* * *
"Что это было?"
Таким стал первый вопрос, пришедший в голову Андрея, точнее – первая мысль, пришедшая в голову после пробуждения. А проснулся Андрей сидя – сидя! – в кресле, в большой гостиной своего лофта. Себя нашел одетым: расстегнутая сорочка, застегнутые джинсы и почему-то босиком.
"С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы ужинали… С кем? – и тут он вспомнил: – Девчонка! Марси!"
Американка… Они катались по кольцевой, гнали быстро, превышая, сделали два круга, и она заразительно смеялась, когда его низенький "Порше" летел над заливом. Поднимала вверх руку, чтобы шелковый шарфик развевался на ветру, и смеялась. И еще без умолку говорила на английском, которого Андрей не понимал, но с удовольствием вслушивался в ее голос, а потом неожиданно перешла на русский, сказала, что хотела его проверить, посмотреть, действительно ли она ему понравилась. Андрей не смог обидеться, остановился в Кронштадте и купил ей букет прекрасных чайных роз. Вернувшись в город, они поужинали в ресторане с видом на Казанский собор, затем отправились в клуб, танцевали, целовались, потом поехали к нему и…
"Я проснулся одетым и в кресле. Молодец!"
– Доброе утро.
Марси бесшумно вышла из спальни и остановилась на площадке второго этажа. Влажные светлые волосы небрежно подобраны и заколоты так, что от их волнующего беспорядка щемит сердце. Глаза блестят за стеклами очков, девушка улыбается и дышит свежестью после ванны. А ее наготу прикрывает лишь его белая сорочка, застегнутая на пару пуговиц и едва заползающая на бедра. Длинные стройные ноги выставлены напоказ.
При любых других обстоятельствах Андрей не усидел бы, обязательно отправился наверх – отнимать сорочку и делать то, о чем подумал, едва заприметив красавицу на набережной Фонтанки. Но пробуждение в кресле намекнуло, что спешить не нужно.
– Доброе, – ответил мужчина, лаская Марси взглядом.
– Я покопалась в твоем шкафу, – она мягко провела ладонями по сорочке. Или по себе. Или…
У Андрея перехватило дыхание, но он сумел произнести достаточно твердо:
– Скелет не выпал?
– Вывалился, но я вернула его на место.
– Спасибо.
Она поправила очки. Едва застегнутая сорочка колыхнулась, на мгновение приоткрыв то, что скрывала, и Андрей отозвался мгновенно. Но опять сдержался. Остался в кресле, улыбнулся и одновременно попытался понять, как получилось, что он вчера остался спать в гостиной?
Попытался, но так ничего и не понял.
Марси же медленно спустилась по лестнице, прошла к окну, прекрасно зная, что мужчина не сводит с нее глаз, посмотрела на реку и произнесла, будто вспомнила:
– Ты обещал свозить меня в какой-то форт…
– В Чумной?
– Да. Ты говорил, есть лодка…
– Катер.
– Прекрасно… – Марси прошла вдоль окна, показавшись Андрею тенью волшебства, облачившегося в его сорочку, и спросила: – Он такой же быстрый, как твоя машина?
– Вполне.
– Я люблю скорость.
– Я помню.
Заразительный смех… Шарфик, развевающийся на ветру, залив слева, залив справа, и заразительный смех прекрасной девушки…
Андрей потер подбородок и осведомился:
– Почему мы не переспали?
– Мы решили не торопиться.
– Я решил? – изумился он.
– Ты уступил мне спальню… Так мило… – Она вдруг оказалась рядом, словно подлетела, нежно поцеловала Андрея в щеку и упорхнула на кухню прежде, чем он успел к ней прикоснуться. – Я сделаю кофе, а ты приведи себя в порядок.
– Ты хорошо спала?
– Ага! – девушка замерла у открытого холодильника, помолчала и неожиданно продолжила: – Не так, как у Кирилла, но тоже хорошо.
"У Кирилла?!"
Никогда прежде Андрей не испытывал такой ревности, как в тот момент. Укол получился настолько резким и болезненным, что мужчина непроизвольно сжал кулаки и почти прорычал:
– Кто такой Кирилл?!
И поймал себя на мысли, что готов разорвать соперника голыми руками.
А хлопочущая на кухне Марси не почувствовала его злости. Или не обратила на нее внимания. Она достала из холодильника сыр и масло. Отыскала хлеб, тостер и между делом сообщила:
– Кирилл хороший. Он однажды уступил мне спальню, а потом убил того, кто хотел убить меня.
– Гм-м… – Сначала Андрей решил, что ослышался, потом – что вляпался во что-то ненужное, потом посмотрел на девчонку и решил не обращать внимания на слово "убил". В конце концов, многое зависит от контекста.
– А что потом? – с подозрением спросил он, потому что ничего важнее для него сейчас не было.
– Не знаю, – с небрежной легкостью ответила Марси. – После спасения я Кириллу не звонила. – Повернулась, вновь поправила очки и подняла брови: – Андрей, завтрак будет через пятнадцать минут, а ты даже зубы не почистил.
У него было два варианта: наброситься на нее или подчиниться. Он выбрал второй.
И стоя под душем, решил, что где-то подцепил серьезное психическое расстройство. Или по уши влюбился. Впрочем, влюбленность не зря считается разновидностью безумия… И видимо, оно – безумие – заставило Андрея в третий раз отказаться от идеи наброситься на прекрасную гостью, одеться и выйти в гостиную. Где его уже ждали тосты, кофе и омлет.
А девчонка вновь смотрела в окно.
– Здесь красиво.
– Ага.
Андрей подошел и нежно взял ее за плечи. Марси не отшатнулась, подалась чуть назад, прижавшись к нему спиной, но продолжила смотреть на реку.
Двое у окна…
И Андрей неожиданно понял, что все предыдущие красавицы старались произвести на него впечатление. Покатавшись в его "Порше", побывав в клубе и оценив лофт, они начинали стараться, как в последний раз. А Марси… Он прикоснулся губами к ее волосам и вспомнил, как очутился в кресле: Марси сказала, что уедет, а он, вместо того, чтобы выгнать нахалку, уступил ей спальню.
Это возбуждало.
– В тебе есть Город, и это хорошо, – тихо произнесла девушка. – Мне нравится город, и поэтому нравишься ты.
– Ты откуда приехала? – спросил Андрей.
– Пока не решила.
– То есть?
– Я приехала в Город, чтобы разобраться. Месяц назад я думала, что знаю о себе все, но потом поняла, что становлюсь другой. И приехала сюда.
– Почему сюда?
– Не знаю.
Он едва не ляпнул: "Не могла позволить себе ничего другого?", но вовремя остановился. И устыдился того, что хотел ляпнуть. Андрею понравились слова Марси о том, что в нем есть Город, и он подумал, что Город так не сказал бы никогда.
И молча извинился за несказанное.
А потом была морская прогулка. Как пообещал – на быстром катере. Сентябрь в этом году выдался на удивление теплым, залив пребывал в величественном спокойствии, и брызги, летящие из-под носа катера, весело звали к себе – купаться. Но Марси отказалась, и Андрей послушно взял курс на Чумной.
– Что ты знаешь о форте? – спросил он, сидя за рулем.
– Ничего.
– Рассказать?
– Не надо, – девушка откинула голову и с улыбкой посмотрела на солнце: – Я просто подумала, что хочу его увидеть.
– Тебе часто говорят, что ты странная?
– Еще месяц назад я была нормальной, – напомнила Марси.
– Но потом все изменилось?
– Да.
– Что же случилось?
– Я пытаюсь понять.
– Ты кого-то ищешь?
– Себя.
– Уверена?
Марси подумала, по-прежнему глядя на небо, после чего уточнила:
– И себя тоже.
Смысл многих ответов казался абсурдным, но Андрей упрямо и осторожно подводил разговор к интересующей его теме:
– У тебя есть парень?
– Да.
– Кирилл?
– Нет.
"Ах, да, он просто уступил ей спальню…"
– Рассталась с ним? – спросил Андрей, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно. Хотя в этот момент он с наслаждением представлял, как давит "парня" тяжелым катером.
– Нет, не рассталась.
– Он тебя отпустил одну в Питер?
– Я уехала сама… – Марси прищурилась, вспомнив о забытом деле: – Нужно ему позвонить.
– И скажи, что теперь у тебя есть я, – велел Андрей.
– Тебя у меня еще нет.
– Ты мне не веришь?
– Еще нет.
– Поцелуй меня.
Она сделала иначе: зашла сзади, обвила его руками и ногами, прижалась всем телом. И получилось даже лучше, чем самый страстный, самый жаркий поцелуй. Получился один из тех моментов, ради которых стоит жить.
Несущийся по волнам катер, ветер в лицо, брызги, яркое солнце, чистейшее, без единого облачка, небо, и прекрасная, невозможно желанная женщина, отдавшая всю себя объятиям. Получилось сладко, как никогда. И Андрей подумал, что мог бы отказаться от всего на свете, абсолютно от всего, ради того, чтобы этот момент растянулся до конца жизни.
А когда, наконец, катер подошел к причалу форта, Марси погладила его рукой по плечу и тихо произнесла три слова:
– Беги от меня.
И Андрей понял, что слышит предупреждение от самой Судьбы. И поверил безоговорочно, но Город, который был в нем, упрямо отозвался:
– Ты ищешь себя, а я тебя уже нашел.
– Ты меня не знаешь.
– Ты сама себя не знаешь.
– Я могу принести боль.
– Вечная улыбка – удел сумасшедших.
– Ты готов страдать?
– Ради тебя я готов даже убить.
Она погладила Андрея по волосам, по плечу, потянулась, поцеловала в щеку, но прежде, чем он повернулся, чтобы ответить, соскользнула с сиденья и легко перескочила на пирс.
– Догоняй!
– Мне нужно время, чтобы пришвартоваться.
– Тогда ищи меня.
– Чертовка!
Андрей задержался, а Марси…
Пробежав по старой крепости, Марси внезапно остановилась, показавшись себе призраком Чумного форта, его давней жительницей, возвратившейся после долгой отлучки. Она знала здесь каждый камень, каждую дверь, каждую лестницу, она с улыбкой обходила "свои владения", но тянуло ее наверх, на плоскую крышу, с которой открывался морской простор, и достигнув ее, девушка замерла, закрыв глаза и вновь, как на Невском, впитывая в себя мир.
Только теперь не Город, а его залив.
"Ты очень большой, Питер, и ты очень разный… Твой ветер злой, но он – копье, которым ты хранишь свое нежное сердце. Я слышу его стук, Питер, теперь – слышу. Оно такое горячее, что без остатка сжигает мою тоску… – Марси улыбнулась. – Ты меня обманул, Питер, я думала, ты сделаешь мою тоску ярче, убьешь меня депрессией и низким небом, а ты ее сжег… Или забрал себе…"
– Мне тоже нравится здесь бывать.
От неожиданности Марси вздрогнула и открыла глаза. И повернулась, посмотрев на хрупкую молодую женщину в черном, которая, как и девушка, смотрела на залив. И казалась при этом гостьей из другого времени. Черная юбка до пят, плотно облегающая бедра и позволяющая семенить, но не шагать; глухой жакет, украшенный золотой брошью с крупным алым камнем; тончайшие кружевные перчатки, поверх которых надеты несколько перстней; и в довершение всего – изящная шляпка с коротенькой, едва прикрывающей глаза вуалеткой. Разумеется, тоже черной. Как и волосы незнакомки. Как ее большие глаза. И макияж: тени и губная помада. И только кожа была ослепительно светлой, но не болезненно-бледной, а молочно-белой, показывающей, что эта аристократка не часто появляется на вульгарном солнце.
– Я люблю смотреть отсюда на небо, – произнесла незнакомка.
– Сегодня оно слишком ясное, – поддержала разговор Марси.
– Обычно здесь плывут облака потрясающей красоты.
– Господь улыбался, когда придумывал их.
– Ты не похожа на верующую, – заметила женщина.
– Я похожа сама на себя.
– Пожалуй.
И Марси вдруг поняла, что незнакомка "не в своей тарелке". Она явно хотела бросить что-то резкое, но сдержалась. В какой-то момент собиралась уйти, но не смогла. И главное, женщина в черном сама не понимала, тянет ее к Марси или же нужно бежать.
– Я думала, что осенью питерское небо всегда мрачное, – произнесла девушка в надежде, что отвлеченная тема позволит собеседнице успокоиться. – Но теперь вижу, что ошибалась.
– Мой город разный, – эхом отозвалась незнакомка.
– Зачем ты сюда пришла? – неожиданно спросила Марси.
Незнакомка не удивилась вопросу. Но ей стало чуточку грустно.
– Я мешаю?
– Пока нет.
– Я часто бываю здесь, – ответила женщина после паузы. – В этом форте произошло много историй, и мне нравится чувствовать рожденную ими боль.
– Она делает тебя сильнее?
– Да, – призналась незнакомка. – Меня питает энергия Ша, но здесь она особенно приятна. Здесь ее подлые стрелы заставляют меня трепетать и волноваться так, словно я снова девственница. – Женщина ласково прикоснулась к серому камню. – Но сегодня я сюда не собиралась, поездка получилась спонтанной – я поддалась эмоциям.
– Я принесла их в твой город.
– Что ты сказала? – удивилась незнакомка.
– Твой город разный, – произнесла девушка, улыбаясь заливу и его ясному небу. – Он сжег мою тоску, и теперь я дарю ему то, что пряталось под ней.
– Боль? – спросила незнакомка.
И услышала в ответ:
– И ее тоже.
А потом позади прозвучало:
– Марси!
И женщина в черном печально поинтересовалась:
– Твой мужчина?
– Еще нет.
– Я слышу, он сходит с ума.
– Поддался эмоциям.
– Без них мы мертвы.
– Поэтому он счастлив, а я… – Марси с нежностью улыбнулась. – Я радуюсь, когда он счастлив.
Подошедший Андрей неприветливо оглядел незнакомку в черном, но воспитание взяло верх, и он вежливо поздоровался:
– Добрый день.
– Мы обсуждали небо, – рассказала Марси, беря Андрея за руку.
И этот жест окончательно успокоил мужчину.
– Сегодня оно слишком ясное, – мягко произнес он, поглаживая пальцами нежную кисть девушки. – Я надеялся на чудесные облака.
– Вечером будет шторм, – сообщила незнакомка.
– Не похоже.
– Он продлится два дня.
– И вызовет бурю эмоций… – закончила Марси. – А потом я уеду.
– Так рано? – расстроился Андрей.
А незнакомка посмотрела на девушку и едва заметно кивнула:
– И тогда в Питере наступит осень…
* * *
А на Большую Конюшенную осень уже пришла.
Во всяком случае, так думали деревья, бросающие листья в зазевавшихся прохожих. И желтые, и те, что только начали терять зеленую свежесть. Прохожие топтали их ногами, машины – покрышками, а дворники ругались, сметая лишний мусор с тротуаров и мостовых. Но все – и прохожие, и дворники, и даже машины, – все знали, что осень пришла, и не обманывались необычайно теплым сентябрем. Питер, подобно Рассеянному с Бассейной, что-то перепутал и задержал у залива лето, но редкие, пока, порывы злого ветра не оставляли сомнений в том, что скоро все вернется на круги своя, и осень, пройдя через Большую Конюшенную, овладеет Городом.
– Этот дом принадлежал нашей семье несколько поколений, – рассказал Аскольд, останавливаясь напротив мощного четырехэтажного строения, во внутренний двор которого вела закрытая коваными воротами арка. – Его купил прадед, переселившись сюда из Берлина.
– Весь дом? – уточнила Порча.
– Да, – подтвердил Аскольд. – Слева от арки всегда размещалось "Похоронное бюро Александер"…
– Оно и сейчас там.
Молодой мужчина прищурился, прочитал название на аккуратной вывеске и сплюнул:
– "Похоронное бюро вдовы Александер"! Проклятие, меня сейчас стошнит.
– Преемственность соблюдена, – рассмеялась девушка.
– Порча, следи за языком, – посоветовал Аскольд. – А то я тебе татуировки напильником обдеру.
Лена поняла, что тема слишком болезненна для спутника, извинилась:
– Аскольд, мне правда очень жаль, – и тут же добавила: – Уверена, скоро ты вернешь бюро прежнее название.
– Сделаю для этого все, – мрачно пообещал молодой Александер. И продолжил: – А справа от арки обычно помещалось какое-нибудь заведение. При отце оно называлось "В добрый путь!"
– Остроумно, – оценила девушка, после чего перевела взгляд на вторую вывеску, выполненную в том же стиле, что и для похоронного бюро, и сообщила: – Сейчас заведение называется "Заведение вдовы Александер". – И хмыкнула: – А сейчас стошнит меня.
– Тоже придется менять, – решил Аскольд.
– Ну, это уж, как пожелаешь. – Порча спрятала улыбку, оглядела дом другим, весьма внимательным, профессиональным взглядом и попросила: – Расскажи, что здесь помещается еще.
Как будто собиралась вламываться в логово королевы питерских некромантов или пробираться в него тайком. Молодой Александер знал, что оба случая возможны, поэтому охотно приступил к подробностям:
– Клуб занимает… во всяком случае, раньше занимал все правое крыло: подвал и три этажа. Над ним размещался персонал. Похоронное бюро скромнее – подвал и первый этаж левого крыла. Над ним тоже слуги и различные помещения, вроде лабораторий, арсенала и складов… Вся дальняя сторона – апартаменты. Дворец Александер.
– Красиво… – оценила Порча.
– Я приехал не только за своим богатством, – хмуро произнес Аскольд. – Или не столько за ним. Если бы меня интересовали деньги, я договорился бы с Юлией об отступных.
– Тебе нужна месть.
– Справедливость.
– Как и все, ты путаешь эти понятия.
Он резко повернулся к спутнице:
– Чем ты недовольна?
Порча достаточно изучила мужчину, знала, что он взорвется после ее замечания, и даже не вздрогнула на его агрессивное движение. Только ответила спокойно:
– Это путь смерти.
Продолжая разглядывать крепость Юлии Александер.
– Я ведь некромант, – усмехнулся Аскольд.
– Не очень хороший, раз тебе пришлось учиться в монастыре Камиль.
И снова Порча задела болезненную тему, но на этот раз мужчина не вспылил, а нашел в себе силы признаться:
– Мне не очень давалась некромантия. Отец об этом знал и поэтому, наверное, стал привечать Юлию.
– То есть ты не удержишь наследство?
– Нет, – едва слышно ответил Аскольд.
– А Юлия?
– Уже удержала.
– Но ты хочешь отомстить…
Это было так по-первородному: безудержно глупо и кроваво. Смерть ради гордыни, которую он называет справедливостью и которой прикрывает слабость. Бессмысленная бойня, а потом – еще одна. И еще. И запах крови на промозглых улицах смешается с острым привкусом соли. Город свихнется, но поскольку он зимой всегда немного не в себе, этого никто не заметит. А весной трупы лягут на дно, и довольный баал Тагар выгонит ослабевших некромантов на Московский проспект…
Но девушка Лена, которую в Отражении звали Порча, плевать хотела на лишения, готовые обрушиться на питерских любителей покопошиться в мертвечине. Поэтому она не стала говорить Аскольду то, о чем подумала, а усмехнулась:
– Ты платишь мне за то, чтобы я убивала.
И с независимым видом спрятала озябшие руки в карманы джинсов.
На Большую Конюшенную пришла осень, и после обеда ветер стал таким холодным, словно задул с кладбища.
Молодой Александер внимательно посмотрел на своего телохранителя и вдруг спросил:
– Почему ты согласилась пойти со мной?
– Если повезет и я отрежу Виктору голову, то обрету авторитет и смогу создать свой клан, – ответила Порча.