- Наша родина, - услышал он голос оратора, - занимавшая прежде десять миллионов квадратных километров, стала в десять раз меньше из-за трусливых, немощных и, что того хуже, предавших святую веру людишек. В этом тяжком грехе повинны и мы, и отцы наши, и деды, и родственники со стороны отца и матери, и я лично, и вы! Давайте же, товарищи, будем впредь бдительны. Не отдадим свои святые голоса кому попало! Не позволим себя обмануть врагам нашим, которые считают, что земли у нас хоть отбавляй, а между тем страна наша теперь чуть не с ладонь. Народ наш достаточно богат, повторяю это, потому что повторение - мать учения, народ наш, товарищи, достаточно богат, чтобы суда строить из бриллиантов, а паруса делать из тафты!
- Браво-о-о!
- Браво! Браво! Браво-о-о!
- Многие лета тебе!
- Отдадим тебе все голоса!
- Да убережет аллах тебя и тебе подобных от сглаза!
Кудрет умолк, придумывая, как бы поэффектнее закончить речь. Он долго, с истинным величием монарха смотрел на млевшую от восторга толпу и наконец вновь заговорил:
- Так вот, товарищи, в заключение я снова хотел бы напомнить вам о том, что мы могли бы строить суда из тафты, а паруса делать из бриллиантов, могли бы вернуть наши святые земли, наконец, сумели бы заставить всех императоров, королей и президентов целовать нам руки, если бы вы тотчас же вступили в нашу партию! Иначе всем нам хебаэн менсура!
Будущий депутат совсем зарапортовался, призывая строить суда из тафты, а паруса делать из бриллиантов, употребил не к месту арабское выражение, но все это был сущий пустяк в сравнении с великой целью, к которой он стремился: увеличить ряды партии и пройти на выборах в меджлис. Народ он не накормит, Османскую империю не восстановит, а вот касательно бриллиантовых судов и тафтовых парусов подумает.
Когда под гром аплодисментов Кудрет покидал балкон, толпа потоком хлынула в здание вилайетского комитета партии, едва не сломав ветхую лесенку.
Председателю, который остался в опустевшем кабинете, ничего не оставалось, как подать в отставку. Члены комитета поздравляли будущего депутата, выражая ему свою признательность, а на стол одно за другим сыпались заявления о приеме в партию.
Новых членов партии регистрировали все комитетчики, поскольку секретарь один не в силах был управиться.
Кудрет, держа Нефисе за руку, спустился вниз, на улицу, где его ждал Идрис.
- Поздравляю! Ты был великолепен!
- В самом деле? - громко икнув, небрежно бросил Кудрет.
- Он еще спрашивает, - сказала Нефисе, которая стоять спокойно не могла от счастья. - Когда ты говорил, у меня все волоски на теле встали дыбом, даже платье оттопырилось!
Из дверей комитета вышел Плешивый Мыстык, он только что стал членом Новой партии и весь сиял от радости. Заметив Кудрета, извозчик бросился к нему и стал целовать его руки.
- Чтоб мне жениться на собственной матери, если ты говорил не лучше вилайетского и даже генерального председателя! Пусть мне наденут на голову мамины штаны, если я пойду когда-нибудь к начальнику полиции! - клялся Мыстык, который частенько наведывался к начальнику полиции сообщить о виденном и слышанном. Впрочем, сейчас в этом не было особой необходимости: как-никак, а он уже был членом Новой партии.
- Пожалуйте, отвезу куда велите!
Кудрет, Нефисе и Идрис сели в фаэтон.
Плешивый Мыстык щелкнул кнутом.
- А ну, удалые, трогайте!
XIV
У перекрестка Мыстык обернулся к пассажирам:
- Куда поедем, уважаемые?
- К нам вези, - ответила Нефисе.
Извозчик переспросил, он еще не знал, что она сняла в городе дом. Нефисе назвала улицу, и Мыстык свернул в указанную сторону.
- Послушай, - сказал Идрис, вспоминая недавний восторг толпы. - Никогда не знал за тобой таких талантов! Своим красноречием ты просто заворожил людей! Ей-богу, никак в толк не возьму…
Слушая его, Кудрет лишь ухмылялся.
Нефисе держала руку Кудрета в своей и, крепко сжимая ее, с сожалением думала о том, что дома у нее сейчас гостят мать и сестры. Принесла нелегкая! Нет чтобы дать человеку хоть чуточку отдохнуть… Мать и двоюродная сестра - это бы еще ладно, а вот родная… Она завидует Нефисе, потому что муж ее и в подметки не годится Кудрету. И зачем только она притащилась? Думает, если она старшая, так можно и на голову сесть!
- Поворачивай направо!
Плешивый Мыстык повернул.
- Эх, окажись мы здесь во время выборов в сорок шестом! - вдруг выпалил Идрис.
- Ну и что было бы? - не повернув головы, спросил Кудрет.
- Как "что"? Ты победил бы на выборах!
- Ошибаешься!
- Почему же?
- Разве не помнишь, как смухлевала тогда Народно-республиканская партия?
- И все же, кого надо было, того и выбрали.
Нефисе еще крепче сжала руку Кудрета:
- И тебя бы выбрали!
- Перед твоими речами никто не устоит, - сказал Идрис.
Идрис, знавший своего друга как облупленного, только сейчас оценил его по достоинству. Прощелыга, а сколько ума, сколько знаний! Впрочем, чего тут удивляться! Происхождения Кудрет благородного. В его жилах течет кровь пашей, оказавших немалые услуги османскому государству. Хорошо, что тогда, в ресторане, Идрис не послушался Длинного и остальных и не порвал с ним. Всякий, кто попал в лапы полиции, навсегда остается меченым ишаком: где бы что ни случилось, пусть в самом дальнем уголке страны, подозрение в первую очередь падает на него. Всякий, но только не Кудрет Янардаг! У кого еще такая осанка, солидность, фигура? Один его взгляд вызывает уважение. И уж кто-кто, а Кудрет своего добьется. Только поэтому Идрис и не оставил его.
Кудрет хоть и не распространялся об этом, а все же пригласил этого забулдыгу Длинного к себе. И зря. Здесь таких, как он, полным-полно. Взять хотя бы Плешивого Мыстыка. Серый, темный, а проныра, каких мало! На что угодно подобьет человека, до того хитер! Врет, а ему верят. Так что Длинному просто нечего будет делать! Кудрету, конечно, нужны и помощники, но здесь, в городишке, их можно найти сколько угодно. Хотя бы в этой вопящей от восторга толпе.
Кудрет между тем думал о том, как здорово удалось ему досадить председателю. Досадить - не то слово! Он публично его опозорил. Кое в чем председатель, разумеется, прав. Власти только и искали повода, чтобы разогнать партию. Ну и что? В подобных делах нельзя быть чересчур щепетильным. Председатель вилайетского комитета, обжегшись на йогурте, дует на мороженое, боится всего нового, превратил партию в некое подобие хвоста мула, который никогда не станет ни больше, ни меньше. Народ годами мечтал о таких блестящих ораторах, как он, Кудрет Янардаг. Представители правительственной партии без конца кричат, что именно благодаря им Турция не была втянута во вторую мировую войну. Чтобы их скомпрометировать, надо назвать черным то, что они зовут белым, и наоборот. Они хвалятся тем, что спасли Турцию от войны? Значит, надо в пику им заявить: "Здорово вы нагадили! Наша страна - обитель героев! Ее сыновья с самого рождения всем существом своим преданы коню, жене и оружию. Лишить таких храбрецов возможности воевать - все равно что их кастрировать!" Мысль показалась Кудрету гениальной. Он вынул из кармана записную книжку с золотым обрезом и пометил своей великолепной авторучкой: "Разработать тему о кастрировании нации!"
- Что ты там пишешь, дорогой?
- Записал одну идейку, пригодится в будущих выступлениях.
"Но этого мало, - размышлял Кудрет, - надо пойти дальше, гораздо дальше! Необходимо очистить партию от таких трусов, как этот председатель комитета. Это надо сделать во что бы то ни стало. Иначе провала на выборах не избежать. Ведь так было в сорок шестом. Приеду в Анкару - поговорю об этом в партийном центре. Так и скажу: стоит ли оглядываться на конфликт между Либерально-республиканской и Народно-республиканской партиями, если в то время мы еще не пережили второй мировой войны, а во главе государства стоял Мустафа Кемаль? Сейчас Мустафы Кемаля нет, есть Исмет, который, кстати, с помощью Шемсеттина-ходжи возродил религию. Это своего рода политика. Отчего же и нам не последовать их примеру?"
- Приехали! - крикнула Нефисе Мыстыку и стала открывать сумочку.
- Опомнись, ханым! - остановил ее Кудрет. - Разве мужчины допустят, чтобы ты платила! К тому же твои деньги у Мыстыка не в ходу!
- Для меня счастье служить вам! - воскликнул извозчик. - Так что ваши деньги у меня и в самом деле не в ходу.
- А ну, удалые! - крикнул он, дернув вожжи, и щелкнул кнутом.
Тощие лошаденки рванули с места, и фаэтон, громыхая, покатил по улице.
- Надо было и Мыстыка пригласить на обед, - спохватилась Нефисе.
- Да… Мысль неплохая, - согласился Идрис.
- Нет уж, - решительно возразил Кудрет. - Об этом и речи быть не может! Пока он на тебя работает, его еще можно терпеть, а потом… Работяга он и есть работяга! Тут и рассуждать нечего!
Нефисе не разделяла таких взглядов, но предпочла не спорить. Ведь Кудрет ее муж, он только что вышел из тюрьмы и околдовал своей речью целую толпу, а председателя вилайетского комитета просто стер с лица земли! Кроме того, он уговорил вступить в партию огромное количество людей. Комитетчики вчетвером едва успевали регистрировать вновь вступивших. Пусть председатель злится, к ней он придраться не может. Не она его опозорила, ее муж. К тому же сам виноват, действовал не так, как нужно. А то, что она дважды согрешила с ним, - никого не касается, только их двоих. Тем более что свидетелей не было. На худой конец, она может от всего отказаться, заявить, что председатель клевещет, потому что зол на ее мужа. Впрочем, на это он не пойдет. Ведь он тоже женат, у него взрослые сыновья, дочери-невесты.
Нефисе нетерпеливо застучала в ворота железным кольцом-колотушкой.
- Кажется, ушли все.
Нефисе заглянула в окно, никакого движения в доме не было.
- К соседям пойти не могли. Они никого тут не знают.
- Надо было ключ с собой взять!
- Мне в голову не пришло, что они куда-нибудь пойдут.
Кудрет разозлился:
- Пошли в гостиницу, что ли… - И тут же подумал, что в гостиницу их не пустят, ведь по гражданскому кодексу они в браке не состоят.
- Дурацкое правило! Придется и в этих делах навести порядок, - проворчал он. - Если бы не этот дерьмовый закон, мы пошли бы в гостиницу и там провели ночь!
- Ты прав, - согласилась Нефисе. - Это было бы прекрасно!
Идрис вспомнил о своей невесте и грустно вздохнул, но не проронил ни слова… Ничего нет удивительного, что их не оказалось дома. Откуда было им знать, что Кудрет уже успел выйти из тюрьмы и даже произнести речь перед многолюдной толпой?
Но Идрис ошибался. Не прошло и пятнадцати минут, как они увидели быстро приближающихся к дому женщин. Оказывается, они узнали, что Кудрет оправдан, помчались в тюрьму, но там его уже не застали. Народ валом валил к зданию вилайетского комитета Новой партии, и они присоединились к толпе…
- Значит, вы слышали, какую речь произнес Кудрет? - спросила Нефисе.
- У нас от радости даже мурашки по спине бегали, - ответила старшая сестра.
- Спасибо, сынок! - сказала мать Нефисе. - Ты наша радость, наша гордость!
К Идрису подошла его невеста Хатидже. Если бы не старшая сестрица Нефисе, перед которой она робела, она нежно стиснула бы его руку, а так ей пришлось ограничиться легким прикосновением. Какое ей дело до Кудрета и его речей? Сегодня же вечером она выберет удобный момент и спросит Идриса, когда они поженятся. Ей до смерти надоела своими поучениями старшая сестра Нефисе. До чего же она завистлива! Стоит Хатидже чуть громче засмеяться, как та налетает на нее ястребом! "Чего ржешь? Женишка вспомнила? Не радуйся до времени. Дай бог, чтобы лепестки с твоих роз не осыпались! Я тоже когда-то радовалась, а теперь что?"
Потом она начинала плакать и вздыхать. Тогда вмешивалась ее мать, тетя Хатидже: "Не связывайся с ней, молчи! Она скоро с ума сойдет от зависти к Нефисе. Нефисе, видишь ли, моложе, а уже во второй раз выходит замуж, да еще за такого мужчину, как Кудрет-бей! Ей-богу, у нее не все дома. Скоро с хлебом и сыром съест остатки своего ума и убежит в горы!"
Кудрету не очень понравился снятый Нефисе дом, и он сказал:
- Когда еще был жив мой дед-паша, у моей няни была сестра по имени Дильрюба. Этот дом очень напомнил мне ее домишко в Козятагы… Эх, золотое было времечко!
- Верни его, то время, тогда мы покончим с нынешним! - заявил Идрис.
- Мы все вернем, потому что мы - мусульмане, потому что вместе с кровью в жилах наших течет ислам!
Нефисе с сестрой и племянницей принялись за стряпню. Нефисе была до того счастлива, что не замечала брюзжания сестры… В доме оказалось много разной снеди, в том числе лук и салат. Сейчас Нефисе приготовит Кудрету салат и пошлет за бутылкой ракы.
- Ты какую ракы любишь, драгоценный мой? - спросила Нефисе, входя в гостиную, где муж мило беседовал с ее матерью и Идрисом.
У Кудрета слюнки потекли при упоминании о ракы, но он сдержанно ответил:
- Ракы? А матушка позволит?
- Пей, сынок, на здоровье, - ответила женщина, у которой первый зять тоже был не дурак выпить.
- Право, не знаю, как и быть, ведь я стал совершать намаз…
- Вино не вредит таинству, - успокоила мужа Нефисе.
"При всех называет его драгоценным, - подумала со вздохом старшая сестра. - Эх, если бы мой вышел из тюрьмы! Посидели бы сейчас оба свояка за бутылкой, а потом все разошлись бы по своим комнатам"… - Она смахнула непрошеные слезы, убежала к себе в комнату и разрыдалась.
- Что с тобой, сестрица? - с тревогой спросила Хатидже, входя в комнату, чтобы взять в буфете тарелки.
Женщина не ответила, подумав: "Даже к этой круглой сироте пришел жених, а мой муж…"
- Уходи, иди к своему жениху! Аллах, видно, любит меня еще меньше, чем тебя!
Хатидже обиделась, но виду не подала и, взяв тарелки, вышла. Пусть себе болтает. Главное, что ее жених здесь и даже помогает ей накрывать на стол!
Идя на кухню, Хатидже столкнулась в коридоре с Идрисом и от неожиданности едва не уронила тарелки.
- Ты куда?
- За ракы. А что?
- Я бы сама купила, драгоценный ты мой!
- Не хочу, чтобы ты носилась по улицам, разговаривала со всякими мясниками и лавочниками!
Хатидже была невысокого роста, худенькая и выглядела гораздо моложе своих тридцати. Из-под косынки кокетливо выбивался упрямый локон. Это стоило Хатидже некоторых усилий, зато было ей очень к лицу, так по крайней мере она считала…
- Не беспокойся, дорогой, никуда я не пойду.
Но Хатидже все-таки приходилось иногда бегать на базар. Здесь не то что у них в имении, где слуг полно и кладовые ломятся от всякой снеди.
Хатидже вошла в кухню сияющая. Оказывается, жених ревнует ее, как говорят, даже к собственным глазам. Как она будет его любить! Просто невозможно представить!
- Сестрица! - обратилась она к Нефисе.
- Чего тебе?
- Знаешь, что мне сейчас говорил Идрис?
- Что же он тебе говорил?
- Чтобы я не выходила из дома. Он как раз шел в лавку за ракы, а я сказала, что сама сбегаю, так он знаешь как рассердился?
- Значит, любит, - ответила Нефисе, у которой на лице заблестели капельки пота.
Хатидже решила польстить Нефисе:
- Так же, как твой любит тебя…
- Где моя сестра? Обещала приготовить салат…
- У себя в комнате, - оглянувшись, шепотом ответила Хатидже.
- Что она там делает?
- Вздыхает и плачет.
"Опять ее зависть мучит", - подумала Нефисе и в сердцах воскликнула:
- Пусть хоть лопнет! Она и раньше, при первом муже, мне завидовала. А сейчас совсем распустилась. Что поделаешь? Аллах всемогущ! У меня одна судьба, у сестры - другая. Счастье само приходит, его не заманишь. - И Нефисе решительно вошла в комнату старшей сестры.
- Опять ревешь из-за чужого мужа? Что с тобой творится?
Сестра молчала.
Нефисе села рядом с ней.
- Против воли аллаха не пойдешь! Неужели ты этого не понимаешь? У каждого своя судьба. Потерпи немного. Вот придут наши к власти, объявят амнистию, и выйдет твой Кемаль из тюрьмы.
Нефисе не дождалась ответа.
Сестра молчала, подперев ладонью подбородок, и всхлипывала.
- Поди-ка лучше приготовь салат!
Женщина со вздохом поднялась и отправилась на кухню. Хоть бы аллах прибрал ее к себе! Дело даже не в том, что муж в тюрьме. У младшей сестры вообще доля завиднее. Молоденькие девушки ждут женихов годами, а эта только потеряла красавца мужа, богатого и видного, и сразу нашла себе другого, еще лучшего. Где же тут справедливость? Почему мне так не везет? Ведь если посмотреть на мужа и на свояка со стороны, можно подумать, что один слуга, другой господин.
Женщина нехотя вымыла лук, разобрала салат и, положив все на медный поднос, подставила под сильную струю воды.
Вскоре возвратился Идрис. Он принес бутылку "Клубной" ракы, консервированные голубцы, анчоусы, тунца в масле, тонко нарезанную пастырму, колбасу. Принимая из рук Идриса покупки, счастливая Хатидже не видела, с какой завистью смотрит на нее двоюродная сестра. Но это не ускользнуло от глаз Идриса, и он поспешил вернуться в гостиную к Кудрету и его теще. Кстати, в какой-то степени ее можно считать и тещей самого Идриса.
Кудрет между тем продолжал разглагольствовать. Он ни капли не сомневался в победе их партии. Люди не отвернулись от религии, к тому же в стране установлена демократия, они обязательно получат большинство голосов и придут к власти.