Собрание в кроваво-красных тонах
Борхесу
Думаю, Хакобо, в тот вечер вы порядком продрогли, и дождь, которыйупорно шел в Висбадене, заставил вас укрыться в "Загребе". Возможно, главнойпричиной был разгулявшийся аппетит, ведь вы целый день работали, и как разнаступило время поужинать в каком-нибудь тихом и спокойном месте; может,"Загребу" и не хватало каких-то других качеств, зато этого у него было визбытке, и вы, я полагаю, пожав плечами и в глубине души посмеиваясь надсобой, решили поужинать именно там. Так или иначе, в полумраке заведения,стиль которого отдаленно напоминал балканский, вы увидели столики, и былотак приятно повесить намокший плащ на старую вешалку и найти уголок, где впламени зеленоватой свечи, стоявшей на столике, слабо колебались тени иможно было различить старинные столовые приборы и высокий бокал, в котором,словно птица, укрылся блик света.
Сначала у вас появилось ощущение, которое всегда появляется, когдапопадаешь в пустой ресторан, что-то среднее между напряжением ирасслабленностью; зал выглядел совсем неплохо, однако отсутствие клиентов вэтот час наводило на размышления. Когда бываешь за границей, подолгу недумаешь о таких вещах, мало ли где какие обычаи и кто когда ходит врестораны, главное, здесь тепло и есть меню, где предлагаются иудивительные, и уже знакомые кушанья, и маленькая женщина с большими глазамии черными волосами, возникшая словно ниоткуда, вдруг оказалась рядом состоликом, чуть улыбаясь в ожидании заказа. Вы только успели подумать, что,возможно, для обычной жизни города пришли несколько поздновато, но временина то, чтобы поднять глаза и оглядеться вокруг, удовлетворяя свое туристскоелюбопытство, у вас не осталось; маленькая бледная рука положила салфетку инепроизвольно передвинула солонку. Логично предположить, что вы выбралишашлык на шампурах с луком и красным перцем и густое ароматное вино,совершенно непривычное для европейца; как и я в свое время, вы судовольствием избегали гостиничной кухни, где из опасений готовить слишкомтипичную еду или, наоборот, слишком экзотическую в результате всегда готовятбезвкусную, и вы даже попросили черный хлеб, который не слишком подходил кшашлыку, но который женщина немедленно принесла. И только тогда, закуривпервую сигарету, вы подробно рассмотрели этот трансильванский анклав,защитивший вас от непогоды и от не вполне заурядного немецкого города.Тишина, отсутствие людей и неверный свет свечей действовали на васуспокаивающе, во всяком случае все остальное куда-то ушло и вы осталисьнаедине с собой, со своей сигаретой и со своей усталостью.
Рука, наливавшая вино в высокий бокал, была покрыта волосами, и вы насекунду испытали потрясение, прежде чем разорвали логическую цепочку абсурдаи поняли, что вместо женщины с бледным лицом рядом с вашим столиком стоитсмуглый и безмолвный официант и предлагает вам попробовать винопрофессиональным движением, доведенным до автоматизма. Редко бывало, чтобыкому-то не понравилось вино, и официант в конце концов наполнил бокал, авопросительная пауза была просто непременной частью ритуала. Почтиодновременно другой официант, до странности похожий на первого (одинаковыефольклорные костюмы и черные бакенбарды делали их неотличимыми друг отдруга), поставил на стол поднос с дымящимся блюдом и одним движением снял сшампура кусочки мяса. Посетитель и те, кто его обслуживали, обменялисьнесколькими подобающими случаю фразами на неизбежном ломаном немецком; иснова покой и усталость окутали вас в полумраке зала, и только шум дождя наулице стал слышнее. Но вдруг все изменилось, и вы, чуть повернувшись,поняли, что входная дверь открылась, чтобы впустить еще одного посетителя,женщину, которая, как вам показалось, была близорука, не только потому, чтона ней были очки с толстыми стеклами, но и потому, что она двигалась междустоликами с нарочитой уверенностью и потом села за столик в противоположномуглу зала, едва освещенном одной-двумя свечами, пламя которых трепетало,когда она проходила мимо, и размытые очертания ее фигуры слились с мебелью,и стенами, и тяжелой красной занавесью в глубине зала, за которойугадывалась невидимая остальная часть дома.
За едой вы развлекали себя наблюдением за тем, как английская туристка(никто другой не мог надеть на себя такой плащ и это подобие блузки цвета нето красной фасоли, не то помидора) сосредоточенно и близоруко изучала меню,содержание которого от нее, судя по всему, ускользало, и еще вы наблюдали затем, как женщина с большими черными глазами продолжала стоять в третьем углузала, где была стойка бара, украшенная зеркалами и гирляндами изискусственных цветов, в ожидании, когда туристка закончит свое безнадежноезанятие и к ней можно будет подойти. Официанты стояли позади стойки, по обестороны от женщины и тоже ждали, сложив руки на груди, такие похожие друг надруга, что в отражении их спин в стершейся амальгаме чудилось что-тоненастоящее, а все вместе представляло собой какое-то непонятное илиобманчивое учетверение. Все смотрели на английскую туристку, которая,казалось, не отдавала себе отчета в том, сколько времени она сидит, впериввзор в меню. Ожидание продолжалось, и тогда вы закурили вторую сигарету, иженщина в конце концов подошла к вашему столику и спросила, не желаете ли выкакой-нибудь суп, а может быть, овечьего сыру, она продолжала спрашивать,несмотря на то что каждый раз получала вежливый отказ, брынза очень хороша,а может быть, что-нибудь из местных десертов. Но вам хотелось только кофепо-турецки, поскольку вы плотно поужинали и вас клонило в сон. Женщина,казалось, пребывала в нерешительности, словно давая вам возможностьпередумать и все-таки заказать сыры, но, поскольку вы этого так и несделали, она машинально повторила "кофе по-турецки", и вы сказали, да, кофепо-турецки, и женщина, будто подавив быстрый короткий вздох, сделала знакофициантам и отошла к столику английской туристки.
Кофе явно запаздывал, особенно если сравнить, как быстро вас обслужиливначале, так что у вас было время выкурить еще одну сигарету и допитьбутылку вина, развлекая себя наблюдением за английской туристкой, котораяосматривала зал сквозь толстые стекла очков, ни на чем не особенно неостанавливаясь. Она была не то несколько заторможена, не то слишкомзастенчива; довольно долго собиралась с духом, прежде чем решилась снятьблестящий от дождя плащ и повесить его на ближайшую вешалку; потом вернуласьк своему столику и села на неминуемо мокрый стул, но ее это, казалось,нимало не обеспокоило, она продолжала оглядывать зал или рассматриваласкатерть. Официанты заняли свои места за стойкой бара, а женщина ждала уокошечка кухни; все трое смотрели на английскую туристку, смотрели так,будто чего-то от нее ждали, может быть, что она обратится к ним и закажетчто-то еще, а может, что-то отменит или вообще уйдет, смотрели на нее стаким напряжением, которое показалось вам в данной ситуации излишним, вовсяком случае неоправданным. На вас больше никто не обращал внимания, обаофицианта стояли, сложив руки на груди, а женщина неотрывно следила затуристкой из-под длинной прямой челки, которая упала ей на глаза, когда онаопустила голову, и это показалось вам недопустимым и невежливым, хотя беднаяслепая курица ничего не замечала, потому что в тот момент рылась у себя всумочке в поисках какого-то предмета, какого именно, вы в полумраке неразглядели, но узнали его по характерному звуку, потому что курицавысморкалась. Официант принес ей тарелку (кажется, это был гуляш) и тут жевернулся на свой пост; одинаковая у обоих официантов привычка складыватьруки на груди по окончании каждого действия могла бы показаться забавной, нопочему-то таковой не казалась, так же как и действия женщины, котораяустроилась за дальним концом прилавка и оттуда сосредоточенно следила затем, как вы пьете кофе, который вы потягивали так медленно, как тоготребовали его замечательная крепость и аромат. Неожиданно центр вниманияпереместился, потому что оба официанта тоже теперь смотрели, как вы пьетекофе, и, прежде чем вы успели его допить, женщина подошла к вашему столику,чтобы спросить, не хотите ли вы еще кофе, и вы согласились, несколькорастерянно, потому что во всем этом вроде бы не было ничего странного, а сдругой стороны, что-то от вас ускользало и вам хотелось понять, что жеименно. Вот, например, английская туристка, официанты вдруг как-тозаторопились возле нее, будто им хотелось, чтобы она побыстрей доела и ушла,они буквально из-под носа унесли у нее тарелку, так что она не успела доестьпоследний кусок, и сунули ей в руки раскрытое меню, причем один из них отнеспустую тарелку в кухню, а другой нетерпеливо навис над ней в ожидании, когдаона расплатится.
Вы, как это часто с вами бывало, не могли бы точно определить момент,когда вам показалось, что вы начали понимать; так бывает в шахматах и влюбви, когда туман вдруг рассеивается и вы делаете ход или совершаетепоступок, который за секунду до этого казался вам немыслимым. Прежде чеммысль оформилась в слова, вы почуяли, что запахло опасностью, и сказалисебе, что, сколько бы ни пробыла здесь английская туристка со своим ужином,вы будете сидеть, курить и пить вино до тех пор, пока эта беззащитная слепаякурица не решится влезть в свой пластиковый пузырь и не удалится наконец наулицу. Вам всегда был присущ спортивный азарт и пристрастие к абсурду, такчто ситуация вас увлекла и вы решили заказать еще что-нибудь, хотя вашжелудок этого и не требовал; вы жестом подозвали официанта и заказали ещекофе и рюмку водки, весьма популярной в тех местах. У вас оставалось еще трисигареты, и вы подумали, что этого хватит, если английская туристка решитсяна какой-нибудь балканский десерт; она наверняка не будет пить кофе,достаточно было взглянуть на ее очки и блузку; и чай пить она тоже нестанет, потому что есть вещи, которые следует делать только у себя народине. Если немного повезет, вы расплатитесь по счету и уйдете черезкакие-нибудь пятнадцать минут.
Вам принесли кофе, но не принесли водку, женщина, выглянув из зарослейволос, попыталась придать своему лицу выражение, соответствующее объяснениюпо поводу происшедшей задержки; в подвале ищут новую бутылку, несоблаговолит ли сеньор подождать несколько минут. Она ясно выговариваласлова, хотя и с плохим произношением, но вы заметили, что она внимательноследит за другим столиком, где один из официантов заученным жестомпротягивал счет, вытянув руку и оставаясь неподвижным и сохраняя, такимобразом, позицию почтительного презрения. Как будто она наконец поняла,туристка стала рыться в сумочке, но она все делала неловко, и сначала ей,наверное, попались под руку расческа или зеркальце вместо денег, которые ейвсе-таки удалось в конце концов выудить на поверхность, потому что официантвдруг отделился от столика, как раз в тот момент, когда женщина подошла квашему с бутылкой водки. Вы и сами не могли объяснить, почему вы тут жепопросили принести счет, ведь теперь вы были уверены, что туристка сейчасуйдет и не лучше ли было выкурить последнюю сигарету за рюмочкой водки.Возможно, вас не слишком увлекла перспектива остаться одному в зале; когдавы сюда вошли, в этом было что-то привлекательное, но сейчас вам было не посебе, когда вы смотрели на официантов-двойников, которые отражались взеркале за стойкой бара, или когда женщина словно заколебалась, прежде чемпринести вам счет, как будто вы оскорбили ее своей торопливостью, а потомповернулась к вам спиной и отошла к стойке, где трио вновь замерло вожидании. В конце концов, нелегко, наверное, работать в этом пустомресторане, вдали от света и чистого воздуха; тут нетрудно и зачахнуть, абледность и автоматизм движений есть следствие нескончаемой череды таких жевечеров. Туристка долго возилась со своим плащом, потом вернулась к столику,ей, видно, показалось, она что-то забыла, заглянула под стул, и тогда вымедленно поднялись со своего места, будучи не в состоянии оставаться ещехоть секунду, и на полдороге столкнулись с одним из официантов, которыйпротягивал вам серебряную тарелочку, куда вы, даже не взглянув на счет,положили банкноту. Порыв ветра вы почувствовали в тот момент, когда официантискал сдачу в карманах своего красного жилета, и вы поняли, туристка толькочто открыла входную дверь, и вы не стали больше ждать, махнули на прощаниерукой и официанту, и тем, что наблюдали за вами из-за стойки; прикинув наглаз расстояние, на ходу сорвали плащ с вешалки и вышли на улицу, где уже небыло дождя. Только там вы вздохнули полной грудью, как будто до этого, самине зная почему, подсознательно сдерживали дыхание; и только там выдействительно ощутили страх и облегчение одновременно.
Туристка шла в нескольких шагах от вас, медленно направляясь к отелю, ивы шли за ней, терзаемый смутными опасениями, вдруг она вспомнит, что забылаеще что-нибудь, и ей взбредет в голову вернуться в ресторан. Речь уже не шлао том, чтобы что-то понять, все было просто и стало очевидностью без причини следствий: вы спасли ее, и теперь надо было убедиться, что она больше тудане вернется, что бедная слепая курица, завернутая в мокрый пластиковыйпузырь, в счастливом неведении доберется до безопасного убежища в своемотеле, до комнаты, где никто не будет смотреть на нее так, как смотрели там,в ресторане.
Когда она завернула за угол, у вас хоть и не было никаких причинспешить, вы все равно спросили себя, не лучше ли все-таки сопроводить ее,держась на близком расстоянии, и убедиться, что она не вернется на то жеместо, откуда пришла, по причине своей близорукости и неуклюжести; выприбавили шагу и, завернув за угол, увидели пустынный и плохо освещенныйпереулок. Две длинные глинобитные стены, и вдалеке дверь, до которойтуристка никак не могла дойти; только жаба, обрадованная дождем, прыжкамиперебиралась с одного тротуара на другой.
На какой-то момент вас охватил гнев, как могла эта дура… Потом вынемного подождали, прислонившись к стене, но это было все равно что ждатьсебя самого и еще чего-то, что должно было возникнуть и заработать в самойглубине вашего сознания, дабы все это обрело смысл. Жаба обнаружила дыру встене, у самой земли, и тоже ждала, может быть, какое-нибудь насекомое,обитающее в проломе стены, высунется наружу, а может, она обдумывала, как ейперебраться в сад. Вы так и не узнали, сколько времени простояли так ипочему вернулись на ту улицу, где был ресторан. В окнах было темно, но узкаядверь была приоткрыта; вы почти не удивились тому, что женщина была там иждала, будто знала, что вы придете.
- Мы так и думали, что вы вернетесь, - сказала она. - Видите, ненадо было уходить так скоро.
Она приоткрыла дверь пошире и посторонилась; еще можно было повернутьсяи уйти, не удостоив ее ответом, однако улица из двух глинобитных стен и жабаслужили опровержением тому, что вам нарисовало воображение, тому, что высчитали необъяснимым, тем не менее реально существующим. В каком-то смыслевам было все равно, войти или удалиться, хотя в груди у вас что-то сжималосьи хотелось броситься прочь; вы вошли, прежде чем успели осознанно принятьэто решение, потому что этой ночью осознанно решить что-либо непредставлялось возможным, и услышали, как за спиной медленно закрылась дверьи скрипнул засов. Оба официанта стояли совсем близко, а зал освещали тольконесколько одиноких свечей.
- Проходите, - сказал женский голос откуда-то из угла, - все готово.
Ваш собственный голос показался вам чужим, словно звучал по ту сторонузеркала, висевшего над прилавком.
- Не понимаю, - с трудом проговорили вы, - она была здесь, ивдруг…
Один из официантов засмеялся, не более чем намек на суховатую усмешку.
- О, она всегда так, - сказала женщина, подойдя к вам вплотную. -Делает все возможное, чтобы этого не допустить, каждый раз старается изовсех сил, бедняжка. Но у них нет силы, они могут только пытаться, а выходитвсегда плохо, они совсем не похожи на то, что о них думают люди.
Вы почувствовали, что оба официанта подошли к вам совсем близко, ихкрасные жилеты почти касались вашего плаща.
- Ее даже жалко, - сказала женщина, - она уже дважды приходила, и ейпришлось уйти, потому что у нее ничего не выходило. У нее никогда ничего невыходит, просто жаль смотреть.
- Но она…
- Дженни, - сказала женщина. - Это единственное, что мы смогли у нееузнать, когда познакомились, она сказала только, что ее зовут Дженни, еслитолько она назвала свое настоящее имя, а потом она только кричала, этопросто нелепо - так кричать.
Вы молча смотрели на них, понимая, что, смотри не смотри, всебесполезно, а мне было вас так жаль, Хакобо, когда я поняла, что вы моглиподумать обо мне так, как вы и подумали, что вы попытались защитить меня,меня, которая была здесь как раз для того, чтобы дать вам возможность уйти.Слишком многое нас разделяло, слишком много непреодолимого было между нами;мы играли в одну и ту же игру, но вы еще были живы, и у меня не было способазаставить вас понять. Но сейчас все могло бы стать по-другому, если бы вызахотели, сейчас нас было бы двое, кто пришел в дождливую ночь, и, можетбыть, у нас получилось бы лучше, а нет, так, по крайней мере, было бы вотэто - нас двое в дождливую ночь.
[Пер. А.Борисовой]