***
- Вот он! - говорит Ленка.
Изя выходит из дверей лицея, стараясь держаться в самой гуще толпы. Он нервно оглядывается.
- Чует, голубчик, - злорадствует Августа. - Раз, два, взяли!
Они с двух сторон кидаются к Изе и подхватывают его под руки.
- Так я и знал, - уныло бормочет мальчик, - и какого чёрта я сюда припёрся… лучше прогулял бы…
- От нас не убежишь, милый мой, - ласково говорит Ленка.
- Отпустите! - Изя пытается вырваться, но они вцепились в него мёртвой хваткой.
- Я же нашёл вам камень!
- Ещё два…
- Ну уж нет! Дяденька, скажите им…
Мужчина в дорогом габардиновом пальто смотрит на них в явном затруднении.
- Сыночек, - причитает Августа, - ну не дури… пойдём с мамой…
- Теперь ещё и сыночек! Дяденька, никакая она мне не мама.
- Вот, - сокрушённо говорит Ленка, - опять у него припадок.
Мужчина сочувственно качает головой и ускоряет шаг.
- Не пройдёт, - внушает Августа. - Ты же знаешь. Какие у тебя права? Никаких!
Кому поверят? Мне поверят. Я преподаватель, солидная женщина. А ты кто? Ты ведь ребёнок… почти не человек…
- Я на вас в суд подам, - всхлипывает Изя.
- Пойди-пойди. Пожалуйся своему адвокату.
- Ну что вам опять нужно? - сдаётся Изя.
- Чёрт его знает… Он на тебя глаз положил. Куда ты - туда и мы.
- На рынок я еду. Понятно? Мама послала. У меня бар-мицва завтра.
- Поздравляю, - кисло говорит Ленка.
- Чего у него? - пугается Августа.
- В возраст он вступает. Праздник такой.
- Нашли что праздновать, - Августа мрачна до невозможности. - Плакать надо. Я бы на месте его родственников удавилась бы от горя. Ты на него посмотри; трусливый, слабый, мелкий… шибздик!
- Сама ты…
- Вы что, - удивляется Ленка, - с ума сошли?
- А чего она…
- Ладно. Забыли. Одним словом: ты на рынок - мы на рынок. Слияние трёх сердец…
- Мы же тебе не помешаем, - умоляет Августа, - мы же тебе сумки понесём…
- А… тогда ничего, - Изя сменяет гнев на милость, - тогда ладно.
- Ах ты, - шипит Августа, - мелкий, корыстный…
Ленка пинает её локтем в бок, и та замолкает.
На рынке Ленка хватает Изю за шиворот - иначе он, не прилагая особых усилий, потерялся бы в людском водовороте. Августа идёт впереди, прокладывая дорогу локтями.
- Куда? - деловито спрашивает она не оборачиваясь.
- Синенькие мне нужны, - говорит Изя, - баклажанчики синенькие, икру делать… потом рыба.
- Стоп, - говорит Ленка, одёргивая Изю на себя.
- Ну, чего?
- Рыба. Точно. "И повелел Господь большому киту поглотить Иону. И был Иона во чреве кита три дня и три ночи…" - Ты что, Ленчик, свихнулась? Какая это рыба? Это был кит. Кит его проглотил. Ну откуда тут киты?
- Между прочим, имеются разночтения. Кит-то человека ну никак проглотить не может. Он вообще не глотает. Он фильтрует.
- Тогда кашалот. Хотя, о чём мы вообще спорим? Можно подумать, тут есть кашалоты…
- Нет, - говорит Ленка, - точно, рыба. Проглотила она этот камень, он на это вчера и намекал. Потому что имеются исторические параллели - помнишь, гиппократов перстень.
- Поликратов.
- Ну, того мужика, который бросил его в море. А потом подали ему на стол рыбу, почему-то нечищеную.
- В том-то и дело, - качает головой Августа, - в том-то и дело. Принципиально неверный подход, потому что рыбу, милая моя, чистят дома. На Привозе её только покупают.
- Ага! - говорит Ленка. - Как же.
Она на миг выпускает Изин ворот, чтобы ткнуть пальцем в направлении жестяной вывески с указателем.
НОВАЯ УСЛУГА: чистка и потрошение всякой рыбы. быстро и недорого
***
- Так я куплю? - ноет Изя.
- Стой!
Они застыли у прилавка, жадно следя за каждым движением великолепного, блестящего ножа резника. Рядом с ними растёт куча перламутровых и багряных потрохов, над которыми в изобилии вьются тяжёлые зелёные мухи. Августа отмахивается от мух газетой.
- Женщины, - говорит резник, - я вас умоляю. Идите отсюда. Вы же мне клиентов отпугиваете.
- А мы что, - защищается Ленка, - мы ничего…
- Мы просто так стоим, - подхватывает Августа.
- Тётя Августа, отпустите. Не надо мне рыбы.
- Надо, - говорит Ленка.
- Тогда купите и пойдём отсюда. Я домой хочу.
- Стой, тебе говорят! Ну что там? - оборачивается она к Августе, брезгливо копающейся в потрохах.
- Пока ничего.
- Ну что вам нужно? - умоляет резник, - рыба вам нужна? Так возьмите рыбу. Даром отдам. Только уходите.
- Не бери, - говорит Ленка Августе, которая смотрит на узкие, плоские, круглые, чёрные, зелёные, серебристые тела с каким-то задумчивым, глубоководным интересом.
- Коту есть нечего, - виновато поясняет Августа.
- Я твоему коту "Вискас" куплю. Стой, не дёргайся.
- Приличная же с виду женщина, а в требухе два часа подряд роется…
- Дяденька, - неожиданно возникает Изя, - я возьму. Вон ту, здоровую.
- Ребёнка бы пожалели, - укоризненно говорит резник, - лица на нём нет. Бери, мальчик, бери. Даром бери.
- Убью мерзавца, - устало говорит Августа.
- Меня мама и так убьёт, если я без рыбы приду, - безразлично замечает Изя. - Из чего она будет фиш фаршированный делать? Из меня, что ли?
- Такое творится, а ты, - укоряет Августа, -…нашёл, когда эту свою бар-мицву устраивать.
- А я что, виноват? Она меня родила, а теперь хочет, чтобы всё как у людей было.
- На! - кричит резник, широким жестом кидая на мокрый, серебряный от чешуи прилавок здоровенную кефаль. - На, ирод! Только убирайся отсюда!
- Пусть почистит, - шмыгает носом Изя, - мама не так орать будет. А то придётся ей, на ночь глядя…
- Сейчас я тебе! - резник взмахивает ножом. Изя пятится назад, но нож, образовав в воздухе сверкающую дугу, уже врезается в белое рыбье брюхо. На Ленку летит чешуя, фонтан икры и один большой мокрый камень.
- Господи! - говорит Ленка.
Камень откатывается под прилавок.
- Он? - Августа пытается нырнуть под прилавок, но резник, расставив руки, загораживает дорогу.
- Куда? Куда лезешь?
- Августа, погоди…
- Да убери ты от меня эту бабу! - кричит резник Ленке, ошибочно принимая её за более нормальную.
- Дайте ей камень забрать, она уйдёт, вашей мамой клянусь!
- Ты мою маму не трогай!
- Изька!!!
Резник неожиданно замолкает. Лицо его заливает мертвенная бледность, и оно делается подозрительно похоже на рыбье брюхо. Щель рта открывается и закрывается - совершенно беззвучно.
- О, Господи! - бормочет Ленка. - Августа!
- Чего? - хрипит Августа из-под прилавка.
- Нашла камень?
- Нет ещё. Сейчас…
- Скорее…
Августа изворачивается, и камень выкатывается из-под прилавка, сверкая налипшей рыбьей чешуёй.
- Изька, хватай!
Изя хватает камень и тоже застывает, уставив бессмысленный взор в пространство.
- Мамочка! - наконец выговаривает резник, - что это…
Между лотками движется тёмный силуэт. Он ещё далеко, но даже отсюда видно, какой он огромный. Неуклюжее, громоздкое создание слепо тычется по овощному ряду, натыкаясь на грузовики с оптовым товаром, переворачивая хрупкие прилавки, путаясь в парусине тентов, постепенно приближаясь к рыбному ряду. Каждый его шаг сопровождается глухим чавкающим звуком, словно земля не хочет отпускать своё порождение.
- Августа! Скорее!
- Дамы, - с трудом выговаривает резник, - по-моему, это за вами.
- Господи, - Августа, наконец, выпрямляется, потирая поясницу, - что это?
- Голем! - соображает Ленка. - Кто-то напустил на нас голема.
- Этот твой… Гершензон! Кому бы ещё?
- На хрен сдался Гершензону голем? Он и так может! Это кто-то другой…
- Чёртов кузен! Рабби Барух!
- Вот те раз! - говорит Изя. Раскрыв рот и сжимая в кулаке камень, он медленно пятится в сторону трамвайной колеи.
Их сметает людской прилив. Торговки из овощного ряда в заляпанных зеленью халатах, мясники в окровавленных передниках, пёстрые цыгане, солидные дамы в турецких облегающих кофточках, нищие, побросавшие костыли, - все несутся от молчаливого создания, натыкаясь друг на друга…
- Он передумал, - верещит на бегу Ленка, - он не устоял! Оживил это чёртово чучело - теперь подгребёт под себя наши камни. Мы их ему сами на блюдечке поднесём. Кто же такое выдержит?
Голем медленно поворачивает тёмное безглазое лицо.
- Он нас ищет, - визжит Августа. - Нюхом чует.
- Хрен его знает, чем он чует. Бежим!
Они выскакивают на мостовую и отчаянно машут руками, но обезумевшие машины проносятся мимо, обдавая их потоками бензинового угара и тёплого воздуха.
- Сюда! - подпрыгивая кричит с противоположной стороны улицы Изя, - сюда! Тут проходной двор! Сюда!
Зачем-то пригнувшись, они кидаются через дорогу. Тормоза отчаянно визжат, где-то слышен глухой звук удара.
Подъезд воняет кошками, они пролетают его насквозь, выныривая во двор. Какая-то женщина, лениво развешивавшая бельё на галерее, в ужасе роняет на них мокрую простыню. Тяжёлая ткань облепляет их с головы до ног, и они трепыхаются под ней, изображая памятник восставшим героям броненосца "Потёмкин". Наконец Ленке удаётся отбросить усеянный прищепками край, и они вновь устремляются вперёд, волоча простыню за собой. За спиной голем колотится в дверную раму парадной - проём слишком узок для него.
Они заныривают под арку, пролетают насквозь несколько дворов, несутся вниз, по улице, ведущей к морю, мимо пустынной фабрики с выбитыми стёклами, мимо двух кариатид с отбитыми носами, мимо покорёженной акации, перепрыгивают канаву, разрытую пять лет назад, и оказываются на краю городского парка. Впереди, за деревьями, равнодушно синеет море, позади, далеко-далеко, слышится всё приближающийся тяжёлый топот.
- Ван Дамм… - говорит Ленка.
- Что? - устало спрашивает Августа, плюхаясь на парапет.
- Ван Дамм, Жан Клод. В фильме "Некуда бежать".
- Таки да, - соглашается Августа.
- Чёртов рабби Барух. Я так и думала. Он что, сумасшедший, - упустить такую возможность? Такую власть?
- Нет, - Августа сегодня на редкость сговорчива, - во всяком случае, не настолько…
- Уж не знаю, что эта его штука собирается с нами делать, но что-то очень паршивое.
- Ага…
- Изька, а ты как думаешь? Ты, часом, не специалист по големам? Чему вас в хедере учат? Эй, ты чего?
Изя стоит на парапете и что-то шепчет, глядя на судорожно сжатый кулак.
- Смотри-смотри! - Ленка хватает Августу за руку. - Он пытается…
- Боже мой! - в свою очередь, кричит Августа. - Там! Боже мой!
Полоса тумана над морем начинает уплотняться, пучиться, и наконец из неё выезжает гигантская молчаливая фигура на чёрном коне. Воздух вокруг неё дрожит и колеблется, и оттого кажется, что пропорции фигуры как-то странно нарушены.
- Боже мой! - надрывается Августа, - он вызвал Всадника Апокалипсиса! Это же конец света!
Изя, приплясывая на парапете, начинает отчаянно размахивать руками.
- Нет, - говорит Ленка, у которой зрение получше, - что-то не то. Это…
Батюшки-светы! Адонаи! Майн Рид!
- Майн Готт? - услужливо подсказывает Августа.
- Да нет! Майн Рид! Это же Всадник без головы. Представляешь! Он натравил на голема Всадника без головы.
- Наверное, он его в детстве больше всего боялся, - резюмирует Августа, - придумал самое страшное, что только мог.
Всадник выезжает из тумана, сизые клочья расползаются на мощной груди лошади, он молча проезжает мимо них, сжимая в распухшей руке голову в сомбреро и, равнодушно глянув в их сторону мёртвыми глазами и дёрнув поводья свободной рукой, движется в направлении голема. Теперь им видно, какой он огромный - стремена болтаются где-то на уровне верхушек акаций. Копыта тяжело цокают по булыжной мостовой, вдали раздаётся глухой шум, словно на землю валится что-то огромное и липкое, скрипят, шатаясь, акации под внезапным порывом ветра, и всё стихает.
Ни голема, ни всадника…
- Ты смотри, как малый-то управился! - восхищается Ленка.
- Очень хорошо, - Августа осторожно переводит дух, - а теперь…
Изя поднимает голову и смотрит на них как-то очень задумчиво.
- А фиг вам "теперь", - спокойно говорит он.
- Изя! Изька, паршивец! Отдай камень!
- Не отдам, - орёт Изя, отчаянно сжимая кулак, - я теперь посредник! Пусть сделает, чего я хочу.
- Изенька, - медовым голосом говорит Августа, - а чего ты, сукин сын, хочешь?
Земля под ногами начинает мелко трястись, кромка горизонта заволакивается мутным дымом.
- Не ваше дело! Вы… вы две старые, трусливые дуры!
- Ах, ты!
- Сю-сю, му-сю… Пусть ляжет, пусть упокоится.
На всякий случай он отбегает подальше и останавливается на холме, что-то приговаривая. До Ленки доносится: -…И перекуют мечи на орала, и копья свои на серпы, не поднимет народ меча и не будет более учиться воевать…
- Что он там бормочет? - тревожно спрашивает Августа.
- Сукин сын! Они в своём хедере, видно, как раз дошли до пророков. Таким нельзя давать Тору в руки…
- Не поняла.
- Он царство Божие на земле устанавливает. Ну и размах!
Море начинает гулко гудеть, будто там, внизу, бьёт огромный барабан. -…А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и нищего, и пришельца угнетают несправедливо…
- Господи! - Ленка ни с того ни с сего начинает механически бормотать: -…Небеса истреплются как дым, и земля обветшает как одежда…
- Лена, прекрати!
- Не могу… и побледнеет луна и устыдится солнце…
На солнце медленно наползает чёрный круг, по земле проносится порыв холодного ветра…
- И горы сдвинутся, и холмы падут…
- Леночка, умоляю!
- Это не я… оно само… И войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа, и от славы величия его, когда он восстанет сокрушать землю…
Ох, Господи, что же это я!
- Живые, - орёт Изя тем временем, потрясая воздетыми к небу кулаками, - отделитесь от мёртвых!
- Оставь, сволочь, - орёт опомнившаяся Ленка, осторожно, боком надвигаясь на Изю. - Отпусти Гершензона!
- Сейчас! Оставил! Чтобы вы в камушки играли, две задницы бестолковые? Зяма, бандит, и то лучше вас! Он хорошего хотел…
- Да у Зямы просто крыша поехала! Иерусалимский синдром! Мания величия!
- Изенька, не надо. Это не нашего ума дело! -…И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины, и возобновят города разорённые, оставшиеся в запустении от древних родов…
Огромное дерево с треском рушится, цепляясь за провода. Во все стороны летят искры. Вывороченные корни угрожающе протягиваются в сторону Ленки и начинают медленно шевелиться.
- Ой, мамочка… -…Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу, равняйте, равняйте дорогу, убирайте камни, поднимайте знамя для народов!..
Неожиданно воздух расступается, и на парапете возникает чья-то фигура. Какое-то время она балансирует, пытаясь удержаться на пляшущих камнях, потом с её протянутых ладоней вырываются снопы искр и летят в сторону Изи. Изя отпрыгивает, демонстрируя хорошую реакцию.
- Смотри! - Ленка хватает Августу за рукав. - Это же тот, из Совета Девяти…
Новоприбывший вновь поднимает руки, но парапет, выгнувшись горбом, сбрасывает его на землю. Он откатывается, вновь вскакивает на ноги.
- Бабы! - орёт председатель. - Пригнитесь!
Ещё один сноп искр, на этот раз изумрудно-зелёных, летит на Изю. Мальчик застывает с поднятыми руками, потом падает на бок, замирает и лежит неподвижно.
Земля, охнув в последний раз, успокаивается, ветер стихает, пурпурная мгла над морем рассеивается.
- Вы его убили, - всхлипывает Ленка, бросаясь к Изе.
- Чёрта с два, - устало говорит председатель. - Вырубил немножко. Сейчас очнётся…
Он нагибается над распростёртой на земле фигуркой и носком добротного кожаного ботинка отшвыривает в сторону камень, выпавший из раскрывшейся ладони.
- Забирайте ваше добро.
Ленка хватает камень. Он раскалён и жжёт ладонь, но она боится выпустить его из рук.
Изя постепенно приходит в себя: он медленно поднимается с земли и тоненько всхлипывает.
- Ну, - вздыхает председатель, - что ты тут сотворил, сучок сикоморин?
- Я хотел, как лучше, - плачет Изя, тряся острыми плечами.
- Всё от таких, как ты, - устало говорит Августа, - от таких вот маменькиных сыночков с комплексами. Иллюзии у них. Кормят вас в детстве манной кашей, а потом у вас появляются идеи. Вы же хуже бандитов - у вас размах…
- Аваддон его подери, - говорит председатель, отряхивая испачканные землёй колени, - чуть руку не вывихнул.
Изя плачет.
- Воинство небесное напустил, проклятущий. Кем ты себя вообразил? Тоже мне, архангел Метатрон… Ладно, забирайте камень и валите отсюда, пока вас не арестовали за нарушение общественного спокойствия.
- А рабби Барух? Голем?
- Барух вас больше не потревожит. Я с ним разобрался.
- Как? Как Али-Баба с Зямой?
- Ну, не совсем… но в общем, да, что-то в этом роде.
- Всё равно, - решительно говорит Августа, - всё равно. Не буду я у себя эти чёртовы камни держать. Вы чего хотите? Чтоб у меня дом загорелся?
- Ничего с вами не будет, - председатель окидывает Ленку с Августой презрительным взглядом. - Калибр не тот.
- А…
Но председатель уже исчезает во вспышке белого пламени.
- Доволен? - мрачно спрашивает Ленка.
Изя вытирает рукавом нос и сопит.
Они медленно идут обратно в город. На месте фабрики - груда кирпичей и покорёженной арматуры, на земле - пятна липкой зелёной слизи… Где-то вдалеке отчаянно воет сирена.
- Калибр не тот, - фыркает Августа. - А у этого паршивца, значит, тот калибр…
- Тебе мало? Мы и со своим-то делов натворили. Зяму замочили, музей взорвали.
Теперь вот Привоз разнесли.
- И фабрику, - подсказывает Августа.
- Фабрика не в счёт. Она и так под снос. Но дальше-то что… Город ведь жалко.
- Жалко. Хороший был город, - меланхолично соглашается Августа.
- Ну почему, - жалобно говорит Ленка, - почему всё с таким шумом. Почему просто нельзя поднять с земли камень, и…
Она нагибается, поднимает камень.
- Вот так поднять… Боже мой! Изька! Изька!
Изя с опаской приближается.
- Ну, чего?
- Это буква или что?
- Это буква "алеф", - мрачно говорит Изя. - А где вы его взяли?
- Да вот тут лежал.
Изя вздыхает.
- Не иначе как ангелами служения, - комментирует он, - доставлен этот камень сюда.
- Говори по-человечески. Хватит с меня этой мутотени. Такси! Такси!
Они вновь выскакивают на проезжую часть, приплясывая перед проезжающими машинами.
- О! - говорит давешний шофёр, притормаживая и высовываясь из окна: - Это опять вы? Куда едем?
- Сначала в Аркадию, - говорит Августа, плюхаясь на сиденье. - Потом на кладбище.
- Что-то вы туда зачастили, - замечает шофёр.