- Она - фигура! Карл сделал её приближённой, удостоил баронства.
Все это понимают - и граф, и герцог. А деньги нужны и тому, и другому.
- Пяти тысяч хватит?
Кошон помотал головой.
- У Карла Валуа они будут просить не менее десяти. Значит, и нам, чтобы с ними разговаривать, надо иметь тысяч десять, а то и все двенадцать, на случай торга.
- Ну, хорошо… Действуйте. Захватите с собой вот этот сундучок. В нём около пятнадцати тысяч. Но вы поторгуйтесь. И не забудьте взять с кого-нибудь из них расписку или договор.
Граф Люксембург уже проснулся, но продолжал нежиться в постели, когда вошёл дворецкий и доложил:
- Ваша светлость, перед воротами с бургундской охраной епископ города Вове монсеньёр Пьер Кошон.
- Пропусти. И прикажи меня одеть.
Прелата провели в кабинет для приёма.
- Чем обязан? - спросил граф, приветствуя прелата.
- Любопытству. Любопытству, дорогой граф. Земля слухом полнится, что у вас необычная пленница.
- Да. Курочка прехорошенькая. Желаете взглянуть?
- Сгораю от нетерпения.
- Пойдёмте.
Люксембург повёл прелата по коридорам и лестницам замка. Вскоре они подошли к двери. Граф показал рукой на дверь, приглашая прелата самому открыть её. Тот отворил дверь и шагнул за порог.
Жанна лежала на кровати лицом к стене. Услыхав за собой движение, она встрепенулась, резко подняла с подушки голову и оглянулась. Затем быстро спрыгнула с кровати и встала. Стареющий прелат окинул её внимательным, тускнеющим, но ещё жадным взором. Отметил хороший рост, тонкую талию, округлость бёдер, высокую грудь, серо-голубые глаза и полные девичьи губы на выразительном, загорелом лице.
- Ну и как? - спросил граф, когда они перешли в кабинет хозяина.
- Мила, - неопределённо ответил прелат и, повернувшись к Люксембургу всем корпусом, спросил. - А что, граф, трудно быть мужем молодой и красивой жены?
Некоторое время граф сквозь улыбку изучающее смотрел в глаза прелата, потом весело и ехидно улыбнулся:
- Вы задумали жениться и… хотите услышать совет? Но как быть с целибатом?
- Ну, что вы, граф, сан обязывает избегать людских соблазнов.
- Ладно, ладно… Знаем мы вас, святош.
- Но я не спросил, имея в виду вас и вашу жену…
- Зачем же задавать праздный вопрос?
- А мой вопрос не покажется таким уж праздным, если на него его глянуть глубже.
- Ох уж, эти мне прелаты! Никогда не скажут: папа. Непременно - отче наш!
Кошон вздохнул.
- Извольте, я буду краток.
- Да, уж, пожалуйста, ваше преосвященство.
- Много ли вы должны де Шартру?
- Вы хотите взять на себя заботы по оплате моих долгов?
- Мне очень хочется вам помочь.
- Я отказываюсь понимать вас.
- Ох, уж эти мне дипломаты. То они понимают язык жестов и золота, а то вдруг не могут понять значение простых человеческих слов. Хорошо, я буду откровеннее. Вчера арманьяки взяли Суассон.
- Ну и что?
- А то, что ни герцог Филипп, ни лорд Бедфордский не знали о готовящемся нападении… А, по некоторым данным… должны были знать.
На графском челе проступила испарина.
- Я не успел сообщить об этом… Я был нездоров.
- Мы все бываем нездоровы, но никогда не откладываем государственные дела на случай выздоровления. Боюсь, что дело здесь не в телесном недуге, а в духовном. Кстати, как вы распорядились золотой диадемой от Карла Валуа?
Пот потёк по лицу графа.
- Что обещал он вам в обмен на ваше затянувшееся молчание? А может быть, предательства? Место сенешала, канцлера, коннетабля? На меньшее вы вряд ли согласитесь?
- Политика - не богословие, монсеньёр. Здесь бывают некоторые тонкости…
- Да, где уж нам…
- Иногда для пользы дела надо что-нибудь и пообещать…
- Например, молчание, которое стоило нам потерей крепости.
- Иногда и такие жертвы необходимы для того, чтобы показаться верным.
- Не слишком ли сложно, граф? Давайте упростим ситуацию.
- Что вы предлагаете?
- Я предлагаю вам молчание в обмен на вашу пленницу.
- Девчонка хоть и мужичка, но удостоена баронства.
- Набиваете цену?
- Я вассал герцога Бургундского…
- И должны будете отдать ему часть выкупа?
- Конечно.
- Пять тысяч вам, надеюсь, хватит?
- Пять тысяч? Вы шутите? Да герцог Филипп мене семи тысяч не примет от меня.
- Значит, восемь?
- Девять.
- Плюс одну себе, получаем десять? Я правильно считаю, ваше сиятельство?
- Да.
- Пишите расписку на десять тысяч франков?
Граф взял бумагу и быстро написал расписку.
- А… Деньги у вас с собой?
- Конечно, иначе, зачем бы я взял с собой такую охрану, - Кошон взял песочницу и опрокинул её на бумагу. Граф поднял с бумаги руку. Прелат потянул на себя лист, стряхнул песок прямо на бархат стола, сложил расписку вчетверо, сунул её за пазуху, подошёл к окну и крикнул вниз. - Поль! Охрану сюда! Прикажите переодеть узницу в походное рубище, - попросил прелат хозяина.
Жанну вывели из замка в оковах и усадили на лошадь.
- А где же деньги? - спросил граф.
- Отдадите герцогу свои… В обмен на моё молчание. А диадему подарите жене от меня. Трогай! - скомандовал прелат, и отряд покинул замок, увозя Жанну на запад, в столицу Нормандии.
Трибунал
Загремел замок. Со скрипом отворилась дверь. В камеру вошли солдаты и монахи. Жанну вывели наружу. Во дворе Буврейского замка было многолюдно. Здесь были священники, горожане, военные, монахи и магистры наук в чёрных профессорских мантиях. Жанну провели в кафедральный собор, где всё уже было подготовлено для начала процесса: длинный стол и тяжёлые стулья с высокими спинками на кафедре для членов трибунала; а перед столом железная клетка - для неё.
Места за столом заняли инквизитор Жан Лемэтр; архиепископ Руана Рауль Руссель; судебный исполнитель Жан Мессе; профессор университета мэтр Жан Бопер; прелат-заседатель Никола Луазеллер; прелат-прокурор Жан Эстиве; мэтр, прелат-заседатель Никола Миди; прелат-дознаватель Жан де Лафонтен; мэтр Тома де Курсель; английский кардинал Винчестерский и председатель трибунала епископ города Вове Пьер Кошон.
Места в зале заняли горожане.
Первым поднялся Никола Миди и разразился длинной, витиеватой проповедью:
- Монсеньёры! Братья и сёстры! Сегодня мы открываем образцовый, показательный, с привлечением добропорядочных и уважаемых горожан, процесс по делу Жанны-Девы, которая не принадлежит к роду христианскому, ибо, кто же не знает, что усердием демонов и ведьм причиняется роду человеческому войны, непогоды, болезни и прочие напасти. Если кому-то из нас надо лишить кого-либо сна или самому станет необходимым продолжительное бодрствование, мы собираем на рассвете, под знаком Льва лилии, мешаем их на соке лавра, помещаем их под навоз, а когда там заведутся черви, сушим их, делая из них порошок, высыпаем в кошелёк и носим на шее. То ведьме ничего этого не надо! Ей достаточно окинуть гнетущим взглядом любого человека, и тот надолго лишается сна и покоя. Нам, христианам, чтобы обуздать собачью злобу, надо носить слева сердце собаки. Ведьме этого не надо - перед ней волк виляет хвостом, как паршивый дряхлый пёс. Если добрый христианин возжелает преуспеть в науках, в управлении армией, силы и мудрости в толковании снов, ясного видения в предсказании будущего и пророчестве, постижении тайн и победы над врагами, ему нужно мужское достоинство, знатность, годы учения и камень эсмунд, носимый на груди. Ведьме ничего этого не надо: она всё видит и ведает обо всём. Она может всё, потому что водится с нечистой бесовской силой. Все мы родились под знаком Зодиака. Юпитер производит на свет епископов, королей, вельмож, философов и мудрецов. Марс даёт жизнь военным, врачам и убийцам. Венера производит цариц и красавиц, игроков и пьяниц, развратников и разбойников. Под Меркурием рождаются мастерицы. Те, кто находятся под влиянием Марса, люди неумолимые, упрямые и дерзкие, наглые и буйные, рыжеволосые и сильные, необыкновенные обманщики, крепкие и властные. Они любят заниматься с огнём и раскалённым железом. Из сказанного мною можно было бы сделать вывод, что тело Жанны-Девы родилось под Венерой и Меркурием, а дух - под Марсом. Такое отсутствие единства души и тела заставляет думать, что она появилась на свет из-под тени Сатаны!
Никола Миди устало вздохнул, вытер мокрый лоб, оглянулся и, встретившись с одобрительным кивком Кошона, повернулся к публике.
- А теперь я передаю слово председателю трибунала! - после чего он устало опустился на стул.
Поднялся Пьер Кошон.
- Обвиняемая, прежде чем приступить к следствию, необходимо, чтобы ты дала клятву. Поклянись на Евангелии, что будешь говорить только правду.
- Я клянусь говорить только правду о родителях, о себе и о своих делах; что же касается Бога и короля, в этом я держу ответ только перед ними!
Вместо Кошона поднялся де Лафонтен.
- Обвиняемая, твоё имя и возраст.
- В Домреми называли меня Жаннеттой, а в армии - Жанной. Мне девятнадцать лет.
- Кто твои родители?
- Я дочь Изабеллы Римо и Жака из Арка.
- Твоя мать еврейка?
- Нет, у неё такое прозвище, потому, что она ходила молиться в Рим.
- Твоя полная фамилия.
- Жанна д'Арк дю Лис.
- Ты самозванно присвоила себе благородную фамилию!
- Эту фамилию мне вручил король вместе с гербом.
- Как пришла к тебе мысль пойти на войну?
- Эта мысль пришла ко мне оттого, что каждый день я видела вокруг себя людское горе.
- Но ты ушла из дому без благословения родителей?
- Да, я сделала это против воли родителей, но по воле Бога.
- А что, ты была у него на приёме? - поднялся Жан Эстиве.
- Нет, я его не видела. Но он прислал ко мне святых Михаила, Екатерину и Маргариту. Они и передали мне волю божью, чтобы я шла в армию; сняла осаду с Орлеана, повела дофина в Реймс на коронование.
- Но как же могли говорить с тобой святые, если они не имеют органов речи? - с сусальной улыбкой спросил Никола Лаузеллер.
- Я оставляю это на усмотрение господа. Их голоса были красивыми и ласковыми.
- Ты их помнишь? - подался вперёд Лемэтр.
- Да, я часто их вспоминаю и слышу, как сейчас. Иногда я мысленно спрашиваю у них совета…
- И что же? - усмехнулся Лемэтр.
- И они как будто отвечают.
- И на каком же языке говорили с тобой святые? - приподнялся де Курсель.
- На французском, конечно, - ответила Жанна.
- А разве святые не могут говорить по-английски? - оторвался от стула Жан Бопер.
- Как же они могли говорить по-английски, если они не стоят на стороне англичан? - вопросом ответила Жанна.
- А как ты считаешь, Жанна, Бог любит или ненавидит англичан? - подал голос Кошон.
- Об этом ничего не известно мне, но я уверена, что все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые здесь погибнут.
Услыхав такой ответ, кардинал гневно ударил посохом о кафедру.
Со своего места привстал Руссель.
- Ответь, Жанна, святой Михаил предстал перед тобой раздетым?
Жанна прыснула в ладошку.
- Неужели вы думаете, что Богу не во что его одеть?
В зале рассмеялись несколько человек.
- И имел ли он какую-нибудь причёску? - с ехидной улыбкой обратился к ней Миди.
- А с чего бы ему быть стриженым, - ответила она, и зал наполнился смехом и аплодисментами.
- Жанна, а какими колдовскими приёмами пользовалась ты, чтобы воодушевить воинов на битву?
- Я говорила им: вперёд! И сама показывала пример. Вот вы, монсеньор, называете меня ведьмой; но почему же тогда я не превратилась в кошку, собаку, ворону или змею, чтобы уйти из тюрьмы?
- Здесь спрашиваем мы! А ты хоть и пытаешься велеречиво убедить нас в своём божественном предназначении, и что ты послана Богом, этому никто не верит, потому, что это противоречит истине гласящей, что единственным представителем Бога на Земле является Папа Римский. И если бы господь послал тебя к нам, нет сомнения в том, что он предупредил бы его преосвященство. Но, увы, этого не произошло. Значит, ты - лжица, пытающаяся скрыть свою порочную, бесовскую связь под личиной божьей наперсницы! Это неслыханный грех, очищение от которого может быть только огонь! - с одышкой прокричал Миди.
- А что касательно, твоего вопроса, - вскочил Руссель, - то тебе не удастся отсюда бежать, потому, что в стенах замка каждый камень осенён крестом!
- Если так, почему же я попала в плен? Будь я ведьмой, я должна быть неуловимой.
- Замолчи!!! И только отвечай на вопросы!!! - завопил старичок, архиепископ Руана, и в зале на некоторое время воцарилась тишина.
Поднялся Бопер.
- Ответь, Жанна, почему бедняки приходили к тебе и воздавали почести, словно святой?
- Бедняки кланяются и вам, но разве вы святые? - ответила она, и в зале вновь послышался смех.
Но Бопера не так легко сбить с толку.
- Откуда у тебя, Жанна, такое ядовитое отношение к святому трибуналу?
- Оттуда, что меня может судить только Бог. А если вы отняли у него это право, то суд ваш неправедный!
- А почему во время коронации в Реймсе твоему знамени было отдано предпочтение перед другими? - отчеканил каждое слово Лемэтр.
- Моё знамя было в труде и подвигах, ему и надлежало быть в чести.
В зале поднялась рука.
Кошон встал.
- Вы что-то хотите спросить?
- Да, ваша светлость, я прошу разрешения задать вопрос Жанне, - сказал горожанин.
- Пожалуйста, - ответил председатель.
- А знаешь ли вы, баронесса Жанна дю Лис, что каждому обвиняемому моложе двадцати пяти лет должен быть предоставлен защитник?
Несколько членов трибунала вскочили и уставились на горожанина.
- Нет, - ответила Жанна. - Я в этом ничего не понимаю.
- Но прекрасно защищается сама, - поспешил ответить за неё Жан Лемэтр.
- Да, это верно, - тряхнул головой Кошон. - Но завтра мы решим вопрос о предоставлении ей защитника. А сегодняшнее заседание объявляем законченным.
Без гостей!
Жанну проводили в камеру на верхнем этаже башни замка. Как только помещение собора покинули горожане, председатель поднялся и вышел из-за стола.
- Следующее заседание должно быть закрытым. Мы не можем допустить, чтобы процесс способствовал росту её популярности!
- А работу процесса направить только на обвинение её в ереси, - следом за ним вышел из-за стола Никола Миди.
- Однако всё это не будет иметь успеха до тех, пор пока мы не добьёмся от неё отречения. Процесс мы можем проводить при закрытых дверях; но в народе ходит мнение, что она божья посланница, поэтому публично мы её сжечь не сможем, а тайно - не имеет смысла! - вставил соображение Луазеллер.
- Значит, надо дать ей понять, что она на пути ереси и заставить её отречься от свидания со святыми! - повернулся к нему Бопер.
- А если применить инструменты? - предложил Руссель.
- Не годится, - отрезал Кошон. - Рано или поздно это станет известно в городе. Она может сказать об этом прилюдно в день вынесения приговора, тем более, что это будет видно и так. В этом деле без следов не обойтись.
- А если дело повернуть так: не применяя к ней пыток, пустить в городе слух, что мы её пытаем и морим голодом, а она - ведьма - несмотря ни на что, жива, здорова и полна сил. Всё ей нипочём! - предложил Мессе.
- Нет, это слишком сложно, нас могут неверно понять! - отверг его Лемэтр. - Да и не следует нам бросать на себя тень. И потом, ведь мы же условились и должны чётко придерживаться одной линии, что она не ведьма, а еретичка. Иначе мы сами запутаемся и проиграем.
- Но я сильно сомневаюсь, что нам удастся миром добиться от неё отречения, - усомнился де Курсель.
- Это почему же? - повернулся к нему Лафонтен.
- Да потому, что она искренна, - молвил мэтр де Курсель.
- Вы хотите сказать, что она действительно виделась со святыми? - спросил Эстиве.
- Если - нет, то что же вы имеете в виду? - остановился перед ним Кошон - Может быть, она не вполне нормальная?
- Да! - поднялся де Курсель. - Именно так - ненормальная! Или с ней кто-то пошутил, зная её фанатичную веру в Бога.
- Так давайте объясним ей, что она заблуждается! - предложил пристав.
- Что вы такое говорите, брат Мессе? Объяснить ей, что святых нет и не может быть, потому что нет Бога? Так что ли? - засмеялся Кошон. - Не-е-е-т, это не годится.
- А я предлагаю не разрушать у неё иллюзию свидания со святыми, а с толком использовать её! - Лемэтр откинулся на спинку стула.
- Предложение интересное, но как это вы себе представляете? - подошёл к нему с вопросом Кошон.
- Именно их голоса и должны помочь нам вырвать у неё отречение. Вы помните: она сказала, что их голоса были очень красивы и ласковы. Я ещё спросил, помнит ли их она? А она ответила, что часто вспоминает их, мысленно советуется с ними, им они ей отвечают.
- Ну и что, брат Лемэтр? - спросил инквизитора Эстиве.
- Лемэтр вышел из-за стола и остановился посреди зала, подняв к верху палец.
- Надо подобрать монаха с красивым голосом, чтобы он шептал или тихо говорил ей из-за двери от имени архангела Михаила. Сегодня поговорит, поддержит её, завтра ободрит, а послезавтра посоветует отречься.
- Замечательная мысль, брат Лемэтр, - поддержал его председатель трибунала. - Давайте сегодня же ночью и проделаем такую шутку. Только поскорее подыщите такого монаха. Сегодня же. Сейчас же. Не теряя времени. С его помощью мы поведём процесс в нужном направлении. А пока, до завтра. Утром встретимся в большом каминном зале. Там и будем проводить заседания. Без гостей!!!
В тёмном коридоре
Жанна стояла у окна и смотрела на закат, когда дверь камеры отворилась и вошёл тот самый пожилой и грузный прелат, который привёз её сюда, в Руан. Он плотно прикрыл за собой дверь и шагнул вперёд.
- Жанна, вы хорошая девушка, славная, красивая, умная… Мне будет очень жаль, если вас осудят на костёр, а этого требует английский кардинал Винчестерский. Считайте, что вам не избежать костра.
- Но ведь я ни в чём не виновата, кроме того, что действительно по велению господа нашего воевала против англичан.
Кошон вздохнул.
- Это мы с вами знаем, что это так. А им наплевать. Они хотят костра.
- Что же мне делать?
- Бежать! Быстрее! И подальше! Чтобы вас нигде не могли найти!
- Нет, я не хочу бежать. Я не думаю, что меня осудят. Я верю, что меня выкупит король.
- Этого не произойдёт. Если б они хотели выкупить тебя, давно бы это сделали. Твоё спасение только в бегстве. Решайся. Я помогу тебе бежать и укрыться. У меня есть много денег. Я смогу в чужой стране купить имение, где мы смогли бы жить.
- Но… У меня… Есть отец.
- Я знаю, поэтому хочу, чтобы вы стали моей женой… Это единственная возможность спастись.
- Но ведь ваш сан не позволяет вам поступать вот так…
- Мы были бы в тайном браке, - зашептал Кошон, прикасаясь одними пальцами к её руке.
Жанна одёрнулся руки и скрестила их на груди.
- Но я не хочу быть тайной женой.
- Жанна, дорогая, это я был бы тайным мужем, - тяжело дыша, захрипел Кошон.
- Значит, я буду вашей служанкой?