили.
- Твою мать! - Бёртон захлопнул телефон и сунул в карман пиджака.
У Кроу кто-то отвечал на звонки. Вернее - не отвечал. Либо он еще жив, либо Линдер прикончил идиота, забрал телефон и теперь трахает шерифу мозги. Но фургон Линдера стоит у хижины Тео. Так где же он сам? Дома его нет, Бёртон уже проверил - там только сонная нянька и две обалделые соплячки в ночнушках. Разве мог Линдер сбежать и не прихватить с собой дочерей?
Бёртон снова вытащил телефон и набрал номер отдела информации своего управления. Ответил Паук:
- Гвоздворт. - До шерифа донеслось чавканье.
- Вытащи изо рта батончик, сраный котел сала, мне нужны имя и адрес одной бабы.
- Это не батончик, а "снежок". Розовый. А я ем в них только зефир.
Кровь закипела у Бёртона в висках, он с трудом подавил ярость. В спешке забыл дома лекарства от повышенного давления.
- Имя - Бетси Батлер. Мне нужен ее адрес в Хвойной Бухте.
- Подружка Джо Линдера?
- А ты откуда знаешь?
- Я вас умоляю, шериф, - фыркнул в ответ Паук. - Не забывайте, с кем имеете дело.
- Найди мне адрес и все. - Бёртон услышал щелканье клавиш.
Паук был опасен - вечная угроза всей его операции, но шериф пока не знал, на чем его подловить. У Паука выработался иммунитет ко взяткам и любым угрозам, и он казался вполне довольным судьбой - главное, чтобы от него корчились все остальные. Бёртон боялся уволить ублюдка - хрен знает, сколько разнюхал этот кусок жира. Может, напоить его чаем из наперстянки, которым Линдер угостил жену? Никто, разумеется, не удивится, что у человека, который батончик "Сникерса" без одышки развернуть не может, сдало сердце.
- Нет у нее адреса, - сказал наконец Гвоздворт. - Один абонентский ящик. Я проверил Управление автомобильным транспортом, Федеральный кредитный союз и Управление социального обеспечения. Она работает в кафе "Г. Ф." в Хвойной Бухте. Адрес кафе нужен?
- Сейчас пять утра, Гвоздворт. И мне нужно найти эту бабу немедленно.
Паук вздохнул:
- Завтрак они подают в шесть. Так нужен адрес или нет?
- Давай, - скрипнул зубами Бёртон.
Паук продиктовал адрес на Кипарисовой улице.
- И попробуйте "яй-сотот": замечательный омлет, насколько я знаю.
- Откуда? Ты же никогда из своей проклятой берлоги не вылезаешь.
- Слабый разум смертным дан! - ответил Паук, коверкая слова на грубый британский лад. - Я знаю все, шериф. Все. - И он повесил трубку.
Бёртон набрал в грудь воздуха и сверился с "ролексом". Времени хватит на то, чтобы заскочить домой к Джиму Пиву. Старый говнодав, должно быть, уже собак пинает, или какой там еще херней фермеры в такую рань занимаются. К телефону же он не подходит. Бёртон влез в свой черный "эльдорадо" и с ревом понесся по разъезженным колеям к воротам.
Выехав на Прибрежную трассу, чтобы кругом добраться до центрального въезда на ранчо (будь он проклят, если станет гробить "кадиллак", гоня его две мили коровьими тропами), он заметил, как что-то метнулось в лучах фар, и резко дал по тормозам. Противоблокираторы забились в истерике, и "кэдди" замер, едва не сбив женщину в белом облачении церковного хора. Там их был целый выводок - они растянулись цепочкой и брели по шоссе, прикрывая от ветра свечи в руках. Они даже не подняли голов - прошли мимо, точно в трансе.
Бёртон опустил стекло и высунул голову:
- Эй, вы что тут делаете? Сейчас пять утра.
Лысоватый мужчина в облачении размера на три меньше, чем следует, поднял взор и с блаженной улыбкой ответил:
- Нас призвал к себе Дух Святой. Мы идем на Его зов. - И побрел дальше.
- Ну да - тогда стучите громче, а то не проснется! - заорал ему вслед Бёртон, но никто не обратил внимания.
Шериф тяжело рухнул на сиденье и стал дожидаться конца процессии. Там были не только люди в церковных одеждах, но стареющие хиппи в джинсах и походных сапогах, полдюжины юных карьеристов в лучших воскресных костюмах и даже один щупленький парнишка в оранжевой тоге буддистского монаха.
Бёртон взял с пассажирского сиденья "дипломат" и щелкнул замками. Фальшивые паспорт, водительские права, карточка социального обеспечения, накладная борода и билет на Кайманы - его платиновый парашютный комплект, который он возил с собой всегда. Возможно, настало время линять.
Живодер
Ну вот, Кормилец наконец завел себе сучку, думал Живодер. Наверное, потому, что на нем остался запах этих жеваных коров. Живодера так и подмывало самому поваляться в той жиже, но он боялся, что Кормилец станет на него орать (а этого он терпеть не мог). Но так даже лучше - ехать в новой машине с Кормильцем и его сучкой, а также с Длинным, от которого всегда пахнет горелыми сорняками и который иногда дает ему гамбургеры. Живодер выглядывал в окошко и вилял хвостом, то и дело шлепая Тео по физиономии.
Вот - остановились. Ох, только бы его забыли в машине. Вот была бы красота - сиденья тут хорошо жевать, к тому же на вкус они - как коровы. Но нет, выпустили и велели идти следом к маленькому домику. Дверь открыл Старик, и Живодер поздоровался с ним как обычно - мокрым носом в пах. Старик почесал ему за ушами. Живодеру он нравился. От него пахло псиной, которая выла всю ночь. Когда Живодер оказывался с ним рядом, ему тоже хотелось выть - он и завыл, наслаждаясь печальным звуком собственного голоса.
Кормилец велел ему заткнуться.
Старик сказал:
- Я, кажется, знаю, каково тебе.
Все зашли внутрь, а Живодера оставили на крыльце. Все нервничали - Живодер знал по запаху, - поэтому долго внутри сидеть не станут. А у него тем временем - много дел. Двор был большой, много кустиков, где другие собаки наоставляли ему записок. На все нужно ответить, поэтому каждая удостаивалась лишь коротенькой струйки. Собачья электронная почта.
Он успел обработать лишь половину, когда все снова вывалили наружу.
Длинный сказал:
- Так вот, мистер Джефферсон, мы обязательно найдем чудовище, и нам бы не помешала ваша помощь. Вы - единственный, кто его видел.
- Ох ты ж, - ответил Старик, - я полагаю, вы его узнаете, когда увидите. И помощь вам моя ни к чему.
От всех запахло печалью и страхом, и Живодер уже не смог сдержаться. Он испустил обреченный вой и держал ноту до тех пор, пока Кормилец не схватил его за ошейник и не втащил в машину. У Живодера возникло нехорошее предчувствие - они, наверное, поедут в то место, где опасно.
Тревога, Кормилец, предупредил он. В тесном "мерседесе" от его лая закладывало уши.
Эстелль
Убирая со стола чайные чашки и швыряя их в раковину, Эстелль кипела от злости. Две разбились, и она выматерилась про себя, потом повернулась к Сомику. Тот сидел на кровати и тихонько перебирал струны "Нэшнл", напевая "Пешеходный Блюз".
- Ты мог бы им помочь, - сказала Эстелль.
Сомик посмотрел на гитару и промурлыкал себе под нос:
- Одна старая хрычовка смотрит на меня зверьем.
- Нет ничего благородного в том, что ты пользуешься своим искусством, чтобы сбежать от реальности. Нужно было им помочь.
- Одна старая хрычовка, Боже, - она смотрит на меня зверьем.
- Не смей меня игнорировать, Сомик Джефферсон. Я с тобой разговариваю. Люди в этом городе отнеслись к тебе по-доброму. Ты должен был им помочь.
Сомик откинул голову и пропел потолку:
- И никак ей не втемяшишь, Боже, что - ее, а что - мое.
Эстелль сдернула с сушилки над раковиной сковородку, подскочила через всю комнату к Сомику и замахнулась, целя реактивным ударом прямо в лысину:
- Давай-давай - только спой еще один куплет про свою "старую хрычовку", Сомик. Просто интересно, что рифмуется с "дать по башке"?
Сомик отложил гитару и нацепил черные очки.
- А ты знаешь - говорят, ведь это женщина отравила Роберта Джонсона?
- А ты не знаешь случайно, чем именно? - Эстелль отнюдь не улыбалась. - Я как раз список покупок составляю.
- Ёпть, женщина, ну почему ты со мной так разговариваешь? Я же с тобой только по-хорошему всегда.
- А я - с тобой. Поэтому ты и поешь про свою старую хрычовку, да?
- Если про "старую милашку" петь, звук не тот.
Эстелль опустила сковородку. В ее глазах стояли слезы.
- Ты помоги им, а когда все кончится, останешься здесь. Будешь свою музыку играть, я - картины писать. Люди в Хвойной Бухте любят твою музыку.
- Люди здесь со мной на улицах здороваются, в банку слишком много чаевых кладут, выпивкой угощают - а блюза́-то на мне больше нету.
- И поэтому ты готов машину свою раскурочить, идти хлопок в поля собирать, пристрелить кого-нибудь в Мемфисе - только чтобы блюз себе вернуть? Ради чего?
- Это то, что я делаю. Ничего другого я не знаю.
- Ты ничего другого никогда и не пробовал. Я - вот она, я настоящая. Неужели так плохо, что у тебя есть теплая постель, в которой можно спать с той, кто тебя любит? Там, снаружи, для тебя ничего нет, Сомик.
- Там снаружи дракон этот есть. И он всегда там будет.
- Так выйди же к нему. В прошлый раз ты от него сбежал.
- А тебе что за дело?
- Да потому что я слишком трудно открывала тебе свое сердце - после всего, что со мною было. И трусов терпеть не собираюсь.
- Ну что ж, зови меня как знаешь, мамочка.
Эстелль отвернулась и снова ушла на кухню.
- Тогда тебе лучше уйти.
- Только шляпу заберу, - ответил Сомик. Он защелкнул гитарный чехол, схватил со стола свою шляпу и через секунду в доме его уже не было.