Признать сознание в этом смысле динамичным – это и значит определить своеобразие его природы по отношению к предметам внешнего опыта. Во внешнем опыте мы, строго говоря, не наблюдаем никаких сил , никаких действий в точном и первоначальном смысле слов. Мы видим, как одно движущееся тело соприкасается с другим, которое после этого соприкосновения начинает двигаться в том же направлении. Что первое тело является силой , выведшей из покоя второе, что оно, как сила, перенесло свое действие на второе, все это уже не данные опыта, а добавки мысли. В самом деле, разве внешнее соприкосновение говорит нам что-либо о силе и действии, разве говорит нам об этом временная последовательность двух движений? Ведь этот видимый или так или иначе констатируемый толчок одного тела другим сам по себе не заключает ничего такого, что давало бы право говорить о переходе энергии из одного тела в другое, вообще претворении одного в другое. А ведь именно в этом претворении весь смысл понятий "сила" и "действие". Когда этот смысл улетучивается, что, в сущности, и происходит в точных науках, эти понятия заменяются понятиями функции или закона. Вообще энергия , как нечто могущее претворяться в многообразное, во внешнем опыте, конечно, не наблюдаема. Не наблюдаем, конечно, и этот энергетический переход "от" – "к". Движение, соприкосновение в пространстве, последовательность или совпадение во времени – вот то, что только мы и можем наблюдать. Что касается той интимной связи, которая нам позволяет говорить о переходе движения из одного в другое, то это, несомненно, добавка мысли к наблюдаемому во внешнем опыте. Откуда же эта добавка? Для нее нет иного происхождения, кроме как опыт внутренний. Интимность действия сил как непрерывного претворения одного бытия в другое дана только здесь опытным путем и до всякой мысли. И лишь получив это опытное данное внутри сознания, мы непроизвольно переносим его вне и населяем внешний мир всякого рода "силами", "действиями" и всеми теми определениями, которые заимствуют свой смысл из этих первоначальных данных внутреннего опыта. Как сознание непроизвольно ассимилируется мыслью внешнему опыту, так и обратно – внешний опыт ассимилируется сознанию. Законна ли эта последняя ассимиляция – это другой вопрос, которого мы здесь касаться не будем, но нельзя не подчеркнуть того редко отмечаемого обстоятельства, что все понимание внешнего мира как бытия энергетического, вообще обладающего активностью, основано на этом непосредственном переживании сознания как действующего. Это обстоятельство должно получить всю свою оценку лишь в том случае, если мы обратим внимание на то, в какой мере все наши и обиходные, и научные представления и понятия и даже слова основаны на этом внутренне осознанном моменте активности и преисполнены заимствованным от него смыслом. Ведь, в сущности, без этого момента теряется смысл всех форм глагола , так как во флексиях глагола именно и выражается тот опыт динамичности, о котором мы только что говорили. Представителям той строго научной точки зрения, которая признает понятия "силы", "акта" и даже "причины" заключающими в себе остатки мифологии, а именно "одушевление" природы, следовало бы подумать о том, что последовательность заставляла бы провести эту борьбу с "мифологией" души до конца, т. е. изгнать из языка все глаголы и выражать свои мысли, по крайней мере в научном изложении, одними существительными или еще лучше – математическими символами, заменяя все слова, обозначающие в каком-нибудь смысле активность, союзом "и", предлогом "после" или какими-нибудь математическими символами.
Только динамичность сознания делает понятной его функцию объединения. И обратно лишь через единство сознания постигается его сущность как динамического живого бытия, имеющего трехчленный состав. В самом деле, если в сознании действуют силы, если основной его силой является то "Я", которое динамически объединяет всю его множественность, то вполне понятный смысл получает тот член, который в формулах сознания типа: "я вижу дерево", "я чувствую боль" и т. п. выражается словами "вижу", "чувствую", вообще глаголами. В этих словах выражается именно действие сил по отношению к "Я". Остальные же два члена выражают пункты остановки или, вернее, точки отправления и точки приложения этих сил. Эти точки приложения и отправления: индивидуальное живое "Я" и противостоящий ему внешний мир. Итак, трехчленная форма сознания выражает три момента сознания, которые всегда налицо: 1) "Я" как действующее или испытывающее действие, 2) то, что противополагается "Я", как объект действия или источник испытания и 3) само действие или испытание его. Отличие 2-го момента от 3-го заключается именно в том, что в третьем переживается процесс внутреннего изменения бытия как выходящего из "Я" или входящего в "Я" . Изменениями преисполнен и внешний мир, и вообще все то содержание сознания, которое относится ко второму моменту. Однако это изменение совершенно иного рода. Прежде всего, это то изменение в пространстве и времени, которое просто состоит в смене или замене одних пространственно-временных содержаний другими, т. е. то, что называется внешним , физическим движением . Никакого претворения бытия во внешнем движении нет. Далее, во внешних восприятиях, а равно и в чисто внутренних переживаниях имеется еще вид изменения, который хотя и не относится к внешнему движению, однако все же не может быть отнесен к третьему моменту. Мы имеем в виду простое изменение тех или иных объектированных качеств. Если я смотрю на какую-нибудь цветную поверхность, которая постепенно или сразу изменяет свой цвет, например из зеленой превращается в красную, или если даже чисто внутреннее состояние, например боль, изменяется качественно и количественно, – то мы не отнесем это изменение к третьему моменту, поскольку здесь дело идет только об изменении объективированных качеств. Если в выражении "я вижу движение облаков" то, что обозначается словом "вижу", существенно отличается от того, что обозначается словом "движение", то, в свою очередь, и в выражении "я чувствую утихающую" или "усиливающуюся боль", словом "чувствую" выражается не то, что разумеется под "утиханием" или "усилением" боли. Несомненно, что и "чувствую" есть внутреннее изменение, и "усиление" или "утихание" боли есть тоже внутреннее изменение. Однако "чувствую" обозначает именно участие "Я" как воспринимающего. Здесь есть динамическое отношение между "Я" и той энергией бытия, которая выражается в психологическом содержании боли. Но когда само это содержание боли меняется, то здесь происходит энергетическое изменение между самими содержаниями, противопоставленными "я" как его состояния. Переживаниями в смысле 3-го момента мы называем именно динамическую связь между "Я" и тем, что ему противостоит во внешнем или внутреннем опыте. Конечно, мы говорим, что и самое это противостоящее переживается. Однако оно само и его переживание , т. е. динамическая связь с ним нашего "Я", и есть то существенно различное в сознании, что выражается 2-м и 3-м моментом трехчленной формулы сознания.
Устанавливая это тройное расчленение, мы должны отметить, что хотя оно несомненно выражает коренное различие в строе сознания, однако в силу динамической слитности всего сознания между указанными тремя его основными членами нельзя нигде провести четких граней. Сознание слишком проникнуто единством "Я", слишком подвижно и подвержено внутренней рефлексии, чтобы в нем не было внутренних отсветов и взаимных отражений. Оно подобно в этом отношении помещению, в котором все стены и предметы имеют зеркальные поверхности, которые взаимно отражают друг друга. Поэтому, хотя "Я" есть особый пункт сознания, однако оно же присутствует и во всех остальных пунктах сознания и часто отожествляет себя то с той, то с другой группой. Мы сознаем его присутствие и в проявлении воли, и в кончике мизинца, уколотого булавкой. С другой стороны, все в сознании может быть объективировано и рассматриваемо в противостоянии "Я", как наиболее внутреннему пункту. Конечно, подлинное "Я", как реальное единство сознания, есть в сознании единственный и ничем не заменимый пункт. Но отожествляя себя в своем самочувствии то с той, то с другой группой переживаний, оно может себя сознавать как бы во внутреннем раздвоении и разрыве. Таким образом, "Я" размышляющее может себя противополагать "Я", чувствующему боль в мизинце. "Я" мужественное может негодовать на "Я" бесхарактерное. Не исключены из возможности объективирования и динамические связи между "Я" и различными состояниями. Само действие "решения" задачи может стать объектом внимания и из переживания в специфическом смысле 3-го момента превратиться в объективированное изменение различных состояний, на которые направлено наше внимание , являющееся на этот раз переживанием как динамическим актом. Но все эти последствия вездесущия "Я" внутри сознания и бесконечной обратимости его внутренних самооглядываний не исключают и не противоречат основному и принципиальному противостоянию "Я" как глубочайшего и уже недосягающего до себя своими внутренними взорами центра, и всего остального содержания сознания, которое всегда в той или иной мере объективируется, т. е. ставится вне "Я", хотя бы и внутри сознания. В этом остальном в свою очередь необходимо отличать динамические связи с "я" и те содержания или состояния, на которые или от которых эти связи направлены. Не следует, однако, думать, что только эти последние "содержательны" в общем смысле слова, а динамические связи пусты и бессодержательны. Всякое бытие, а потому и все сознание, содержательно в общем и широком смысле слова. Содержательно, конечно, и не только видимое и чувствуемое, но и само "вижу" и "чувствую". Однако видимое и чувствуемое потому кажется нам более заслуживающим обозначения содержаний или состояний, что их содержание является более стойким и четким . Между тем в динамике соотношений между "Я" и его состояниями качественные содержания претворяющихся друг в друга сил проскакивают мимо нашего внимания, как пейзаж, проносящийся перед окном быстро мчащегося поезда. Поэтому-то содержанием здесь является именно самое движение , претворение одного в другое. И мы потому и назвали именно этот момент "переживаниями", что жизнь по преимуществу характеризуется этим сознаванием динамических связей между своим "Я" и всем, что оно себе противополагает . Конечно, сознание объемлет все: и жизнь, и неживое. Но неживого оно только касается и ничего не ведает об интимных связях его сил. Живо же для него лишь то, что оно воспринимает внутри себя, сознавая претворяемость внутренних сил . Чтобы понять сознание как духовное, как жизнь, необходимо признать и подчеркнуть этот момент. Это тем более необходимо, что научная психология до сих пор всегда делала обратное, т. е. подчеркивала момент "состояния" и тем превращала живое в мертвое.
III. Направленность сил внутри сознания и группировка душевных явлений
Уже самое поверхностное наблюдение ясно свидетельствует, что динамическая природа сознания существенно неоднородна. Те состояния сознания, которые обозначаются словами "я чувствую боль или обиду" и "я решаю и поступаю согласно своему решению" являются, очевидно, не равнозначными во внутреннем опыте по направленности сил сознания. Об этом свидетельствует слишком ясно сам непосредственный опыт. Боль, которую мы чувствуем, конечно, не сознается нами как непосредственный результат действия нашего "Я". И если мы умышленно причиняем себе боль, то мы должны, во всяком случае, так или иначе воздействовать сначала на наше тело, а затем уже это последнее обусловливает возникновение боли, которую уже мы тогда воспринимаем volens-nolens [144] . Но уже о решенной задаче, о выполненной мускульной работе сознание ясно свидетельствует, что решение этой задачи, преодоление тяжести даны не извне, а вытекли из некоторых действий нашего "Я" как оценивающего, сопоставляющего, судящего или как-либо изменяющего внешнее бытие. Эта разница вполне понятна. И если бы даже о ней не свидетельствовал непосредственный внутренний опыт, ее необходимо было бы дедуцировать из самого положения дела, а именно из самого противостояния "Я" и того, что оно себе противополагает. Если "Я" есть центр действия сил, исходящих от него, то, очевидно, что оно же есть и центр восприимчивости сил, воздействующих на него. Отсюда основная двусторонность внутреннего опыта в отношении динамической направленности действующих в нем сил. Все состояния сознания имеют характер или восприимчивости, или действия. Типичными образцами восприимчивости являются ощущения и некоторые чувства, действия – волевые решения и их осуществление. Было бы, конечно, ошибочно думать, что хоть какие-нибудь из тех состояний сознания, которые именуются ощущениями, чувствами, мыслями и волевыми проявлениями, были бы по своей динамической природе или чистыми действиями "Я", или чистой восприимчивостью. Конечно, все это сложнейшие сочетания разного рода динамических соотношений того или другого типа, – сочетания, в которых преобладает или действие, или восприимчивость. Имеется, конечно, много состояний переходного типа, где центростремительно направленные силы почти равны центробежным. Таковы, например, эмоции страха, радости, любви и другие. Такого неопределенного типа и некоторые восприятия. "Я вижу дерево" есть формула сознания, с одинаковым правом заменяемая формулой "мне видно стоящее дерево". Как страдательная, так и действительная конструкции здесь вполне соответствуют динамической разнокачественности духовных переживаний, входящих в каждое восприятие в качестве сопутствующих моментов как необходимых, так и случайных. Внимание, сопровождающее каждое восприятие, есть уже, несомненно, некоторая активность "Я", равно как и деятельное присоединение сопровождающей каждое восприятие апперцепционной массы. Но об активности и пассивности восприятия нельзя говорить вообще. В каждом отдельном случае они бывают то одного, то другого типа. Мы все-таки думаем, что в общем и целом в восприятиях динамический ток в направлении извне к "Я" преобладает и что действительные залоги глаголов "вижу", "слышу", "обоняю" являются результатом филологической акцентуации объединяющей роли "Я" в восприятиях, которые, конечно, при всем преобладании идущего извне и пассивно воспринимаемого материала получают разумный смысл лишь в единстве "Я". Это именно и подчеркивает язык, как психологический свидетель.