– А если не повезет, он отрежет голову тебе, – напомнил Аскольд.
– Разве когда-то было иначе?
И молодой Александер вдруг понял, что его слабость не в том, что он плохой некромант. А в том, что он предположил, будто "может быть иначе". Что игра может оказаться "не всерьез" и ему разрешат пересдать, или вернуться к сохраненной копии… А ему не разрешат. Не позволят. И он будет играть теми картами, которые у него есть, до конца, каким бы этот конец ни был.
Молодой Александер понял и с огромным трудом удержался от бегства.
Вместо этого он буркнул: "Нам пора", они сели в машину и направились на Вознесенский проспект, в известный ресторан, расположенный в центре, в таком месте, где схватка вызвала бы грандиозный скандал. Жители Отражения не любили демонстрировать свою суть публике, и столик в "Перкорсо" был некоторой гарантией того, что встреча пройдет мирно. Правда, татуированные руки Порчи, открывшиеся, когда она стянула и швырнула на диван кожаную куртку, вызвали сомнения у метрдотеля, но Аскольд шепнул: "Рок-звезда", и проблема была улажена.
Юлия приехала почти вовремя, в сопровождении невысокого, абсолютно лысого мужчины, одетого, как и хозяйка, во все черное. Порча определила в нем Поднятого, и когда Ромеро заказал себе лишь бокал негазированной воды, поняла, что не ошиблась. И внутренне подобралась, поскольку сражаться с Поднятыми удовольствие ниже среднего, они быстры, как волколаки, но при этом не чувствуют боли.
– Рада тебя видеть, Аскольд, – томно произнесла вдова Александер, усаживаясь.
– Неужели?
– Не веришь в мои добрые чувства?
– Отец верил, – угрюмо бросил Аскольд. – И что получилось?
– Он был счастлив до самой смерти, – мягко ответила Юлия, но отбрила, словно острейшим клинком.
"Один – ноль", – оценила про себя Порча.
– Давай не будем обсуждать гибель отца? – предложил Аскольд.
– Разве не за этим ты приехал?
– Я…
– Где ты был все это время?
– Учился.
– Могу я узнать, чему?
– Рисованию, – неожиданно рассмеялся Аскольд. – Хочешь, напишу твой портрет?
– Боюсь, это встанет мне слишком дорого.
– Хорошо, что ты боишься.
– Какой же ты еще малыш.
В ее устах это слово прозвучало гораздо мягче, чем в грубых репликах Тагара, но от того обиднее: в отличие от волколака, Юлия не насмехалась над сыном покойного мужа, а определила его. И эта разница привела Аскольда в неистовство.
Но он сдержался и ровно произнес:
– Меня интересует наследство.
– Сколько золота ты хочешь?
– Меня интересует титул.
– Дождись, когда умрут оба родителя.
– Моя мать давно в могиле.
– Милый, твоя мать я, – а вот сейчас в голосе Юлии прозвучала насмешка. Но очень, очень тонко. – Юридически.
– Ты мне не мать, – негромко, но зло, ответил Аскольд. – Ты – шлюха, которую отец подобрал на улице.
Если молодой Александер хотел разозлить мачеху, то у него не получилось. И ледяное спокойствие Юлии показало, что своей выходкой мужчина унизил себя, а не ее.
– Важно не то, кем я была, а то, кем стала, – произнесла Юлия, и Порча мысленно поаплодировала ее железной выдержке. – И кем станешь ты, мой маленький принц.
– Принцы становятся королями, – хрипло сказал Аскольд.
– Далеко не все, – покачала головой Юлия и поднялась, оперевшись на руку Романа: – Увидимся, маленький принц. И советую подумать, сколько золота ты хочешь: в третий раз я его предлагать не буду.
* * *
Облака явились днем.
Андрей и Марси вернулись в город, пообедали, а затем отправились на "стандартную туристическую прогулку", как про себя называл этот маршрут Андрей: погуляли по Дворцовой, перешли на Васильевский, собираясь добраться до крепости, но задержались на Стрелке, разглядывая наползающие с залива тучи, одна из которых разродилась дождем. К счастью, Андрей позаботился о зонтике, и они, обнявшись, остались на Стрелке, глядя, как питерское небо поливает водой питерский камень.
– Иногда дождь кажется слезами, когда небо плачет, отвечая на грусть моей души, – произнесла девушка, прижимаясь к груди Андрея.
– Бывает, что небо смешивает капли дождя с солнцем, – ответил тот, с наслаждением вдыхая запах ее волос.
– Тогда оно смеется.
– Шутит.
– А иногда оно спит, не зная, что над городом застряли тучи.
Они стояли, делясь друг с другом теплом, и смотрели на крепость, дворец и мосты, перечеркнутые тонкими штрихами падающих капель. Смотрели, как в первый раз, потому что смотрели вместе.
А Город смотрел на них, пытаясь понять, как долго проживет огонек, вспыхнувший между его сыном и странной гостьей.
– Когда идет дождь, кажется, что Город отражается не только в воде, но и в небе.
– Как и любой из нас.
– Да… Только нам приходится выбирать, а Город огромен и живет во всех Отражениях сразу.
– Что мы выбираем? – не понял Андрей.
– Легкость неба, или тянущую вниз тяжесть, или покой и равновесие середины… Мы выбираем здесь, – Марси приложила к своей груди руку Андрея. – Когда узнаем, что прячется в сердце: огонь или тьма.
– А если там дождь? Капли которого приходят с неба, набирают силу середины и, потяжелевшие, падают вниз. Что делать, если в моем сердце дождь, вобравший в себя красоту всех трех Отражений?
– Делать ничего не надо, – прошептала Марси. – Это значит, в твоем сердце – Питер.
И тогда он впервые поцеловал ее по-настоящему, в губы, глубоко и немыслимо крепко. А еще – сладко. До изумления сладко. Так, что закружилась голова.
А Город дунул в них каплями дождя, то ли пошутив, то ли пытаясь предупредить о чем-то…
Туча прошла, но идти к крепости Марси не захотела. Они вернулись к Адмиралтейству и заглянули в "Радио Ирландия": посидеть в тепле, выпить что-нибудь согревающее, о чем-то…
Именно там все и случилось…
Андрей отошел к стойке, он любил выбирать у бара, попросил кофе, рюмку ликера для Марси, а когда прищурился на шеренгу бутылок, решая, чем согреться самому, почувствовал чей-то взгляд. Не равнодушный, когда кто-то просто оказывается рядом, а направленный именно на него. Скосил глаза и увидел тонкую девичью руку, сплошь покрытую разноцветными татуировками. Повернулся и столкнулся взглядом с худощавой, спортивного сложения девицей.
– Нравится?
– Я бы так не сделал, – усмехнулся Андрей.
– Тоже мне новость, – усмехнулась девица.
– Мы знакомы?
– А зачем?
– А зачем дерзить?
– Разве она не сказала, чтобы ты бежал?
Андрей вздрогнул и молниеносно подобрался:
– Откуда ты знаешь?
А в ушах прозвучал шепот Марси: "Беги от меня…"
– Спроси себя, чего ты хочешь?
– Если я спрошу, я себе и отвечу. Не тебе.
– А мне и не надо.
– Кто ты такая?
– Не важно.
Странная девица поднесла ко рту руку и неожиданно дунула Андрею в лицо сквозь пальцы, окутав его неразличимым в полумраке паба облачком золотистого порошка.
А Марси удивленно посмотрела на подсевшего за их столик парня.
– Вы позволите отнять у вас немного времени?
– Разве что чуть-чуть.
– Почему так мало?
– Скоро вернется мой спутник и вряд ли обрадуется, увидев вас.
– Серьезный аргумент. – Парень был толстеньким, улыбчивым, с глазами навыкате и не выглядел опасным. – Все, что мне нужно, – меньше минуты вашего внимания. Вы слышали такое слово: "мандала"?
– Вы их продаете?
– Я люблю их рисовать. И показывать. У меня всегда с собой колода любимых работ на все случаи жизни. – Парень чуть подался вперед, сократив расстояние до глаз Марси на несколько сантиметров. – Людям нравится изучать мои работы, но к каждому необходим индивидуальный подход. Многое зависит от переплетения линий, узоров, цвета… Вы не представляете, Марси, как важен для восприятия цвет… Вижу, вас привлекает желтый… Вам ведь нравится желтый?
Девушка кивнула. И почему-то не спросила, откуда незнакомцу известно ее имя – это показалось таким естественным… К тому же она была увлечена картинкой.
– Если вам нравится желтый, вас наверняка порадует его сочетание с розовым, и тонкие черные линии, образующие на этих замечательных цветах удивительные узоры… Вам нравятся узоры?
Девушка завороженно кивнула, не сводя глаз с причудливого рисунка.
– Я так и думал… Посмотрите вот на эту мандалу, внимательно посмотрите…
Она послушно уставилась на карту и вдруг поняла, что круглый узор увеличивается в размерах, растет, превращаясь в круглое озеро, украшенное по берегу венком всевозможных цветов, и Марси оттолкнулась от облака, на котором сидела, и с наслаждением бросилась в холодную, но такую приятную воду…
* * *
– А ты классная!
"Я?!"
– С кем пришла?
"Я?!"
– Ты заводная… И сладкая… Расслабимся?
Марси хлопнула глазами и озадаченно огляделась.
Музыка. Неплохая, но громкая. Чересчур громкая на ее вкус, но не давящая. Люди вокруг. Горячо… Она обнимает за шею крепкого темноволосого парня, его руки давно под ее футболкой… Ей нравится… Нравилось до сих пор.
"Где я?!"
Они танцевали, но сейчас темноволосый тащит ее к туалету. Люди вокруг танцуют. Многие слишком тесно прижимаются друг к другу. Улыбаются. Музыка… Неплохая, но слишком громкая… В коридоре пьют. Одежда в беспорядке… Смеются. Темноволосый тащит ее к туалету. Марси ловит на себе понимающие взгляды тех, кто не танцует или без пары. Их взгляды остры и заинтересованы, они клинками прорезают и полумрак, и музыку, и смех…
"Я в клубе…"
А в следующий миг Марси понимает, зачем ее тащат к туалету, и ей становится противно.
– Подожди…
Темноволосый останавливается, с улыбкой притягивает девушку к себе и крепко целует в губы. Вокруг смеются. Все видят, что его рука опять под тонкой футболкой, и смеются. Кто-то хлопает девушку сзади, смех становится громче.
– Будет хорошо, – обещает темноволосый.
– Мне плохо, – пытается соврать Марси.
– А будет хорошо, – обещает темноволосый и вновь увлекает добычу к полураскрытой двери туалета.
Им остается пройти не более трех шагов.
Чья-то рука прикасается к полной груди девушки, защищенной лишь тонкой тканью футболки. Кто-то одобрительно цокает языком. Слышатся обрывки слов, но слова чужие, Марси их не понимает, зато чувствует, что в смехе вокруг появляются презрительные нотки. Все знают, что девушка может "застрять" в уборной после "общения" с темноволосым, но отношение к "застрявшим" у всех однозначное.
Кажется, у двери в туалет формируется очередь…
– Я не могу, – шепчет Марси.
– А придется, – темноволосый слишком хочет и потому становится грубым.
Он резко дергает жертву за руку, а Марси сквозь слезы смотрит на ближайшую видеокамеру, шепча:
– Пожалуйста!
Надеясь только на чудо…
И чудо происходит.
Один шаг до туалета. Девушка сумела выиграть секунду, но ее подталкивают в спину, зыбучие пески липких взглядов затягивают в пошлость кафельной комнаты, "Успеешь!" – говорит кому-то темноволосый. Смех. Ужас. Марси хочет закричать, боится, что крик окажется напрасным, но в тот самый миг, когда ее почти прогнали сквозь порог, между девушкой и темноволосым встает невысокий, абсолютно лысый мужчина в черном костюме, черной рубашке и черном галстуке. Мужчина неэмоционален, но тверд, как присланная по почте наковальня.
– Девушка не хочет, – негромко говорит он.
И в этих словах – окончательное решение.
Возникает пауза. Темноволосый достаточно распален, чтобы наделать глупостей, но кто-то из дружков начинает шептать ему на ухо. Несколько секунд весы колеблются, от слов темноволосый мрачнеет, но предпринимает последнюю попытку сохранить добычу.
– Знаешь, кто мой отец? – с вызовом спрашивает он.
– Наплевать, – ровно отвечает лысый.
– Он твой клуб закроет на!..
Лысый молча раздвигает губы в усмешке. Не усмехается, нет, а именно раздвигает губы в усмешке, словно подсмотрел, как нужно усмехаться, и теперь повторяет. Получается настолько неприятно, что темноволосый отпускает Марси и девушка оказывается подле лысого.
– Когда правая рука устанет – не забудь спустить воду, – произносит лысый, убрав с лица попытку усмехнуться.
Темноволосый багровеет от злобы, но друзья держат его за плечи.
А лысый молча уводит Марси в коридор для персонала, они поднимаются на второй этаж по широкой лестнице, проходят еще немного и оказываются в кабинете, обставленном тяжелой антикварной мебелью. Черное дерево с позолотой. Картины в мрачных тонах. Портрет мужчины на треноге в углу, мужчина кого-то напоминает…
Около стола – хрупкая черноволосая женщина в тонкой черной блузе и элегантных черных брючках. На изящной шее – ожерелье черного жемчуга. На изящной руке – такой же браслет.
Лысый закрывает за собой дверь, и хрупкая женщина спрашивает:
– Как тебя зовут?
– Марси, – негромко отвечает девушка.
– А меня – Юлия Александер… Вдова Александер.
Тишина…
Юлия раскуривает длинную сигарету в мундштуке, выпускает облако дыма и спрашивает:
– Что ты здесь делаешь, Марси?
– Кажется, я увлеклась.
– Мы встречаемся второй раз подряд.
– Я не собиралась быть здесь.
– А я не верю в совпадения.
Дым струится по кабинету, больше походящему на склеп. Юлия смотрит на его призрачные скульптуры и спрашивает:
– Что мы будем делать?
– Я хочу воды, – говорит Марси.
Юлия улыбается, откладывает сигарету, подходит к девушке, внимательно смотрит ей в глаза, а затем нежно проводит рукой по щеке. Перчатки нет, и Марси чувствует тепло.
* * *
"Что это было?"
Таким стал первый вопрос, пришедший в голову Андрея, точнее – первая мысль, пришедшая в голову после пробуждения. А проснулся Андрей сидя – сидя! – в кресле, в большой гостиной своего лофта. Себя нашел одетым: расстегнутая сорочка, застегнутые джинсы и почему-то босиком. Справа – столик, на нем – бутылка коньяка, бокал, блюдце с сыром. Телевизор включен, показывает какую-то непонятную ерунду.
"С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы катались по заливу… Или не катались?"
Андрей поднялся, пошатнулся – голова болела дико, – и огляделся. Он один. На столике, рядом с бутылкой, лежат не замеченные изначально золотые часы, бумажник и ключи от машины.
"Меня не ограбили, не опоили… Я напился сам. Приехал домой, напился, сидя у телевизора, и мне приснилось…"
Восхитительная девушка удивительной красоты и бесконечной нежности. Немного странная, немного растерянная и абсолютно беззащитная. Не наивная, но, кажется, излишне доверчивая. Девушка, рядом с которой он чувствовал себя счастливым. Просто от того, что она рядом. От того, что она берет его за руку или прижимается к его плечу.
Марси…
– Ты мне приснилась?!
Андрей растерянно огляделся. Замер, припоминая то, что можно припомнить.
Он повернул, хотя должен был ехать прямо, отчего-то решил проехать по набережной Фонтанки, хотя так было длиннее и дольше. И увидел на тротуаре ее… Остановился… Такое бывает? Нет. Он никогда не приглядывался к гуляющим по улицам девушкам, но в тот раз повернул голову, увидел ее и… Пропустил удар в сердце.
"Мы поехали в клуб, танцевали, потом я спал в кресле, как сейчас… Только телевизор был выключен… На следующий день катались по заливу, гуляли под дождем, и я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Такое бывает? Нет…"
– Мне приснилась мечта.
Сердце заболело… Нет – кольнуло остро, будто посреди дождя мелькнула молния, и стало тоскливо.
– Мне приснилась мечта.
Он почти смирился с этим выводом. Почти согласился с тем, что настолько устал от одиночества, что ему стала сниться любовь. Почти поверил, что неспособен повстречать свое счастье…
А потом сердце кольнуло еще раз, он выругался и побежал в спальню, торопясь поставить себе окончательный диагноз: спятил или нет? Потому что вчера у горничной был выходной и… Андрей замер в дверях и улыбнулся.
– Марси…
Рюкзак возле тумбочки. Сорочка на кровати… Марси надевала ее утром, застегивала на две пуговки, и он едва не взорвался, очарованный свежей прелестью девушки.
Чувствуя себя последним идиотом, Андрей подошел к кровати, взял сорочку и поднес к лицу. И уловил тонкий запах духов.
– Не сон…
Они катались по заливу, потом гуляли под дождем, целовались, и он был счастлив. Потом они зашли в бар…
А потом он проснулся дома.
Один.
– Мы не расстались – нас разлучили. И возможно, у тебя неприятности, Марси. Ты говорила, чтобы я от тебя бежал… Наверное, была права, но я не побегу.
И Город сдержанно кивнул, показывая, что понимает своего парня.
Андрей вернулся в гостиную, взял со столика часы и улыбнулся, увидев, что успевает попасть в "Радио Ирландия" до закрытия.