Она устала и закрыла глаза. А минуту спустя, по обыкновению, уже спала. Казалось, чем больше удовольствия ей доставляла передача, тем сильнее ее клонило ко сну. Прядь волос упала ей на лоб. Дыхание стало ровным. Анна посмотрела на отца. Его, видимо, тоже одолевал сон - голова упала на грудь. Он то и дело вздергивал ее, словно пронзенный электрическим током, таращил глаза, распрямлял спину. Весь первый акт он боролся таким образом со сном, но во втором - во время монолога виндзорского горожанина Хью - окончательно заснул, сомкнув веки, приоткрыв рот. А Фальстаф и его соотечественники продолжали кричать и жестикулировать на экране перед двумя спящими. Анна подумала, не убавить ли звук, но малейшее движение могло разбудить мать. И она так и осталась сидеть, время от времени продергивая иголку сквозь дырочки канвы. Крупный стилизованный узор, выдержанный в блеклых тонах. Когда работа будет закончена, она накинет вышивку на кресло Эмильенны. Но доживет ли до этого дня мать? Анна задала себе этот вопрос, и словно что-то надломилось у нее в груди. Отведя взгляд от экрана, она посмотрела на спавших друг возле друга родителей. Один профиль - бледный, изможденный, другой - плотный, цветущий, здоровый. Одна, по сути дела, уже почти не существовала в этом мире, а другой не отдавал себе отчета в том, какая его ждет пустота. И Анна со страхом подумала; "Что я буду с ним делать, когда ее не станет?"
***
Сидя в одежде на краю ванны, Пьер с неодобрением рассматривал свои ботинки - с них совсем сошел блеск. Конечно, он мог сказать Луизе, чтобы она их начистила. Но отдать распоряжение, даже самое пустячное, было выше его сил. Ему, конечно, нравилось, когда за ним ухаживали, но он ненавидел отдавать распоряжения. Ему казалось, что навязывая свою волю другим, он превышает свои права и ущемляет более слабое существо, нанося удар по его человеческому достоинству. Во всяком случае, это служило предлогом, чтобы не брать на себя никаких обязательств по дому. Когда Эмильенна была еще здорова, она подшучивала над его неспособностью что-либо приказать. Пьер подобрал валявшийся грязный носок и стал до блеска начищать им ботинки. Так ведь оно проще! Затем он погляделся в зеркало над раковиной. Вид тщательно выбритых, розовых щек преисполнил его уверенности, что со здоровьем все в порядке.
Утро было отличное. И Пьера охватило желание выйти на свежий воздух, пройтись. Эмильенна задремала вскоре после того, как Анна ушла на работу. Газету он от начала до конца прочел за завтраком. Доктор придет только в полдень. Больную, правда, нельзя оставлять одну - в таком случае пусть Луиза посидит с ней, а он отправится за покупками...
В восторге от собственного решения он вышел на кухню: Луиза начищала серебряный кувшинчик, которым никто никогда не пользовался. "Лучше бы она почистила мои ботинки", - подумал Пьер с раздражением. Ему даже захотелось так ей и сказать. Но вместо этого он лишь сообщил, что пойдет вместо нее в магазин.
- Как угодно, мосье. Вот вам список, - сказала она, вручая ему клочок бумаги, на котором Анна нацарапала несколько слов. - Надо купить филе соли для мадам и дораду. Но дораду - побольше, чтобы и на ужин осталось...
- Я разберусь. Мадам сейчас спит. Заглядывайте время от времени к ней в комнату.
- Ну конечно, мосье.
Она протянула ему черную пластмассовую сумку для продуктов. Он нехотя взял ее и незаметно оставил в прихожей на деревянной консоли с потрескавшейся золотой краской.
Оживление, царившее на улице Сены, отвлекало его от собственных мыслей. Любитель истории улиц, он знал прошлое большей части домов в этом районе. Там, где другие просто сталкивались с неизвестными современниками, он приветствовал знаменитых французов прошлого: королеву Марго в ее садах, Арманду Бежар, неверную вдову Мольера, мертвенно-бледного Бодлера, иссохшего, с безумным взглядом - призрак чарующий и зачарованный, Жорж Санд в мужском костюме, широкобедрую, с глазами египетской танцовщицы... По обыкновению, он заглянул в книжный магазин Коломбье, где - призрак среди призраков - царила бледная до прозрачности мадам Жироде, женщина без возраста. Белая кожа, белые волосы, жабо и даже глаза - она производила впечатление человека, занимающегося не столько продажей книг, сколько просвещением читателей. Прекрасно знающая старый Париж, она пренебрегала сумятицей современного литературного мира и всецело посвятила себя изучению отголосков прошлых времен. Пьер осведомился, сумела ли она достать книгу одного англичанина о Париже времен падения Империи под названием "Paris,during the Interesting Month of July,1815"
- Нет еще, мосье Предайль. Но я не теряю надежды. Один из моих корреспондентов в Бордо сообщает, что напал на ее след. А как чувствует себя ваша супруга?
- Не лучше, но и не хуже. Если вы найдете другие любопытные работы о Париже времен Империи, написанные иностранцами...
- Я ищу, ищу... Вас не интересует записная книжка времен Революции?
Он полистал записную книжку, поколебался, порылся в других книгах и в конце концов ушел от мадам Жироде с пустыми руками.
По мере того, как он приближался к бульвару Сен-Жермен, торговцы картин и антиквариата уступали место продуктовым магазинам. На углу улицы Бюси перед лотками толкались домохозяйки. Казалось, в мире вдруг не осталось никого, кроме женщин, озабоченных тем, как накормить свою семью. Сосредоточенные лица, зажатые в руках сумки. На перекрестке грузовики образовали пробку. Пьер медленно брел по тротуару среди шумной толпы. Из большого молочного магазина пахнуло ароматами всех тридцати шести сортов сыра, которыми здесь торговали. В нем пробудился голод. Он принялся припоминать деликатесы, словно за его плечом в ожидании заказа стоял, склонившись, метрдотель. Как давно они с женой не были в ресторане! Первая остановка - булочная. Он купил длинный батон свежего хлеба. Если бы с ним была Эмильенна, она уж непременно отщипнула кончик и сгрызла хрустящую корочку. Она любила вот так пожевать чего-нибудь до обеда, точно еда становилась вкуснее, если она ела не в установленные часы. За столом она отказывалась от вина, а через минуту брала у него бокал и выпивала. Сколько раз по воскресеньям они обходили вместе магазины на этой улице! И всякий раз под конец заглядывали к цветочнице. Эмильенна покупала большие охапки полевых цветов. "Куда так много! - говорил он. - Что ты будешь с ними делать? " Дома она молча, проворно расставляла всю эту уйму цветов по вазам. И в квартире внезапно расцветали радостные краски весны, лета, осени. А эта ее страсть к бриджу! Они часто собирались по воскресеньям то у себя дома, то у Клардье. Расставляли два, а иной раз и три стола. И с обеда до вечера сидели за картами. Случалось, играли даже до поздней ночи, проглотив холодный ужин между двумя партиями. Эмильенна не любила проигрывать, хотя никогда не считала денег. Человек она по натуре была безалаберный, но раз в месяц принималась наводить в доме порядок. И после этого ничего не могла найти.
В рыбном магазине оказалась уйма народу. Пьер стал в очередь. Взгляд его скользил по множеству рыб, разложенных рядами, - бледное брюхо, круглый глаз, разинутый рот. Горластые продавцы с красными руками орудовали среди них. Дама, стоявшая перед Пьером, купила уже приготовленные для духовки раковины Сен-Жак. Он незаметно рассматривал ее. Высокая, стройная, элегантная дама, с пепельно-седыми волосами, в брюках и бежевой куртке. У нее был удивительно тонкий профиль. Из магазина она не вышла, а словно выскользнула.
- Ваша очередь, мосье, что угодно?
Пьер вздрогнул и поспешно заглянул в бумажку.
- Филе соли и дораду.
Затем он купил кофе, салату, бутылку минеральной воды и бутылку вина. Но не мог все это забрать. И пожалел, что не взял сумку. Хлеб у него разломился пополам. Торговец вином, посочувствовав, дал ему картонку. Выйдя на улицу, Пьер наткнулся на женщину в бежевом брючном костюме, купившую раковины. Незнакомка проплыла перед ним, величественная и ко всему безразличная.
Он вернулся домой, нагруженный покупками, с мокрым, вспотевшим лбом. На площадке третьего этажа он вдруг подумал, что мог бы купить немного цветов для Эмильенны, но в уличной суматохе эта мысль не пришла ему в голову. А сейчас вот ключ не достать в кармане. Весь изогнувшись - одно плечо выше другого, - он тщетно шарил и шарил. В конце концов пришлось положить пакеты на пол - иначе не открыть дверь.
- А у нас доктор, - сказала Луиза.
- Как! - воскликнул Пьер. - Он же собирался зайти не раньше двенадцати!
Он постучал в дверь спальни - по обыкновению слегка, еле слышно. Ему ответил голос Эмильенны, на удивление ясный и бодрый:
- Входи!
Она всегда оживлялась во время визитов врача. Доктор Морэн, сидя за маленьким столиком, выписывал рецепт. Это был человек еще молодой, но в очках, с утомленным лицом, обрамленным белокурыми бакенбардами, и с намечающейся лысиной. Эмильенна находила - бог знает почему, - что он потрясающе "породист" и обладает огромным обаянием.
- Зачем ты выходил? - спросила она, пока он пожимал доктору руку.
- Купить продукты для обеда.
- Что за странная идея!
Она сидела в постели, накинув на плечи белую шерстяную шаль, и смотрела на него таким пронзительным взглядом, что он почувствовал, как краснеет. Вот уже тридцать пять лет она читает все его мысли. Но она улыбнулась, и у него сразу отлегло от сердца.
- Доктор, - сказала она, - мы пригласили на обед друзей во вторник. Смогу я, по-вашему, встать?
- Да, конечно, мадам, - сказал врач. - Почему бы и нет?...
- Но только не отменяйте, пожалуйста, уколов. Они мне так облегчают жизнь!
- Не беспокойтесь.
- Когда вы снова зайдете?
Она говорила мелодичным, слегка приглушенным голосом. Ее исхудавшее больное лицо освещала жалкая кокетливая улыбка. Провожая доктора Морэна, Пьер спросил в прихожей:
- Вы действительно думаете, что она сможет встать во вторник?
- Откровенно говоря, нет, - ответил врач. - Но если ей захочется, ни в коем случае не мешайте. Пусть встанет, хотя бы на пять минут.
Пьер был совершенно сражен, хотя и не ожидал иного ответа.
- Он просто прелесть! - сказала Эмильенна, когда Пьер вернулся к ней в спальню. - Подумай, сам сделал мне укол!
Тут появилась Анна, и Пьер сразу почувствовал облегчение. Он мог только восхищаться мужеством дочери, которая так умела скрывать свои чувства. В ее присутствии легче было поддерживать повседневную ложь. Можно было не думать - просто следовать установленным правилам игры. Эмильенна с блестящими глазами повторила то, что ей сказал врач. Анна сделала вид, что обрадовалась:
- Вот видишь, Мили, дело у тебя идет на лад. Да так оно и должно быть. Просто ты ослабла от того, что так долго лежишь в постели.
Она очень спешила, так как назначила встречу в половине третьего у себя на работе. Луиза принесла больной еду на подносе. Отварное филе мерлана.
- Филе соли не оказалось, - оправдываясь, пояснил Пьер. - Поэтому я купил мерлана...
Ни одна из женщин слова не сказала. Как всегда, он только зря волновался. Что за глупая привычка из мухи делать слона! Пока Эмильенна ела рыбу, Пьер и Анна прошли в гостиную. Обычно они обедали там за круглым столом у окна, а примыкавшей к этой комнате столовой со времени болезни Эмильенны не пользовались. Шесть стульев с высокими спинками, обитых рыжеватой кожей, стояли вдоль стены, напоминая о счастливых, безвозвратно ушедших временах.
Луиза на этот раз превзошла себя: запеченная в духовке дорада таяла во рту. Пьер выпил большой бокал сухого вина, подложил себе еще рыбы и сказал:
- Знаешь, Анна, я думаю, мне не стоит идти туда в пять часов. Я позвоню и скажусь больным.
- Ну нет! Клардье так старался устроить тебе это свидание в СЕПе. Ты не имеешь права, хотя бы из уважения к нему, отказываться в последнюю минуту. Тем более, что тебе могут предложить что-нибудь весьма интересное.
- Ну, в этом-то я сомневаюсь.
- Разве можно знать заранее?
Пьер грустно улыбнулся. Вот уже полгода он тщетно искал работу. Никто не хотел брать человека его возраста. Последнее время он служил на половине оклада в Обществе организации и статистики, но оно закрылось. К счастью, у Эмильенны было немного денег, полученных в наследство от матери. На проценты с этого капитала, часть которого была вложена в акции, а другая - в доходный дом, они и жили. Да еще Анна в начале года получила прибавку.
- Знаешь, отец, - возобновила она разговор, - я считаю, что в последнее время ты совсем раскис. Нельзя же сидеть без всякого дела!
- Но понимаешь, моя милая, - сказал он мягко, - я человек уже конченый.
- Ты? Да ты в великолепной форме!
- Внешне, возможно... Но внутри... Я чувствую себя таким старым, усталым, изношенным... С тех пор, как заболела Эмильенна, мне уже ничего не хочется...
Ему доставляло странное удовольствие жаловаться дочери на свою жизнь. Он как бы раздевался перед ней, обнажал свои скрытые раны. Но у Анны это вызвало лишь раздражение.
- Прошу тебя, отец, не старайся быть несчастнее, чем ты есть! Я тоже беспокоюсь и тоже глубоко несчастна, но я стараюсь держать себя в руках...
- Ты молода.
- Тебе непременно надо пойти на это свидание.
Ну, хорошо, хорошо, я пойду...
Он подумал и нерешительно добавил:
- А как, ты думаешь, мне следует одеться?
- Вот так, как сейчас, - вполне хорошо. Да, кстати, я не буду сегодня ужинать дома.
Он посмотрел на нее с удивлением:
- Ты куда-то идешь?
- На концерт с друзьями.
- А кто же сделает укол Мили?
- Я буду дома, как всегда, в половине седьмого. - Она взглянула на свои часы и добавила: - Ну, я побежала.
- Ты не будешь есть фрукты? - спросил отец.
- Некогда!
Она вскочила - живая, стройная, как спущенная стальная пружина. Сколько энергии в этом хрупком теле!
- Анна, милая! - раздался из-за двери голос Эмильенны. - Поправь мне подушки!
***
- Именно этого я и боялся. Смехотворное предложение! Жалкие комиссионные! Если бы я еще имел какой-то опыт оптовой торговли бумагой! А то ведь все надо начинать сначала! Что бы они ни говорили, а это все равно, что ходить по домам! Благодарю покорно, я отказался...
- И был прав, - сказала Эмильенна.
Анна, только что сделавшая укол матери, не одобрила его, но и не осудила. Конечно, он бы оказался в затруднительном положении, если бы ему предложили что-то приличное. Ничего он так не боялся, как перемен. Пусть лучше плохое статус-кво, чем соблазнительная авантюра. Его призвание - окружать заботами Мили. И как Анна не может этого понять? Но Анна поняла его. Она улыбнулась ему. Победа! Он подошел к дочери и поцеловал ее.
- Ты должен позвонить Клардье, - сказала она, убирая в коробку шприц.
- Ты считаешь, что это нужно?
- Необходимо. Ведь это он рекомендовал тебя в СЕН. Надо, по крайней мере, сообщить ему о результатах твоего визита.
- Ты права, - сказал он. - Я сделаю это завтра.
- А почему не сегодня вечером?
- Да вряд ли он будет дома.
- А ты попробуй.
Он повиновался. На другом конце провода контральто с испанским акцентом ответило, что ни мосье, ни мадам нет и что они не будут ужинать a la casa. Пьер обрадовался этой отсрочке: разговор с Клардье предстоял щекотливый. Клардье принадлежал к той категории людей, которые стремятся оказывать услуги, даже когда их об этом не просят. Он будет упрекать Пьера, что тот не смог отстоять своих интересов, и пообещает поговорить на этот счет с генеральным директором СЕПа в течение ближайших двух дней или же предложит устроить ему свидание с тем или иным высокопоставленным лицом, у которого наверняка для него, Пьера, окажется место. Для Пьера это выльется в новые визиты, пере-говоры, ненужные увертки. А так - он вроде бы сделал все, что от него требовалось. И с сознанием собственной безупречности он спокойно вернулся к Эмильенне, которой Анна принесла на подносе ужин.
Накормив мать - все те же маленькие сандвичи из белого хлеба с ветчиной, - Анна пошла переодеваться. Когда она вернулась - причесанная, подкрашенная, в шерстяном сливового цвета платье, отделанном тонким шелковым шнуром того же цвета, на лице Эмильенны заиграла улыбка: ей было явно приятно, что дочь так выглядит.
- Ах, как я тебе завидую! - вздохнула она. - Если бы я могла пойти с тобой!..
Пьер быстро поужинал на кухне и, вернувшись, сел подле жены в кресло перед телевизором. Оба вскоре задремали - где-то в середине передачи о Рубенсе. Проснувшись первым, Пьер на цыпочках вышел, мигом умылся и надел чистую пижаму в синюю и белую полоску. Он только собирался нырнуть в постель, как Эмильенна открыла глаза, улыбнулась и пробормотала:
- Опять эта пижама!.. Надо будет сказать Луизе, чтобы она разрезала ее на тряпки - чистить металлическую посуду!..
- Чем тебе не нравится моя пижама?
- У тебя в ней вид каторжника из кинофильмов!
- Тебе не нравится мой серый костюм, тебе не нравится моя полосатая пижама... Что же тебе нравится?
- Даже не знаю. Пожалуй, твоя кремовая пижама.
- Я берегу ее для особых случаев.
Она приподняла брови и спросила хрипловато-насмешливым тоном:
- Для каких особых случаев, Пьер?
- Если, например, мы с тобой отправимся путешествовать.
Он сказал это не подумав. И почувствовал, как у него сжало горло.
- Ты хочешь, чтобы я сменил пижаму? - поспешно спросил он.
- Да.
Он выполнил ее просьбу. У кремовой пижамы были слишком длинные рукава.
- Ты выглядишь бесподобно! - сказала она.
Он выключил телевизор и лег под одеяло. Сегодня Эмильенна казалась менее раздражительной, чем обычно. Может быть, потому, что они были вдвоем? Ничего не поймешь с этой болезнью - одни сплошные неожиданности!... Пьер придвинулся к жене.
- Позволь мне обнять тебя, - прошептал он. - Вот так... Тихонько... Подержать хоть несколько минут... Так хорошо, когда мы вместе!..
Она прильнула к нему. До чего же она стала худенькая! Казалось, прижми ее чуть покрепче - и косточки хрустнут. Он обнял ее за плечи. Теплота ее тела волновала его. Ей было двадцать пять лет. И от волос се все так же пахло чем-то пряным.
- Если бы ты знала, как я тебя люблю! - прошептал он.
И вдруг безмерная радость охватила его: она выздоровеет! Конечно, выздоровеет, уж он-то знает это лучше, чем кто-либо. Вопреки всем доводам разума.
Она слегка шевельнулась, высвобождаясь из его объятий. И прошептала:
- Пьер, я хотела тебе сказать... Ты ворочаешься ночью, храпишь... Это неудивительно, когда у человека крупный нос... А мне так нужен отдых!.. Нам лучше спать отдельно...