Теща ничего не понимала, но внимательно слушала, сравнивая заодно нового зятя со старым. Тот был тоже хорош собой, добрый, а главное, почтительный к ней. Как она его оплакивала! Новый зять - совсем другой человек. Он всем беям бей, всем господам господин! До конца дней своих не забудет она, как он вышел на балкон и произнес речь, сразу покорив всех, кто его слушал. "Браво! Честь и слава тебе!" - неслось со всех сторон. Да, такое не забывается. Все хорошо, но вот как быть со старшей дочерью… Почему аллах посылает младшей одни радости, а старшей одни страдания? Ведь вроде бы родные сестры, почему же старшая должна умирать от зависти? И не зря завидует она младшей. Нефисе шестнадцати не было, когда она первый раз вышла замуж, в школу еще бегала. Как-то шла из школы домой и заприметила будущего своего мужа. Сразу влюбилась и сказала ему, чтобы сватался. Отец жениха, богатый помещик, вместе с женой, женщиной поистине сладкоречивой, пожаловал к ним просить руки дочери. Тогда еще был жив отец Нефисе. Недолго прожила Нефисе с первым мужем, погиб он, оставив ей солидное состояние и несколько тысяч денюмов земли… Старшей в жизни не повезло. В школе она так и не доучилась, заболела, и отец сказал: "Хватит ей ходить в школу! Все равно ни судья, ни адвокат из нее не получится". Дочь прыгала от радости, в школу больше не ходила и все дни проводила с соседскими парнями…
Не хотелось матери вспоминать всех историй. Но прошли дожди, и трещины сгладились. Впрочем, и младшая не отставала от старшей. Чего только не успевала она натворить по дороге в школу и возвращаясь домой…
Все это пронеслось в тещиной голове, пока Кудрет разливался перед ней соловьем, разглагольствуя о демократии. Время от времени она кивала головой в знак своего полного одобрения и наконец сказала:
- Дай бог, чтобы дела ваши увенчались успехом! - встала и пошла на кухню.
Нефисе с племянницей усердно готовили ужин. Старшая дочь, грустная, сидела в сторонке.
Мать подошла к ней:
- Доченька!
Женщина вскочила будто ужаленная.
- Да пошлет аллах тысячу бед на голову твоей доченьки! Отстаньте вы наконец от меня! - крикнула она и бросилась к двери.
Нефисе, мать и племянница застыли ошеломленные. Потом молча переглянулись. Чего бы они не сделали, чтобы помочь ей! Но они были бессильны.
Не прошло и четверти часа, как Нефисе и Хатидже накрыли в гостиной стол. Тарелки сверкали чистотой. Кроме закусок, купленных Идрисом, здесь были салаты, сыр, маслины…
Кудрет отказался занять почетное место, уступив его теще. Та была польщена, но из приличия решила немного поломаться:
- Что ты, сынок, теперь ты глава нашей семьи…
- Пусть так, все равно… - И Кудрет стал рассказывать о старинных обычаях. Правду он говорил или просто выдумывал - трудно было сказать. Во всяком случае, он утверждал, что в древние времена турки с особым уважением относились к матерям и свято чтили предков, как самого создателя. Женщины, особенно пожилые, считались главными в доме. Мужчина обязан был защищать женщину, хотя находился у нее в подчинении и перечить не смел. Говорят, будто у женщины волос долог, а ум короток. Чушь! Да и по своему душевному складу женщина гораздо утонченнее мужчины! Это доказано научно!
Кудрет налил себе ракы, разбавил водой и, подняв рюмку, произнес:
- За этот счастливый вечер!
Он чокнулся с Идрисом, поднес рюмку ко рту, но, прежде чем выпить, спросил:
- А где же сестрица?
- Она у себя, ей нездоровится, - ответила теща, и о ней больше не вспоминали.
Ели, пили и вели приятные разговоры допоздна. А на следующий день решено было отправиться в усадьбу. Заодно Кудрет ознакомится со своей касабой, заглянет в уездный комитет Новой партии и, если потребуется, выступит с небольшой речью.
- А кто там председателем уездного комитета?
- Владелец какого-то мелкого агентства. Очень милый человек. Не то что этот, вилайетский! - ответила Нефисе.
- Неважно! Все равно я его вразумлю!
- Нет, нет, он в самом деле очень приятный человек. Здешний председатель - адвокат, раб закона и порядка и трус, а тот совсем другой.
Нефисе встала из-за стола и торопливо направилась к себе в спальню. Войдя, она, сама не зная почему, принялась поправлять пикейное покрывало на заждавшейся, убранной, как для невесты, постели.
- Да ниспошлет аллах спокойствие и благополучие! - произнесла теща и вместе с Хатидже удалилась в комнату старшей дочери.
Идрису была приготовлена постель в коридоре, на тахте.
- Ох, уж эта холостяцкая жизнь! - пожаловался он Кудрету.
- Потерпи! Теперь уж недолго, - подбодрил его Кудрет и направился в спальню, где царил розовый полумрак.
XV
Сэма получила от Кудрета письмо и отказалась от своего намерения навестить его.
Она даже обрадовалась такому повороту дела. Зачем ей встречаться с бывшим любовником или, что еще хуже, с его женой? Сэму там все знают. Стоит ей появиться, как ему сразу сообщат, и он опять начнет приставать к ней, а это сейчас ей ни к чему. Хорошо бы, конечно, вызволить Кудрета из тюрьмы, а потом женить его на себе, но вряд ли ей это удастся.
Дюрдане же, прочтя письмо Кудрета, расстроилась. Кудрет, ее кумир, попал в беду. Казалось бы, он должен обрадоваться, узнав об ее искреннем желании повидаться с ним. Тем более что она заверила его в своей готовности отдать ему все состояние, наличный капитал и ценные бумаги.
Что касается Длинного, то, получив от Кудрета письмо, он утвердился в своих подозрениях. "Видно, неплохо идут у канальи дела, раз не хочет, чтобы я приехал. Прямо так и пишет: "Понадобишься - сообщу"". Длинный был уверен, что тут, конечно, не обошлось без Идриса. Кто знает, что наболтал он Кудрету про историю в "Дегустасьоне". Может быть, он вместе с Сэмой…
После того злополучного вечера Длинный побывал в ночном клубе и узнал, что Сэма взяла отпуск. Видно, укатила с этим пройдохой Идрисом! Для Кудрета в его положении женщина с деньгами - сущий клад. Да еще такая женщина! Ему просто повезло, как голодному, которому вдруг подали лакомый кусок.
Поразмыслив, Длинный решил ехать, поделился своими соображениями с дружками и взял билет на курьерский.
Город, в котором потерпел неудачу Кудрет, из окна вагона выглядел невзрачнее, чем того можно было ожидать: не город, а большая деревня. Длинный сошел с поезда и последовал за остальными пассажирами на привокзальную площадь, где стояли несколько такси и один-единственный потрепанный фаэтон, запряженный двумя клячами.
- Одно место в город! - зазывал извозчик. - Одно место в город!
Длинный едва уместился на узеньком переднем сиденье рядом с уже сидевшим здесь мужчиной. Извозчик щелкнул кнутом, крикнул: "Эй вы, удалые!" - и фаэтон с грохотом покатился по мостовой.
По обеим сторонам дороги тянулись убогие домишки, которым, казалось, нет конца. Лишь изредка мелькали новые дома и виллы, утопавшие в зелени. Но Длинный, похоже, ничего не замечал. Он прикидывал, чем может завершиться его поездка, не зря ли он потратился на дорогу. Что если Кудрету, как говорится, не удалось выйти сухим из воды и теперь он целиком зависит от Сэмы?
Длинный прислушался к разговору извозчика с пассажирами, сидевшими напротив, на кожаном сиденье, круглолицыми, как пятикурушевые бублики, судя по всему торговцами.
- Вы о бее-эфенди? Он поехал к себе в усадьбу.
- Говорят, он такие речи произносит…
- Говорят?! Да с тех пор, как Мустафа Кемаль-паша в Измире сбросил греков в море, у нас в стране не было такого оратора. А я, как всем известно, извозчик с тех самых пор… но пардон!
- О чем же, интересно, он говорит в своих речах? - спросил один из пассажиров, сидевших на заднем сиденье.
- Спросил бы лучше, о чем он не говорит, - ответил другой. - А больше всего о том, о чем положено молчать, о чем многие хотели бы сказать, да не решаются. Вот и Мыстык может подтвердить.
Мыстык не заставил себя ждать.
- Прежде всего должен вам сказать, человек он на редкость набожный. Молится как положено - пять раз в день. Ни ракы, ни вина в рот не берет… - Извозчик вдруг осекся, вспомнив первый приезд Кудрет-бея в их город. Тогда он пил как ишак. Но стоит ли об этом говорить, если сейчас его все так любят? И Мыстык продолжал:
- Когда он был в тюрьме, ему во сне явился ходжа Акязылы. Ходжа обнял его и привел к самому аллаху. Аллах велел Кудрет-бею совершать намаз и призвать к этому всех остальных. Акязылы все еще в тюрьме, но так разбогател, что не знает, куда девать деньги…
- Говорят, благодаря Кудрету сняли с должности начальника тюрьмы и прокурора. Это верно?
- Что ему эти двое? В тюрьму приехали чиновники из самой Анкары и пытались было учинить ему допрос, так он их знаешь как отделал! И прогнал прочь.
- Ну и дела!
- А чего тут удивляться? Как он одет, какие у него манеры…
- Да, выглядит он так, что позавидуешь!
Теперь Длинному все стало ясно. Выходит, Кудрет добился своего, попал, как говорится, в жилку и одурачил весь город. Длинный был доволен. У кого мед - тот и облизывает пальцы. "Дела у канальи идут как по маслу, так пусть и о дружках позаботится. А станет вилять - выведу его на чистую воду! Ведь кем был сукин сын - "председателем ревизионной комиссии", а теперь, значит, в люди вышел!"
Как же все-таки ему удалось выбраться сухим из воды? Спросить об этом у попутчиков Длинный не решился. Приедут в город, эти типы сойдут, тогда он сунет извозчику несколько курушей… Нет, этого, пожалуй, он не будет делать: так можно навредить Кудрету. "Скажу лучше, что я его стамбульский управляющий, и все выведаю. Да, но ведь если я управляющий, то сам должен быть в курсе его дел!.."
Послушать их, так можно подумать, что Кудрет и судей припугнул. Быть этого не может! Что, судьи - круглые идиоты? Человека схватили на месте преступления. Да тут сам дьявол не смог бы вывернуться! Да, мошенник Кудрет - первостатейный. И ему незачем брать судей на испуг.
"Воображаю, как этот грозный лев держался на суде, - ухмыльнулся Длинный. - Поджал небось хвост, как мышь, почуявшая кошачий дух! Потому и выкарабкался". Как бы там ни было, а он не будет вставлять Кудрету палки в колеса.
- Приехали! - сказал извозчик, натягивая вожжи и останавливая фаэтон.
Длинный вышел последним. Представляться управляющим Кудрета он раздумал. К тому же, возможно, в этой роли уже выступает Идрис. Чем черт не шутит?
Прежде всего надо встретиться с Кудретом, выяснить обстановку и уже тогда действовать.
Мыстык остановил фаэтон в торговой части города, и Длинный всю ее обошел. Город теперь не казался ему таким убогим, как из окна поезда. Здесь было много бакалейных лавок, некоторые из них напоминали стамбульские.
На одном из зданий Длинный увидел табличку с надписью: "НОВАЯ ПАРТИЯ". Именно ее упоминал болтливый извозчик, когда сказал, что Кудрет стал членом партии и чуть не каждый день произносит предвыборные речи. Отчего бы и ему, Длинному, не пополнить ряды этой партии? Он чуть было не зашел, но тут же отказался от своего намерения. Ведь в заявлении о приеме надо указать свой адрес, а он даже не знает, где будет жить.
Перед зданием толпились люди, входили, выходили. У этой партии, должно быть, много сторонников. Сейчас, перед выборами, народ валом валит в нее. То же самое в Стамбуле. По всему городу митинги. Настоящее светопреставление. Здесь куда спокойнее. "А мне-то что до всего этого? - подумал Длинный. - Я своим делом буду заниматься".
Быстро сгущались сумерки. Тусклые, покрытые пылью фонари не могли справиться с надвигавшейся темнотой, и, словно помогая им, зажглись керосиновые лампы "люкс" и электрические лампочки в окнах магазинов.
Длинный изрядно проголодался и зашел в первый попавшийся ресторан с грязными тюлевыми занавесками на дверях и окнах. Посетителей было полно. Сразу можно было заметить, что они разделились на два лагеря. Все пили и шумно спорили о партийных делах и предстоящих выборах.
Длинный сел за свободный столик, заказал бутылку ракы, закуску и, когда все было подано, стал не спеша пить и есть. Слева от него сидели сторонники правительственной партии. Они время от времени делали выпады по адресу своих противников, которые тоже не оставались в долгу и сыпали угрозами.
- Я не против демократии, - вопил здоровенный детина, сторонник правительственной партии, - но вы, я вижу, намерены разжечь в стране братоубийственную войну! Может, вы коммунисты?
- Сохрани аллах! Возьми свои слова обратно! - крикнул какой-то заморыш из стана противников.
- Да вы самые настоящие коммунисты! Только коммунисты могут разделить народ на два лагеря!
- Да, разделили! Ну и что?!
- Тебе этого мало? Ваши люди играют на религиозных чувствах ради достижения своих политических целей!
- Что в этом плохого? Разве наш народ не чтит святую веру и аллаха?
- Чтит! Никто этого не отрицает! Но не надо клеветать на нас, утверждать, будто мы мечети превращаем в военные склады и казармы для солдат!
- Так оно и есть, товарищ…
- Может, в силу необходимости и имеет место нечто подобное, но разве можно публично упрекать нас в этом?
- Это политика! А политика все терпит. Раз уже провозглашена демократия… Знаешь, как говорят: возишься с ишаком - не жалуйся на вонь…
- Культурнее выражайся!
- А если некультурно, тогда что?
Из стана правящей партии полетела бутылка. Противники ответили двумя бутылками. Вскоре в зале ресторана началось настоящее побоище. В воздухе летали стаканы, графины, тарелки, ножи, блюда. Послышались свистки сторожей и полицейских.
Посетители в панике покинули ресторан, в их числе был и Длинный, который не успел выпить и половины бутылки, а к закускам даже не притронулся. Поранят - полбеды. Хуже, если задержат полицейские, которые вот-вот нагрянут.
Раздумывая о происшествии, Длинный медленно брел по улице. Такие потасовки происходили сейчас во всех уголках страны, не говоря уж о Стамбуле. А вот его совершенно не интересовали предстоящие выборы. Не все ли равно, кто придет к власти. Есть на этот счет мудрая пословица: "Нынче не в чести - завтра в почете", так что лучше никого не ругать. Во время известной шумихи в тысяча девятьсот тридцатом году он был еще школьником, гонял мяч, но прекрасно помнит, что тогда творилось. Неразбериха была похлеще нынешней. Люди хватали друг друга за глотку, размахивали пистолетами и ножами, орали как помешанные, падали в обморок, становились кровными врагами. Брат шел на брата… Вот и сейчас происходит нечто подобное. Длинный просто ненавидит демократию. Для него главное - порядок и спокойствие. Одни пусть трудятся, другие, те, что похитрей да половчей, пусть их обдирают, а этих последних будет обдирать Длинный, проводить "ревизии", взимать с них "штрафы". "У вора воровать не стыдно. Кто из предпринимателей не занимается разного рода аферами, чтобы платить налог в десять, сто, тысячу, а то и в миллион раз меньший, чем положено? Вот я и потрясу их!"
Ночью Длинный разговорился с хозяином гостиницы, членом Новой партии. Правящую партию хозяин поносил, как только мог. Вспомнил о махинациях при подсчете голосов на выборах в тысяча девятьсот сорок шестом, о мечетях, превращенных в склады и казармы. Но больше всего его приводили в ярость заявления властей о том, что они спасли Турцию от второй мировой войны.
- Народ наш издавна всем существом своим привязан к трем вещам: коню, жене и оружию. Ему, если хотите, присущ героизм. И не позволить такому народу воевать - просто преступление! Нам необходимо было взяться за оружие и пойти на русских! Потому что русские…
Хозяин вдруг закашлялся, сплюнул прямо на пол и позвал коридорного:
- Хидайет, иди-ка подотри пол!
Длинного стошнило. Он слушал хозяина, а про себя думал: "Так орет, будто и в самом деле готов пойти воевать".
В углу сидел какой-то человек небольшого роста, при галстуке и сосредоточенно читал газету. В разговор он не вступал, лишь время от времени ухмылялся в усы. Интересно, кто он такой?
Длинный вскоре ушел к себе в номер, но только было собрался лечь спать, как дверь открылась и появился тот самый усатый коротышка. Он занимал другую койку. Одна оставалась свободной. Увидев Длинного, мужчина улыбнулся:
- А хозяин наш, оказывается, прыткий.
Сосед сразу понравился Длинному.
- Чересчур прыткий! Думаете, он и в самом деле побежал бы на войну?
- На войну? Да он ее как чумы боится!
- А зачем говорит?
Человек грустно усмехнулся.
- Модно, вот и говорит. Нынче одни поддерживают демократов, другие - республиканцев. Что у демократов черное, то у республиканцев белое, и наоборот. А разобраться по существу никто не хочет. Главари обеих партий, эти дрессированные бараны, будоражат народ. А народ - нищий, голодный, невежественный! Но главарям на это наплевать. Новые претенденты на власть обещают золотые горы. Словоблудие! Добьются своего и будут действовать так же, как их предшественники. Для народа все останется по-прежнему!
Длинный, пожалуй, впервые в жизни понял всю справедливость этих слов. Ведь так было уже не раз. Чего только не обещают, чтобы добиться власти, а потом все забывают. Но он тут же подумал: "Да мне-то что? Пусть ишаки перегрызут друг другу глотки! Главное, чтобы быстрее воцарились порядок и покой. Тогда можно будет проворачивать делишки!"
Длинный залез под одеяло.
- Ну, я, пожалуй, вздремну.
Коротышка повернулся к Длинному спиной, даже не пожелав ему спокойной ночи. Он понял, что его сосед из тех, кому на все плевать. Из-за таких, как он, власти и бесчинствуют. Потом появляется оппозиция. Начинается грызня, потасовки, скандалы. Но кто бы ни пришел к власти, положение не меняется, потому что новые правители следуют по пути старых. Те, что как одержимые рукоплещут ораторам и сами дерут глотку, вечером, возвратясь домой, требуют от жен хлеба, горячей пищи и даже сладкого. Если же этого нет, вымещают на них всю злость, совершенно не понимая, что виноваты не жены, а те болтуны, которым они только что аплодировали.
Коротышка лег, но ему не спалось. Длинный захрапел. "Ишак! - про себя выругался коротышка. - Поганый ишак! Пройдоха, шкурник, которому на все плевать, кроме собственной выгоды. Ему безразлично, кто придет к власти - только бы не прищемили хвост! А страна пусть горит в адском пламени. Такие еще опаснее тех кретинов, которые орут и рукоплещут болтунам".
Коротышка яростно натянул одеяло до самого подбородка.
Вдруг Длинный пробормотал:
- Ну, погоди, гад Идрис!
Коротышка не знал никакого Идриса и потому пропустил эти слова мимо ушей.
Длинному приснилось, будто он увидел Кудрета вместе с Идрисом в уездном центре, куда он поехал, узнав от извозчика, что дружок его разъезжает по стране и произносит речи. Заметив его, Идрис шепнул что-то Кудрету на ухо, схватил его за руку и хотел увести.
Всю ночь Длинный во сне боролся с ними, больше - с Идрисом, и утром проснулся в холодном поту. Что за дурацкий сон, черт побери! Он хоть и не верил в сны и разные приметы, такие, например, как звон в ушах или подергивание века, но этот сон показался ему вещим. Идрис, пожалуй, и в самом деле мутит воду. И если они встретятся, попытается увести Кудрета, как это было во сне.