Странно себя чувствуешь, приезжая в город не по желанию, а по воле случая. Я гуляла по венским улочкам и восхищалась: "Какая прелесть, чудо, красота". Передо мной открывались живописные виды, а об их истории и предназначении я не задумывалась - ни к чему. Я витала где-то далеко отсюда.
Витрины приводили меня в полный восторг: я буквально засматривалась царившим в них изобилием и декором. Веками над ними трудились профессионалы, и теперь они совершенны настолько, что глаз не оторвешь; у башмачника за стеклом царило такое красочное разнообразие, что нестерпимо захотелось поставить новые кожаные подметки. Несколько часов побродив по городу, вернулась в свой люкс. Я лежала на постели и вертела в руках туфли, пристально рассматривая каблуки, как вдруг зазвонил телефон. Герр Байер. Перед вылетом я оставила ему сообщение о прибытии и благополучно обо всем позабыла. Надо было бы звякнуть ему из больницы, предупредить, что задерживаюсь. Объясняйся теперь, чем вызвана такая безответственность.
- Добрый день, мисс Данн.
- Алло, герр Байер. Мне очень жаль, что я раньше не позвонила. Я, хм… задержалась.
- Нижайшее почтение международной звезде преступного мира, с которой я имею честь лично беседовать по телефону.
Я решила отмолчаться.
- М-м?
- Говорят, благочестивые бюргеры вымазали вас дегтем и закидали камнями.
Полицейский явно забавлялся над моими злоключениями, и я разозлилась.
- Как вы узнали?
- Мы же в Европе, мисс Данн. Здесь не принято скрывать тайны. Надеюсь, вы уже оправились после тюрьмы. Какие у вас планы на ужин?
- Пока никаких.
- Тогда присоединяйтесь ко мне, прошу.
Мы договорились встретиться в восемь часов в ресторане гостиницы, располагавшемся на первом этаже; хотя для австрийца это, наверное, рановато: мне казалось, что в Вене ужинают часов в десять. Хорошо, пусть. Я взглянула в зеркало на свои искромсанные волосы. "Что ты натворила, дуреха? Впрочем, Лиззи, длинные волосы тебе особого успеха тоже не принесли". Тут меня осенило: не на свидание ли собираешься, сестрица? И тут же в мозгу с паникой пронеслось: "Лиз Данн ни разу в жизни не была на свидании". Я почти ничего не знала о герре Байере и даже заподозрила, что он не прочь перекусить за чужой счет.
Спустилась в вестибюль на лифте - "чики-чики, бом-бом", - позвякивающем латунном устройстве, оборудованном по последнему слову техники - разве что чай он сам не варил. По пути размышляла о предстоящем разговоре и чувствовала себя далеко не во всеоружии. Наверняка герр Байер навел кое-какие справки. Известно ли ему о Джереми? У меня сложилось впечатление, что полицейский знает все. В отличие от меня. Впрочем, интерес у нас с ним, видимо, взаимный.
Вестибюль утопал в роскоши. Помню, семь лет назад мы с Джереми смотрели телевизор, и каждый раз, когда кто-то выигрывал поездку во Францию или куда-нибудь в Европу, победителю обещали "шикарный отель". И здесь в самом деле было восхитительно. Все в кружевах, вокруг резное дерево; зеркала с фаской, темные холсты, плотные ткани, взбитые сливки и вишня. Так непохоже на камеру в немецкой тюрьме. Я чувствовала себя чужой, пока не увидела краем глаза отражение в зеркале. В первый миг показалось, что передо мной стоит какая-то австриячка, но я тут же спохватилась - не привыкла к короткой стрижке и нерадиоактивным обновкам.
Не могла себя узнать - то ли я, то ли не я. Наверное, поэтому всем нравится путешествовать. По той же причине и сектанты так активно орудуют в аэропортах, и на железнодорожных станциях торгуют флагами разных стран. Путешествуя по миру, ты будто растворяешься, и требуется заново себя перестраивать, вспоминая, откуда ты родом.
- Мисс Данн?
Я обернулась и увидела среднего роста бородатого мужчину с усами. Он был одет несколько старомодно, хотя и казался моим ровесником.
- Герр Байер…
Мы пожали друг другу руки.
- Прошу в ресторан, нам туда.
Он подхватил мой локоток - впервые в жизни меня сопровождали так по-джентльменски. Жест банальный, но здорово прибавляет даме уверенности в себе. Этот человек напомнил мне одного таксиста, с которым я познакомилась в Сиэтле, - бородатого брюзгу, который, по его собственным словам, когда-то руководил отделом теоретической астрофизики Киевского университета.
Метрдотель на меня даже не взглянул, и поскольку я была с эскортом, мы, ни на секунду не замедлив шага, проследовали к столику. Да уж, без спутника я успела бы три раза газету прочесть, прежде чем меня спровадили бы в дальний угол.
Мы сели за стол.
- Рад с вами познакомиться, мисс Данн. Наконец-то.
- Взаимно. - Мы развернули белые салфетки из тяжелой плотной ткани и положили их на колени. - Приятно побывать в городе, где изобрели подсознание.
Спутник угрюмо взглянул в мою сторону.
- Мисс Данн, никто не изобретал подсознание, его открыли.
- Ах, простите. Никогда не задумывалась. Впрочем, я тоже всегда считала, что, кроме будничной, обыденной личности, где-то в нас скрыто большое крысиное гнездо бессознательного.
- Забавно. А почему так мрачно?
- Ну, если бы наше подсознание было привлекательным, мы бы не пытались его подавлять. Оно было бы на виду, как, скажем, нос. - Герр Байер, по всей видимости, счел мое высказывание за шутку, хотя я говорила вполне серьезно. - Иного послушаешь, так наше подсознание далеко, будто Северный полюс, и пока до него доберешься… Не зря же существует столько всевозможных техник психоанализа. Как знать, может, личность имеет пять или шесть слоев? А то и шестьдесят два?
- Думаю, их четыре.
- И как они называются?
- Мисс Данн, вы сами прекрасно знаете: общественное "я", личное "я" и тайное "я".
- Получается три.
-А четвертое - скрытое "я"; оно у руля, у него в руках карта дороги. Оно бывает жадное, доверчивое или исполненное ненависти. И так сильно, что даже говорить о нем не имеет смысла.
Нам подали меню, и с моих глаз словно пелена спала.
- Как быстро мы добрались до главного.
- Подозреваю, вы сами нас к нему подвели. - Собеседник улыбнулся и заказал по бокалу минеральной воды. Тут же на столе появилась красивая корзиночка с хлебом и маслом.
Чтобы замять столь обезоруживающее начало, я начала без умолку рассказывать о красотах Вены и пустилась в нудное перечисление увиденного за день. Герр Байер заметил:
- А у вас лицо разрумянилось от солнца.
После дневной прогулки щеки были крепкие, будто даже подтянулись.
- Ну, может быть, - согласилась я и добавила: - Только, по-моему, солнцу придают слишком большое значение.
- Почему вы так считаете, мисс Данн?
- А вы только представьте себе огромный шар пылающей плазмы, который виден на расстоянии триллионов световых лет. И этакая громадина удерживает около себя всего дюжину жалких камней. Мне казалось, вокруг такого колосса должно было собраться настоящее столпотворение.
- Ваш взгляд на устройство Вселенной уникален, мисс Данн.
- Пытаюсь быть реалисткой.
- В здешнем ресторане превосходное меню.
- К сожалению, оно на немецком, герр Байер. Вам не составит труда сделать за меня заказ?
- С удовольствием. Зовите меня Райнер. У вас нет аллергии на продукты?
- Нет. Но я с трудом употребляю мясо, в названии которого указано, кем оно было по профессии, до того как попасть на стол.
- Не понял…
- К примеру, печень. Или почки.
- Продолжайте.
- "Всем привет! При жизни - до того, как меня приготовили с луком, я выводила шлаки из кровотока коровы".
- А-а, намек понял.
- Сюда же относятся "сладкое мясо" и рубец.
- Что такое "сладкое мясо"?
- Зобная железа.
- А рубец?
- Желудок.
- Отлично. Что ж, тогда предлагаю "шницель по-венски". Как говорится, "в Риме поступай как римляне".
Рим. Скор он на руку, как я посмотрю.
- Райнер, вы хотите обсудить наш вопрос прямо сейчас?
- Нет-нет, ни в коем случае. Это случайное совпадение. Хотя то, что вы из-за нескольких телефонных звонков и единственной фотографии проделали такой путь, необычайно подстегивает любопытство.
- Знаете, я бы, пожалуй, поела.
- Конечно, поедим. И еще вы обязательно должны рассказать мне о своих приключениях в немецкой тюрьме.
- С чего начнем?
- Начнем с того, как вы обнаружили кусок топлива с советского спутника.
- Отлично. Это случилось в прошлый четверг…
Весь вечер я занимала его своими рассказами и должна к своей чести признать, что сотрапезник мой ни разу не зевнул. Я чувствовала себя космополиткой. Наверное, для Лесли это обычное состояние; так живет элита, и оголодавшие смакуют каждое их слово. Райнер тоже неплохо подготовился. Он знал об Уильяме и его компании и помог мне расшифровать странные происшествия первых шести часов моего пребывания во Франкфурте (тогда меня засыпали непонятными вопросами, забывая о важных, на мой взгляд, вещах).
Мы доедали шницели, когда я заметила, что времени поговорить о Клаусе Кертеце совсем не осталось. Райнер все понял по моему лицу и проговорил:
- Думаю, лучше отложить наше главное дело до завтра, мисс Данн.
- Лиз. - Я была рада, что полицейский проявил солидарность, поскольку страшно устала.
- Хорошо, Лиз. Заскочите в наш участок, и мы все разложим по полочкам. Вы ведь согласны подождать?
- Конечно.
А дальше до самого расставания мы обсуждали Вену. Райнер был гостеприимным хозяином: у меня ни разу не сложилось впечатления, будто его тяготит мое присутствие.
Около одиннадцати мы распрощались в вестибюле отеля и договорились, что я подойду в участок к одиннадцати утра.
Прежде чем попрощаться, Райнер спросил:
- Лиз, вы когда-нибудь покупали лотерейные билеты?
- Какой необычный вопрос. А вы что, их продаете?
- Нет, просто интересно. Так как?
- Нет.
- И почему же?
- Никто еще меня об этом не спрашивал, но я придерживаюсь на этот счет твердого убеждения. Вот предположим, Райнер: попадется билет, в котором совпадают все цифры, кроме одной. Представляете, какое меня постигнет разочарование? Зачем добровольно устраивать себе такую встряску, да еще платить за это деньги?
- Так я и думал. Спокойной ночи, Лиз.
- Доброй ночи, Райнер. Я вымоталась - нет слов.
На ночном столике красовалась оставленная заботливой горничной тарелочка печенья. Спокойной ночи.
Офис Райнера был серым и скучным, как все чиновничье, и даже Вена в завитках лепнины оказалась бессильна перед бюрократическим формализмом. Панельные стены, выкрашенные в синий, серый или зеленый цвет, потускнели от никотина. Прозрачные стеклянные перегородки разбивали помещение на множество конторок. Пожалуй, только отсутствие обитых тканью переборок на стенах и молчаливых плакатов, побуждающих к продуктивному труду, спасало участок от полного сходства с "Системами наземных коммуникаций". И еще сигаретный дым. Если задуматься, самое необычное в Вене не выпечка, которой здесь забито все, а сигаретный дым. Это все равно что расставить на каждом углу плевательницы. Интересно, а до чего дальше у нас додумаются - будут клеймить краской за прелюбодеяние?
Мое появление вызвало маленькую сенсацию в духе "Взгляните, вон та самая фрау, которая заблокировала франкфуртский аэродром пять дней назад".
- Прошу, проходите, Лиз. - Райнер пригласил меня в кабинет. У него на столе стояла чашечка кофе и неизменное печенье.
- Райнер, а что у вас за ситуация со сладостями?
- Что вы имеете в виду?
- Куда бы я ни пошла, везде угощают выпечкой. Вы что, таким образом пытаетесь высвободить подсознание?
- Насчет подсознания не скажу, а вот высвобождению умных мыслей и воспоминаний сахар способствует.
- Так, значит, все-таки есть умысел?
- Что вы подразумеваете под умыслом?
Я заметила, что сотрудники за стеклянными перегородками изо всех сил стараются на меня не глазеть.
- Не обращайте внимания на коллег, - посочувствовал Райнер. - Вы - знаменитость. А нас знаменитости балуют не часто. - Он вынул из ящика стола черный виниловый фотоальбом, но открывать его не спешил.
- Это для меня? - поинтересовалась я.
- Да. И все же не будем торопиться. - Полицейский закурил и сказал: - Лиз, вчера мы провели очень милый вечер в неформальной обстановке и решили до поры оставить и Рим, и герра Кертеца.
- Это было очень любезно с вашей стороны. Спасибо. Вечер действительно удался.
- Лиз, вы прилетели, чтобы встретиться со мной. Я могу догадываться, что с герром Кертецом вас связывает нечто серьезное.
- С Клаусом Кертецом? Да.
- В этом кабинете звуконепроницаемые стены. Я бы попросил вас сообщить все, что мне нужно знать об этом человеке.
Что я могла сказать? Этого момента он ждал давно. Я судорожно сцепила руки на груди, будто защищаясь. Из альбома выглядывал краешек фотографии, и я различила небесно-синий фон - тот же, что и на цифровом кадре, с которого началась эта одиссея.
Тонкой голубой полоски оказалось достаточно. Я начала всхлипывать и пыхтеть против своей воли: впервые в жизни у меня случился нервный припадок, и я выглядела не лучше, чем Скарлет Хэлли на высоте пяти миль от Рейкьявика. Мне пришло в голову, что, как и бедная девочка на борту "Боинга-747", как и Джереми на диване в моей квартире, я, наконец, нашла место, где почувствовала себя в безопасности, и нервы сдали. Перед этим щетинистым "еврократом", похожим на сокамерника Вацлава Гавела, меня понесло, и я заплакала навзрыд - никогда в жизни не позволяла себе так распускаться. Не представляю зрелища более отвратительного: размазываю по лицу слезы и, сама того не желая, устраиваю сцену.
Когда я успокоилась, Райнер протянул печенье и подлил кофе.
- Я так и знал: здесь скрывается нечто серьезное. Может быть, вы расскажете мне, что произошло?
От сахарозы думать стало легче, и я выложила все как на духу: Рим, Джереми. Через час, к концу повествования, я была выжата как лимон, и Райнер предложил:
- А давайте-ка сходим перекусить.
Мы прогулялись до бистро, и Байер старался не поднимать серьезных тем, что меня вполне устраивало. Вена - поразительный город, мечта любого отдыхающего, а вместе с тем орды туристов лишают ее очарования. Что бы подумали благочестивые горожане прошлых столетий при виде тысяч потных, полуголых зевак, снующих по их соборам как полчище зудней?
Уже в бистро настроение Райнера изменилось. Он сказал:
- Наверное, жаль, что Вена в свое время не пострадала от бомбежек. Здесь все такое древнее, кошмар. Иногда я немцам почти завидую - им хотя бы представился случай создать что-то новое. - Герр Байер умолк. - Извините. Я, видимо, страшные вещи говорю. Просто мне очень хочется, чтобы однажды прилетел НЛО и унес с собой весь город. Надеюсь, когда-нибудь китайцы додумаются выкинуть нечто подобное. - Он стал внимательно просматривать меню, которое читал по долгу службы уже, вероятно, в сотый раз. - На благосостояние мы не жалуемся, так уж случилось. А когда у людей нет проблем, они норовят их себе создать. - Он взглянул в окно. - Поедим, пожалуй.
На ленч мы заказали луковый суп с сыром грайяр, салат, бифштекс и картофель фри; нас без промедления обслужили.
- Ну и, - поинтересовался Райнер, - как поступим с господином Кертецом?
- Что ж, я хочу с ним встретиться.
- Но я почти ничего о нем не рассказывал.
- Это не важно.
Райнер умолк и принялся за еду. Я перестала жевать и уставилась на копа; победа была за мной и полицейский произнес:
- Полагаю, не в моей власти вам препятствовать.
- Вот именно. Расскажите о нем.
- Хорошо.
- Наш знакомец за решеткой?
- Нет.
- Этот человек - преступник?
- Формально - нет. В молодости стащил что-то по мелочи, но после двадцати - ничего противозаконного. Если ты первый раз украл в двадцать пять, то до пятидесяти и монетки не стащишь. Он чист. По крайней мере в смысле криминала.
- Тогда в чем же дело?
Райнер наполнил бокалы минеральной водой.
- Если можно так выразиться, он нарушает общественный порядок. Кертец докучлив, однако его действия не подпадают под какую-либо статью.
- О чем именно идет речь?
- Кертец разговаривает сам с собой на улице.
- Ну, такое и у меня грешным делом случается. По телефону вы упомянули о нападениях на женщин. Мне кажется, это довольно серьезное обвинение. Что вы имели в виду?
- Нападения не носят сексуального характера.
Подобного услышать я не ожидала.
- Вот как! А тогда что?
Райнеру явно не хотелось говорить, но усилием воли он выдавил из себя:
- Насилие на религиозной почве.
- Что?
- Никакого маскарада или фанатизма. Герр Кертец выбирает определенных женщин - мы так и не определили, по какому принципу - с мыслью, что им необходимо… э-э… религиозное перевоспитание.
- Это какая-то австрийская форма католицизма?
- Нет. Он вырос в семье протестантов, но явной приверженности к какому-либо вероисповеданию не проявляет.
- Очередной Чарльз Мэнсон?
- Нет.
- Тогда что же - он беден и вымогает деньги?
- Отнюдь. Семейство активно ему помогает. Да и по профессии он дантист, притом преуспевающий.
- И что же Кертец делает с женщинами, которые… "перешли ему дорожку"?
- Ходит за ними по пятам и задает всякие вопросы.
- Например?
Райнер изобразил на лице крайнее напряжение, показывая, что припоминает "ходовые" выражения Клауса Кертеца.
- Ну, скажем так: "Ваша жизнь слишком проста. Вам заморочили голову, и вы боитесь прислушаться к внутреннему голосу, понимаете?"
- Ну и?…
- "Вы должны как можно скорее измениться, иначе ваша душа застынет и никогда не оттает. Знайте это. Разве вы сами о таком не задумывались?"
- Звучит вполне мирно.
- Лиз, вы представьте себя заурядной женщиной, у которой вся жизнь - работа, дом, магазин; и вдруг перед ней предстает этот… - Райнер воздержался от грубого словца, однако я прекрасно поняла: Клаус Кертец для него, что приличное бельмо в глазу.
- Так, выходит, он маньяк?
- Нет. Маньяк зацикливается на жертве, а герр Кертец живет обычной жизнью, пока какая-нибудь несчастная не перейдет ему дорогу. Вот тогда что-то в нем пробуждается, и он начинает действовать.
- А какой типаж его интересует?
- Как правило, ровесницы; поначалу никто не возражает, поскольку этот парень высок, строен и очень хорош собой.
- Господин Кертец когда-нибудь донимал мужчин?
- Нет. Мы несколько раз его допрашивали - забавно, он считает, что мужчины заведомо обречены, все до единого, и поэтому возиться с ними бессмысленно. Только женщин можно спасти. Оттого их и рождается чуть больше, а значит, у человечества еще есть надежда. Он постоянно апеллирует к статистике.
Я поинтересовалась:
- А он нападал на женщин в прямом смысле слова? "Интересно, как насчет меня?"