Тем временем Анна набрала номер "скорой помощи" . Естественно, Лоран и Гуннар ничего в этом не смыслят и не способны помочь женщине в таком положении. Поэтому сопровождать шведку в больницу придется ей. А мужчины поедут потом. Она сказала об этом Лорану, и он согласился.
- А как же твоя работа? - робко вмешался Пьер. - Может быть, мне позвонить и предупредить, что ты задержишься?
- Не нужно, - сказала она лаконично. - У меня на утро ничего не назначено.
- Но ты вернешься к обеду?
- Конечно!
"Скорая помощь" уже подъехала. Два санитара спустили Ингрид на носилках с седьмого этажа. Анна села с ней в машину. Улица оказалась забитой. Машина с трудом продвигалась вперед. Шофер без конца сигналил. Сидя возле шведки, Анна время от времени улыбалась, чтобы подбодрить молодую женщину. У нее было такое ощущение, что ее жизнь покинула привычное русло и теперь течет где-то параллельным курсом по незнакомой местности. Какая игра случая заставила ее покинуть изголовье матери и очутиться у изголовья этой незнакомки? Или ее удел - вечно ухаживать за больными? За матовыми стеклами машины гудел город. Ингрид пошевелила ногами под шерстяным коричневым одеялом. Лицо ее исказилось от боли. Зубы стучали. Анна взяла ее за руку. Она видела, как страдает эта крупная белокурая женщина, но жалости к ней не испытывала. Машина переехала через канал, замедлила ход, остановилась; дверцы отворились, и волна холодного воздуха обдала Анну.
Люди в белых халатах унесли шведку. Анна внезапно осталась одна. Направляясь к воротам, она увидела Лорана и Гуннара, спешивших к ней навстречу. Как быстро они добрались! Она, правда, потратила некоторое время на выполнение формальностей.
- Ну, как дела? - спросил Лоран.
- Ею уже занялись, - ответила Анна.
- А, ну хорошо. Не знаю, что бы мы без вас делали. Мы с ним останемся здесь, чтобы быть в курсе.
Гуннар в знак подтверждения мотнул бородой. Анна оставила их посреди двора, жалких и растерянных.
Как только она появилась на работе, к ней кинулись оба художника Брюно и Каролюс. Господин Куртуа пожелал взглянуть на макеты обложек для Гойи. Они ему не понравились, и он потребовал срочно представить новые варианты. Брюно и Каролюс набросали кое-что и ждали прихода Анны. Она посмотрела и нашла новые макеты безобразными. Придется "переосмыслить задачу", следуя любимому выражению господина Куртуа. Она оставила художников работать и закрылась в своем застекленном кабинетике, чтобы, в свою очередь, поискать решение. Ее карандаш летал по бумаге. Она пробовала вариант за вариантом - по-разному располагала буквы, меняла их величину, передвигала портрет Гойи. За это время раз двадцать звонил телефон, прерывая ее работу. Наступил полдень, а она так и не нашла ничего оригинального.
Домой она отправилась, как всегда пешком и застала мать еще более обессиленной и взвинченной, чем утром. Укол. Затем обед на скорую руку. И снова - светлый кабинетах, где она исчерчивала листок за листком, в то время, как художники ходили туда-сюда за стеклянной стенкой. Наконец, она придумала нечто приемлемое. Отдала эскиз Брюно и стояла за его спиной, пока он делал макет обложки в натуральную величину. Господин Куртуа, так ничего и не дождавшись, явился сам в мастерскую и тоже склонился над чертежной доской. На этот раз его приговор был положительным. Стали обсуждать краски. Тут снова победила точка зрения Анны: в издательстве с ее мнением явно все больше и больше считались. Она удивилась, почувствовав, что эта маленькая профессиональная удача радует ее. Как будто она услышала приятную новость, изменившую ей настроение на целый день.
Выйдя с работы, она заглянула к "Старине Жоржу" и выпила бокал "мюскаде" у стойки. Дома Мили дремала. Пьер у ее изголовья листал "Исторический справочник улиц Парижа", а Луиза собиралась уходить.
- Не появлялся наш новый жилец в мое отсутствие? - спросила Анна.
- Нет, - ответил Пьер. - А что?
- Мне интересно было бы знать, как там эта молодая женщина.
Она поднялась на седьмой этаж и постучала в дверь под номером 11. Открыл Лоран.
- Ну как? - спросила Анна.
- Да неважно, - сказал он. - Пришлось сделать кесарево сечение. Ребенок родился мертвым.
Анна посмотрела на Гуннара, который с унылым видом стоял в глубине. Он беспомощно развел руками.
- Ужасно! - сказала она.
- Ну, в их положении может, так оно и лучше, - буркнул Лоран.
- А она... она-то как?
- Ничего. Как только она поправится, они уедут домой.
Кровать была застелена. Анна резким движением откинула одеяло - под ним оказалась запачканная кровью простыня.
- Это надо снять, - сказала она.
- Мы как раз собирались.
Анна содрала с постели обе простыни, свернула их в комок и положила в угол на пол.
- Тут недалеко автоматическая прачечная, - сказала она.
- Да, да, я знаю...
- Есть у вас простыни на смену?
- Нет... но это не обязательно.
- Я одолжу вам пару простынь. Пойдемте.
Лоран пошел с ней. Она оставила его на кухне, а сама отправилась искать простыни в бельевом шкафу. Когда она вернулась, он стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Анна достала бутылку сухого вина и два бокала: вдруг ужасно захотелось пить!
- Нет, спасибо, - сказал он. - Я не пью вина.
Она посмотрела на него с любопытством.
- Вы что же - аскет?
- Да нет. Но у каждого свои вкусы. Я бы лучше выпил воды.
- Можете вообще ничего не пить, если не хотите.
- Но я люблю воду, - возразил он.
Анна открыла холодильник и достала бутылку минеральной воды. Она всегда держала несколько бутылок про запас для матери.
- Ах, нет, только не эту мертвечину! - воскликнул он.
Он взял у нее бокал, наполнил под краном и поставил рядом с бокалом сухого вина. Анна толкнула дверцу холодильника, и он захлопнулся мягко и плотно, причмокнув резиной. Они выпили одновременно, она - вино, он - воду. Она хотела было спросить, как они теперь собираются питаться там наверху: ведь обычно готовила, наверно, Ингрид. Но удержалась, не спросила. Собственно, почему он стоит здесь - между холодильником и кухонным столом? Надо было пригласить его в гостиную. Но теперь уже поздно.
- Вы живете с отцом? - внезапно спросил он.
- Да, и с матерью. - И, помолчав немного, она добавила: - Моя мать тяжело больна.
Напрасно она это сказала. Теперь он сочтет необходимым расспрашивать ее. Но он молчал. Быть может, не расслышал, что она сказала? Она налила себе второй бокал. А он продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу. Невысокий, с острыми чертами лица, худобу которого лишь подчеркивал яркий свет, падавший с потолка.
- Вы работаете? - спросил он наконец.
- Да, - ответила она. - А вы?
- Я? Я перепробовал три дюжины профессий. А сейчас устроил себе передышку... Подыскиваю что-нибудь... Не спеша... Я из тех, кого называют неудачниками...
- Вы не учились после школы?
- Учился. Год в Школе декоративного искусства...
- Так вы рисуете?
- Как курица лапой.
Она улыбнулась.
- А почему бы вам не попробовать рисовать для рекламы?
- Надо будет подумать. А что делаете вы?
- Я работаю в одном издательстве, в отделе оформления книг.
- В каком издательстве?
- "Гастель".
- А, вот как... А ваш отец?
- Он, можно сказать, отошел от дел...
- Мечта моей жизни! - воскликнул он, широко разведя руками. И тотчас посерьезнев, добавил: - Через несколько дней я, наверно, вернусь в тот гараж, где я работал мойщиком машин... Там у меня еще остался один приятель...
В кухню вошел Пьер с книгой под мышкой.
- А, ты здесь, Анна, - сказал он. - Я не слышал, как ты вернулась.
С Лораном он поздоровался наклоном головы. Тот не спеша выпрямился. Рука Пьера потянулась к бутылке. Наливая вино в бокал, он осведомился, как чувствует себя "эта молодая женщина, которую увезли на "скорой помощи"". Узнав, что произошло, он вздохнул и покачал головой. Потом сказал:
- А вы знаете, что родильный дом, куда вы ездили сегодня утром, не что иное, как бывшее аббатство Пор-Руайяль, где настоятельницей была мать Анжелика Арно?.. Во время революции там сидели в заточении Малерб, мадемуазель де Сомрей, Флориан...
Он умолк и маленькими глотками принялся пить вино. Лоран взял простыни и направился к двери. Анна вышла с ним на площадку и постояла, глядя ему вслед, а он стремительно побежал вверх, перепрыгивая через ступеньки. Затем она поспешила к Мили, которой уже явно надоело лежать одной.
- Уже поздно... Куда вы все запропастились? Я хочу апельсинового сока...
***
Анна закрыла дверь квартиры и пошла вниз по лестнице, держась за перила, низко свесив голову. Заботы неотступно следовали за ней ступенька за ступенькой. Со вчерашнего дня добавили еще один укол. Теперь уже пять в день. Оглушенная морфием, мать большую часть дня дремала. Ее раздражительность, частая смена настроения уступили место полному безразличию. И по мере того, как морфий убивал в ней личность, в доме наступала тишина. В спальне была уже не истерзанная болью, измученная, требовательная женщина, а безвольный манекен, который можно было поворачивать, мыть, колоть в строго установленные часы. Сознавала ли Мили, что это - предвестие скорого конца? Вот если бы она могла как-нибудь вечером мирно заснуть и больше не проснуться! Эта мысль на минуту вывела Анну из состояния равновесия, точно она оступилась. А ведь пора было бы признать неизбежное. На этой стадии болезни надеяться уже не на что - надо лишь желать матери спокойной смерти. Хорошо бы все время быть подле нее. Или, по крайней мере, забегать несколько раз в день... Сколько времени еще будет длиться эта страшная борьба за жизнь?
Когда Анна проходила мимо помещения привратницы, та вдруг возникла на пороге и громогласно объявила:
- А, мадам Предайль! Ваш жилец выехал сегодня утром. И попросил меня передать вам это!
Анна взяла из рук привратницы сверток, письмо и ключ. Кончиком ногтя она проткнула сверток - показался кусочек белой ткани: простыни. Она сунула ключ и письмо в сумку.
- Можно оставить у вас сверток? - сказала она. - Я заберу его, когда вернусь с работы. А как его друзья? Они тоже съехали?
- Шведы? - переспросила привратница. - Да они уже больше недели как убрались! Подумать только, несчастная женщина!..
Анна не стала слушать ее причитания и выскочила на улицу. На работе повседневные дела так закрутили ее, что не оставалось ни минуты подумать о чем-либо постороннем. В одиннадцать часов ее вызвал господин Куртуа и сообщил о решении выпустить полное собрание сочинений Оскара Уайльда. Ему хотелось, чтобы это было сенсационное издание. Анна записала все его пожелания.
Марк пригласил ее пообедать. Она зашла домой, чтобы обиходить мать, и затем встретилась с ним в маленьком ресторанчике на улице Сен-Бенуа. Около сорока человек сидело в темном зальце, пропитанном запахом жарящегося на углях мяса. Марк был в ударе. Он рассказывал о своей работе, своих проектах... На этот раз Анна слушала его с интересом. Тогда, у них дома, за ужином, он раздражал ее, а теперь, на нейтральной почве, она получала удовольствие от его общества. Внезапно она услышала:
Не знаю, что со мной происходит, Анна, но каждая минута моей жизни связана с тобой. Сто раз в течение дня мне хочется спросить твое мнение, рассказать тебе о моих заботах. В Канаде, когда ты была далеко, мне казалось, что между нами все порвано, кончено... Но здесь... Ах, Анна, если бы ты могла понять...
- Я понимаю, Марк, - сказала она. - Мне тоже приятно с тобой. Но это вызвано дружбой, доверием к тебе. Нельзя приказать прошлому вернуться...
Он грустно улыбнулся.
- Ты права... И все же, Анна, Анна...
- Расскажи мне лучше о своей работе, - сказала она.
Эти легкие вспышки нежности, подумала она, делают их встречи еще приятнее. Ей было хорошо в этом тесном ресторане с человеком, который стал для нее теперь просто другом, его неусыпное внимание льстило ей. Он отвез ее на работу в своей машине. На столе у нее лежала гора писем. И вдруг она вспомнила о письме Лорана, которое с утра носила в сумке. Дел было столько, что она не успела его прочесть. Анна распечатала конверт. Лист обычной бумаги был исписан нервным почерком, сползавшим в конце строк книзу:
"Меня глубоко тронуло то, что Вы сделали для моих друзей и меня. И мне хотелось рассчитаться с Вами за квартиру до отъезда, но не могу. Сделаю это позднее. Если Вы не против, чтобы я жил у Вас наверху, - напишите мне об этом. Мы с Вами мало общались, но я почувствовал в Вас такой ум, такую чуткость, что не перестаю думать о Вас... "
В углу был нацарапан адрес:Экс-ан-Прованс, бульвар Республики.
Анна сложила листок и убрала его в сумку. Почему он вдруг уехал? Почему написал письмо? Почему оставил свой адрес? Зазвонил телефон: господин Куртуа выражал удивление, почему ее нет на совещании по рекламе.
Вечером, возвратившись домой, она вдруг решила посмотреть, совсем ли Лоран съехал. Ей зачем-то непременно понадобилось убедиться в этом самой. Она поднялась на седьмой этаж. Комната была в полном порядке. Матрас на железной койке свернут, в шкафу - пусто, пол подметен. На стене висел план метро, прикрепленный кнопками. Анна не заметила его в прошлый раз. Стекло в мансардном окне было черное от копоти и пыли. Из-за стены доносился чей то голос. Было холодно и сыро. Голая лампочка, свисавшая на проводе с потолка, освещала все ровным белым светом. Анна стояла, опустив руки, забыв обо всем. Ее завораживала эта пустота. Она могла бы сейчас сказать, какого цвета были брюки на Лоране, когда она увидела его в первый раз. Из грубого синего полинявшего полотна, с заплатами на коленях. Длинные блестящие волосы теплого каштанового цвета обрамляли его мужественное лицо с тяжелой челюстью и мясистыми губами. В глазах поблескивали золотистые искорки.
***
Всякий раз, когда Пьер принимал какое-нибудь решение, не посоветовавшись с женой или дочерью, у него бывал виноватый вид.
- Тебя не было дома, - оправдывался он, - а Мили спала... Я был застигнут врасплох... К тому же он вел себя очень корректно... Хотя я ничего у него не просил, он заплатил мне за предыдущего жильца... И попросил ключ от комнаты... Я дал ему... Я думаю, я правильно поступил, да?
- Ну, конечно, - сказала Анна. - Раз он уплатил долг...
За три недели, прошедшие после отъезда Лорана, она привыкла к мысли, что он уже не вернется. Она даже подумывала сдать комнату студенту, которого рекомендовала привратница.
- Надеюсь, что он один, - добавила она.
- Вот ведь глупость, я и не спросил его об этом!
- Неважно, папа.
Она выпила, как всегда, стакан сухого вина на кухне. В доме вдруг снова стал существовать седьмой этаж. Там находилось нечто дружелюбное, теплое и таинственное. Обиходив Мили и поужинав сама, Анна присела с отцом у телевизора. Пьер, держа руку жены, постепенно погружался в дремоту, убаюкиваемый мельканием лошадей в ковбойском фильме. Мили спала, хрипло дыша, втягивала запавшие щеки. Анна пыталась решить в уме одну служебную проблему. Ей надо было завтра представить господину Куртуа эффектный эскиз рекламы собрания сочинений Оскара Уайльда. Эскиз Каролюса был неплох, но... Она взялась за вышивание. Иголка скользила взад и вперед, создавая стежок за стежком блеклые контуры цветка.
Большинство помещений были уже пусты, когда Анна вышла из своего кабинетика с Каролюсом и Брюно. Мимо по коридору прошла уборщица, волоча мусорную корзину, до краев набитую бумагами. Улицу Сервандони окутывал туман. Уличные фонари отражались в блестящих капотах стоявших вдоль тротуара машин. На противоположной стороне улицы среди снующих теней прохожих виднелся неподвижный силуэт. Анна узнала Лорана. Он медленно пересек проезжую часть улицы. Она быстро распрощалась со своими сотрудниками и повернулась к нему.
- Добрый вечер, - пробасил он. - Поздненько вы задерживаетесь... Значит, вот где вы работаете... Ничего себе махина!..
- Да, довольно большое издательство, - сказала она.
- И что же вы издаете? Романы?
- Нет. Больше - книги о путешествиях, труды по истории, классику... Выпускаем также много книг для детей...
Они шли к площади Сен-Сюльпис. Лоран шагал молча, глядя себе под ноги. Вдруг он спросил:
- Вы не сердитесь, что я снова занял вашу комнату?
- Нет, почему же?
- Это могло вас не устраивать...
- Я тогда бы так и сказала.
- Я надеялся, что вы ответите на мое письмо.
Она солгала:
- Я не думала, что нужен ответ.
Они прошли еще немного, не пытаясь даже поддерживать разговор. Потом Лоран предложил Анне зайти в кафе. Они сели за столик, и перед ней, не успела она опомниться, появился бокал сухого вина. Он заказал себе томатный сок, но не пил его. Сидел напротив, скрестив на груди руки, и глядел на нее. Молча. Не выдержав, она прервала молчание.
- Почему вы так внезапно уехали? - спросила она.
- У меня все деньги кончились.
- А почему в Экс-ан-Прованс.
- Потому что там живут мои родители... Пойдемте со мной сегодня в кино?
Анна с удивлением посмотрела на него. В глазах молодого человека была властная мольба, была нетерпеливая нежность. Она намеренно тянула с ответом. Потом сказала небрежно:
- А почему бы и нет?..
Лоран так просиял, что она поняла: он этого от нее не ждал.
- Нет, правда?! - воскликнул он. - Вы согласны?
- Смотря на какой фильм! - сказала она.
- Вот уж мне абсолютно наплевать на какой! Главное провести с вами вечер!
Снова долгое молчание. Лоран с решительным видом насыпал в сок перцу. Его взгляд уже не выражал особых эмоций. Какие мысли бродили в его голове? Он выпил сок и спросил:
- Как чувствует себя ваша мать?
Анна улыбнулась. Странная манера перескакивать с предмета на предмет! Точно в мыслях его нет логической связи.
- Да все так же, - сказала она.
- Вы очень ее любите?
Она утвердительно наклонила голову.
- А вы на нее похожи? - снова спросил он.
- Думаю... кое в чем да... Но мне пора. Мама ждет меня. Я и так уже задержалась...