XXII
Шли выборы. Большинство избирателей голосовало за Новую партию. Такого подъема не помнили со времен окончания национально-освободительной войны, когда после одержанной победы встречали Мустафу Кемаль-пашу. Никто этого не ожидал, даже сами оппозиционеры. Было это осуждением власти одной партии с единым и неизменным шефом?
Да, народ восстал единодушно.
Но ему, видимо, не хватало сознательности, так как он связывал свои надежды лишь с переменой власти. Все были уверены, что новая власть даст каждому долгожданную работу, ну и, конечно, заработок, от которого зависят все блага жизни. Людям осточертело смотреть на роскошь богачей. И они решили, что для облегчения собственной жизни у них есть только один выход - отдать свои голоса сулившей золотые горы Новой партии.
А Новая партия обещала снизить цены на мясо, хлеб, соль, сахар, ситец, сигареты, масло, мед, жилье - словом, решительно на все, а также добиться изобилия, существовавшего в каких-то давно минувших временах, даже если для достижения этого придется взять на вооружение религию. Руководство партии делало вид, будто строго придерживается принципа не прибегать к религии как орудию политики, а на деле вело широкую устную контрпропаганду, привлекая на свою сторону духовенство.
Приказ об освобождении Кудрета Янардага из тюрьмы был получен по телеграфу.
За своим мужем Нефисе приехала с целой свитой. У ворот тюрьмы выстроилась вереница машин с единомышленниками и друзьями Кудрета. Плешивый Мыстык, Идрис и Длинный на радостях напились до умопомрачения и с нетерпением ждали своего кумира.
Начальником тюрьмы уже был новый человек, и Нефисе не удалось осуществить свою мечту: хорошенько отделать прокурора за его бестактность и грубость. Ничего, только бы "его превосходительство паша" передал власть Новой партии… Но тут как раз и начинались все опасения и тревоги.
А что, если правительство под каким-нибудь предлогом объявит выборы недействительными и откажется передать власть? Эта мысль омрачила радость победы, лучезарной, как солнце, сдерживала ликование.
- Бей-эфенди, не забывай нас!
- Добейся всеобщей амнистии!
- Мы все как один отдали тебе наши голоса!
Сопровождаемые напутственными выкриками заключенных, Кудрет и Нефисе сели в голубую спортивную машину с откинутым верхом. Перед зданием тюрьмы было настоящее столпотворение, как в день страшного суда. Приветствуя рукоплескавших людей, Кудрет с королевским величием поднимал шляпу.
Вдруг он заметил писаря, который силился протиснуться к их машине. Кудрет отлично знал, что из-за него писаря уволили с работы. Но в такой торжественный момент ему было не до писаря!
- Поехали! Чего ждешь? - приказал он шоферу.
Машина тронулась, а за ней и весь почетный кортеж, состоявший из автомобилей самых разных марок и цветов, таксомоторов, микроавтобусов, за которыми, едва поспевая, бежали единомышленники…
В эти минуты Кудрет словно забыл обо всем, даже о Длинном и Идрисе.
Вдруг он вспомнил прокурора и брезгливо поморщился: почему этот тип так долго не выходит у него из головы?..
Перед зданием комитета Новой партии их встречала огромная толпа.
Кудрет встал с сиденья и, размахивая шляпой, сдержанно и элегантно приветствовал толпу, думая о том, как бы благополучно избавиться от этой проклятой жары, почитателей и поскорее попасть в Анкару.
Наконец машина остановилась. У входа в здание комитета двумя шеренгами выстроились члены партии. Аплодисменты не утихали ни на минуту. Нефисе с трудом следовала за Кудретом и, когда он стал подниматься по лестнице, схватила его за руку:
- Ты возьмешь меня с собой в Анкару?
- Это еще зачем?
- Неужели поедешь один?
- Об этом после, дорогая. Сейчас не время.
В здании комитета уже находились и другие избранники народа. Зал был набит ими до отказа. Появление Кудрета Янардага вызвало продолжительную овацию. Депутаты с восторгом приветствовали и поздравляли своего коллегу, которого так поддерживало руководство. Ведь он в отличие от них действовал смело и самоотверженно, да и в тюрьмах посидел во имя свободы, в настоящих застенках!
Кудрета обступили, стали обнимать, целовать. У многих в глазах стояли слезы радости. Теперь они возьмут власть в свои руки, превратят страну в райские кущи и принесут согражданам счастье, какое им и во сне не снилось!
Немного погодя торжественная процессия с флагами, цветами и лавровыми ветками под звуки зурны и грохот барабана прибыла на городской вокзал. Шум стоял невообразимый. Провожаемые аплодисментами осаждавших станцию, плакавших от радости людей, депутаты меджлиса поднялись в вагон. Поезд тоже был украшен флагами, цветами и лавровыми ветками.
В тот же день почти со всех концов страны под звуки зурны и барабана в Анкару отправлялись разукрашенные флагами, цветами и лавровыми ветвями поезда, автобусы, такси, машины, даже самолеты, оставляя позади светлые надежды и чаяния народа.
МУРТАЗА
Murtaza
Перевод M. Малышева
Редактор А. Файнгар
Главный технический директор, приходившийся племянником хозяину фабрики, позевывая, произнес:
- Итак, Муртаза-эфенди, обязанности твои - смотреть за порядком на фабрике. Будешь ходить по цехам, глядеть, чтоб мотки пряжи, шпульки, волокно, пакля и прочее не валялись, рабочие их не разбрасывали, за собой подбирали. И еще следи внимательно: когда прядильщики в конце смены сдают шпульки, то норовят их спереть, а потом еще раз весовщику подсунуть. Гляди за ними, стервецами, в оба! Впрочем, и за ткачами глаз да глаз нужен. Бессовестные людишки, бездельники. Сгрудятся в уборной, стоят, дымят и языками чешут. Задушевные беседы в отхожем месте…
Перед столом технического директора навытяжку стоит квартальный сторож Муртаза, слушает, не сводя глаз с начальства. И вдруг спрашивает, прервав речь директора:
- А мастера чего же, бей-эфенди?
- Хм… Да они, по правде, хуже рабочих… Только ты, Муртаза, в лицо им такого не говори. Тут осторожность нужна. Приметил, кого из мастеров на месте нет, запомни, а утром (директор хитро подмигнул) - обо всем мне… Понял?
- Как не понять! - с готовностью ответил Муртаза. - Яснее ясного. - И ноздри его хищно затрепетали.
Директор нажал кнопку звонка. В дверях появился рассыльный.
- Погляди, нет ли поблизости контролера Нуха. Скажи ему, чтоб пришел сюда.
- Контролер Нух - мой земляк, - продолжал директор, - на фабрике уже давно служит, лет десять или того более. Там, в родных краях, мы соседями были. Говорят, он меня в детстве на руках носил, на себе верхом катал. Я, конечно, этого не помню. А он по сему случаю не в меру развязно держится, границы дозволенного переступает. Между тем здесь, как известно, фабрика, предприятие, где не место бесцеремонности и панибратству. Рабочий фабрики в первую очередь должен работать! Как машина!.. Иначе наше дело будет терпеть убыток. Никакой фамильярности, разболтанности, халатности и прочего… Да по мне, хоть отец родной!.. Превыше всего - долг! Да-да, сперва долг, потом долг и еще раз долг! - Директор испытующе поглядел на Муртазу. - Я шутить не люблю. Чуть что, и одним пинком…
- Не разделяй, мой господин, заботы и долга! - выпалил Муртаза. - Поддержи меня, тогда и требуй исполнения долга…
Он запнулся, и лицо его налилось кровью.
- Говори, говори, - подбадривал директор, - тебе, видимо, есть что сказать.
- Слава аллаху, нечего, мой господин. - Он снова покраснел и смолк.
- Если ты о жалованье, - поняв его тайную мысль, сказал директор, - то не беспокойся. Твое дело - исправно служить…
- У меня ведь шестеро, да хранит аллах детей всех правоверных! Накорми их досыта, и я стану собакой у твоего порога.
В дверь постучали. Вошел контролер Нух, человек лет сорока пяти, широкий в кости, с упрямым выражением на скуластом круглом небритом лице, покрытом густой сеткой сине-красных прожилок. Как полагается, он поздоровался с директором и вразвалку приблизился к столу.
- Вот тебе напарник в помощь, - сказал директор, кивая на Муртазу. - Чтоб с этого дня я не слышал твоих жалоб и причитаний: дескать, устал, измучился, с рабочими не справляюсь. Понял? Вместе будете дежурить.
Оторвав взгляд от пола, Нух вскинул голову, осмотрел Муртазу с макушки до пят и, ухмыляясь, произнес:
- Благодарствую, бейим. Конечно, вам ли не знать, что положение - хуже не придумаешь. Никудышный народишко наши работнички, прости их господи! - И брезгливо поморщился.
Муртаза, с презрением глядя на беспомощного контролера, который жалуется на рабочих, скривил губы в усмешке. Заметив эту усмешку, Нух насупился, сердито сверкнул глазами.
- Завтра вместе с Муртазой-эфенди пройдешь по фабрике, - сказал директор, - покажешь ему цеха, все ходы и выходы, расскажешь, как рабочие воруют шпульки, с ткачами познакомишь, щель в уборной не забудь показать…
- Да-да, ты уж завтра все покажи! - вставил свое слово Муртаза.
У Нуха от возмущения даже дыхание перехватило, но директор опять вмешался:
- Тебе, Муртаза-эфенди, наверное, надо форму квартального сдать?
- Так точно, бейим! Прямо немедля отправлюсь, сдам форму, с начальством попрощаюсь, ну и с сослуживцами тоже, а потом…
- Потом придешь, найдешь нас. А теперь ступай. Если не трудно, передай от меня привет комиссару.
- Так точно, бейим! Будет сделано: при первой возможности передать от вашей милости глубочайшее почтение…
- Глубочайшее почтение вовсе не обязательно, достаточно и привета.
- А потом, значит, найти контролера, а тот покажет мне фабрику.
- Да, пусть покажет. И главное, присматривай в прядильном цехе, чтоб не воровали шпульки!..
- Не изволь беспокоиться. Считай, этой заботы у тебя уже нету. Похожу по фабрике, присмотрюсь ко всему на месте, а потом… Как говорили нам начальники на курсах…
- Метрическое свидетельство при тебе?
- Удостоверение личности, бейим? Конечно, при мне, слава аллаху… - Вытащив из-за пазухи удостоверение, Муртаза положил его на стол перед директором. - Говорили, значит, на курсах, - продолжал он, - прежде чем приступить к исполнению обязанностей, надобно все изучить на месте!
Он замолчал и уставился на директора, желая узнать, какое впечатление произвели его слова.
- Все правильно! - подтвердил Кямуран-бей.
- Ну, значит, я пошел теперь?
- Да-да, ступай…
Отдав по-военному честь, Муртаза повернулся и строевым шагом вышел из кабинета.
Оставшись наедине с контролером, директор сказал:
- Будь настороже, Нух! Этого парня, переселенца, взяли тебе в помощь, но положиться на него полностью нельзя. Спросишь, зачем тогда брали? Резонный вопрос. Так уж получилось… Полицейский комиссар мне его подсунул. Он, говорит, у меня квартальным такое рвение проявляет, каждому встречному так и норовит по морде съездить. Может, пригодится, бери его, пристрой к делу… Ну а мне и неудобно отказать. Вот так!
Контролер слушал, хитро улыбаясь. Он поправил красную повязку, на которой белой масляной краской было выведено К, что означало "Контролер". На Нухе была светло-серая куртка из полотна местного производства.
- Чего прячешь улыбку в усы? - рассердился директор. - Думаешь, если земляк, то и ухмыляться тебе уж можно?.. Да ты для меня…
- Каюсь, виноват, бейим. Мне ль не знать…
- Так чего скалишься?
- А как тут не скалиться, бейим? Нос задирает выше горы Эрджияс. А велика ли птица - квартальный сторож? Расшумелся про свои курсы-мурсы.
Директор рассмеялся.
- Твое дело - его приручить. Брось ему кость, вернее пса не найдешь.
- Это точно.
- Мизинца твоего он не стоит. На пятерых таких тебя не променяю, да буду я последним человеком, если вру!
- Премного благодарен вам, мой господин. Мне ль не знать…
Контролер Нух вышел из кабинета. Директор достал бумагу и принялся писать распоряжение в отдел кадров о назначении Муртазы на должность помощника по охране фабрики в ночное время с месячным окладом восемьдесят лир.
А Муртаза, покинув кабинет директора, продолжал маршировать строевым шагом, выпятив грудь, вытаращив глаза и глядя в одну точку прямо перед собой.
Дежуривший у фабричных ворот привратник Ферхад, выходец из Боснии, пораженный видом Муртазы, хотел окликнуть его и даже поднял руку, чтобы спросить, что с ним стряслось. Но Муртаза круто остановился и грозно прикрикнул:
- Ты мне эти штучки брось!
- Назначение получил? - спросил ошарашенный привратник.
- Получил! Еще чего надо?
- Поздравить хочу…
- А чего меня поздравлять? Это их надо поздравить - это им крупно повезло!.. - Муртаза заложил руки за спину. - Вот ты как думаешь, кто я? Думаешь, я как все? Знаешь, что мне технический директор сказал? Ни черта не знаешь, дундук. Директор так прямо и сказал: "Тебя я, дескать, беру на мою фабрику, чтоб ты на ней порядок навел, чтоб дисциплину подтянул. Ты, говорит, службу знаешь, недаром окончил курсы". Вот так-то! Кончил бы курсы, знал бы, что значит служба, не моргал бы глазами да не махал руками, когда начальство идет!
Привратник, так ничего и не поняв, опять полез с поздравлениями, но Муртаза зло обрезал:
- Да пошел ты!.. Байбак! - и выскочил за ворота.
Прямо напротив фабричных ворот находилась чайхана.
Раньше в этом помещении с бетонным полом располагался склад для хранения тюков с хлопком. Штукатуренные, небеленые стены были увешаны картинами. Одна изображала султанский флот среди черных бушующих волн: корабли развернулись в боевом порядке, чтобы устремиться на противника. Другая - атаку султанской кавалерии: лихие красавцы воины в чалмах, размахивая кривыми саблями, врезаются во вражеские ряды. Рядом с этими двумя висела еще картинка, на которой был нарисован тоскующий влюбленный. Затем шли изображения героев народных сказаний: Тахира и Зухры, Арзу и Камбер, Караджаоглана и Кара-Кыз и, наконец, Кёроглу и Айваза. Оба верхом на лошади, Кёроглу - с длинными густыми усами, рука его сжимает рукоять ятагана; Айваз - с нежным девичьим лицом, в руках у него сладкозвучный саз; поет соловей на кусте цветущих роз; в синем небе плывут белые, легкие, как пена, облака.
Когда Муртаза вошел в чайхану, там было полно народу. Люди толклись в клубах хлопковой пыли, сидели за столами группами, накинув на плечи пиджаки, говорили, смеялись, спорили, жаловались на ничтожную почасовую оплату, которой едва хватало, чтобы купить хлеба и провизии в фабричной лавке, где продавали на выданные в счет жалованья жетоны. Это были рабочие дневной смены, до которой оставалось еще полчаса.
Муртаза застыл в дверях. Он стоял, нахмурившись, уперев руки в бока, грозно взирая на людей, на беспорядок и грязь в чайхане. Его выводило из себя развязное поведение рабочих, которые, усевшись верхом на табуретках и лавках, орали, хохотали, не обращая ни на кого внимания.
"Бедняга ты, технический директор! - подумал Муртаза. - Видать, не зря взял меня на свою фабрику…"
Муртаза вошел в чайхану все с тем же грозным видом: руки в боки, брови нахмурены. Повел своим хищным, острым носом, огляделся в поисках свободного табурета. Но везде сидели люди, занятые своими разговорами и делами, не замечавшие его.
А ведь вошедший был не кем иным, как ночным надсмотрщиком, который окончил курсы и пользовался доверием самого технического директора фабрики!..
Муртаза хлопнул своими огромными ручищами и громко позвал:
- Хозяин! Эй, хозяин!
Гул человеческих голосов, напоминавший гудение пчелиного улья, стих. Головы людей повернулись к Муртазе.
- Тихо там! - гаркнул в ответ чайханщик. - Что случилось?
- Что случилось, что случилось! - крикнул Муртаза. - Час стоит человек, ищет табурет, а никто и ухом не поведет.
Каждый день в чайхане столько разного народу перебывает, и квартальных, и полицейских, и штатских, разве за всеми уследишь?
- А-а! - понимающе кивнул чайханщик. - Вот оно в чем дело… Гарсон, сынок…
После небольшой суеты гарсон принес табурет, выслушал Муртазу и с недоуменным видом подошел к стойке.
- Уста, этот квартальный просит чаю, только сказал, чтоб стакан для него мылом помыли…
- Чего? - переспросил удивленный чайханщик.
- Стакан…
- Ну?
- Мылом, говорит, чтоб помыли… - Гарсон даже поперхнулся от смеха.
- Я должен помыть стакан? Я?.. Помыть мылом?.. Он так и сказал, этот квартальный?..
Вокруг Муртазы сгрудились самые отчаянные из ткацкого цеха: Бекир Камбала, Сеид Летучая Мышь, Джафар Очко, Тощий Неджип, Квадратный Джамаль… Человек десять или того более окружили Муртазу, глядели на него, выжидая, когда можно будет его поддеть, глупо хихикали и зубоскалили.
Бекир Камбала - голова у него словно под прессом побывала - уселся напротив Муртазы и спросил:
- Значит, вы изволите утверждать, что контролер Нух не справляется со своей работой, потому вас и взяли?.. Превосходно!.. Этот Нух - порядочный пройдоха, что и говорить… Он, видишь ли, земляком приходится нашему техническому директору, вот и относится с прохладцей к своим обязанностям. - Бекир повернулся к Квадратному Джамалю. - Сынок, Джамаль, ты теперь должное уважение оказывай новому начальнику…
- Говорят, у него даже диплом есть! - сказал Квадратный Джамаль.
- А как же, есть у него диплом. Тебе, поди, не нравится?
- Мне-то что? Мне какое дело до диплома, им ведь не укроешься, когда спать ляжешь?!
Муртазу от негодования передернуло даже, он повернулся к Джамалю. Но тут вмешался Тощий Неджип:
- Разве полицейский комиссар может дать диплом?
Все уставились на Муртазу.
- Похвальную грамоту, - поправил он, - за верную и безупречную службу.
Тут Квадратный Джамаль возьми да задай каверзный вопрос:
- Хорошо, Муртаза-бей, а что же все-таки у нас получается: ты будешь помощником у контролера Нуха или он у тебя?
Острый нос Муртазы побагровел.
- Я? Помощником? У Нуха помощником? Плохо ты меня знаешь! Как-никак я курсы кончил, похвальную грамоту от своих начальников получил, знаю, что такое службу нести. Так разве после этого я буду помощником? Знаешь, что сказал мне технический директор, когда вызвал к себе?
- Ну и что же он тебе сказал?
- А то сказал, что есть на этой фабрике контролер, Нухом его звать и земляком он ему приходится, только не такой директору нужен - на него положиться нельзя, службу несет плохо. Не стало никакой дисциплины на фабрике - так и сказал! Я, говорит, взял тебя на мою фабрику, чтоб ты исправил положение. Почему тебя? Да потому, что у тебя образование есть, ты курсы окончил, службу исправно нести обучен. Как посмотрел мне в глаза, так все сразу и понял! Ясно?
Молчавший до этого Джафар Очко поскреб затылок, потом произнес:
- О господи праведный, кого только матери на свет не рожают? Вот наши народили нас, шакалов, а, поди, за сыновей выдали, голову отцам заморочили…