Да, потому что Рема с неизменной доброжелательностью пресекала любыерасспросы. Все так чудесно, что совершенно незачем волноваться. Домогромный, а детям запрещалось заходить в одну из комнат, всего лишь в одну,так что ничего страшного не происходило. Прошло всего два дня, и Исабельприноровилась к этому так же, как и Нино. Они с утра до вечера играли вроще, где ивы, а если не там, то в саду, где клевер, или в парке у гамаков,или возле ручья. То же самое происходило и в доме: в их распоряжении былиспальни, коридор, библиотека внизу, на первом этаже (лишь однажды в четвергтуда запретили входить), и столовая на застекленной веранде. В кабинет кЛуису они не наведывались, потому что Луис с утра до ночи читал; иногда онсам зазывал к себе сына и давал ему книжки с картинками, но Нино и Исабельуходили смотреть их в гостиную или в сад перед домом. К Нене они никогда несовались, опасаясь его бешеного нрава. Рема сказала, что так будет лучше, иее слова прозвучали как предупреждение, а дети научились понимать, чтотаится за ее молчанием.
В общем-то жизнь была скучной. Однажды ночью Исабель задумалась: зачемФунесы пригласили ее на лето к себе? Она еще не доросла до понимания того,что ее позвали ради Нино, желая ублажить его живой летней игрушкой. Исабельзамечала лишь, что в доме тоскливо, что у Ремы усталый вид, что стоитзасуха, но тем не менее все вокруг влажное и какое-то беспризорное. Черезнесколько дней она привыкла к укладу этого дома и довольнонеобременительному распорядку каникулярной жизни в Лос-Орнеросе. Нино началпонимать прелесть микроскопа, подаренного ему Луисом, они восхитительнопровели неделю, разводя букашек в маленьком стоячем прудике, заросшемлистьями каллы, а потом капая воду на стеклышки и рассматривая их подмикроскопом.
- Это личинки комаров, никаких микробов вы тут не увидите, - говорилим Луис и как-то отчужденно, с легким раздражением усмехался.
Им же не верилось, что это жуткое месиво - не микробы. Рема принеслаим калейдоскоп, хранившийся у нее в шкафу, но они неизменно отдавали предпочтение поискумикробов и подсчету их лапок. Исабель таскала с собой дневник наблюдений, вкотором было всего понемножку - и биологии, и химии, и аптекарскихпознаний. Они устроили аптеку в комнате Нино, реквизировав для этого всемало-мальски подходящее.
Исабель заявила Луису:
- Нам нужна всякая всячина.
Луис дал ей мятные леденцы, розовую ветку и пробирку. Нене - грелку ипузырек с зелеными пилюлями, непонятно какими, потому что этикетка на нембыла содрана. Рема зашла поглядеть на аптеку, прочитала опись имущества исказала, что они приобретают полезные знания. То ли она, то ли Нино (которыйвсегда приходил в возбуждение и петушился перед Ремой) решили собиратьгербарий. Пользуясь тем, что в то утро им разрешили погулять в саду, где росклевер, они набрали образцов и вечером разложили сорванные цветы и листья наполу, подстелив под них бумагу, так что ступить в спальне было толкомнекуда.
Перед сном Исабель записала:
"Лист номер семьдесят четыре: зеленый, в виде сердечка с коричневымикончиками".
Ее немного раздражало то, что почти все листья попадались зеленые,гладкие и ланцетовидные.
В тот день, когда они пошли охотиться на муравьев, Исабель увиделахозяйских пеонов. Управляющего и дворецкого она знала хорошо, потому что ониявлялись в дом с докладом. Но эти люди были моложе, они сидели возлебараков, отдыхая в обеденный перерыв, зевали и глазели на играющих детей.
Один из них сказал Нино:
- И сдались тебе эти твари.
И щелкнул его по кудрявой голове. Исабель хотелось, чтобы Ниновозмутился, показал, кто тут хозяйский сын.
В бутылке у них уже кишмя кишели муравьи, а на берегу ручья детинаткнулись на громадного богомола и тоже запихнули его в бутылку, чтобывести наблюдения. Идею домашнего муравейника они почерпнули из энциклопедии"Тесоро де ла Хувентуд", а Луис дал им длинный и глубокий стеклянный ящик.Вытаскивая его вместе с Нино, Исабель услышала, как Рема сказала:
- Если б они всегда сидели такими паиньками дома!
И Рема вроде бы даже вздрогнула. Исабель вспомнила об этом перед сном,в тот момент, когда из темноты перед ней выплывали лица: вот Нене, тощий ивечно мурлыкающий какую-нибудь мелодию, вновь выходит покурить под навес;вот Рема несет ему кофе, а он - ну и недотепа! - не может нормально взятьчашку и, промахнувшись, стискивает пальцы Ремы; из окна столовой Исабельбыло видно, как Рема отдернула руку, а Нене, едва успев поймать на летучашку, смущенно засмеялся. Черные муравьи лучше рыжих, они больше и злее.Хорошо бы запустить в ящик стайку рыжих муравьев, а потом наблюдать сбезопасного расстояния из-за стекла за их сражениями. Хотя, может, они небудут драться… Устроят себе по муравейнику в противоположных концах ящика.Если так, то Исабель с Нино утешались бы, изучая привычки разных муравьев,завели бы для каждого вида свою тетрадку. Но почти наверняка они будутдраться, почти наверняка грядет беспощадная война, - можно будет наблюдатьчерез стекло и записывать выводы в одну-единственную тетрадь.
Реме не нравилось шпионить за ними, но порой, проходя мимо спален, онавидела, как они с горящими глазами и с сознанием важности своей миссиивосседают перед самодельным муравейником возле окна. Нино навострилсямоментально отыскивать новые муравьиные галереи, и Исабель вносиладополнения в план, нарисованный чернилами на развороте тетрадного листа.Послушавшись Луиса, они запускали в ящик только черных муравьев, имуравейник страшно разросся, вид у насекомых был свирепый, работали они сутра до вечера, рыли ходы, сновали взад и вперед, строились,перестраивались, сообщались друг с другом, шевеля усиками и потирая лапки,внезапно впадали в ярость и начинали бушевать, сбивались в кучу ирассыпались в разные стороны без всякой видимой причины. Исабельрастерялась, не знала, что и записывать, и постепенно вообще забросиладневник, так что они с Нино быстро забывали свои наблюдения, хотяпросиживали перед ящиком часами. Нино опять потянуло в сад, в разговоре онупоминал про гамаки и лошадей. Исабель начала его слегка презирать. Для неев Лос-Орнеросе не было ничего дороже муравейника; мысль о том, что муравьиразгуливают по нему, не боясь никакого ягуара, приводила ее в восторг,подчас она воображала, что малюсенький ягуарчик, похожий на резиновыйластик, рыщет по галереям муравейника и, может быть, именно из-за негонасекомые то разбегаются в разные стороны, то сбиваются в кучу. Исабельнравилось создавать там, за стеклом, подобие большого мира, особеннонравилось теперь, когда без разрешения Ремы спускаться в столовуюзапрещалось.
Внезапно встрепенувшись, Исабель прижалась носом к стеклу; ейнравилось, когда на нее обращали внимание; Рема застыла в дверях, молчаглядя на нее. Если дело касалось Ремы, слух у Исабель становился острееострого.
- Что это ты тут одна?
- Нино пошел к гамакам. По-моему, это королева, вон какая онабольшущая.
Ремин фартук отражался в стекле. Она чуть подняла руку, и рука тожеотразилась, как бы изнутри ящика; Исабель вдруг вспомнила, как Ремапротягивала Нене чашку кофе, но теперь по ее пальцам ползали муравьи, чашкине было, а были муравьи, и рука Нене сжимала Ремины пальцы.
- Уберите руку, тетя Рема, - попросила Исабель.
- Руку?
- Вот так. А то муравьи пугаются.
- А-а, понятно. Уже можно идти вниз, в столовую.
- Потом. Тетя Рема, Нене что, на вас сердится?
Рука метнулась по стеклу, точно птица, залетевшая в окно. Исабельпочудилось, что теперь-то муравьи действительно напугались и пытаются удратьот отражения. Но в стекле уже ничто не отражалось, Рема ушла, она неслась покоридору, словно спасаясь от какой-то напасти. Исабель испугалась своеговопроса, страх был глухой и бессмысленный, может, даже не из-за вопроса, аиз-за того, что Рема так внезапно ушла. Ушла, а за вновь прозрачным стекломмуравьиные галереи перетекали одна в другую и переплетались, как скрюченныепальцы под землей.
И вот однажды во время сиесты они с Нино, поев арбуза, отправилисьиграть в мяч к стене, выходившей к ручью, и Нино виртуозно отбивал самые,казалось бы, немыслимые удары и взбирался по глицинии на крышу, чтобывытащить мячик, застрявший между черепицами. Из ивовых зарослей вынырнулкрестьянский мальчишка и тоже вступил в игру, но все время ленился ипропускал подачи. Исабель нюхала листья скипидарного дерева и, отражая слеваковарно низкую подачу Нино, вдруг по-настоящему почувствовала, что сейчаслето и это счастье. Впервые за все время ее приезд в Лос-Орнерос, каникулы,Нино перестали казаться абсурдом. А от одной лишь мысли о ящике с муравьямитам, наверху, повеяло мертвечиной и затхлостью, какой-то многопалой,рвущейся на волю жутью, и в воздухе распространились зловонные, ядовитыемиазмы. Исабель гневно и радостно ударила по мячу, откусила веточкускипидарного дерева и тут же выплюнула с отвращением и восторгом, наконец-топочувствовав себя действительно счастливой под лучами деревенского солнца…
Брызнули стекла. Мяч угодил в кабинет Нене. Тот в рубашке и здоровенныхчерных очках высунулся наружу:
- Ах вы, чертовы сопляки!
Крестьянский паренек удрал. Нино встал рядом с Исабель, и онапочувствовала, что он трепещет, словно ива под ветром.
- Я не нарочно, дядя.
- Правда, Нене, мы не нарочно.
Но Нене уже скрылся из виду.
Исабель попросила Рему унести ящик, и та обещала. Но потом приняласьпомогать девочке повесить одежду и облачиться в пижаму, они заболтались ипозабыли о муравьях. Исабель ощутила их соседство, когда Рема погасила свети отправилась по коридору сказать "спокойной ночи" Нино, который до сих порхлюпал носом и был разобижен; так вот, Исабель вспомнила о муравьях, но Ремупозвать не решалась, ведь та сочла бы, что она ведет себя, как маленькая.Собираясь вскоре заснуть, Исабель необычайно долго не могла сомкнуть глаз.Когда же приспело время видеть в темноте лица, перед девочкой предстали еемать и Инес, они улыбались, словно сообщницы, и натягивали на руки желтыефосфоресцирующие перчатки. Затем показался плачущий Нино, потом опять мама сИнес, их перчатки превратились в фиолетовые шляпы, беспрерывно вращавшиесяна головах, а у Нино были огромные пустые глаза - наверное, потому, что онтак много плакал, - и Исабель подумала, что настала очередь Ремы и Луиса;теперь ей хотелось увидеть именно их, а не Нене, однако в полумраке возниклолицо Нене; он снял очки и скривился точно так же, как в тот момент, когданачал избивать Нино, который пятился назад, пока не уперся в стену, пятилсяи глядел на Нене, точно надеясь, что все это кончится, а Нене влепил ему ещеодну пощечину, шлепнул легонько, несильно, звонко, будто по мокрому, и тутнаконец между ними встала Рема; Нене чуть не столкнулся с ней, а затемвдалеке возник Луис, объявивший, что можно идти в столовую во внутреннихпокоях дома. Все произошло моментально, все случилось потому, что Нино былздесь с ней, а Рема забежала сказать, чтобы они не выходили из гостиной,пока Луис не выяснит, где ягуар; забежала и осталась поглядеть, как онииграют в шашки. Нино выигрывал, и Рема похвалила его, а Нино такобрадовался, что обнял ее за талию и попытался поцеловать. Рема, смеясь,наклонилась к нему, Нино целовал ее в глаза, в нос, и оба они смеялись, авместе с ними и Исабель - так им нравилась эта игра. Они не заметили, какподошел Нене, а он рванул Нино на себя, сказал что-то про разбитое окно иначал бить, не сводя с Ремы глаз; похоже, он на нее злился, а она вызывающепосмотрела на него и вдруг - с ужасом увидела Исабель - заслонила собойНино. Ужин был сплошным притворством, сплошным враньем, Луис думал, что Нинохнычет из-за трепки, Нене же взглядом, похоже, приказывал Реме молчать;Исабель обратила внимание на его жестокий красный рот с ярко-краснымигубами, в сумерках они казались еще ярче, а зубы слегка посверкивали. Изорта Нене вырвалось какое-то пористое облако, зеленый треугольник; Исабельпоморгала, отгоняя от себя эти образы, и вновь увидела Инес и маму в желтыхперчатках; при взгляде на них она подумала о ящике с муравьями, надо же, онздесь - и его не видно, а желтых перчаток тут нет, однако они видны как наладони! Это показалось ей чуть ли не забавным, ведь в действительностиувидеть муравейник она не могла, хотя и ощущала его тяжесть, он давил нанее, как плотный сгусток живого пространства. Исабель так явственно ощущалаблизость муравейника, что отправилась на поиски спичек, решив зажечь свечу.И муравейник, окутанный дрожащим полумраком, словно выпрыгнул из пустоты.Исабель, держа в руке свечу, подходила к нему все ближе. Бедные муравьи,наверно, они думают, что это восход солнца. Исабель заглянула в ящик иужаснулась: в кромешной тьме муравьи все равно работали! Да-да, шустросновали туда и сюда в густой-прегустой, осязаемой темноте. Они так усерднотрудились в своем ящике, словно потеряли надежду выбраться оттуда.
Почти всегда о перемещениях ягуара докладывал управляющий; Луис доверялему больше, чем остальным, а поэтому никогда не выходил из кабинета, где онработал буквально целыми днями, и никому из домашних не позволял спускатьсяна первый этаж без доклада дона Роберто. Однако приходилось полагаться нетолько на него, но и друг на друга. Занятая домашними делами Рема прекраснознала, что происходит и на первом, и на втором этажах. Подчас последниеновости сообщали Нене или Луису дети. Нет, сами они ничего не видели, но,столкнувшись на улице с доном Роберто, узнавали от него, где ягуар, и бежалидокладывать взрослым. Сообщения Нино всегда принимались на веру, Исабель жеслушали меньше, поскольку она была новенькой и могла ошибиться. Но затем,видя, что она ходит за Нино хвостом, стали доверять и ей. Так обстояли делапо утрам и днем; вечером же во двор выходил Нене - проверял, привязаны лисобаки и не оставил ли кто возле дома тлеющее кострище; Исабель заметила,что он брал с собой пистолет, а иногда еще и палку с серебрянымнабалдашником.
Ей не хотелось расспрашивать Рему, ведь Рема воспринимала происходящеекак нечто само собой разумеющееся и необходимое, и задавать вопросы значилобы выставить себя на посмешище, а Исабель не хотелось ударить в грязь лицомперед посторонней женщиной. С Нино ей было легко, он любил поболтать ипостоянно пробалтывался. В его изложении все выглядело так просто и ясно! Итолько по ночам, когда Исабель пыталась вновь убедиться в простоте и ясностиего объяснений, она осознавала, что самое важное в них пропущено. В скоромвремени ей стало понятно, что действительно имеет решающее значение втамошней жизни: перед тем как выйти из дома, спуститься в столовую назастекленной веранде или пройти в кабинет Луиса и в библиотеку, всегдаследовало разузнавать, можно ли это сделать. "Нужно доверять дону Роберто",- сказала однажды Рема. Еще Исабель верила Реме и Нино. Луиса же онаникогда не спрашивала, потому что он редко был в курсе дела. А к Нене,который всегда все знал, она тоже не обращалась. Так что трудностей никакихне возникало, существовали кое-какие ограничения, но в основном они касалисьее передвижения по дому и усадьбе, ну и - в меньшей степени - одежды, едыи отхода ко сну. Отдых получился настоящий, вот так бы круглый год!
"…скоро тебя увидеть. У них все хорошо. Мы с Нино завели муравейник исделали большой-пребольшой гербарий. Рема тебя целует, у нее все нормально.По-моему, она какая-то грустная, и Луис тоже, он славный. Мне кажется, с нимчто-то не так, еще бы, он же столько занимается! Рема подарила мне несколькоплаточков прелестной расцветки, Инес они понравятся. Мама, тут прекрасно, имне очень весело с Нино и доном Роберто, он управляющий имением и говоритнам, когда и куда можно идти; как-то он чуть было не ошибся и не послал насна речку, но тут пришел работник и сказал, что туда нельзя; если б тывидела, как дон Роберто расстроился, и Рема тоже, она схватила Нино на рукии начала целовать, а меня крепко-крепко прижала к себе. Луис твердил, чтодом не приспособлен для детей, а Нино спросил его: "Про каких таких детей тыговоришь?" И все засмеялись, даже Нене. Дон Роберто тут управляющий.
Если ты за мной приедешь, то погостишь у них, побудешь с Ремой,порадуешь ее. Мне кажется, она…"
Но вот как бы сказать маме, что Рема плачет по ночам, ведь она,Исабель, слышала ее плач, когда Рема крадучись шла по коридору, потомнемного постояла у двери Нино и пошла дальше, а когда спустилась по лестнице(наверное, уже утерев слезы), издалека донесся голос Луиса: "Что с тобой,Рема? Тебе нездоровится?" И воцарилась тишина, дом превратился в одноогромное ухо, а затем послышался шепот и опять голос Луиса: "Ничтожество,какое ничтожество…" И прозвучало это почти как холодная констатация факта,перечисление особых примет или, может быть, даже предсказание судьбы.
"…немного больна, и будет очень хорошо, если ты приедешь и побудешь сней. Я должна показать тебе гербарий и речные камушки, которые принесли мнепеоны. Скажи Инес…"
Вечер выдался такой, какой она любила: летали всякие мошки, тянулосыростью, на ужин подали гренки и флан с манкой и коринками. На берегу ручьябеспрерывно лаяли собаки, огромный богомол внезапно приземлился на скатерть,и Нино пошел за лупой, они с Исабель накрыли насекомое широким стаканом истали дразнить, чтобы посмотреть, какого цвета у него крылышки.
- Выброси эту тварь, - попросила Рема. - Я их терпеть не могу.
- Да это же превосходный экземпляр! - заявил Луис. - Поглядите, какон следит глазами за моей рукой. Ни одно другое насекомое не умеет вертетьголовой.
- Что за проклятая ночь! - пробормотал Нене, загородившись газетой.
А Исабель хотелось отрезать богомолу голову, чикнуть ножницами ипоглядеть, что будет.
- Оставь его под стаканом, - попросила Исабель Нино. - Завтра можнобудет посадить его в муравейник и понаблюдать за ним.
Жара усиливалась, в пол-одиннадцатого уже нечем было дышать. Детиостались с Ремой в столовой во внутренних покоях дома, мужчины сидели каждыйв своем кабинете. Нино первым заявил, что хочет спать.
- Поднимайся сам, я потом приду к тебе. Наверху все нормально, -сказала Рема и обняла его за талию: Нино обожал, когда она так делала.
- Ты расскажешь нам сказку, тетя Рема?
- В другой раз.
Они остались вдвоем, если не считать глазевшего на них богомола.Зашедший пожелать им спокойной ночи Луис проворчал, что детям в такойпоздний час пора спать; Рема улыбнулась и поцеловала его.
- Ах ты, ворчливый медведь! - сказала она, и Исабель, наклонившисьнад стаканом, под которым сидел богомол, подумала, что Рема на ее глазахникогда не целовала Нене; а еще ей пришло на ум, что она ни разу не виделатакого ярко-зеленого богомола. Исабель чуть передвинула стакан, и богомолрассвирепел. Рема подошла к ней и велела отправляться спать.
- Выброси эту тварь, до чего же она страшная.
- Завтра, Рема.
Исабель попросила Рему прийти к ней попрощаться перед сном. Дверь вкабинет Нене была приоткрыта, и он в рубашке с расстегнутым воротомрасхаживал взад и вперед. Проходя мимо, Исабель свистнула:
- Я пошла спать, Нене.