***
Господин Ферроне так гордился фотографиями, которые он сделал во время поездки по долине Амазонки, что отказывался снять хотя бы одну из них. Напрасно Анна пыталась доказать неуступчивому автору, что нельзя поместить более шестнадцати иллюстраций в книге, не повысив значительно ее цену.
- Ну, уменьшите формат клише, - сказал он, - и тогда сможете поместить их все!
- Нельзя делать иллюстрации слишком мелкими, - возразила Анна, - они не будут смотреться. Получится что-то вроде коллекции почтовых марок. Уверяю вас, в большинстве случаев ваш текст настолько красноречив...
Продолжая разговаривать, она подняла глаза от стола и увидела, что дверь в ее кабинетик приоткрылась. В проеме показалась голова Лорана. Анна смутилась. Точно ветер заколебал ветвь, на которой она сидела.
- Извините, - сказала она господину Ферроне. - Я на минуточку.
Она вышла в коридор, отодвинув в сторону Лорана.
- Как ты похудела! - сказал он. - До чего же у тебя утомленный вид!
- Где ты пропадал все это время? - спросила она.
- После похорон я почувствовал себя лишним. Тебя надо было оставить наедине с отцом и твоим горем, поэтому я на неделю перебрался к товарищам...
- Мог бы оставить мне записку!
- Я думал, что ты и так поймешь...
Зазвонил телефон. За перегородкой раздался треск пишущих машинок. Мадемуазель Моиз, секретарша господина Куртуа, появилась в коридоре, улыбнулась Анне и исчезла в дверях соседнего кабинета. Одна из машинисток вышла из туалета, оправляя юбку. Безразличный ко всему окружающему, Лоран смотрел на Анну с жадной нежностью.
- Я не могу сейчас говорить с тобой, - сказала она. - Можешь подождать меня в "Старине Жорже"? Я буду там через четверть часа.
- Хорошо, Анна.
Она хотела уйти, но он удержал ее за руку.
- Ты действительно хочешь меня видеть? - спросил он.
- Ну конечно же!
- Тогда можешь не спешить. Я буду ждать тебя, если понадобится, хоть целый день!
Она убежала к себе, где ее ждал господин Ферроне среди своих фотографий. Унесясь далеко мыслью, она с трудом вспомнила, о чем шла речь. Думала лишь о том, как бы скорее закончить разговор, и теперь уже готова была уступить по всем пунктам. Она не сразу находила нужные слова, невпопад улыбалась, то и дело поглядывала на часы. Наконец, скрепя сердце, господин Ферроне согласился отказаться от дюжины фотографий-дубликатов. Едва он вышел из кабинета, как она крикнула Каролюсу: "Я исчезну на четверть часа!" И умчалась.
Лоран сидел перед маленькой бутылочкой газированной минеральной воды - длинные волосы, квадратная челюсть, грустный взгляд. Прижавшись к нему, она позволила его мягкой теплой ладони прочно завладеть ее рукой. Он сжимал ей пальцы и говорил тихо, приблизив свое лицо к самому ее лицу. Он столько думал о ней все это время! Как она перенесла возвращение после похорон в опустевший дом? Как отец?
- Он показался мне таким несчастным в церкви! - сказал он.
Она была до того взволнована, что не могла даже ответить ему. Какой внешне грубый, а в действительности - какой чуткий! Каждая его фраза подтверждала необычайную широту души.
- А сегодня ночью ты придешь ко мне? - наконец спросил он.
Она была настолько захвачена нежностью, что этот внезапный откровенный вопрос, ставивший точки над "i", подействовал на нее как ушат холодной воды. Ей-то хотелось лишь одного: говорить с ним, отогреваться в его присутствии.
- Послушай, Лоран... - неуверенно начала она.
Он прервал ее:
- Как? Ты не хочешь?
- Нет, хочу, - ответила она.
И внезапно лицо Лорана расплылось переднею, как отражение в воде. Она поднесла руку к губам, раздосадованная этими нелепыми слезами, глубоко вздохнула и добавила:
- А теперь мне пора назад, на работу!
***
Сидя в гостиной перед телевизором, Анна вышивала и слушала концерт. Исполняли скерцо из октета Шуберта. Мрачный, как всегда в последнее время, Пьер отказался составить ей компанию. Он читал у себя в спальне. Однако музыка, наверно, мешала ему. Скоро ли он ляжет спать? Пока он не заснет, Анна не может уйти из квартиры. А там, наверху, Лоран уже ждет ее. До чего же он был мил в бистро! Это лицо, исполненное нетерпения, прерывистое дыхание, манера подносить стакан к губам... На экране крупным планом показали скрипача со скрипкой, вдавленной в щеку. Мелодия текла с прозрачной веселостью каскада. Пьер вошел в гостиную, постоял, насупившись, прослушал несколько тактов скерцо и вышел, не произнеся ни слова. Через десять минут он вернулся, якобы за газетой, и задержался до конца пьесы. Когда оркестр начал играть один из шести дивертисментов Моцарта, он сел на диван. Анна спиной чувствовала его присутствие - оно тяготило и раздражало ее. Затем стали передавать последние известия, и Пьер остался слушать. Впервые после смерти жены он смотрел телевизионную передачу. Анна взглянула на него. Он был в халате с кашмирским узором, надетом поверх полосатой пижамы. Напряженное лицо отражало тяжелую внутреннюю борьбу. Когда передача закончилась, он поцеловал Анну и спросил, скоро ли она собирается ложиться.
- Я еще немного посижу, - сказала она.
- Хороший был концерт!
- Очень.
- Наверно, мне не следовало слушать его...
- Да что ты, папа!
Наконец, он ушел к себе. Он уже не жаловался, что его осаждают там воспоминания. Анна вздохнула. Какой внезапный перелом произошел в. ее жизни! При мысли о том, что она может теперь свободно распоряжаться своим временем, у нее даже появлялось нечто вроде головокружения. Не надо больше делать уколов, подавать судно, готовить сандвичи, говорить душеспасительную ложь в присутствии дорогого существа, уже находящегося в полузабытьи... Она может и должна заниматься теперь собой. А собой - это значило Лораном. Лораном, который нетерпеливо ждал ее, который надеялся получить от нее больше, чем она могла дать. Сидя в кресле перед выключенным телевизором, с вышиванием на коленях, она вдруг почувствовала, что у нее нет сил. Она уже почти жалела, что согласилась на это свидание, где ей придется притворяться. Так она просидела еще с полчаса. Затем, убедившись, что отец спит, накинула пальто, тихонько вышла и стремглав помчалась вверх по лестнице.
Дверь в его комнату была приоткрыта. Лоран сидел на кровати и чинил рефлектор, детали которого валялись вокруг него на полу.
- Вот уже час, как я вожусь с этой гадостью! - сказал он. - Должно быть, перегорело сопротивление. Он прекрасно работал и вдруг - на тебе!...
Не выпуская из рук перочинного ножика с отломанным концом, служившего ему отверткой, он потянулся к Анне и легонько поцеловал ее в щеку. Она опустилась на стул напротив него. Анну забавляло то, что он так ее встретил. Вот уж этого она никак не ожидала!.. А Лоран, прикусив губу, продолжал работать. Поглядывая из-под свесившейся на глаза пряди волос, он собирал рефлектор винтик за винтиком.
- Дай мне маленькую гайку, вот эту... Спасибо... А проволока-то еле дышит!.. Ну и материал!
В комнате стоял ледяной холод. Анна почувствовала озноб и поплотнее запахнула полы пальто.
- Тебе холодно? - проговорил он. - Черт знает что! Комната столько времени не обогревается!..
На столе Анна заметила жирную бумагу с остатками ветчины и яичной скорлупой. Это он ужинал. Лоран был в толстом шерстяном свитере темно-зеленого цвета. Изо рта его шел пар.
- На этот раз заработает! - объявил он.
Он опустился на корточки и включил аппарат. Никакого эффекта. Он встал. Свесил руки и с комическим отчаянием посмотрел на Анну.
- Что теперь будем делать? - пробурчал он.
- Здесь оставаться нельзя, - сказала она. - Слишком холодно. Пошли!
Она столь внезапно приняла это решение, что даже сама удивилась. И потянула Лорана на лестницу. Он постоял в кухне, пока она на цыпочках пробиралась вглубь квартиры. Мирный храп отца за дверью успокоил ее. Тогда она вернулась, взяла Лорана за руку и повела по темному коридору к себе в комнату. Поворот ключа - и она уже была в его объятиях.
- Я люблю тебя! - сказал он. - Я просто болен тобой! Скорее!
И он прильнул к ее рту. По всему ее телу побежали магнетические волны. Это длилось лишь миг, потом он оторвался от нее и стал раздеваться. Она развязала шарф и набросила его на лампу у изголовья, чтобы приглушить свет. И тогда начала раздеваться. Она делала это медленно. Не спуская с него глаз. Он с какой-то яростью срывал с себя в полумраке одежду, как если бы свитер, брюки, обувь, носки были для него лишь обузой, данью условностям, и он спешил поскорее от них отделаться, чтобы появиться, наконец, в своем первозданном виде. Трусы пролетели по комнате белой птицей и упали на комод. Перед Анной, широко расставив ноги, раскрыв ей навстречу руки, стоял во всем своем бесстыдном великолепии обнаженный мужчина - самец. И она, словно зачарованная, смотрела, как он шагнул к ней, этот нежный убийца. Как не вяжутся его по-девичьи длинные волосы с напружинившимся, мускулистым телом! Чего бояться этой встречи, когда все ее естество алчет ласки? Еще секунда - и тела их слились. Счастье пронзило ее с такой силой, словно током ударило, - она еле удержалась от крика. Он отнес ее на постель. Она прикрыла глаза, а его влажные мясистые губы покрывали поцелуями ее плечи, грудь, живот, бедра. Все тело ее трепетало от наслаждения. Она взяла в ладони голову Лорана, притянула ее к губам, покрыла поцелуями это скуластое лицо, зарылась носом в густую шевелюру. В этой игре, от которой порой у нее перехватывало дыхание, она чувствовала себя одновременно и побежденной и победительницей. Жизнь кипела в ней как никогда - с привкусом пота и крови. Словно то, что она столько времени жила рядом со смертью, до предела обострило в ней вкус к наслаждению. Лоран уже придавил ей ноги - еще секунда, и он овладеет ею. В этот момент она услышала шаги в коридоре. Отец!.. С каких пор у нее появился отец? Над ней - глаза Лорана. Обеспокоенный, вопрошающий взгляд. Длинные волосы, ниспадающие вдоль лица. Лоран затаил дыхание. Она улыбнулась ему. Пусть отец входит в комнату - она не сдвинется с места. Не выпустит Лорана из объятий. Хлопнула дверца холодильника. Шаги удалились. В воцарившейся тишине Лоран улыбнулся ей. Лицо его исказила жестокая гримаса желания. И всей своей тяжестью, всей своей силой он обрушился на нее. Но бешеную сарабанду их тел повела она и, следуя велению плоти, то замедляла, то ускоряла темп, пока все не исчезло в вихре взрыва.
***
- Лоран, Лоран! Прогнись! Уже семь часов. Скоро придет Луиза.
- Что за Луиза? - спросил охрипший голос.
- Прислуга.
Он отбросил одеяло. Лампа у изголовья осветила голое, набрякшее от сна тело. Анна окинула его взглядом собственницы. В одной руке она держала чашку, до краев наполненную кофе с молоком, в другой - тарелку с двумя большими ломтями хлеба, намазанными медом.
- А ты, - спросил он, - ты не будешь завтракать?
- Буду, позже, - сказала она. - Вместе с отцом.
Он обеими руками взял чашку и прильнул к ней. Поверх широкой чашки видны были лишь его золотистые, блестевшие от удовольствия глаза. Затем он накинулся на хлеб с медом. Он откусывал большие куски, забавно вздергивая при этом губу. Мед стекал по пальцам. Он их облизывал. Алчность, с какою он ел, пробудила в Анне желание раздеться и снова лечь в постель. Прижаться к нему, забыть о времени. Она тряхнула головой, словно пытаясь высвободиться из паутины:
- Лоран, скорее!..
Доев последний кусок, он молнией выскочил из-под одеяла и бросился к одежде. Мгновение - и он уже был одет. Ему захотелось ее поцеловать, но она стала отбиваться, борясь и с ним и с собой.
- До вечера, - проговорил он. - Ты придешь за мной?
- Да, да, уходи же скорее!
Она вытолкала его в кухню и открыла дверь на черную лестницу. Снизу несся грохот передвигаемых мусорных бачков. Дом просыпался. Вскоре раздастся звук ключа, вставляемого Луизой в скважину...
Анна закрыла дверь и прислонилась к ней, тяжело дыша. Когда к ней вернулось спокойствие, она тихонько пробралась к себе в спальню и нырнула в постель, надеясь найти там тепло и запах Лорана.
***
- Ты не можешь немного задержаться? - заискивающе спросил Пьер, отодвигая чашку.
- Исключено, - ответила Анна, - у меня сегодня с утра назначено несколько встреч на работе.
Он вздохнул:
- Тебе везет. А мне вот совсем нечем заполнить дни!..
- Ну, а эта книга - ты не сходишь за ней?
- Да, возможно...
Она поцеловала его и исчезла. Оставшись один, он налил себе еще чашку кофе, машинально вытащил из кармана письмо госпожи Жироде и перечитал его: "Я с большим опозданием узнала о постигшей Вас страшной потере... Поверьте, что в этих трагических обстоятельствах... Часто думаю о Вас... Не знаю, могу ли сообщить Вам, что книга, которую Вы мне заказали, ждет Вас... Если Вам представится случай зайти на этих днях в наш магазин..." Да, он зайдет. Не потому, что ему так уж хочется. Просто приличия ради. Сама книга, которую он так жаждал получить, теперь его почти не интересовала! Со смертью Эмильенны мир вокруг него поблек, потерял краски. Уйдя от него, она унесла с собой свет, освещавший даже самые незначительные предметы. Он выпил глоток кофе, нашел его горьким, но сахар добавлять не стал. К чему? Луиза вошла, чтобы убрать со стола, и с удивлением спросила:
- Как? Мадемуазель уже ушла?
- Да, - со вздохом произнес он. - Она спешила!
Он потупился, давая мутной волне отчаяния подняться из недр души, почувствовал острую боль, потребность в утешении и сказал тихим голосом:
- Я так одинок, добрая моя Луиза! Да это и понятно. Моя дочь слишком молода, чтобы разделить горе человека, погребенного заживо!
- Не думайте так, мосье! - воскликнула Луиза. - Мадемуазель переживает очень сильно, по-своему. На днях, когда мы перебирали вещи бедной мадам, у нее были красные глаза...
Все вещи Эмильенны были сложены в картонки. Пьер подумал, что ему следовало бы воспротивиться столь поспешной их уборке. Когда Анна объявила о своем намерении, он только заплакал. Она была с ним такая грубая, такая резкая! И такая холодная! Зачем она все убрала? Боялась воспоминаний? Он предпочел бы сохранить платья, пальто, обувь, белье на прежнем месте в шкафу, чтобы, разглядывая их, вдыхая их запах, острее чувствовать свое горе.
- А... а куда же моя дочь положила все эти вещи?
- Отдала их на благотворительные цели, - ответила Луиза.
- Что?!
На свете столько нуждающихся! А мадемуазель такая добрая! Я тоже кое-что получила от нее: черное пальто с меховым воротником нашей бедной мадам, ее коричневый костюм и блузку, которая ей так шла...
- Какую блузку?
- Голубую. Но будьте спокойны, мосье, я никогда не надену ее при вас. Я не хочу причинять вам боль...
Сраженный услышанным, Пьер опустил голову. Значит вся одежда жены роздана кому попало, посторонние люди носят вещи, освященные прикосновением к телу Эмильенны! В храм вторглись и осквернили святыню. А вечером, когда придет Анна, у него не хватит даже смелости осудить сделанное. А впрочем, может, так оно и лучше. Он потерял всякое представление о чем бы то ни было - так ему было плохо... Он попытался вспомнить, когда Эмильенна купила голубую блузку, доставшуюся Луизе. Ах, да, это было года три или четыре назад, перед рождеством. Эмильенна еще была тогда здоровая, красивая, изящная, веселая... И вдруг образ ее застыл. Он не мог вспомнить ничего, кроме фотографии. Напрасно он пытался изгнать из памяти этот квадрат глянцевой бумаги. Луиза унесла тарелки, сняла со стола скатерть. И все-таки Анна могла бы посоветоваться с ним, прежде чем принять такое решение! Как она изменилась после смерти матери! Прежде она всегда держалась в тени Эмильенны. Она всегда держалась в стороне, внимательно следила за всем, со всеми соглашалась, но никогда не вмешивалась в хозяйственные дела. А теперь, когда матери не стало, она решительно заняла опустевшее место. Не было ни междуцарствия, ни безвластия. Из рук жены Пьер перешел в руки дочери. Не сопротивляясь, не удивляясь, скорее даже с благодарностью. Он почувствовал, что сейчас разрыдается.
- Луиза, я выйду! - сказал он.
На улице он почувствовал себя лучше. Свежий воздух и движение разорвали тягостную пелену его мыслей. Однако у книжного магазина его ожидало разочарование. Дверь оказалась запертой. Вероятно, госпожа Жироде придет только к трем часам. Вернуться домой? На это у него не хватало духа. Чтобы скоротать время, он зашел в бистро и заказал кофе. Через десять минут он был уже снова на улице. На этот раз магазин был открыт. Но госпожи Жироде не оказалось на месте. Белокурая женщина невысокого роста, с приятными манерами и лучистыми голубыми глазами спросила, что ему угодно.
- Я зашел за книгой, которую мадам Жироде выписала для меня, - сказал он. - "Paris, during the Interesting Month of July, 1815" .
- Я не в курсе дела, - сказала женщина. - Но я попробую найти книгу. В любом случае мадам Жироде должна скоро подойти.
Она стала рыться среди книг, лежавших кипами на длинном столе. Пьер взял одну из них наугад и начал листать. Это была подборка сводок Великой армии. "Мы овладели Штеттином. О русских пока ничего не слышно. Пусть явятся - хоть сто тысяч. Однако слухи об их выступлении - пустая болтовня. Они не осмелятся выйти нам навстречу..." Тут явилась госпожа Жироде, худенькая, бледненькая, сильно напудренная, и рассыпалась в извинениях и соболезнованиях. Не было ли с ее стороны нескромным послать ему письмо? Пьер уверил ее, что, наоборот, он был этим очень тронут. Она представила его своей новой продавщице Элен Редан.
- Я просто физически не в состоянии больше управляться одна в магазине. Вот я и попросила мою племянницу мадам Редан помочь мне.