Необходимо постоянно повторять, что лютеранство – это не протест против одной конкретной церковной формы в пользу другой, более чистой и совершенной, а, так сказать, оформленный протест против всякой формы, которая являлась бы для себя хоть в какой-то степени самоценностью. Вот в каком смысле нужно понимать приведенное выше знаменитое определение из VII артикула Аугсбургского вероисповедания. Церковь не там, где организованная жизнь христиан принимает определенную форму: будь то определенное вероучение, определенная богослужебная традиция или определенный институт, скажем, исторический епископат. Церковь там, где христиане обращаются вне себя самих, смотрят единственно на Христа.
Это высказывание ни в коем случае не должно означать отрицание того, что другие церкви и конфессии, которые не разделяют открыто такого принципа, не являются истинной церковью. Напротив: этот принцип, как никакой другой, призван способствовать экуменической открытости лютеранства. Всякая церковь, исповедующая Иисуса Христа, помнящая и проповедующая о кресте, является истинной церковью – но именно и только в силу этого исповедания и этой проповеди. Все остальное: традиции, организация церковной жизни, формы благочестия, вероучение, догмы и так далее – не составляют ее сути. Все это – лишь внешние конкретные проявления различных общечеловеческих религиозно-культурных элементов. Эти элементы нередко делают церковь похожей на нехристианские организации – они в большинстве своем типичны для всяких организаций, имеющих дело с культурой, искусством и религией. Не в них суть церкви. Подлинная же и уникальная сущность церкви как церкви в том, что в ней возвещается распятый Иисус Христос.
Здесь снова можно вернуться к тому знаменитому определению из Аугсбургского вероисповедания: "проповедь Евангелия в чистоте" отнюдь не подразумевает под собой однозначного согласия по всем вероучительным формулировкам. Ведь Евангелие, как уже подчеркивалось, это не информация, а живое слово, живое действие Бога, весть о кресте, весть о прощении грехов. Там, где эта весть звучит, какую бы окраску она при этом ни принимала, – там и церковь.
Именно поэтому для лютеран не составляет труда говорить о том, что все христиане образуют одну-единственную, единую и истинную церковь. При этом к различиям между различными церквами мы относимся очень серьезно. Внутри существующих христианских церквей нет единства, они разделены – по-настоящему разделены. Просто все дело в том, что единство христианской церкви находится вне нее, а именно – во Христе распятом.
Глава 16. Особое церковное служение
Если смотреть на лютеранскую церковь с католической или православной точки зрения, то все наши верующие: простые члены общины, пасторы и епископы – являются всего лишь мирянами, некоторые из которых в силу отсутствия истинных, правильно посвященных правильными епископами священников переняли часть богослужебных функций. Все наши служители в этом смысле – простые миряне. Никто из них не обладает особым священническим статусом. И такая точка зрения представляется по-своему правомерной. Мы не должны разделять верующих на два класса. Более того, мы все должны осознавать, что мы лишь нищие, стоящие перед лицом Божьим, без всяких гарантий, без всяких привилегий. Мы все в отношении слова Божьего, в отношении Евангелия и таинств – лишь принимающая сторона. Никто из нас не обладает особым даром, позволяющим по своему усмотрению распоряжаться таинствами и словом Божьим. Мы все: ординированные (рукоположенные) и не ординированные – можем лишь внимать ему. В этом смысле мы все действительно миряне. В самом этом слове нет ничего уничижительного. Мы – люди, живущие в этом мире. И в этом мире каждому из нас открывается Евангелие. Мы все стоим перед ним с пустыми руками. Мы все – миряне, и мы можем и должны нести это звание с хорошей гордостью.
Однако традиционно в протестантском богословии существует и другая, внешне противоположная терминология, основанная на Священном Писании. Согласно ей, все верующие являются священниками. Все они посвящены в священный сан. В силу этого призвания каждый верующий имеет право и даже обязанность проповедовать и преподавать таинства, каждый. Это его неотъемлемое право. Это то состояние, которое он получил в Крещении. Ему не нужно для этого никакого особенного, нового дара Святого Духа, никакой особой благодати. Ведь жизнь верующего – это жизнь в Евангелии. А Евангелие нельзя просто слушать. Евангелие невозможно воспринимать только пассивно. Евангелие должно быть как в наших ушах, так и на наших устах. Если я верую в Евангелие, я не могу не говорить о нем. Проповедь Евангелия – это действие, в котором должен участвовать каждый верующий. Если слово "проповедь" смущает, давайте заменим его уже знакомым нам словом "коммуникация". Каждый верующий вовлечен в коммуникацию Евангелия, а коммуникация, как уже говорилось, не может быть лишь односторонней.
Но почему же тогда в лютеранских церквях все-таки существует рукоположение, существует особое служение? Ответ на этот вопрос мы можем найти теперь в XIV артикуле Аугсбургского вероисповедания. Этот артикул носит название "О церковном порядке", и звучит он так: "О церковном порядке мы учим, что никто не может публично учить в церкви или преподавать таинства, не будучи призван к тому надлежащим образом". Здесь речь идет не о вере, не о Святом Духе, не о божественном установлении, но лишь очень сухо говорится об установленном в церкви порядке. По сути, этот артикул определяет порядок лишь одного, частного, пусть и самого важного случая проповедования, а именно открытой проповеди в церкви. Ведь публичная проповедь – это лишь частный случай проповеди в церкви. Однако она настолько важная, что нуждается в дополнительном регулировании.
Учение евангелической церкви об особом церковном служении обычно принято формулировать следующим образом: каждый верующий в силу своего священнического статуса может и должен проповедовать Евангелие своим ближним, однако читать проповедь публично имеют право лишь те, кто был призван на это надлежащим образом. Притом эти люди: пасторы, проповедники – не имеют никакого особого статуса перед Богом, ведь в своих духовных правах они, в сущности, ничем не отличаются от остальных верующих. Способность и необходимые для проповеди духовные предпосылки они получают не в результате ординации. Право и духовные качества, необходимые для возвещения слова Божьего, они обретают в Крещении, как и все остальные верующие. Их получает каждый! Ординация – это просто официальное признание за некоторыми верующими необходимых знаний и способностей к публичной проповеди, а также официальное поручение совершать ее.
Если каждый верующий может проповедовать, то на общем собрании общины могут возникнуть проблемы. Ведь нельзя всем делать это одновременно. Поэтому ради сохранения порядка проповедь и преподание таинств должны быть поручены лишь некоторым. И лучше всего будет, если эти люди обладают соответствующими способностями. Также очень неплохо, если они получат возможность эти способности совершенствовать, будут освобождены от других дел и обязанностей с тем, чтобы целиком и полностью посвятить себя проповеди. Вот почему необходимо особое церковное служение.
Почему необходимо официальное признание, я думаю, понятно. Оно нужно в интересах сохранения мира и порядка в церкви. Если официальное призвание отсутствует, то, в принципе, каждый может назвать себя пригодным для такого служения. Отсюда, как показывает практика, неизбежно возникает конкуренция и расколы. Поэтому необходим официальный акт ординации. Соответственно, ей в евангелических церквах придается большое значение. Она важна, повторимся, не потому, что во время неординируемый якобы получает особый дар Святого Духа или особую благодать, или возводится в особую духовную степень. Она важна именно как официальное признание необходимых качеств и поручение вести церковное служение.
В католичестве или православии существует множество ступеней церковного служения, существует определенная иерархия. Три ее основных звена, основных ступени хорошо известны: это диакон, пастор и епископ. Как обстоит дело с этим в лютеранской церкви?
Мы исходим из простого факта, что раз ординированное служение в церкви – это служение проповеди слова Божьего, то оно должно быть единым. В нем нет и не может быть никаких ступеней. Ведь слово Божье, слово Евангелия одно. Если кто-то проповедует его, то осуществляет это во всей его полноте. Невозможно проповедовать лишь часть Евангелия. Или его проповедовать полностью, или вообще не проповедовать. Поэтому никаких ступеней внутри ординированного служения быть не может и не должно. Такие ступени были бы просто бессмысленными.
Нерешенным остается в рамках лютеранского богословия, однако, вопрос о статусе так называемых проповедников. Этот институт в том или ином виде существует во многих лютеранских церквях. Речь идет о (пока) неординированных служителях, которым поручается попечение об общине и проповедь. Проблема здесь в том, что в большинстве случаев проповедники – это люди, которые в нормальных условиях были бы признанными непригодными к публичной проповеди. Но приходится использовать их в силу тяжелых обстоятельств. Поэтому институт проповедников нельзя признать закономерным. Этот институт существует только в силу чрезвычайных обстоятельств, в которых оказались многие церкви, в том числе в благополучных, казалось бы, странах. Институт проповедников не подпадает вполне под традиционную теорию. Отчасти проблема здесь связана с тем, что понятие "пригодность" является крайне растяжимым. Никто не может точно сказать, что здесь или там проходят границы пригодности к публичной проповеди. Кроме того, надо уметь различать богословскую теорию и конкретное применение церковного права: не все, что можно и даже нужно в теории, оказывается на практике полезным или возможным.
В любом случае, проблема статуса проповедников остается нерешенной. И возможно, что это и к лучшему. Эта нерешенность не дает провести четких границ между простыми верующими и пасторами. Она оставляет их отношения открытыми. Она мешает нам представить любые структуры, даже самые хорошие и удачные, как абсолютные. Как бы то ни было, церковное служение оказывается "снизу" как бы размытым. Это правильно. Это еще раз показывает, что нет никаких принципиальных различий между пасторами и простыми верующими, что все они вовлечены в одну и ту же коммуникацию Евангелия, и все они одинаково нуждаются в Евангелии.
Как же обстоит дело, так сказать, "сверху", то есть с более высокими степенями служения, чем пасторское? Здесь все гораздо проще: таких степеней нет. Пастор – это тот, кому поручено публично осуществлять проповедь Евангелия и отправление таинств. Выше Евангелия нет ничего. Соответственно, нет никаких более высоких или более духовных степеней.
Можно спросить: а как же епископы? Очень просто: совершая проповедь и таинства, епископы действуют в своем качестве пасторов. А выполняя руководящие функции, они выполняют функции внешние, не связанные непосредственно с Евангелием. Поэтому епископ в лютеранской церкви – это просто пастор, которому поручается попечение о других пасторах и выполнение особых общецерковных административных функций.
Конечно, у епископа есть одно заметное отличие от пастора, которое представляется духовным. Епископ имеет право ординировать. Но здесь надо вспомнить о том, что именно случается при ординации. В лютеранстве это происходит не так, как в католическом или православном понимании, когда епископ передает ординируемому особый дар Святого Духа, как бы делится с ним этим даром. Нет, в нашем понимании епископ просто выступает представителем всей церкви.
Поэтому, скажем, наличие епископа не является абсолютно необходимым условием для ординации. Ординация может совершиться и совершенно другим путем, в том случае, когда церковь или отдельная община – если она изолирована – решит, что данный человек должен быть рукоположен, а епископа, который мог бы это сделать, нет. Однако если епископ есть, то ординацию, совершенную без его ведома или согласия, нельзя признать правомочной. Если епископ не соглашается ординировать данного человека, то даже если он все-таки будет ординирован кем-то другим, сомнения останутся: а действительно ли его ординация была волей церкви? Ведь в данном случае эту волю призван, в первую очередь, выражать именно епископ.
Глава 17. Ординация женщин
Вопрос о возможности ординации женщин может показаться на первый взгляд не слишком важным, поскольку речь идет об одном частном случае частного же случая евангельского провозвестия, которым является публичная проповедь в церкви. Однако по этому вопросу ведется сейчас много ожесточенных дискуссий. Для некоторых служителей (и служительниц!) церкви он является экзистенциальным. Кроме того, на его примере можно прекрасно проиллюстрировать то, что выше утверждалось о природе церкви и сущности ее особого служения. Потому этому вопросу мы и посвятим отдельную главу.
Прежде всего, однако, необходимо небольшое, но крайне важное терминологическое уточнение. Те, кто выступает против женской ординации, говорят часто, что они против "женского священства". Но тем самым они противоречат Писанию и евангелическому вероучению, которое утверждает, что все христиане являются священниками. Таким образом, на вопрос о том, может ли женщина быть священником, ответ есть только один: "не только может, но уже является"! Поэтому спор, собственно, ведется не о возможности священнического статуса для женщин, а конкретно о возможности совершения над женщинами-священницами обряда ординации, то есть официального признания за ними качеств, необходимых для публичной проповеди, и официального поручения совершать ее.
Вспомним: смысл ординированного служения в церкви заключается в публичной проповеди Евангелия и преподании таинств. В принципе, это задача всех христиан как священников Христовых. Соответственно, женщины тоже входят в это понятие "все христиане" – входят в понятие всеобщего священства верующих. Однако, как мы говорили, в интересах сохранения мира и порядка на публичное служение призываются те, кто официально уполномочен на это церковью. Цель здесь – достичь максимальной эффективности евангельского провозвестия. Поэтому призываются люди, способные к публичной проповеди и имеющие соответствующее образование. Возникает закономерный вопрос: способна ли женщина к публичной проповеди? Способна ли она получить соответствующее образование? Если да, то что мешает ее поставлению на такое служение? Более того: ни для кого не является секретом, что женщины все равно, так или иначе, в той или иной форме совершают и всегда, во всех практически христианских церквах, совершали проповедь Евангелия. Отсюда следующий вопрос: служит ли это сохранению мира и порядка, если неизбежная проповедь женщины официально не утверждается? Очевидно, что нет. Интересам сохранения мира и порядка служит, чтобы все всегда было четко и официально. Таким образом, мы стоим перед выбором: либо официально запретить женщинам публичную проповедь (но тогда нужно было запретить и проповедь тех женщин, что возвестили ученикам о воскресении Христовом), либо официально утверждать ее, а ведь именно таким актом и является ординация.
Если отбросить такие искусственные конструкции, как то, что пастор представляет Христа, а Христос был мужчиной, то из аргументов противников женской ординации остаются лишь ссылки на несколько мест Писания, которые можно понять как запрещающие женское служение в церкви. Однако эти места, взятые в контексте, являются не вполне ясными. Но даже в том случае, если бы они открыто говорили против женского служения, нужно было бы вспомнить о нашем основополагающем подходе к Библии. Что важнее: буква или дух Писания? Центральная весть Библии – это весть освобождающая, разрушающая всякие границы между людьми. Во Христе нет ни иудея, ни эллина, ни мужчины, ни женщины. Насколько оправданно тогда, исходя из этой вести, все же вводить существенные границы и разделения в провозвестии Евангелия? Не подрываем ли мы тогда сами авторитет этой вести? Не противоречим ли мы ей?
Разумеется, определенные практические ограничения и различия не могут быть полностью преодолены. Но они устанавливаются исключительно структурами и законами этого мира, а не Евангелием. Понятно, например, что немой не может выйти на кафедру и начать проповедовать. Поэтому его невозможно поставить на такое служение. Но не потому, что это запрещает Евангелие, а потому, что это невозможно в структурах этого мира, так сказать, физически невозможно. Мы можем только сожалеть о подобных ограничениях и стремиться их преодолеть. Поэтому если современная медицина вернет этому человеку голос, то ничто не будет мешать передать ему это служение. Тысячу лет назад он не имел бы такой возможности вообще. Именно такой должна быть христианская позиция: если есть нечто в мире, что мешает проповеди Евангелия, то надо стремиться избавиться от этого препятствия.
Поэтому даже если в Писании было бы запрещено женское служение в общине (хотя это не так), нам сегодня все равно следовало бы подумать о том, будет ли этот запрет иметь смысл, стоит ли ему продолжать действовать сегодня. Вполне может быть, что нечто, что две тысячи лет назад в определенной ситуации было полезно для распространения Евангелия, сегодня будет, напротив, мешать его распространению. Евангелие – это единственное, что имеет самоценность. Все остальное должно быть подчинено ему. Точно так же может и должно обстоять дело и с вопросом о женском служении: нам нужно решить, полезно оно сегодня для распространения Евангелия или нет.
Вспомним, подход к Писанию с точки зрения евангелического богословия – это подход, в котором нужно четко различать центр и периферию Писания, различать цель тех или иных библейских высказываний и их буквальное оформление. Попробуем применить этот принцип к конкретной проблеме женской ординации. В этом случае главным библейским вопросом должен стать вопрос: соответствует ли женская ординация центру Писания, то есть, служит ли женское служение в церкви распространению Евангелия, или нет? Вопрос соотнесения такого служения с отдельными, единичными высказываниями Библии представляется тогда, по крайней мере, вторичным.