Женщина снова обняла его и поцеловала… Но тут их вспугнуло покашливание за дверью. Лукаво улыбаясь, в комнату вошел Кемаль-ага. Свояченица раскраснелась, руки у нее дрожали. "Значит, все в порядке, - решил Кемаль-ага. - Если бы он ей не понравился, такую бы развела канитель… А она, как говорится, "пляшет без музыки". Вон как на меня смотрит, словно хочет сказать: "Принесла тебя нелегкая"".
Совладав с собой, женщина сказала:
- Мать у него умерла.
Для Кемаль-аги это было новостью.
- Правда, свояк?
При слове "свояк" Кудрет и свояченица улыбнулись.
- К несчастью… - ответил Кудрет.
- Телеграмму получил?
- Нет.
- А как же ты узнал об этом?
- Из Стамбула приехал мой секретарь. Только что здесь был, он и сообщил мне эту печальную новость…
Свояченица переглянулась с зятем: значит, секретарь у него в Стамбуле? А говорили, будто он тайный представитель Анкары. Впрочем, кто бы он ни был, для нее это теперь не имело никакого значения. Она влюбилась в него с первого взгляда и не видела в том греха. После встречи с ним она побежала к своей духовной наставнице Зарифе-хафиз, рассказала ей обо всем и уж, конечно, не пожалела красок. Наставница расплылась в улыбке:
- От твоих слов, милая, даже меня, старуху, в дрожь кинуло!
Нехотя возвратилась женщина домой и там излила душу старшей сестре, жене Кемаль-аги, и матери. Новый знакомый и ростом выше, и в плечах шире, и вообще куда симпатичнее ее покойного мужа. Если он сделает ей предложение, она не раздумывая станет его женой и передаст в его распоряжение все свои земли и имущество. Сделал бы зятек доброе дело, уговорил его жениться на ней. Ведь и зятю он понравился - сразу видно: отдал ему свою постель, делил с ним трапезу да и вообще не отходил от него ни на шаг.
Мать была счастлива, что младшая дочь полюбила и теперь в доме появится зять. Слишком уж сильно любила она первого мужа. А это, говорят, всегда к разлуке. Так и случилось. Не успел бедняга насладиться семейным счастьем, как его поглотила пропасть. Надо бы дочери со вторым мужем быть благоразумнее, а она опять, как и прежде, "пляшет без музыки", хотя дело еще не слажено…
- Хочу познакомиться с вашим секретарем…
- Что может быть проще… Очень толковый, прекрасный работник и преданный друг.
- Возбуждаете мое любопытство?..
- Он и в самом деле достоин внимания.
- Женат?
- Закоренелый холостяк.
- А сколько ему?
- Мой ровесник.
- И так же хорош собой, как ты? - не задумываясь выпалила молодая женщина.
Кемаль-ага прыснул, а Кудрет, притворившись смущенным, сказал:
- Помилуйте! Что вы нашли во мне такого?
Женщина повернулась к своему зятю:
- Не сосватать ли его секретаря Хатидже?
- Хатидже, - пояснил Кемаль-ага, - дочь ее дяди по отцу. Круглая сирота, но клочок земли у нее есть. Обрабатываем его мы. Надо ведь помочь ближнему. Ты, значит, надумала выдать двоюродную сестрицу за секретаря бея-эфенди? - обратился он к свояченице.
- На все воля аллаха.
Кудрет едва не пустился в пляс от радости, но виду не подал. Теперь и Идрису фортуна улыбнулась. Неужели им обоим суждено из городских мошенников превратиться в добропорядочных землевладельцев? Все это прекрасно, но что они смыслят в сельском хозяйстве?
Поздно вечером Кудрет завел об этом разговор со своим будущим родственником.
- Думаешь, я больше твоего смыслю? - сказал Кемаль-ага. - Управляющий у нас толковый, он и командует всеми этими батраками и десятниками. А наше дело - есть да пить.
- Все ясно, - усмехнулся Кудрет.
- Будешь управлять свояченицей - это все, что от тебя потребуется. А хозяйство - не твоя забота. Да и не моя.
Как это понимать? "Управлять свояченицей" - это ясно. А вот что значит хозяйство - не их забота? Нет, он не может рассуждать, как этот болван с золотыми зубами. Ладно, сейчас он скрепя сердце промолчит. Но что будет, когда он выйдет из тюрьмы, женится и войдет в свою новую роль владельца огромных угодий? Он привыкнет к своему положению, а привычка, говорят, хуже бешенства.
- Что-то ты призадумался!
Кудрет тряхнул головой и спросил:
- Как обстоят у вас дела с банковскими кредитами?
- С какими кредитами? - не сразу понял Кемаль-ага.
- Как это с какими? Разве во время мотыжения или уборки урожая вам не нужны деньги?
Кемаль-ага рассмеялся:
- Ах, вот ты о чем… Тут, свояк, дело такое: если у власти твоя партия - все прекрасно, как в раю, если не твоя…
- Что тогда?
- Сам понимаешь. Нынче двери всех банков для нашего брата закрыты. Ну, не всех, разумеется. Начисто кредитов нас не лишили, хотя рассчитывать на особую щедрость не приходится. Но ничего - денег не просим ни у друзей, ни у врагов, свои водятся. У тебя, в Анкаре, должно быть, есть связи?
- Это уж совсем другой разговор, - не моргнув глазом соврал Кудрет.
Однако Кемаль-ага остался доволен его ответом и продолжал:
- Словом, кто в оппозиции, тем туго приходится!
- У страха глаза велики! Я хочу сказать, что банковские кредиты - не проблема.
- Даже для тех, кто в оппозиции?
Кудрет поднял на Кемаль-агу твердый взгляд:
- Да, даже для них!
Кудрет, казалось, упрекал его в незнании простых истин, но делал он это корректно - Кемаль-ага не обижался.
"А вдруг завтра он женится на моей родственнице, узнает, что я распоряжаюсь большинством ее земель, и они захотят от меня избавиться?" У Кемаль-аги и своей земли было достаточно, но основной доход он получал с земель свояченицы.
Кемаль-ага теперь уже с опаской поглядывал на бея-эфенди, который сосредоточенно о чем-то думал. Если бы он знал, что все мысли Кудрета заняты свояченицей! Но он этого не знал. А упреки бея-эфенди начинали его раздражать. Каким он был приятным и покладистым поначалу! Смотрел на Кемаля маслеными глазами, произносил медовые речи. А с тех пор, как познакомился с его свояченицей, стал чересчур строгим.
Ход мыслей Кудрета был примерно таким же. Раз луна с ним, он может наступать звездам на хвост. Свояченица в его власти. Пусть она вдова, зато богата и красива, и ничто не может помешать их счастью. Мать его умерла, жена подала на развод, с какой же стати он должен лебезить перед помещиком?
Кудрет встал с постели. Тотчас вскочили на ноги и слуги.
- Вы в туалет, бей-аби? - спросил один из них, беря кувшин с водой.
Но "ревизор" даже не удостоил его ответом.
Слуга все понял и побежал вперед. Окинув всех гордым взглядом, "ревизор" вышел из камеры. У лестницы его окликнул один из беев, сидевших на широкой, как тахта, лавке.
- Бей-эфенди!
Кудрет остановился и нехотя повернул голову.
- Снизойдите, выпейте с нами кофейку!
Польщенный, "ревизор" ответил:
- Охотно. Когда буду возвращаться.
Пригласивший "ревизора" коренастый, плотный мужчина со смуглым лицом, при галстуке служил когда-то в суде секретарем и получил семь с половиной лет за присвоение казенных денег. Товарищи прозвали его Протокольщиком. Он знал уйму скабрезных каламбуров и анекдотов, изредка готовил для приятелей напиток из лимонного одеколона, после чего все тюремные уборные благоухали.
Как только "ревизор" исчез из виду, Протокольщик заметил:
- Сам председатель уголовного суда позавидовал бы такой внешности!
Протокольщик и его друзья - писари и банковские служащие - слыли в тюрьме грамотеями. За небольшую мзду они составляли письма, прошения, кассационные жалобы, а выручку делили между собой. Они интересовались каждым новым заключенным и почти безошибочно определяли, грамотен он или нет. Если же возникали сомнения, терпеливо, изо дня в день наблюдали за новичком, особенно если он был при галстуке, выспрашивали, вынюхивали и в конце концов определяли, соперник он им или нет. Если "галстучник" оказывался грамотным и изъявлял желание сотрудничать с ними, ему предлагали заключить джентльменское соглашение. Соглашения были разные. Долгосрочники, уже просидевшие не один год, были, конечно, в более выгодном положении, чем новички. И если новичку хоть изредка что-то перепадало, он должен был молиться богу и не роптать. А тому, кто роптал, "вправляли мозги". Какой-нибудь бродяга за плату избивал непокорного в тюремном дворе либо пырял его ножом в зад. А ведь известно: никто не трясется так за свою жизнь, как "галстучники". Поэтому "вправлять мозги" приходилось не так уж часто. Обычно новичок довольствуется возможностью посидеть за столом с бывалыми "галстучниками" и досыта наесться. В таких случаях все заканчивалось благополучно.
Однако личность, именуемая Кудретом Янардагом, все еще оставалась для них загадкой. Кто он, обыкновенный мошенник или, как болтают в тюрьме да и в городе, важный чиновник из Анкары? Судя по виду, он скорее чиновник. Сколько величия, сколько высокомерия! И одет с шиком.
Персона да и только. Даже в уборную его провожает слуга. А когда шествует по двору, все заключенные стихают и расступаются перед ним. Знай они точно, что он мошенник, а не чиновник, все было бы проще. За небольшое вознаграждение какие-нибудь бродяги так бы его отделали гнилой картошкой и тухлыми яйцами, что от его важности не осталось бы и следа. Но это рискованно. Прежде надо хорошенько его прощупать.
Как только Кудрет, возвращаясь из уборной, стал подниматься по лестнице, пятеро старожилов тюрьмы вскочили со своих мест.
Кудрет небрежно опустился на покрытую ковриком лавку и произнес:
- Не утруждайте себя. Садитесь, пожалуйста!
Бывшие судебные секретари, судебные исполнители и банковские чиновники с сединой в бороде и усах, привыкшие гнать в шею всяких просителей, кричать на них, вдруг поджали хвосты, съежились, присмирели. Ничто не ускользнуло от их придирчивого взгляда, даже то, что у "ревизора" нет ни единого седого волоска. А какой у него костюм, как он держит себя! Словно создан для того, чтобы повелевать другими.
- Какой прикажете подать кофе, бей-эфенди?
Не отвечая на вопрос, Кудрет спросил:
- А кто будет варить?
Все оторопели. Что за странный вопрос? Варить будет тот, кто за мизерное вознаграждение варит всем, кому смертную казнь заменили тридцатью годами заключения.
- Омер сварит, - сказал Протокольщик. - Пройдоха Омер…
- А что он за человек?
Все наперебой стали рассказывать. Омер с кем-то не поделил воду для орошения и нажил себе врагов. А они подстерегли однажды его жену и изнасиловали. Женщина вернулась домой, рассказала все мужу и застрелилась. Всегда спокойный, выдержанный Омер потерял рассудок - схватил пистолет, лежавший в луже крови рядом с убитой, и помчался к дому обидчиков. Там он убил семерых, в том числе семидесятилетнюю старуху и спавшего в колыбели младенца.
Хладнокровию, с которым "ревизор" все это выслушал, мог бы позавидовать судья по уголовным делам. Вдруг он хлопнул в ладоши и крикнул:
- Фейзи, сынок!
Подбежал кахведжи Кемаль-аги:
- Что угодно?
- Свари-ка мне кофе!
- Слушаюсь, эфендим!
- И о товарищах не забудь!
Случай был из ряда вон выходящий. Мало того, что гость отверг предложенный кофе, так он еще словно бы в пику им, велел сварить кофе своему кахведжи. Разве это не оскорбление?
Словно угадав их мысли, "ревизор" снова заговорил:
- Не взыщите! Я знаю, что действую вразрез с этикетом, но поделать с собой ничего не могу. - И тут его понесло: - Даже блаженной памяти Абдул-Хамид Второй не смог бы уговорить моего деда-пашу выпить кофе, сваренный придворным кахведжи! Вы только представьте себе! Сам Абдул-Хамид Второй, ставший тенью аллаха на земле, чье невзначай оброненное слово считалось законом! Отец мой был, правда, более покладист, ну а я…
Он окинул всех жестким взглядом:
- Министр внутренних дел - мой приятель. Мы просто обожаем друг друга…
Кудрет умолк, словно сожалея о том, что слишком разоткровенничался, и продолжал уже боле мягким тоном:
- Я назвал его своим другом, но это… Словом, уважаемые, я хотел сказать, что характер тоже передается по наследству - таков закон природы. Отец мой, я уже вам говорил, не был таким щепетильным. Но он, как и я, пошел в своего деда. Так вот, прихожу я однажды к моему другу, министру внутренних дел, а он вызвал курьера и спрашивает, какой мне подать кофе. Мошенник, он прекрасно знал, что я отвечу, но решил схитрить и сделал вид, будто запамятовал. А может, хотел поймать меня на удочку, чтобы затем подтрунивать: "Ну что, Кудрет, где твоя пресловутая наследственность? А ты еще говорил, что твой дед не пожелал пить кофе у самого Абдул-Хамида!"
Слушатели - а к лестнице уже сбежались все заключенные - были ошеломлены и старались не пропустить ни единого слова. Кемаль-ага стоял в сторонке и с нескрываемой гордостью поглядывал на будущего свояка. Таким Кемаль-ага его еще ни разу не видел. Что свояченица - Кудрет достоин тысячи ей подобных.
А "ревизор" между тем расходился все больше и больше:
- Приезжаю я в Анкару, к министру финансов, а его нет на месте. Дело же у меня не терпит отлагательств, надо немедленно лететь самолетом обратно. Как быть? Посылаю курьера с запиской к премьер-министру. А там люди все уважаемые, дай бог им здоровья, и ко мне относятся с величайшим почтением…
Не успели заключенные опомниться, как на них обрушился новый шквал небылиц:
- Я и с премьер-министром на дружеской ноге, но… как бы хорошо он ни относился ко мне, я никогда не смогу разделять его политических убеждений…
К Кудрету вдруг подскочил арестант, осужденный на тридцать лет и подавший кассационную жалобу. Он был невменяем и пытался поцеловать "ревизору" руку.
- Не надо, не надо! - отдернул руку Кудрет. - Скажи лучше, какая у тебя ко мне просьба?
- А ты знаешь председателя кассационного суда, бейим? Да что это я, право! Ты не можешь его не знать, раз твой покойный дед дружил с блаженной памяти султаном Хамидом!
Арестант снова припал к руке "ревизора", но тот приказал:
- Успокойся! И стань чуть поодаль, вот так! А теперь рассказывай, что у тебя стряслось.
Человек упал на колени и разрыдался:
- Никого у меня нет в деревне, кроме матери, да и та не может прийти, ноги отнялись. Ей-богу, ну ей-богу же, я ни в чем не виноват. А доказать не могу. Руки-ноги твои буду целовать, только напиши председателю кассационного суда, что Неби не совершал преступления. Тебе он поверит. Да стану я жертвой твоей!
Принесли кофе и первую чашку, разумеется, подали "ревизору". Кудрет взял ее без всяких церемоний, даже не поблагодарив, и полез в карман за сигаретами, но его опередил Кемаль-ага, предложив свои. Он был подавлен величием Кудрета и в то же время горд от сознания, что вскоре породнится с этим господином, умеющим так складно говорить. А Кудрет взял сигарету, прикурил от зажигалки, услужливо поднесенной Кемаль-агой, и обратился к Неби:
- Зайдешь ко мне в другое время, более подходящее. Вообще-то мне неловко, но раз ты не виноват…
Кемаль-ага неподвижно стоял, скрестив руки на груди, не зная, то ли оставаться рядом с Кудретом, то ли отойти в сторонку. Кудрет, даже не подняв головы, небрежным жестом указал на лавку:
- Давай садись!
Кемаль-ага робко сел на указанное место.
"Ревизор" продолжал разглагольствовать:
- Председатель кассационного суда человек благородный, истинный борец за торжество справедливости. Но я уже сказал, что мне не очень удобно к нему обращаться. На каждый праздник он присылает мне поздравительную открытку да и в обычное время буквально засыпает письмами, а мне все недосуг ему ответить. Однако он не сердится… Так что при случае напомни мне… Договорились?
- Спасибо, бейим! Да превратит аллах в золото все, к чему ты прикоснешься. Да пошлет тебе аллах счастья на этом и на том свете! Чтоб тебе не знать ни горя, ни беды…
Но Кудрету уже наскучило слушать арестанта, и его поспешили убрать с глаз долой. После этого "галстучники" с величайшей почтительностью принялись рассказывать про Неби.
- Вы уж простите его, эфендим. Он малость чокнутый.
- К тому же доказано, что он виновен.
- Здесь есть его односельчане. Вам бы лучше всего с ними поговорить.
- Его уже дважды отправляли в сумасшедший дом…
До самого ужина Кудрет не переставал хвастаться и врать, а когда "галстучники" предложили ему разделить с ними трапезу, вежливо отказался.
- Не могу, наследственность мешает! - И добавил, бесцеремонно дернув за руку Кемаль-агу. - Ему я уже рассказывал, как мой дед за столом блаженной памяти Абдул-Азиза… - Он спохватился, вспомнив, что рассказывал не про Абдул-Азиза, а про Абдул-Хамида. Впрочем, один черт!
После ухода "ревизора" воцарилось молчание.
Наконец кто-то промолвил:
- Вот это да! - и стал ждать, что скажут другие.
- Важная птица! - изрек банковский чиновник.
- Солидная личность, - заявил судебный исполнитель.
- Такой не станет работать с нами, во всяком случае, не снизойдет до того, чтобы требовать свою долю, - заключил Протокольщик. - Но мы, друзья, должны его использовать.
- Каким же образом?
- Да очень просто. Ведь у него связи с председателем кассационного суда. Уразумел?
- Да разве только с председателем кассационного суда? А с министрами, начиная от самого премьера?
- Но как при таких связях… - робко начал рыжий молодой человек с голубыми глазами. Но ему не дали договорить: дойдет, чего доброго, до "ревизора", и тогда рухнут все их планы. А он, хоть и врет сверх всякой меры, зато вид имеет солидный, может пустить пыль в глаза, с ним запросто обтяпать любое дело.
Ночью Протокольщик, судебный исполнитель и банковский чиновник перешептывались:
- Да, его надо использовать.
- Врет он все!
- А вдруг не врет?
- Ну и что?
- Да пока ничего. Навредить он нам не сможет.
- А если будет с нами в компании, одним своим видом заставит кое-кого раскошелиться. Верно?
- Еще бы!
- Гони две тысчонки - получишь рекомендательное письмо к председателю кассационного суда!
- А хочешь к премьер-министру или к министру - выкладывай пять тысяч!
- Лафа, ей-богу, лафа!
- А если он пронюхает?
- Не пронюхает!
- Надо держать язык за зубами.
- А пронюхает - ничего страшного.
- Ублажим его.
- И дело с концом!