Анна Предайль - Анри Труайя 8 стр.

- Мне придется столькому учиться! - улыбнувшись, заметила госпожа Редан. - Я не имею никакого представ­ления об исторических публикациях...

- Ты быстро войдешь в курс дела, моя дорогая, - ус­покоила ее госпожа Жироде. - Покупатели здесь люди не случайные. Это скорее друзья - верно, мосье Предайль? Сейчас пойду поищу вашу книгу.

А через минуту она уже вручала ему тоненький томик в красном сафьяновом переплете с широким золотым тис­нением. Пьер осторожно взял книгу в руки, открыл ее и с наслаждением прочел титульный лист. Под фамилией ав­тора "У. Д. Феллоу, эсквайр" - черно-белая гравюра, порт­рет Наполеона I. На полосе слева - в цвете - профили герцога Беррийского, герцога и герцогини Ангулемских, графа Артуа и Людовика XVIII. Книга была написана в виде писем на английском языке, на первом из которых стояла дата - 8 июля 1815 года. Полистав страницы, Пьер убедился, что автор, как он того и ожидал, описывал жизнь Парижа по время оккупации города союзниками - прос­тым, доступным для понимания языком. Он подумал о том, какое удовольствие доставит ему чтение этой книги, и тот­час удивился, что у него могла появиться такая мысль.

- Это та самая книга, которую вы разыскивали? - спросила госпожа Жироде.

- Совершенно верно, - ответил он. - И притом - в прекрасном состоянии!

- Я ее просмотрела. Мне показалось, что в ней масса забавных наблюдений! Теперь, когда у вас собрана такая документация, вы сможете воссоздать Париж, каким его видели иностранцы, и я уверена, с немалым количеством пикантных деталей!

- Да, да, конечно, - сказал он. - Если бы к тому же у меня был писательский дар...

- Мосье Предайль поистине ходячая энциклопедия, - заметила госпожа Жироде, обращаясь к племяннице. - Он знает наш квартал, как никто другой. Это он, например, рассказал мне, что Тальма жил в бывшем особняке Ла­рошфуко, где теперь проходит улица Изящных Искусств...

- В самом деле? - воскликнула госпожа Редан.

- Там жил также Давид, - продолжал Пьер, - и Себастьен Мерсье... Немного дальше, в доме номер двад­цать шесть, находилось кабаре "Маленький мавр". Туда принесли поэта Сент-Амана в тысяча шестьсот шестьдесят первом году, когда его избили на Новом мосту сторонники принца Кондэ, которого он высмеял в песенке. Там он и скончался от полученных побоев. Когда-то двор этого дома служил местом дуэлей...

- А правда, что здесь где-то неподалеку жил Расин? - спросила госпожа Редан.

- Да, только не на улице Сены, а на улице Висконти. Он поселился там к концу жизни с женой и всеми своими детьми. Там и умер от дизентерии, а также от абсцесса печени. А может быть, от горя, что потерял расположение Людовика Четырнадцатого!

Пьер мог немало порассказать о последних годах жизни Расина. Но он как-то не решался продолжать. Однако обе женщины, пораженные его познаниями, были явно готовы внимать ему и дальше. Он выпятил грудь. Дома с ним не считались. А здесь его слушали, уважали. И он охотно стал описывать квартиру Расина, о которой читал в нескольких специальных трудах: его рабочий кабинет, сарай, где сто­яла его карета и кресло на колесиках, конюшню, где дер­жали пару лошадей...

- Как интересно! - промолвила госпожа Редан.

Он скромно улыбнулся.

- А знаете, - сказал он, - я хотел бы работать у кого- нибудь вроде Рошегюда или Ленотра, носиться по улицам, опрашивать владельцев домов или привратниц, толкаться у нотариусов, перебирать старые документы, письма, вос­станавливать историю каждого дома...

И он уже видел себя в роли страстного исследователя, роющегося в архивах, ничем не связанного с реальным ми­ром и окруженного уважением знатоков. Он упустил свое призвание. Не слишком ли поздно в шестьдесят лет все еще мечтать об этом? В магазин вошел покупатель, и госпожа Редан направилась к нему, а госпожа Жироде украдкой стала наблюдать, как она его обслуживает.

Пьер охотно побыл бы еще немного с госпожой Жироде, но боясь надоесть ей, решил уйти. Заплатив за свою покуп­ку (триста пятьдесят франков - безумие!), он вышел на улицу с книгой под мышкой. Он был до того упоен своим приобретением, что не чувствовал под собой ног. Вернувшись домой, он с гордостью обозрел застекленный шкаф в гостиной, где хранились его книги о старом Париже. Все самое интересное, что он знал, стояло там на полках. Це­лые исторические эпохи, вереницы персонажей - глухой отголосок дней, давно канувших в вечность. Как мог он столько времени не интересоваться всем этим? Только прошлое может служить утешением в настоящем. Томик, который он сейчас приобрел, - бесспорно один из самых любопыт­ных в его коллекции. Он повертел его в руках, вдохнул его запах и погрузился в чтение. Время от времени он обра­щался к помощи англо-французского словаря. Описание парада союзных войск на Елисейских полях вызвало у него улыбку. Он решил, что непременно перескажет все госпоже Жироде при следующем посещении магазина. Внезапно раздавшийся телефонный звонок оторвал его от толпы зевак, гла­зевших на маршировавшую шотландскую гвардию. Он снял трубку, уверенный, что это звонит Анна - хочет предупредить, что не вернется к ужину. Она теперь часто вечером уходила куда-то с друзьями. Что это были за друзья? Он не решался спросить. Она бросала его и уезжала. Что ж, вполне понят но! Он ведь такой скучный! Во всяком случае, ей скучно с ним... Но на другом конце провода раздался мужской голос. Звонил Шарль Клардье. Он не подавал о себе вестей со времени похорон. После обычных дружеских приветствий он пригласил Пьера на бридж в следующее воскресенье. И Пьер, к собственному удивлению, ответил:

- В воскресенье? Хорошо, старина... В какое время?

***

Анна со всей суровостью посмотрела на него.

- Послушай, папа, - сказала она, - но ведь это же просто нелепо! Ты то и дело меняешь решения! Клардье рассчитывают на тебя сегодня. Нельзя же отказываться в последнюю минуту! Ты им сорвешь игру!

- Я так жалею, что принял приглашение! - сказал он со вздохом. - Они застали меня врасплох. Тебя ведь не было дома. А Клардье так настаивал, что я не сумел отка­зать ему. Ты действительно думаешь, что если я позвоню им и откажусь...

Она покачала головой:

- Нет, отец, нельзя.

Он откусил кусочек рогалика, прожевал его.

- Ты же знаешь, что они исключительно из жалости пригласили меня. Раньше они приглашали нас из-за твоей матери. А я ходил с ней. Играл я редко. Я никогда не счи­тался у них хорошим игроком в бридж. К тому же и бридж и остальное без нее - ничто, ничто, ничто!..

- Ну что за глупости ты говоришь! - оборвала его Анна, нахмурив брови. - Клардье тебя очень любят. Мо­жет быть, даже больше, чем маму. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя просто мания жаловаться и принижать себя...

Кофе с молоком остыл. Он допил его до дна. Во рту ос­тался вкус сахара. На тарелке у Анны лежал несъеденный второй рогалик.

- Ты не хочешь больше? - спросил он.

- Нет.

Он взял рогалик, намазал маслом, задумчиво, без удо­вольствия сжевал его и пробормотал:

- Я так часто ходил туда играть с твоей матерью. Си­деть у них в гостиной без нее, с картами в руках, видеть сочувствующие лица Клардье - ах, как это будет трудно!

- Вначале, возможно, - сказала Анна. - А потом, я уверена, что ты будешь рад возобновить эту привычку. Поверь мне, Мили слишком любила жизнь, и будет непра­вильно, если ты станешь от всего отказываться!

Слова дочери глубоко взволновали его. Анна сразу стала ему намного ближе.

- И все же я предпочел бы провести вечер с тобой, - сказал он. - Пошли бы погулять...

- Но ведь льет дождь!

- В таком случае мы посидели бы дома, поболтали. Ведь нам так хорошо вместе, правда?

Он взял ее за руку. Она поднялась из-за стола и нежно обняла его.

- Правда, папа.

- Я тебе не надоел?

- Почему ты должен мне надоесть?

- Не знаю... У меня всегда такое впечатление, что я мешаю, как старая рухлядь...

Она улыбнулась:

- Опять ты за свое!

Он посмотрел на нее снизу вверх и нашел необыкновен­но хорошенькой. Глаза светились, на щеках румянец.

- А тебе не хочется пойти со мной к Клардье? - спро­сил он.

Она снова стала серьезной.

- Нет, у меня здесь много дел.

- Каких же?

- Надо навести порядок в доме. Луиза совершенно не умеет этого делать. В шкафах все свалено как попало! Ты видел, в каком состоянии маленькая комната? Туда просто не войти, до того она завалена! Ну и к тому же, тебе надо привыкнуть обходиться без меня.

- Но я этого вовсе не хочу!

Она стояла перед ним и теперь положила обе руки ему на плечи.

- А я хочу. Для твоего же блага, для блага нас обоих.

- Ох, Анна, не говори так! Если ты меня покинешь, то я... я, наверно, покончу с собой! Я не смогу жить без тебя!

Она рассмеялась:

- С чего ты взял, что я тебя покину?

- Ну, кто знает, что может случиться...

- Я-то знаю, - сказала она.

Он почувствовал гордость оттого, что у него такая дочь.

- Я выйду купить чего-нибудь к обеду, - заявила она.

- Не покупай ничего для меня: я совсем есть не хочу.

- Как всегда! - сказала она. - А сядешь за стол, бу­дешь есть за четверых!

Она погладила его по волосам. И он прижался головой к ее бедру.

***

- Ты знаешь, который сейчас час? - шепотом спросила она.

- Нет, - ответил он и даже не шевельнулся.

- Пять часов.

- Ну и что же? Разве твоему отцу уже пора возвра­щаться с бриджа?

- Нет еще!

Она выскользнула из постели, почувствовала сразу хо­лод и поспешно натянула халат.

- Ты куда? - спросил он.

- В гостиную. Ты придешь?

Через некоторое время он вошел в гостиную уже одетый. Печальным взглядом осмотрел все вокруг.

- Прекрасная мебель, прекрасные книги, прекрасный ковер! Тебя не тошнит от этой банальной добропорядочно­сти?

- Без тебя - да! - ответила она.

- Я не мог бы жить здесь. Даже есть телевизор. Ты смотришь телевизор по вечерам?

- Когда бывают хорошие передачи.

- Невероятно!

Он расхаживал по комнате, трогал безделушки, похло­пывал по спинкам кресел. И вдруг схватил вышивку Анны, валявшуюся на комоде.

- Ты этим занимаешься?

- Да.

- Совсем как моя мать! До чего же она мне осатаневала этой своей канвой и цветной шерстью!

- Но, Лоран, ты от всего осатаневаешь! - возразила Анна. - И ничего не признаешь! Ты не выносишь даже, когда я тебя о чем-то спрашиваю!

- А что именно тебе хотелось бы знать?

- Расскажи мне немного о себе, о твоей семье...

- Опять! Но это же неинтересно!

- Мне - интересно.

- В моей семье я чувствую себя точно среди чужих, я там задыхаюсь! Добропорядочные люди с узким кругозором, провинциальные буржуа, опутанные нелепейшими предрас­судками...

- А твои брат и сестра?

- Такие же, как родители, только моложе!

- Чем они занимаются?

- Брат помогает отцу в аптеке.

- Аптекарь - какая хорошая профессия!

- Бакалейщик - тоже! Кстати, моя сестра тоже вста­нет за родительский прилавок, как только закончит уче­ние. А пока она умудрилась обручиться с этаким длинным болваном, который готовится стать доктором права. На­верно, подождет, пока он получит диплом, а уж тогда будет спать с ним. Во всяком Случае, раньше ни за что не выйдет за него замуж! Этакая мещанская ограниченность!

- Ограниченность - это у тебя, хоть ты и отвергаешь все условности! - сказала она. - Но рано или поздно и тебе придется чем-то заняться в жизни!

- Я об этом подумаю, когда мне надоест ничего не делать!

Она рассмеялась.

- Я люблю, когда ты смеешься, - сказал он, приблизив к ней лицо так, что она почувствовала его дыхание.

В это время зазвонил телефон. Анна сняла трубку - голос Марка.

- Я тебе так давно не звонил, - сказал он, - Ты, наверно, уже не понимала, в чем дело!

- Да, - сказала она неопределенно.

- Я был в Румынии. Ну, как же ты поживаешь?

- Хорошо.

- А твой отец?

- Он тоже, - ответила она. - Во всяком случае, на­сколько это возможно...

Разговаривая, она наблюдала за Лораном - тот врас­качку пересек комнату и взял отводную трубку. Она улыб­нулась и слегка ударила его по пальцам. Но он не выпустил трубки, а лишь поудобнее прислонился к стене.

- Ты не свободна сегодня вечером - чтобы поужинать со мной?

- Нет, сегодня я не могу...

- А когда же? Может быть, завтра вечером?

- Тоже не могу.

Лоран смотрел на нее саркастическим взглядом. Этот контроль вызвал у Анны чувство досады и раздражения. Внезапно он протянул руку, взял ножницы из рабочей кор­зинки, где лежало вышивание, и сделал вид, будто намерен перерезать телефонный шнур. Анна пожала плечами.

- Если хочешь, мы можем пообедать завтра, - сказала она.

- Мне хотелось бы провести с тобой вечер, - возразил Марк. - Ну хорошо, давай пообедаем. Как всегда, в нашем ресторанчике на улице Сен-Бенуа?

- Да.

Лоран, продолжая держать трубку возле уха, пощелкал лезвиями ножниц.

- Мне столько нужно тебе рассказать, - продолжал Марк.

- Отлично, - ответила Анна.

- Так до завтра, Анна. Целую тебя.

- Я тоже.

Она повесила трубку. Лоран уже не улыбался. Лицо его стало каменным.

- Кто это был?

- Марк.

- Твой бывший муж?

- Да.

- Почему ты с ним встречаешься?

- А почему бы мне с ним не встречаться?

- О чем вы будете завтра разговаривать?

- Как всегда - о его работе, о моей, о наших общих знакомых, о его поездке: он только что вернулся из Румы­нии. Мы ведь остались друзьями.

- Я запрещаю тебе встречаться с ним! - со страдаль­ческим видом в исступлении воскликнул он.

- Ты ничего не можешь мне запретить, Лоран, - ска­зала она.

У нее было такое впечатление, что она говорит с плохо воспитанным ребенком. Никогда еще она так остро не чув­ствовала разницы в их возрасте. Семь лет. Ужас! Он изо всех сил хватил кулаком по столику.

- Тебе нравилось спать с ним? - спросил он глухо.

Она не ответила. Он грубо схватил ее за плечи.

- Нравилось? - повторил он. - С ним было лучше, чем со мной?

Он спрашивал, впившись в нее взглядом, чуть не каса­ясь губами ее рта. Она всем телом чувствовала, как он напрягся и дрожит, сгорая от нетерпения. Руки не слуша­лись его - он неуклюже распахнул полы ее халата. И уткнулся головой ей в плечо, затем в проем между грудей, в низ живота. Опустившись на колени, он вдыхал запах ее кожи, покусывал, впивал ртом. Она теряла голову от на­слаждения. Он опрокинул ее на диван и ринулся на нее. Лучше бы он разделся. Но ему не терпелось овладеть ею. Она сказала: "Не надо". Но так или иначе было уже поздно. Он отвалился на бок, измотанный, без сил. Она лежала, слегка раздосадованная, прислушиваясь к неутихавшему в ней волнению. Зазвонил телефон.

- Опять! - вскричал Лоран.

Он вскочил и опередив Анну, схватил трубку. Еще на расстоянии она услышала журчание женского голоса. Лоран молча протянул ей трубку.

- Алло, Анна? Здравствуйте, дорогая. Это Ивонна Клардье... Да... Мы оставляем вашего отца у нас на ужин. Может быть, и вы к нам присоединитесь?

Инстинктивно она прикрыла халатом обнаженную грудь.

- Нет, это невозможно, - сказала она. - Но я очень рада за отца.

- Ну что ж, тогда в другой раз, Анна.

Лоран, умиротворенный, сел на диван. Она присоедини­лась к нему. Он обнял ее за плечи.

- Побудь со мной, - сказал он. - Я так несчастен! Мне бы хотелось запереть тебя в шкатулку и всюду носить с собой. Ты завтра идешь на работу?

- Ну, конечно!

- И ты будешь работать с этими двумя парнями, ко­торых я видел тогда с тобой на улице?

- Да, - сказала она, - с Брюно и Каролюсом. Отлич­ные ребята. Талантливые, с выдумкой... Я бы так хотела, чтобы ты был на их месте!

- А они, ты думаешь, не хотели бы быть на моем? - спросил он, чмокнув ее за ухом.

- Что ты придумываешь? Они меня даже не замечают!

- Но ты-то их замечаешь. Ты только что сказала, что в восторге от них!

- Послушай, Лоран, ты меня злишь...

- Но пойми меня, Анна...

Она закрыла ему рот поцелуем. Он выбрал пластинку в альбоме, лежавшем в изножье дивана, и поставил ее на проигрыватель. Это была "Баркаролла" Шопена.

Они сидели рядом и слушали музыку. Комната медлен­но погружалась в темноту. Лицо Лорана превратилось в большое бледное пятно. Рука его конвульсивно сжимала руку Анны.