- Мне хочется побывать там, куда не ходят туристы, - сказалаВалентина, повторяя всегдашнее желание всех туристов. - А что еще естьоколо Фондамента-Нуове?
- Прямо по ходу - кладбище, - сказал гондольер. - Это не такинтересно.
- На острове?
- Да, напротив Фондамента-Нуове. Взгляните, синьорина, вотСанти-Джованни-и-Паоло. Красивый собор, красивейший… А вот Коллеони,творение Верроккьо…
"Туристка, - подумала Валентина. - Они и мы: одни - чтобы объяснять,другие - чтобы думать, будто они что-то понимают. Ладно, посмотрим твойсобор, твои памятники, да, да, очень интересно, в самом деле…"
Какая все-таки дешевая фальшивка. Валентина думает и говорит, толькокогда речь идет о всякой ерунде; когда она что-то мычит или выглядит несамым лучшим образом - ее нет. Почему мы не слышим, что Валентина бормочетперед сном, почему не знаем, каково ее тело, когда она одна, какой у неевзгляд, когда каждое утро она раскрывает окно гостиничного номера?
Гондола причалила к Рива-дельи-Скьявони со стороны площади, заполненнойгуляющими. Валентине хотелось есть, но перспектива одинокой трапезы наводилана нее тоску. Гондольер помог ей сойти на берег и с ослепительной улыбкойвзял полагающуюся плату и чаевые.
- Если синьорина еще захочет покататься, меня всегда можно найти там.- Он показал на причал довольно далеко от них, по углам которого стоялифонари. - Меня зовут Дино, - добавил он, дотрагиваясь до ленты на своейшляпе.
- Спасибо, - сказала Валентина. Она сделала несколько шагов,погружаясь в человеческое море, среди шумных восклицаний и щелканьяфотоаппаратов. За спиной она оставляла единственное живое существо, скоторым хотя бы перекинулась словом.
- Дино.
- Синьорина?
- Дино… где здесь можно вкусно поесть? - Гондольер от души рассмеялся,но посмотрел на Валентину так, будто тут же понял, что ее вопрос вызван не обычнойтуристской глупостью.
- Синьорина знает рестораны на Большом канале? - спросил он, мешаяитальянские слова с испанскими. Спросил почти наугад, прощупывая почву.
- Да, - сказала Валентина, которая их не знала. - Я имею в видукакое-нибудь спокойное место, где не так много людей.
- Не так много людей… таких, как синьорина? - спросил он напрямую.
Валентина улыбнулась ему, развеселившись. По крайней мере, Дино былнеглуп.
- Да, где нет туристов. Какое-нибудь такое место… "Где бываешь ты итвои друзья", - подумала она, но ничего не сказала. Она почувствовала, что парень коснулся ее локтя,- улыбаясь, он предлагал ей снова сесть в гондолу. Она подчинилась, почтииспугавшись, но неприятное ощущение тут же прошло, будто ускользнуло, кактолько Дино опустил лопасть весла в глубь лагуны и подтолкнул гондолу точнымдвижением, в котором почти не угадывалось никакого усилия.
Дорогу запомнить было невозможно. Они прошли под мостом Вздохов, потомвсе перемешалось. Валентина то и дело закрывала глаза, и перед ней чередойпроходили смутные образы, перепутываясь с теми, которые она не хотелавидеть. Из-за жары от каналов поднималась вонь, и все стало повторяться:крики издалека, условные жесты на изгибах и поворотах пути. На улицах имостах в этом районе города было не много людей - Венеция в это времяобедала. Дино быстро греб и наконец завел гондолу в узкий и прямой канал, вглубине которого виднелась сероватая зелень лагуны. Валентина подумала, чтотам должна быть Фондамента-Нуове, противоположный берег, место, непредставлявшее интереса. Ей захотелось спросить об этом гондольера, но тутона почувствовала, что гондола остановилась у каких-то ступенек, покрытыхмхом. Дино протяжно свистнул, и окно на втором этаже бесшумно отворилось.
- Это моя сестра, - сказал он. - Мы здесь живем. Не хотите липообедать с нами, синьорина?
Она согласилась так быстро, что он не успел ни удивиться, нивозмутиться. Фамильярность, с которой он себя вел, была свойственна людям,не знающим середины; Валентина с той же горячностью могла отказаться, скакой согласилась. Дино помог ей подняться по ступенькам и оставил ее упорога, пока привязывал гондолу. Она слышала, как он глуховатым голосомчто-то напевает на диалекте. Она почувствовала, что за спиной у нее кто-тоесть, и обернулась: женщина неопределенного возраста, одетая в старое платьенекогда розового цвета, высовывалась из-за дверей. Дино что-то сказал ей,быстро и непонятно.
- Синьорина очень любезна, - добавил он по-итальянски. - Пригласи еевойти, Роза.
И она, конечно, вошла. Всякий раз, когда нужно чего-то избежать,можно обмануть себя. Life, lie. Heперсонаж ли О’Нила показал, что жизнь и ложь разделяет всего лишь однабезобидная буква?
Они обедали в комнате с низким потолком, что очень удивило Валентину,уже привыкшую в Италии к просторным помещениям. Стол темного дерева былрассчитан на шесть человек. Дино, который успел поменять рубашку, но откоторого все равно пахло потом, сидел напротив Валентины. Роза была слева отнее. Справа - любимец хозяев - кот, благородная красота которого помоглаим справиться с неловкостью первых минут. На столе были макароны, большаябутыль вина и рыба. Валентина нашла все очень вкусным и была почти довольнатем, что заторможенное состояние толкнуло ее на это безумство.
- У синьорины хороший аппетит, - сказала Роза, которая почти всевремя молчала. - Может быть, немного сыру?
- Да, спасибо.
Дино жадно ел, глядя больше в тарелку, чем на Валентину, однако у неевсе время было ощущение, что он молча оглядывает ее; он ни о чем неспрашивал, даже и о том, какой она национальности, в отличие от всех прочихитальянцев. После еды, подумала Валентина, эта нелепая ситуация должнакак-то разрешиться. О чем они будут говорить, когда последний кусок будетсъеден? Ужасный момент любого застолья, в котором участвуют посторонние другдругу люди. Она погладила кота, дала ему попробовать кусочек сыру. ТогдаДино рассмеялся - кот ел только рыбу.
- Вы давно работаете гондольером? - спросила Валентина, чтобы что-тосказать.
- Пять лет, синьорина.
- Вам нравится?
- Ничего.
- Во всяком случае, это не такая уж тяжелая работа.
- Нет… эта - нет.
"Значит, он занимается чем-то еще", - подумала она. Роза сновапредложила вина, и, хотя она отказывалась, оба, улыбаясь, настаивали и всеравно наполнили стаканы.
- Кот пить не будет, - сказал Дино, впервые долго глядя ей в глаза.
Все трое рассмеялись.
Роза вышла и вернулась с блюдом фруктов. Потом Дино предложил "Кэмел" исказал, что итальянский табак никуда не годится. Он курил, прикрыв глаза,стряхивая пепел позади себя; по мускулистой загорелой шее стекал пот.
- Мой отель отсюда далеко? - спросила Валентина. - Я бы не хотелаобременять вас.
"На самом деле я бы должна была заплатить за обед", - подумала она и,хотя задала себе этот вопрос, как ответить на него, сама не знала. Онаназвала отель, и он ответил, что отвезет ее. Уже какое-то время Розы встоловой не было. Кот, развалившись в углу комнаты, дремал на дневной жаре.Пахло водой канала, старым домом.
- Ну что ж, вы были так любезны… - сказала Валентина, отодвигаягрубо сколоченный стул и поднимаясь. - Жаль, я не могу сказать вам этого нахорошем итальянском… Но ведь вы понимаете меня?
- О, конечно, - сказал Дино, не двигаясь с места.
- Я бы хотела попрощаться с вашей сестрой и…
- А-а, с Розой. Она ушла. В это время она всегда уходит.
Валентина вспомнила короткий непонятный диалог во время обеда. Это былединственный раз, когда они говорили на диалекте, и Дино извинился передней. Неизвестно почему, она подумала, что Роза бы не ушла, если бы не тотразговор, и немного испугалась, хотя тут же устыдилась своего страха.
Дино, в свою очередь, поднялся. Только тогда она увидела, какой онвысокий. Он посмотрел на единственную в комнате дверь. Она вела в спальню(брат и сестра извинились, что ей приходится проходить через нее, когда велиее в столовую). Валентина взяла сумочку и соломенную шляпу. "У него красивыеволосы", - только и подумала она. Она чувствовала беспокойство иодновременно уверенность в себе, словно была занята чем-то очень важным. Вселучше, чем горькая пустота этого утра: сейчас хоть что-то было, кто-то, комуона доверилась.
- Очень жаль, - сказала она. - Я бы хотела поблагодарить вашусестру. Спасибо за все.
Она протянула руку, и он слабо пожал ее, тут же выпустив. Валентинепередалось смутное волнение, которое охватило его, прежде чем он сделал этопростое, даже робкое движение. Она пошла к дверям, за ней шел Дино. Вошла вдругую комнату, едва различая в полумраке очертания предметов. Разве направоне было двери, ведущей в коридор? Она слышала, как у нее за спиной Динозакрыл на ключ дверь в столовую. Теперь в комнате стало еще темнее. Онаневольно обернулась, надеясь, что он покажет ей, куда идти.
На секунду ее обдало запахом пота, и руки Дино грубо сжали ее вобъятиях. Она закрыла глаза, слабо сопротивляясь. Если бы она могла, тоубила бы его сейчас, осыпая ударами, она вонзила бы ногти ему в лицо,разорвала бы эти губы, которые целовали ее шею, тогда как руки шарили по еетелу, сжавшемуся в комок. Она попыталась вырваться и резко упала навзничь,на постель, погруженную в темноту. Дино упал на нее, обхватив ее ноги своимии целуя взасос влажными от вина губами. "Если бы он хотя бы помылся", -подумала она, перестав сопротивляться. Дино еще секунду крепко держал ее,будто удивляясь такой беспомощности. Потом, что-то бормоча и целуя ее, онприподнялся над ней и грубыми пальцами стал расстегивать ей блузку.
Прекрасно, Валентина.. Как гласит английская мудрость, когда вам грозитсмерть от удушения, единственное, что вы можете сделать умного в подобныхобстоятельствах, - это расслабиться и получить удовольствие.
В четыре часа, когда солнце было еще высоко, гондола причалила кплощади Святого Марка напротив собора. Как и в первый раз, Дино протянулруку, чтобы Валентина могла опереться, и чуть задержал ее, будто ждалчего-то, глядя ей в глаза.
- До свидания, - сказала по-итальянски Валентина и пошла прочь.
- Вечером я буду там, - сказал Дино, показывая на пристань. - Вдесять.
Валентина пошла прямо в гостиницу и попросила сделать ей горячую ванну.Сейчас это было самое важное - смыть запах Дино, его грязный пот, слюни,которые она чувствовала у себя на теле, словно пятна грязи. Застонав отнаслаждения, она скользнула в ванну, над которой клубился пар, и еще долгобыла не в состоянии даже протянуть руку, чтобы взять зеленый кусок мыла.Потом старательно начала мыться, и ее движения соответствовали ее мыслям,мало-помалу обретавшим нормальный ритм.
Воспоминание не было тягостным. Сам факт случившегося стер то глухое,неясное, что мучило ее до того, как все произошло. Ее обманули, заманили вдурацкую ловушку, но она была достаточно умна, чтобы понимать - сети сплелаона сама. Из всех путаных воспоминаний этого дня самым неприятным была Роза,участница сговора, чья роль была не совсем ясна, и теперь, окидывая взглядомпроисшедшее, с трудом верилось, что она приходится Дино сестрой. Скорее этоего раба, вынужденная быть любезной, чтобы удержать его хоть ненадолго.
Она вытянулась в ванне, истомленная. Дино вел себя так, как только имог себя вести, яростно требуя своего, не мучась никакими размышлениями. Оновладел ею как животное, раз и другой, и, если бы при этом он проявил хотькакой-то минимум благородства, все могло бы быть не так уж непристойно. ИВалентина не сожалела ни о чем: ни затхлый запах развороченной постели, нипрерывистое, как у собаки, дыхание Дино, ни его неловкие попытки загладитьсвою грубость, когда все кончилось (он испугался, представив себе возможныепоследствия, которые может повлечь за собой изнасилование иностранки), -ничто не вызывало в ней неприятных ощущений. Пожалуй, она сожалела только ободном - приключению недоставало изящества А может, не сожалела и об этом,грубость была как долька чеснока в еде простолюдина, необходимое условие,что-то вроде изюминки.
Она развеселилась, несколько истерически,
Да нет же, никакой истерии. Я отлично помню, какое лицо было уВалентины, когда однажды вечером я рассказала ей историю одной своейодноклассницы по имени Нэнси, которая попала в Марокко в аналогичнуюситуацию, только еще хуже; она обманула своего насильника-мусульманина,сказав, что у нее в разгаре месячные, и тогда он, надавав ей оплеух ивыругав, вынудил уступить ему иным способом. (Реакция была не такой, как яожидала, однако, прежде чем она перевела разговор на другую тему подпредлогом усталости и желания уснуть, глаза ее на мгновение сверкнули, как уволчицы.) Тут мог быть и Адриано, который бы повел себя как Дино, только безчеснока и пота, ловкий и красивый. Могла быть и я, которая, вместо тогочтобы дать ей заснуть…
вспомнив, как Дино, помогая ей одеться до ужаса неловкими руками,пытался изобразить нежность любовника, слишком нелепую, чтобы он сам в нееповерил. Так что свидание, вплоть до расставания у площади Святого Марка,было смешным. Вообразить себе, что она может снова пойти к нему, отдатьсяему, будучи в здравом рассудке… Она ни в малейшей степени не боялась его,она была уверена, что Дино - отличный парень, на свой манер, что он небудет присовокуплять к изнасилованию еще и кражу, что, впрочем, не составилобы труда, и в конце концов дошла до того, что стала воспринимать случившеесякак нечто более естественное, более логичное, чем ее встреча с Адриано.
Видишь, Дора, видишь, глупая?
Было ужасно сознавать, до какой степени Дино далек от нее - до полнойневозможности общения. Не успело кончиться удовольствие, как возникломолчание, неловкость, нелепая комедия. Но было и преимущество: в концеконцов, от Дино не нужно было бежать, как от Адриано. Ни малейшей опасностивлюбиться, и что он не влюбится - это тоже наверняка. Какая свобода!Несмотря на всю сальность, приключение не вызывало у нее ни отвращения, нинеприязни, особенно после того, как она вымылась с мылом.
К ужину из Падуи приехала Дора, распираемая сведениями о Джотто иАльтикьеро. Она нашла, что Валентина прекрасно выглядит, и сказала, чтоАдриано как будто говорил, что в Лукку он не поедет; правда, потом онапотеряла его из виду. "Мне кажется, он влюблен в тебя", - бросила онамимоходом со своей кривой улыбочкой. Она была очарована Венецией, хотя ещеничего не видела, и уверенно говорила о прелести этого города, основываясьна поведении официантов и носильщиков. "Все так деликатно, так деликатно",- повторяла она, лакомясь креветками.
Прошу прощения за грубое слово, но за всю свою паскудную жизнь яникогда не употребляла подобных выражений. Что за неизвестная разновидностьмести в этом проявляется? Хотя (да, я начинаю догадываться и, пожалуй,верить в это) все идет от работы подсознательного, которое есть и вВалентине, и она, не зная об этом, все время ошибается, когда поверхностносудит о своем поведении и своих выводах, но иногда неосознанно попадает вточку, "плавая на глубине", - там, где Валентина не забыла Рим, конторку вбюро путешествий, решение вместе поехать и вместе жить. Во время такихозарений, мелькающих, будто глубоководные рыбы, которые на секундупоказываются на поверхности воды, меня сознательно искажают и делаютнеприятной, вкладывая мне в уста то, что я якобы говорила.
Встал вопрос о "ночной Венеции", но Дора, изнуренная художественнымишедеврами, пару раз обошла площадь и отправилась в гостиницу. Валентинавыполнила ритуал, выпив рюмку портвейна в кафе "Флориан", и стала ждатьдесяти вечера. В толпе гуляющих, которые ели мороженое и делали моментальныеснимки, она осторожно приблизилась к пристани. С этой стороны было толькодве гондолы с зажженными фонарями. Дино стоял на молу, опираясь на шест. Онждал.
"Он и впрямь думает, что я приду", - подумала она почти с удивлением.Супружеская чета английского вида приближалась к гондольеру. Валентинаувидела, как он снял шляпу и предложил покататься. Почти тут же подошло ещенесколько гондол; свет фонарика дрожал в ночи, окутавшей лагуну.
Чувствуя неясное беспокойство, Валентина вернулась в отель.
Утренний свет смыл с нее тревожные сны, но осталось ощущение, похожеена тошноту, какая-то сдавленность в груди. Дора ждала ее в чайном салоне,чтобы вместе позавтракать, но едва Валентина налила себе чаю, как к ихстолику подошел официант.
- На улице ждет гондольер синьорины.
- Гондольер? Я не заказывала гондолу.
- Он показал мне адрес синьорины.
Дора с любопытством взглянула на нее, и Валентина вдруг почувствоваласебя раздетой. Она с усилием сделала глоток и, секунду поколебавшись, вышла.Заинтригованная Дора решила, что будет очень забавно понаблюдать за всемэтим из окна. Она увидела гондольера и Валентину, которая шла ему навстречу,его короткое, но решительное приветствие. Валентина говорила, почти нежестикулируя, но вот она подняла руку, будто прося о чем-то, - ведь такогоне могло быть, так делают, когда другой не соглашается с тем, что емуговорят. Потом заговорил он, жестикулируя чисто по-итальянски. Валентина,казалось, хотела, чтобы он ушел, но тот настаивал, и у Доры было достаточновремени, чтобы увидеть, как Валентина посмотрела на свои часы и слегкамахнула рукой в знак согласия.
- Я совершенно забыла, - объяснила она, вернувшись, - но гондольерыне забывают о своих клиентах. Ты куда-нибудь пойдешь?
- О, конечно, - сказала Дора. - Они что, все такие милые, прямо какв кино?
- Разумеется, все, - сказала Валентина без улыбки. Дерзость Динонастолько ошеломила ее, что ей стоило труда взять себя в руки. На секунду еевстревожила мысль, что Дора захочет к ней присоединиться: это так логично итак в духе Доры. "Зато все решилось бы само собой, - подумала она. - Какимбы мужланом он ни был, на скандал он не пойдет. Он истерик, это очевидно, ноне дурак".
Дора ничего не сказала, но улыбнулась ей так вкрадчиво, что Валентинапочувствовала смутное отвращение. Не понимая толком почему, она непредложила ей поехать вместе на гондоле. Просто поразительно, как за этипоследние недели все важное она делала, толком не зная почему.