"…страсти и помыслы кроются внутри нас, в сердце, и оттуда исходят и борют нас. Так учат святые отцы… прежде Святого Крещения Божественная благодать подвигает человека на доброе совне, и сатана кроется в глубинах души и сердца; после же того, как примет человек Святое Крещение, демон витает вне сердца, а благодать вселяется внутрь. Впрочем, и после Крещения, попускается врагам нашим бывать в глубине тела нашего, как бы на поверхности сердца, для испытания произволения нашего, и отсюда коптят они на ум…Когда диавол держит кого в рабстве греху, то преимущественно заботится о том, чтоб всё более и более омрачать его духовным ослеплением, отгоняя от него всякий добрый помысл, могущий привести его в сознание пагубности своей жизни…Ослепление это укореняет в нём навык и непрестающий позыв всё грешить и грешить, так что он, несчастный, влекомый от дела греховного к большему ослеплению и от ослепления в большие грехи, кружится, как в водовороте, и прокружится так всю свою жизнь до самой смерти…"
Меня взяла оторопь от этой мысли – неужели все так просто? Неужели я – творение Господа? Только и должна понять это. Поверить. Оценить этот бесценный дар и начать очищать себя от всего того, что на частице образа Божьего создала своими руками, действиями, поступками… как будто стараясь быстро и навсегда замазать, уничтожить в себе любое напоминание о свете, любви и добре.
Неужели страсти и помыслы приходят ко мне не извне, а из нутра моего? Почему каждый день вместо того, чтобы радоваться жизни – расстраиваюсь, обижаюсь, разочаровываюсь, падаю духом? Почему мой мозг не останавливается на главном – я живу, двигаюсь, любима…
Знаю, что мозг дан не для того, чтобы думать о несправедливом отношении ко мне других людей, о недооценённых способностях, о недопонятых душе и сердце. Мозг дан для осознания и понимания себя, и для того, чтобы увидеть, принять красоту и непостижимость мира. А я при помощи аналитических цепочек и размышлений использую его только для того, чтобы забраться всё глубже в яму недовольства жизнью, судьбой, собой… Причём старательно загрязняю душу обидами и любимыми вопросами: "За что? Почему меня?".
Редко когда думаю, что всё, что со мной происходит, дано для того, чтобы изменить отношение к смыслу жизни, да и просто к себе. Не понимаю, что жизненные неудачи и проблемы – это следствие поступков самого человека и рода его… Увлечённая самомнением и гордыней, думаю, что человек сам может вычислить законы мироздания и, окружив себя хорошими людьми, может сотворить себе светлый, лёгкий и радостный путь. Для этого он только должен не совершать зла, удерживать себя в рамках закона Божьего и просто не общаться с теми людьми, которые мыслят и поступают вразрез с его мировоззрением. Вот тогда-то в его жизни не будет горестей, его никто не будет огорчать…вокруг будут только добрые люди. Будет только добро. Осталось только выяснить, что есть добро, а что есть зло, и как изолировать себя и семью от раздражающих людей.
Я не желала признать, что мозг человеческий ограничен, и что мы не способны вывести законы, по которым живёт мир: почему происходит одно, а не другое и по каким же правилам надо жить, чтобы жить радостно. Что мы не способны сделать многое… не способны создать живой макет планеты Земля, не способны устранить смерть…
Я не хотела понимать, что все мои проблемы, взаимоотношения с людьми, обиды – это всего лишь моё восприятие реального мира. И если бы на моём месте был другой человек, то для него, вполне вероятно, эти проблемы и обиды не были бы чем-либо сложным. Он, может быть, даже и не обратил бы на них внимание. Правда, его мучили бы другие трудности. Значит, есть только одна проблема – восприятие внешнего мира, которое зависит от устроения души человеческой.
В этой книге Преподобный Никодим Святогорец говорит, что в душе каждого человека живёт частичка Господа – света благодатного, который я никогда и не пыталась найти в себе, а всегда искала его снаружи.
Казалось, что мне мешают стать лучше, освободиться от страстей и измениться – люди, которые, "как специально", встречаются в жизни. Они мешают мне стать лучше и начать жить по-новому своим неправильным отношением, нелицеприятными высказываниями и действиями в мой адрес, чем и вызывают во мне бурю "справедливого" негодования. Даже люди, уже ушедшие из этого мира, мешали мне мучившими меня воспоминаниями о том, как они мало любили, плохо понимали и не помогали мне.
Я всё ждала того периода, когда многие мои проблемы разрешатся, невзгоды улягутся и когда окружающие люди будут понимать и принимать меня. Вот тогда и я начну меняться. Начну жить по заповедям. Серьёзно, глубоко молиться, очищаться. И вот тогда-то извне, как луч солнца, на меня сойдёт благодать Господня, которая поможет до конца очистить душу и сделает светлым мой жизненный путь.
Я не понимала, что жизнь, душа, судьба зависит от моей веры и от того, к чему я стремлюсь и что для этого делаю. Мне казалось, что кто-то должен придти и помочь, решить мои проблемы, очистить, защитить и приблизить меня к Господу. А на самом деле?
Неужели всё так просто? Неужели просто я должна понять и почувствовать свет Божественный в своей душе и начать слой за слоем очищать всю грязь, все нечистоты, которыми сама, а никто другой, заляпала душу, да так, что дышать тяжело, а не то чтобы жить?!
Понятно, что законы в заповедях прописаны не для того, чтобы мы видели грехи других, а для того, чтобы знали, что нужно смывать со своей души, к чему стремиться… А люди и несправедливость, обстоятельства и судьба, всё что казалось неправильным, всё что не могла принять и понять – это не зависит от меня…
Мне нужно лишь помнить, что Бог человеку дал право выбора, как поступать: любить или ненавидеть, помочь или пройти мимо и даже – верить в него или нет…
Когда же я запомню, что нужно смотреть только за своими действиями и мыслями, потому что ты за них и будешь отвечать. А другие – за свои…Неужели до сих пор это не ясно?!
Во время чтения "Невидимой брани" преподобного Никодима Святогорца, когда дошла до 31-й главы, то поняла весь ужас своего существа, которое лежит в руинах собственной души, попран врагом, а думает, мнит и представляет, что он хозяин своей жизни, а может и не только своей… Правда, надо немного исправиться. Ну, это я обязательно буду делать, но только не сегодня. Сегодня не могу – некогда. Займусь этим завтра или лучше…послезавтра. На эти намерения Батюшка даёт ясный ответ:
"Тех, которые познали худость и бедственность жизни, которою живут, враг успевает удерживать в своей власти наибольшей частью следующим простым, но всесильным внушением: "После, после; завтра, завтра". Сеть это вражеская, брате мой, которою он уловляет многих и премногих и держит в своих руках весь мир. Причина же, по которой эта сеть так удобно осечивает нас, есть наше нерадение и ослепление. А бедный грешник, прельщаясь тенью доброхотства, представляемого таким внушением, решает: "В самом деле завтра… Подожду пока, соберусь с силами", – и пойдёт таким образом, ждать день ото дня, и не дивно, если прождёт и всю жизнь…"
Какой ужас! Неужели я, как слепой, убаюканный песнями сирен, иду по дороге, ведущей в пропасть, даже и не подозревая, что для того, чтобы остаться живой, я должна очнуться и заставить себя просто свернуть.
Что же мне мешает измениться, что же мешает мне очистить свою душу, полюбить ближних всем своим сердцем? Понять и принять непохожих на меня людей? Почувствовать радость и красоту жизни?
Неужели только нерадение?
Неужели всё так просто?!
– Ма-ам?! Что с тобой? Что случилось?
– …Ничего, любимая…ничего. Всё хорошо… Да. Солнышко, поздравляю тебя с днём ангела! На, выбери книгу, которая больше всего тебе понравится.
Дочка взяла книги. Ушла к себе. Вскоре вернулась.
– Вот. Выбрала, – она протянула книгу.
Я перевернула её и прочла название – Преподобный Никодим Святогорец "Невидимая брань"!
P.S. Нерадеть о чёмъ или къ чему – не стараться, не заботиться, не усердствовать, пренебрегать, лениться, быть равнодушным…" – В.И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. 1881 г.
5. "Так что – это был не сон?"
Стук открывшейся форточки нарушил наш покой.
Несколько секунд затишья и…
– Когда Вы вернёте долг, сколько можно ждать? – начинаю я.
– Да никогда!
– Как Вам не стыдно?
– А-так!
– Не забывайте, мы же ждём, терпим! – тяну я.
– Хочешь остаться целой, отстань!
"Папка", не останавливаясь, выпучив глаза и покраснев, сердито кричит:
– Руки…убери руки, а то можешь лишиться глаза…
Я еле успеваю поставить на стол чашку с чаем и захлёбываюсь бесшумным смехом.
Это мы у моей подруги Ирины, на даче, балагурим, хулиганим и разыгрываем соседку… Для этого мы с Ириным отцом – "папкой" – как бы "скандалим". Соседка просто обожает наблюдать за тем, что происходит у Ирины на участке, потом докладывать обо всём её маме, которая часто остаётся в Москве. Наше возмущение таким надзором часто выливается в очередной спектакль. Обычно мы сидим за столом на кухне и мирно попиваем чай. Нас не видно, но наши фразы долетают до веранды тётушки-соседки из приоткрытого окна.
Так было и сегодня. Рассеянный взгляд, прозрачно-голу-бые глаза, по-детски надутые, как будто только что обидели, пухлые губы, синяя вязаная жилетка, творчески окаймляющая выступающий животик – это он, "папка". Он мил, интеллигентен, инженер на пенсии. Натура творческая, музыкальная, обладает грубоватым чувством юмора и огромным театральным потенциалом, поэтому часто бывает буйным и неуправляемым.
Безобидный, добродушный вид "папки" и контраст с его громкими, грозными по смыслу выкриками, которые прерываются, когда он глотает чай, поражают своим несоответствием и вызывают у нас с Ириной непреодолимые приступы смеха. "Папке" нравится, что он захватил наше внимание. Он распоясывается и продолжает выкрикивать бессмыслицу в адрес меня и моего мужа, которым он как бы задолжал. Добавляет эмоций.
– А, знаете, что я с вами могу сделать? Знаете ли вы, в каких кругах я известен?! Никогда, никогда больше не просите меня вернуть деньги! Ясно?!
Тётушка – соседка уже маячит у себя на крыльце, откуда лучше слышно и вытягивается, пытаясь что-нибудь увидеть. Первой приходит в себя Ирина. Она пытается прекратить беспредел нашего сценического искусства…Но мы с "папкой" как лавина. По нашему сценарию дальше он должен выбегать из дома и с длинным, тягучим криком:
– А-А-А… – валиться на лужайку, откуда соседке его лучше всего видно, раскусить полиэтиленовый пакетик с кетчупом… Красная струйка должна медленно вытекать из его рта… Захваченные подготовкой к этой сцене, мы перебиваем друг друга, добавляя различные штрихи к кульминации нашего спектакля.
Всё портит Ира – решительно душит наш творческий порыв и срывает выход "папки" на люди… Мы недовольно замолкаем. Пытаемся успокоиться. Наливаем ещё по чашечке и неохотно откладываем показательное выступление на следующий раз.
"Папка", накричавшись и как бы выполнив на сегодня свой норматив, уходит в комнату читать. А мы с Ирой, немного побродив по дачным улочкам, полюбовавшись цветочными пейзажами, возвращаемся домой, чтобы разбрестись по даче и в тишине, отдохнуть от городской суеты.
Я люблю выбирать книги из старого Иринкиного шкафа, который тихо пристроился в углу дачной веранды. В нём собраны "сочинения" всех времён и народов. Эти раритеты стоят там в бессистемности и хаосе… На одной полке можно натолкнуться на разные по тематике, стилистике и годам выпуска книги.
Беру первую – "В часы досуга", 1956-ой год. Авторский коллектив предлагает не скучать и провести свободное время с пользой… поиграть в игры!
Зимняя – "Пластуны" – "…если у вас и у вашего друга есть лыжи, то возьмите их и отправляйтесь на улицу. Ложитесь на лыжи и после того, как третий товарищ даст команду – старт, отталкиваясь руками от снега, старайтесь обогнать своего друга"…
Летняя – "Охотники и утки" – "…надо быстро, решительно и метко перебить всех, кто находится в кругу, мячом…"
Обычно я набираю несколько книг, потому что не знаю, что сегодня будет читаться. Делаю это всегда быстро. Но в этот раз я что-то задержалась… всё перебирала и откладывала себе книги одну за другой… Вдруг вытащила новенькую, почти нетронутую – "Мытарства после смерти и невероятное для многих, но истинное происшествие" – рассказы людей, которые пережили смерть и вернулись обратно. Открыла её я на середине… и не смогла оторваться!
Эта книга вернула меня к тому ужасу, который произошёл тогда, когда я рожала. Она поразила меня точным отображением того, что было тогда. Никому никогда я подробно не рассказывала об этом, потому что считала всё это кошмарным сновидением, вызванным фантастическими фильмами и действием наркоза…
Промучившись трое суток, после того как врачи вскрыли пузырь, в котором находился ребёнок, выживая без пищи и практически без воды, я осталась один на один с дикой болью, с безразличием большинства медсестёр, с прекратившимся продвигаться ребёнком, с проходящими мимо врачами… Я лежала, согнувшись от боли, стиснув зубы, прекратив общаться с очередным студентом мединститута, который пришёл в роддом поучиться. После двух других студентов два дня подряд, промучивших меня одинаковыми вопросами и осмотром… а на прощанье, даже не сказавшими что-нибудь человеческое, например: – "Держитесь". От третьего на третий день родов, согнувшись от схватки, не сказав ни слова, я отвернулась сама. Уткнулась взглядом в стену и попыталась вытерпеть очередной каскад боли. Студент, обиженный моим поведением, пошёл жаловаться…
Когда боль немного стихла, я хотела крикнуть ему вслед: "Ну и что вы со мной сделаете за то, что не хочу больше себя мучить вашими вопросами? Что?! Расстреляете? Да может это будет не так больно?!"
Я снова сжалась в комок и вдруг поняла, что больше никакие фразы моего аутотренинга, никакие примеры из истории: пытки, концлагерь… – мне не помогают… Ничего не получается. Боль не утихает. Ребёнок не продвигается… Я не знала, что делать. Я была в отчаянии!
В таком состоянии и застала меня вновь пришедшая смена, которая работала при моём поступлении в роддом трое суток назад. Увидев меня, всё ещё не родившую, они заволновались. Вызвали главврача…
Она сидела со мной уже больше часа. Откуда-то появилась аппаратура. Посмотрели, послушали, жив ли ребёнок. Выяснили – жив. Пока жив!
Главврач гладила меня по руке и уговаривала согласиться на укол, поспать, отдохнуть, а потом снова попробовать рожать.
Ну что со мной будешь делать?! Сначала я доверяю людям, слушаюсь, выполняю то, что они требуют, терплю и жду, жду, жду… Но когда понимаю, что всё напрасно, что их бездействие – это просто равнодушие, то переубедить меня сложно!
Что я тогда могла ответить главврачу? Опять поверить?! Опять надеяться?! Опять ждать?!
… Извините! У вас было несколько суток! Извините!..
Сейчас я хотела только одного: родить! Родить!
Я перестала обращать внимание на сидящего рядом главврача, на её просьбы согласиться на укол, отдохнуть… Боль заполнила всё моё сознательное и бессознательное. Вскоре врачи и акушерки замолчали. Я окончательно поняла, что все команды, как дышать, что делать, я должна давать себе сама… и как только приходила новая волна схватки, пыталась максимально помочь ребёнку родиться. Я перестала реагировать на присутствие людей. Не знаю, сколько это продолжалось, но острая невыносимая боль вдруг превратилась в тупую. Она как будто сместилась и ушла на второй план. Слух ухудшился. Мне стало безразлично, почему окружающие люди мне ничем не помогают, ничего не предпринимают.
Первый раз в жизни мелькнула мысль о Господе, о Пресвятой Богородице.
В мозгу пробежали неясные воспоминания о где-то прочитанной фразе – "Матушка никогда не проходит мимо, никогда не бросает в беде. Матушка, помоги! Помоги мне…" – вдруг взмолилась я…
Через некоторое время вокруг меня стали суетиться. Переложили на каталку. Поставили капельницу. Мне было всё равно, что они думают, что делают, почему вдруг бегают. Только где-то глубоко ожила маленькая радость, что хоть что-то стали предпринимать… хоть что-то стали делать.
Меня везли по коридору. Еле шевеля губами, я спросила у медсестры, которая показалась мне в первый день пребывания в роддоме самой строгой:
– Света, а куда меня везут?
– На щипцы, – после небольшого молчания ответила она.
Я увидела, что она плачет и вспомнила, как она подходила к роженицам, которые громко кричали и пугала их одной простой фразой:
– Будешь так орать, повезём на щипцы!
Тупая боль и пустота заполнили меня. Я уже ничего не хотела думать, анализировать, предполагать. Всё воспринимала, сквозь туман. Операционная. Анестезиолог. А потом почти сразу провал. Темнота. Осталась только я и мои мысли…
Сколько так продолжалось, не знаю, только потом было то, на что я наткнулась в найденной мною книге. Описание в книге настолько точно совпадало с тем, что я увидела тогда, что всем своим существом я опять ощутила те стены, похожие на стены подземелья, выложенные из грубоотёсанного крупного камня, увидела тёмный жёсткий пол, почувствовала мёртвую прохладу…
Я стояла в нешироком коридоре – лабиринте, начала и конца которого не было видно. Он не был прямым, повсюду были какие-то повороты.
"Что это?" – мелькнул тогда вопрос.
Я с интересом рассматривала всё это. Было тихо, правда, как-то неприятно одиноко. Вдруг как написано в книге -
"…послышался сначала какой-то неясный шум, он приближался, я с удивлением повернулся в ту сторону, откуда он доносился, ничего не было видно, но почему-то чувство страха начало меня заполнять.
…Выплыв откуда-то, ко мне с криком и гоготом стала быстро приближаться толпа каких-то безобразных существ…"
Так было и у меня! Сначала я с интересом разглядывала их, как будто смотрела кино. Это была странно разодетая толпа. В основном, карлики, с отвратительными, как будто резиновыми, какими-то неживыми лицами, кривыми ногами, пронзительными голосами – это были просто уроды…
В тот момент в моей голове стучала только одна мысль – "Что же я такого жуткого насмотрелась, начиталась, чтобы мне привиделось такое?!"
Толпа медленно шаг за шагом приближалась ко мне. Внезапно я поняла, что они здесь. Почувствовала рядом их дух. Я поняла, что это реальность!
Они толкались. Отпихивали друг друга. Каждый старался схватить меня первым. Вблизи они были ещё отвратительней – перекошенные злобой лица, почти выкатившиеся из орбит ненавидящие глаза, распахнутые рты. Они были насквозь какие-то "грязные". Какие-то вышедшие из подземелья нелюди… Казалось, ещё чуть-чуть, и они начнут разрывать меня на куски. Страшная мысль мелькнула тогда в голове: "Может быть, они и оставят меня живой, не разорвут до конца, но я навсегда останусь среди них, и постепенно, для того чтобы хоть как-нибудь существовать, сама превращусь в такой же смрад…в такого же урода".
С трудом отбросив воспоминания, я снова заглянула в книгу – "Окружив со всех сторон, они с криком и гамом требовали, чтобы меня отдали им, они старались схватить меня, но очевидно не смели этого сделать.
"Бесы!" – с необычайною быстротою сообразил я и оцепенел от какого-то особенного, неведомого мне дотоле ужаса.