- Ну, что ты, на эту работу всегда найдутся другие. А ради тебя я отрекусь от сана.
- Нет, нет, я не желаю уезжать из Франции, покидать дом, короля, где-то прятаться. И потом, когда кончится война, я, наверное, выйду замуж за человека, которого полюблю. Впрочем, он, наверное, погиб, как погибну скоро и я…
- Ну, что за глупости, Жанна! Ты будешь жить. У тебя будет много красивой одежды вместо этого мужицкого военного рубища. Ведь ты так хороша, Жанна!!! - прелат протянул к ней дрожащие руки, прикоснулся к её тонкой талии; потом рухнул на колени и простонал. - О, Боже!
- Нет, нет! Ну, что вы! Это же невозможно! Неужели вы не понимаете? Это невозможно! Я никогда не полюблю вас! Идите! Идите! Молитвой усмиряйте свою страсть!
- Жанна, я прошу тебя!
- Нет! Ступайте!
- О, Боже! Помоги мне!
- Уходите! Уходите!!! - Жанна вскипела и топнула ногой.
Прелат тяжело поднялся с колен и поплёлся к двери. Выйдя в коридор, медленно, шаркающей походкой побрёл с факелом в руке. Вдруг столкнулся с кем-то в узком коридоре башни. Отшатнулся. Поднял выше догорающий факел и увидел перед собою испуганное лицо Николы Mиди.
- А вы зачем здесь?! - прохрипел Кошон.
- Я… Я… Хотел… Посоветоваться, - пролепетал заседатель.
- И потому пришли сюда?! Идите! Уходите отсюда!!!
Я говорю правду
Ночью к закрытой на замок двери подкрался монах. Припал ухом к двери. Послушал. Затем приложил ладони ко рту и, подняв голову к потолку, негромко, но очень выразительно, красивым, низким голосом позвал:
- Жанна! Жанна! Это я - святой Михаил!
Он опять припал ухом к двери и, услышал лёгкое движение за нею.
- Ты слышишь меня, Жанна? Я помню о тебе! Ты страдаешь, Жанна?
Монах вновь припал ухом к двери и услышал за нею девичий голос:
- Да-а…
- Не падай духом, Жанна! Господь помнит о тебе и не даст погибнуть! Ты только молись! Ты слышишь?
- Да-а… - опять услышал монах.
- Жанна, не уступай своим судьям. Не поддавайся и не верь им! Обещай, что будешь помнить мой завет.
- Обещаю, - дрожащим голосом прошептала девушка.
- Обещай, что не расскажешь врагам о планах короля!
- Обещаю, - прошептала Жанна.
- Молись и Бог пошлёт тебе спасение, - сказал монах и тихо, осторожно ступая босыми ногами по полу, исчез.
Жанна подошла к окну и подняла глаза к звёздам. Было тихо и темно. По дороге, идущей рядом с замком, с глухим цокотом копыт проскакали несколько всадников. И опять стало тихо, только слышно было негромкое, многоголосое кваканье лягушек на реке да стрекот насекомых в траве под стеной.
Жанна круто повернулась к постели. Схватила тюфяк и принялась рвать его на полосы. Затем порвала одеяло. Связала полосы в верёвку. Осторожно, стараясь не шуметь, подтащила кровать к окну; привязала к ней один конец, второй бросила в окно, и следом за верёвкой вылезла сама.
Сквозь ладони проскользнул один узел, другой, третий, четвёртый, пятый, вдруг рывок и… Жанна полетела в темноту; упала на камни, по ним скатилась в колючие кусты и потеряла сознание. Очнулась на кровати. Пошевелила руками и ногами, почувствовала боль во всём теле и услышала звон железа. Превозмогая боль, приподнялась. На руках и ногах были кандалы. Она огляделась и обнаружила, что находится в другой камере с зарешёченным окном.
В камеру вошёл монах. Рядом с кроватью поставил еду: хлеб, рыбу, зелень и воду. Жанна села, свесив с кровати. Голова болела. Она подняла руку к голове и ощутила на лбу тугую повязку. Она взяла кувшин, выпила немного воды. Налила на ладонь и плеснула на лицо. Ещё полила и снова плеснула на лицо. Поставила кувшин.
Дверь открылась. Вошёл комендант англичанин, капитан граф Уорвик. Он окинул её брезгливым и злобным взглядом и, не оборачиваясь к солдатам, стоящим за его спиной, приказал:
- На допрос её!
Солдаты взяли её под руки и повели по лестницам и коридорам. Ввели в большой полутёмный зал, где посадили на стул против огромного стола, за которым уже сидели члены трибунала. По сторонам, вдоль стен, на скамьях и стульях сидели священники и профессора.
Поднялся инквизитор.
- Жанна, сегодня ночью ты совершила поступок, противоречащий твоим утверждениям о том, что ты посланница господа. Почему же ты пыталась бежать из плена, будучи уверенной, что Бог спасёт тебя?
Она тяжело вздохнула.
- У нас во Франции говорят: "Помоги себе, и Бог поможет тебе".
- И у тебя ещё есть уверенность, что тебе удастся спастись?
- Да…
- Откуда у тебя эта уверенность?
- Ко мне приходил святой Михаил. Он поддержал меня добрым словом.
- Жанна, ты говоришь глупости. Не могут приходить святые к простым людям! - не отрываясь от стула, направил на неё указательный палец Лафонтен.
- Значит, могут, если ко мне приходили. И я не самая простая. Я дочь старосты. И король меня назначил баронессой.
- Сейчас ты преступница! Ты узница! А к преступникам святые не ходят! Значит, тебе померещилось, приснилось, показалось! - терпеливо поправил её Эстиве.
- Если это померещилось мне, значит, и всё, что случилось в Орлеане, в Патэ, в Реймсе, Компьене показалось вам!
- Жанна, считаешь ли ты себя в здравом уме? - обратился к ней Лемэтр.
- Если я не в этом состоянии, то прошу Бога послать его мне. Если же я нахожусь в этой благодати, то я молю Всевышнего сохранить меня в ней.
Члены трибунала переглянулись.
- Жанна, а известно ли тебе, что ношение мужской одежды женщиной - грех и ересь? - спросил Mиди.
- Знаю… Но если это нужно было для совершения подвига, то это уже не ересь, а благо. Я носила мужскую одежду, потому, что это было нужно Франции.
- Сейчас это уже не нужно Франции, - буркнул Тома де Курсель.
- Тогда дайте мне женское платье, и я уйду домой.
- Почему же ты, Жанна, презрела женское занятие и пошла на войну? - Миди оторвался от стула и завис животом над столом.
- Потому, что Богу было угодно, чтобы я оделась в мужское платье, взяла в руки меч и пошла на войну, а… - она остановилась, с озорной улыбкой глянула на Кошона и продолжила. - А на женскую работу всегда найдется много других.
Председатель суда вскочил, как ошпаренный.
- Ведьма! Еретичка!!! Или ты отречёшься от всего, что ты говорила тут, или мы тебя сожжём!!!
- Отрекись! - поддержал патрона Луазеллер.
- Отрекись немедленно!!! - подхватил Жан Лемэтр.
- Отрекись, еретичка!!! - закричали со всех сторон люди в мантиях и сутанах.
Жанна в испуге схватилась за голову, пытаясь закрыть уши и глаза.
Когда, наконец, наступила тишина, всем стало ясно, что она плачет.
- Я не могу отречься, монсеньёры. Я говорю правду. Ведь я поклялась. Вы сами сказали мне говорить правду, вот я и говорю. Я видела святых и слышала их так же, как и вас.
Архангел Михаил
Жанну увели. Некоторое время в зале стояла тишина, а присутствующие молча, украдкой оглядывали друг друга.
- Она не отречётся, - прервал молчание де Курсель.
- Куда она денется, - уверенно изрёк Мессе.
- Я предлагаю припугнуть её, пригрозить сожжением, если она не пожелает этого, - предложил Эстиве.
- Одной угрозы мало, - оскалился Лемэтр.
- Что же вы предлагаете? Погреть ей пятки факелом? - ухмыльнулся Руссель.
- Надо создать обстановку, - сквозь инквизиторскую улыбку процедил Лемэтр, - чтобы она увидела себя на границе жизни со смертью. Чтобы у неё затряслись поджилки!
- Проведём заседание на кладбище? - спросил Бопер.
- Ночью! - поддержал его Луазеллер.
- Нет. Ночью пусть она беседует с архангелом Михаилом! - Лемэтр засмеялся, а с ним - и все остальные.
- Значит, завтра утром, - изрёк Луазеллер.
Кошон повернулся к Мессе.
- Распорядитесь, чтобы к завтрашнему утру, на кладбище Сен-Уэн приготовили два помоста. Для нас и для неё. Чтоб рядом был палач с тележкой. Для острастки.
- Может быть, объявим населению? - окинул быстрым взглядом присутствующих Руссель и остановил его на председателе. - Пусть посмотрят. И на неё это может подействовать.
- Пусть идут, - согласился за Кошона инквизитор.
- Вот и прекрасно, а то меня уже замучили вопросами: что там, да как там! - обрадовался Руссель.
- А может быть сразу там, и кончим дело? - нашёлся Лаузеллер.
- Мы ещё не знаем, что она скажет, - ответил Эстиве.
- Надо, чтобы святой Михаил подтолкнул её к отречению, - подсказал Мессе.
- Верно, но даже если она отречётся завтра, мы ещё не сможем её казнить, - высказал неожиданное для всех предположение Лемэтр.
- Это ещё почему? - удивился Курсель.
- Да потому, что акт отречения будет всего лишь отказом от общения со святыми, равным факту признания ереси. А это равносильно покаянию. Но за это не сожгли ещё ни одного еретика, - воздел палец к небу инквизитор.
- Что же делать? - растерялся Бопер. - Сколько же мы ещё будем возиться с ней?
- Мы вынуждены возиться, потому что с самого начала затеяли показательный публичный процесс, - словно на кафедре перед студентами произнёс Лемэтр.
- А по-другому с ней нельзя поступить? - спросил молчавший до этого привлечённый проповедник Эрар.
- Если бы она была простой деревенской потаскухой, мы спалили бы её без лишних слов. А эта дева - фигура политическая, общенациональная. Её знают во всей Франции. Её судьбой интересуются. Мы не можем допустить процессуальную ошибку. Мы должны сделать так, чтобы, идя на костёр, она была виновной. Понимаете? Виновной в ереси и не желающей подчиниться.
- Так что же может дать нам повод для её сожжения? - не отставал Эрар.
- Отказ подчиниться сменить мужское платье на женское! - отрубил Лемэтр.
- А завтра на Сен - Уэн вы повезёте её в мужском платье?
- Нет, брат Эрар, только в женском. Иначе она при народе может поставить нас в неловкое положение, - устало сказал инквизитор.
- Сколько возни из-за какой-то девчонки, - пробормотал Эрар. - А не лучше ли отправить её в монастырь?
- Не для того мы уплатили за неё десять тысяч франков, чтобы отпустить её тело на свободу, а душу на покаяние. Смирение и покорность паствы стоит этих денег, брат Эрар.
- Сколько живу, но ещё не слыхал, чтобы сжигали такую кучу денег, - буркнул Эрар.
Ночью она долго не спала, ждала голоса святого Михаила.
Наконец в гулкой тишине башни она услышала его красивый приглушённый баритон.
- Жанна, ты вчера хотела уйти из тюрьмы. Напрасно. Ты ещё не доказала судьям, что ты права. Но если тебе так трудно, в следующий раз предупреди нас, и мы тебе пошлём свободу. А сейчас тебе надо окрепнуть и стать здоровой и сильной. Ты только молись и помни о нас. Твои родители грустят о тебе. Но ты не печалься. Скоро, очень скоро придёт к тебе освобождение. Завтра твои судьи повезут тебя на кладбище аббатства Сен-Уэн и учинят суд среди могил. Будь послушной, не серди их. А когда тебя привезут обратно, выйди во двор замка. Тебя будут ждать люди. Они хотят увидеть тебя такой, какой ты была! Я ухожу Жанна, не надо ли что-нибудь передать отцу и матери?
- Святой Михаил, - услышал монах шёпот за дверью. - Спасибо вам за всё. Если можно, передайте святым Екатерине и Маргарите, что я помню о них. А ещё меня просил перед вами о своём здоровье князь Лотарингский. Передайте, пожалуйста, моим родителям, чтобы они не грустили, а улыбались, и что моим страданиям скоро придёт конец.
- Хорошо, Жанна, до свидания.
Королевский совет
- Монсеньоры, - сказал Карл. - Сегодня я получил письмо из Руана от неизвестного священника. Дорогой Шартье, прочитайте нам его письмо.
Шартье взял письмо, развернул его и, окинув присутствующих быстрым взглядом, как бы призывая ко всеобщему вниманию, начал читать:
- "Ваше величество, я пишу от имени группы священников, привлечённых к работе трибунала по осуждению Жанны-Девы Франции. Мы не хотим, чтобы случилась ужасная несправедливость и оборвалась жизнь юной героини. Устроители трибунала перекупили её у герцога Бургундского за 10 000 франков. Но ни председатель трибунала брат Кошон, ни кардинал Винчестерский не уступят её менее чем за 12 тысяч. Мы располагаем суммой в полторы тысячи франков, но этого явно недостаточно. В Руане немало найдётся горожан, симпатизирующих Орлеанской Деве. В случае необходимости можно будет устроить сбор средств, для её освобождения. Итак, мы ждём ваших послов, которые смело, могут рассчитывать на наше участие в деле".
- Всё, - Шартье возвратил Карлу письмо.
Карл взял письмо и, тряхнув им, бросил его на стол.
- Я вынес этот вопрос на обсуждение, потому что королевская казна сейчас не располагает и пятью тысячами франков…
- Даже эта сумма непомерно велика, - сказал Симон Шарль.
- Десять тысяч - цена пленника королевской крови, - поддержал его Эдмон Рагье.
- Я помог бы с великой радостью, но сейчас не имею и трёх сотен франков, - проскрипел канцлер.
- Однако никто из нас не виноват перед ней. Она наказана за непослушание и гордыню. И я очень надеюсь, что это послужит ей хорошим уроком. Мы все отговаривали её от неверного шага.
- В такой рейд надо было идти не одним отрядом, а тремя, а то и пятью, - проворчал маршал де Рэ.
- И ей говорили. Не спеши. Не лезь. Поезжай домой. Отдохни. Не послушала! - горячился Алансонский.
- Гордячка. Возомнила себя стратегом. Впервые вырвалась в самостоятельный рейд и проиграла, - отозвался старик Буссак.
- Меня удивляет этот английский кардинал да и этот Кошон. Деньги девать некуда. Ну, перекупили… Ну, перепродали бы уже что ли. Так нет, суд учинили. Хотят казнить. Точно деньги девать некуда, - выступил вперёд граф Виндом. - Десять тысяч! Кто она такая? Принцесса? Маршал? Коннетабль?
Немыслима цифра в пять тысяч! А мы должны выложить двенадцать?! Абсурд!
- Давайте говорить откровенно, - едва сдерживая раздражение, процедил де Бурбон. - Что она сделала для короны? Она предложила, хоть один план сражения? Нет. Она убила хоть одного врага? Нет. Она даже никого не ранила. Поход, который предприняли мы сюда, был чрезвычайно опасным мероприятием.
- Да мы прошли сюда не широким фронтом, а врезались клином, поэтому по сей день пребываем в опасной ситуации, - сказал Буссак.
- Да это правда, - подал голос Франсуа Гаривель. - Мы ничем не обязаны ей! Победу королю принесли его доблестные солдаты, капитаны и маршалы. Она же занималась неизвестно чем!
- А тот случай, что она была легко ранена, лишний раз вызывает сомнение, что она была послана Богом, - высказался Маше.
- Я согласен с мнением королевского совета, - шагнул к середине зала Шарль де Бурбон. - Осаду с Орлеана мы сняли благодаря тому, что ценой огромных усилий и затрат сформировали новую армию. А военный совет, кстати, без неё разработал блестящий план по разгрому англичан. А кто взял Жоржо? Де Рэ! А Божанси? Де Рэ! Кто поразил Тальбота при Патэ? Де Рэ!
- Я не умаляю достоинств маршала де Рэ, - остановил де Бурбона Персеваль де Буленвилье, - но кто взял Менг? Не она ли?
- Менг захватили вероломно, - с раздражением подступил к нему де Шартр.
- Она оказалась способной нашей общей ученицей. И кто нас привёл в Реймс? - резко повернулся к нему Буленвилье.
- Ну, при чём здесь она, дорогой монсеньор Буленвилье? - приподнялся из кресла Буссак.
- Действительно, при чём здесь она? Осер взяли? Нет. Его обошли! - подался вперёд Гаривель. - И, слава Богу, что его гарнизон не ударил нам в спину.
- А Труа? - с улыбкой обращаясь ко всем сразу, сказал де Гокур. - Мы его штурмовали? Нет. Они сами сдались!
- И Шалон, и Реймс - то же самое! Сдались без звука. Это что? Она их напугала? - выскочил Симон Шарль.
- Монсеньоры! Нельзя же так, наотмашь, начисто отрицать её роль! - вспылил Буленвилье. - Солдаты пошли за ней в поход! Пошли бесплатно! Мы сэкономили на ней не десятки, а сотни тысяч франков. И разве не под влиянием её присутствия в армии местное население тех крепостей изгоняло врагов.
- Не преувеличивайте, дорогой Персеваль! - дружески сказал Гокур. - Это всё чернь! Смуты! Не придавайте девчонке большого значения. Как стратег и полководец, она никто!
- Что вы говорите, граф, какое значение имеют смуты и чернь? Да без всего этого наша победа, просто не состоялась бы! И вообще, важен конечный результат! Она повела армию в Реймс и выполнила своё великое предназначение! - горячо отстаивал свое мнение Персеваль де Буленвилье.
- Ах, ах, ах! Великое предназначение! - куражился Бурбон. - Ах, Жанна! Ах, героиня! Из-за чего шум, господа!? По-моему, мы ведём разговор ни о чём! Мы не можем выкупить из плена герцога Орлеанского и вдруг пытаемся думать о какой-то девчонке!
- А ведь граф де Бурбон прав. Если мы сейчас поднатужимся и выкупим девчонку, на какие деньги мы будем продолжать войну? - спросил де Гокур. - И потом. Через месяц или два, максимум - три, мы возьмём Руан, и освободим её без выкупа.
- Разрешите? - вошёл Пуланжи. - Извините, ваше величество.
- Что случилось, Бертран?
- Ваше величество, только что примчался гонец из отряда капитана Шаванна. Он сообщил, что отряды Амбруаза де Лоре, Кюлана и самого Шаванна снялись из лагеря и пошли на выручку капитана Жанны.
- Это ещё что за своеволие? - вскипел старый маршал Буссак.
- Извините, ваше величество! - поднялся маршал де Рэ.
- Что такое, маршал? - спросил король.
- Разрешите мне тоже? - спросил Де Рэ.
- И вы туда же?
- Я их догоню и верну.
- Скачите.
Сен-Уэн
Утром ей принесли женское платье и повезли на кладбище аббатства Сен-Уэн. Несмотря на ранний час, там было полно народу. Её телега остановилась у деревянного помоста. Солдаты, сопровождавшие её, помогли ей взойти на помост.
Она поднялась и очутилась высоко над толпой горожан. А по ту сторону толпы она увидела другой помост, огромный, высокий с ограждением с несколькими рядами ступеней, на которых сидели её судьи.
Прелат-обвинитель Жан Эстиве вышел вперёд и развернул большой лист:
- "Во имя господа, аминь! Мы, святейший трибунал в составе 130 священников, докторов права, философии и богословия, изучили дело о ереси Жанны-Девы, и решили признать её виновной. Так, названная Жанна объявила, что её посетили святые, якобы для передачи ей повеления господнего, чтобы она шла на войну. Однако всем известно, что святые, сходящие на землю, всегда действуют через Папу Римского; но, так как мы до сих пор не получили из Рима подтверждения о миссии Жанны, это даёт нам право признать её лжицей, самозванкой и еретичкой. Названная Жанна и сейчас утверждает, что её продолжает навещать архангел Михаил, ни никто из нас или охраны замка, ни разу не видел его и не слышал ничего постороннего в стенах Буврейского замка. На основании изложенного мы - святейший и справедливейший трибунал - приговариваем Жанну-Деву к смертельной казни через сожжение. Но, учитывая её искреннюю преданность церкви, мы решили обратиться к ней с увещеванием".
Эрар, стоящий рядом с Жанной, отступил на край помоста и, повернувшись к ней, заговорил: