– Сменный сторож. – Костян, который владел двумя небольшими магазинами в торговом центре, то есть "чего-то добился", ответил, тем не менее, без презрения к неудачнику. С легкой грустью ответил, говоря о том, у кого не получилось. – Мужикам с машинами помогает, когда проблема какая… В сезон колеса переставляет. Тем и живет.
– Он же талант.
– Еще какой!
– И что?
Полтинник бросил окурок в ведро с водой, помолчал и тихо ответил:
– Хрень у него какая-то в жизни случилась. Опять же – никто не знает, какая, но говорят, жена погибла. А может, родители… В общем, он молчит, а мы не лезем. – Костян выразительно посмотрел на Таврина и продолжил: – Но мы, парень, не глупее тебя и тоже видим, что руки у него золотые, а голова – бриллиантовая, но он сидит в зачуханном гараже, ходит в одних и тех же шмотках зимой и летом и жрет всякую дрянь из пакетиков.
– И вы к нему не лезете…
– Да, не лезем. И ты не лезь.
– Не буду. – Таврин вздохнул и протянул: – Я думал, он местный.
Костян закурил следующую сигарету, выпустил облако дыма и ответил:
– Я всего шесть лет как здесь квартиру купил, а Ермолай при гаражах лет двадцать. Мужики говорили, он сюда уже чокнутым переехал.
– А откуда переехал?
– Он молчит, мы не лезем.
На том разговор окончился.
Нет, не совсем. Вернувшись домой, Николай не мог не поделиться неожиданным открытием с Нютой, и завел разговор, едва переступил порог квартиры.
– Помнишь рыжего, которого мы в лесу встретили?
– У дерева?
– Да. Он еще тебя напугал.
– Он меня не пугал. – Нюта включила конфорку под сковородой и задумчиво произнесла: – Рассказ был страшным – да, но я рада, что его услышала.
– Почему? – удивился Николай.
– Потому что это тоже часть нашей жизни. Ведь так?
– Призраки?
– Убийства. – Нюта открыла холодильник и вынула подготовленную к ужину еду. – Почему ты заговорил о рыжем?
– Он сторож в наших гаражах, – ответил Таврин, глядя, как подруга выкладывает на сковороду макароны и котлеты. – Оказывается.
– И ты его раньше не встречал?
– Может, и встречал, только не обращал внимания.
– Может, и так, – Нюта закрыла сковороду крышкой.
– Его зовут Ермолай, прикинь, – рассмеялся Таврин, но тут же понял, что смех получился глупым. Ну, Ермолай, и что? Мало ли кого как родители назвали? Взрослые люди такие шуточки оставляют в детском саду и школе… Николай окончательно сбился и поспешил закончить: – А фамилия – Покрышкин. Помнишь героя-летчика?
– Трижды героя Советского Союза, – задумчиво произнесла Нюта. – Мне отец рассказывал.
– Да.
Николай чувствовал себя очень глупо. Вроде, все как бывает обычно, он привычно делится с подругой тем интересным, что накопилось за день, но как-то не так это происходит. Не задался разговор.
– Так вот… Этот Ермолай, оказывается, мастер на все руки, – продолжил Таврин, глядя на холодильник. – Очень головастый мужик.
– Мне он показался несчастным.
– Ты же его почти не видела.
– Показался.
И Таврин понял, что Нюта предельно точно охарактеризовала Покрышкина, несмотря на то что не знала его историю, – несчастный. Именно это чувство рыжий Машина прятал под броней ленцы, насмешливого превосходства и молчания. Несчастный. Не зря говорят, что женщины гораздо лучше улавливают чувства и эмоции окружающих, чем мужчины.
– Ты не знаешь, что с ним случилось? – спросила Нюта, перекладывая разогретую еду в тарелку.
– Нет, – ответил Таврин, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно. – Не спрашивал.
– Наверное, что-то страшное. – Девушка отошла к мойке и тихо, только для себя, повторила: – Наверное, что-то очень страшное…
* * *
Прошло больше недели, и за это время, так уж получилось, Николай ни разу не встретил рыжего Покрышкина. Нет, Таврин не прятался, но постарался свести посещения гаража к необходимому минимуму, нигде не задерживался, ни с кем не общался, а мимо сторожки проходил, не глядя в окошко, всем своим видом показывая, что торопится. Впрочем, так вели себя многие, поэтому Николай не выделялся.
Зимнюю резину, кстати, нашли: полицейские "приняли" Тракториста у придорожного шиномонтажа, в трех километрах от гаражей, хозяину которого наркоман как раз и пытался сбыть украденное. Об этом Николаю поведали на следующий день.
Утром во вторник Таврин, как бывало обычно, забежал в гараж, завел машину, но, уже выезжая из бокса, почувствовал, что мощность двигателя упала. Решил, "бензин не очень чистый, сейчас поддам газу, и пройдет", надавил на акселератор, заставив "Субару" кое-как проковылять с полсотни метров, но все равно заглох. Вновь завел двигатель, но тот совершенно не держал холостые обороты, а на очередное "поддам газу!" отреагировал дымком из-под капота и вонью тлеющей изоляции внутри салона. Перепуганный Таврин тут же заглушил мотор, выскочил из машины, открыл капот, заметил дым, но, к счастью, без открытого огня, яростно выругался, но история не знает случая починки двигателя исключительно бранью. "Субару" плотно встала на прикол.
Таврин позвонил на работу, объяснил ситуацию, отпросился, вызвал эвакуатор и закурил, облокотившись на капот "виновницы торжества". И мысленно проклиная "Субару" за то, что заглохла именно в гараже. Ведь одно дело, когда ты стоишь на обочине, проносящимся мимо незнакомцам нет до тебя никакого дела, и ты можешь сделать вид, что не растяпа последний, неспособный грамотно ухаживать за авто, а просто ждешь кого-то, изредка поглядывая на часы. И совсем другое дело сейчас, когда лично знаешь большинство проезжающих мимо мужиков, многие из которых останавливаются и спрашивают, нужна ли помощь. А ты глупо разводишь руками и говоришь, что скоро приедет эвакуатор.
Жалкое зрелище.
А в довершение позора к Таврину подошел Ермолай. Рыжий тащился от "старых" домов, с кем-то оживленно беседуя через гарнитуру, и Николай надеялся, что толстяк пройдет мимо. Но, увидев "загорающего" Таврина, Машина свернул разговор, сочувственно улыбнулся – "Шел бы ты со своим сочувствием!" – и осведомился:
– Поломался?
– Нет, просто так стою, – не удержался от сарказма Таврин.
И его яростный всплеск объяснил Покрышкину происходящее.
– Достали глупыми вопросами?
– Да.
– Извини.
Наверное, именно это – очень серьезно прозвучавшее "Извини" – изменило отношение Николая. А может, не только оно, но и "авоська" – да, да, та самая "авоська", а не пластиковый пакет, – в которой рыжий тащил кефир, батон хлеба и еще какую-то снедь. Сетчатая сумочка родом из далекого детства заставила Таврина перестать огрызаться и на следующий вопрос Покрышкина: "Что случилось?", Николай ответил обстоятельно и подробно.
– Скорее всего, катушка зажигания полетела, – подумав, произнес Ермолай, даже не попросив Таврина открыть капот.
– Я ведь сказал, что машина заводится, – напомнил Николай. – Только глохнет.
– А я сказал: катушка зажигания, а не замок, – в тон ему ответил рыжий. – Катушку на твою тачку купить можно недорого, а я поставлю. Ну и свечи, кстати, надо будет поменять… А из-за чего пробой случился – надо разбираться. Но вряд ли это сложнее релятивистской механики.
– Какой пробой?
– Что-то же спалило катушку, – ответил Покрышкин и дружелюбно улыбнулся: – Ремонтироваться будем?
Но поскольку речь шла о новенькой, еще на гарантии, и очень любимой машине, предложение было отвергнуто.
– Я лучше к дилеру съезжу, – помотал головой Таврин. – Туда, где покупал.
– Ну, съезди.
Ермолай ушел, минут через десять приехал долгожданный эвакуатор, и Таврин отправился лечить свою ласточку.
Но получилось, говоря откровенно, плохо: по времени и по деньгам. Сначала пришлось заплатить за эвакуацию, потом – за "полную компьютерную диагностику", и заплатить, и подождать два с лишним часа, а итогом стал диагноз, поставленный Ермолаем даже без открывания капота. Затем последовала замена всего, что перечислял Покрышкин, тоже вставшая и в деньги, и во время, и на работе Николай в тот день так и не появился. Из сервиса поехал в гараж, по дороге купил бутылку хорошей водки, загнал "Субару" в бокс и отправился извиняться.
И тут его поджидал новый сюрприз.
Вспоминая слова Полтинника о скромном образе жизни Машины, Таврин ожидал увидеть грязный бокс, ржавые ворота, сгнивший деревянный пол, валяющиеся повсюду инструменты, промасленные телогрейки, бутылки и древнюю "классику" цвета "баклажан" в центре всего этого бедлама. Ожидал. А оказался в настоящем дворце, в котором не постыдился бы разместиться даже лимузин. Как выяснилось, Покрышкину принадлежали два бокса, стену между которыми он аккуратно разобрал, укрепив проемы швеллерами. В боксе № 13 располагалась мастерская: висели полки под инструмент, стояли рабочие шкафы, пара верстаков и даже письменный стол с компьютером. В углу примостился холодильник, а рядом – странная конструкция с небольшим баком из нержавеющей стали, плитка, кресло и диван, на котором, как догадался Таврин, Ермолай периодически ночевал. В боксе № 14 пребывал полуразобранный, а точнее – несобранный колесный вездеход уникальной конструкции, с кабиной от "ЗИЛ-131", дизелем от "Мерседеса", а кузовом от "Вольво".
– Пацаны придумали собрать, я помогаю, – объяснил Покрышкин, перехватив удивленный взгляд Николая.
– Какие пацаны?
– Школьники местные, – уточнил Машина. – Пусть лучше у меня болты крутят, чем ерундой всякой занимаются. Верно?
– Верно.
– Хорошо, что мы с тобой нашли общий язык, – рассмеялся Ермолай и поправил гарнитуру в левом ухе. – Ты чего пришел? Опять поломался?
– Наоборот: починился.
– И что было?
– Катушка зажигания полетела.
Если бы Покрышкин ляпнул что-нибудь вроде: "Неужели?" или "Я ведь предупреждал", они наверняка поругались бы и больше никогда в жизни не общались: Таврин понимал, что сглупил, но терпеть подначки не собирался. Однако Ермолай лишь рукой махнул:
– Бывает.
И даже без многозначительной ухмылки обошелся, за что Николай был ему весьма признателен. И в знак благодарности полез в пакет.
– Я, вот, принес… Это… – А достав "подарок", Таврин замер, сообразив, насколько глупо выглядит в ухоженной, с любовью обставленной мастерской со своей бутылкой. – Извиниться пришел.
И вновь рыжий проявил хорошее воспитание.
– Что это? – спокойно поинтересовался он, бросив на бутылку мимолетный взгляд.
– Водка. Я не знал, что вы пьете…
– Оставь, пригодится. И… мы, вроде, на "ты".
– Да, – кивнул Таврин. – Верно.
– Я пью нечасто и только свое, – продолжил Ермолай. – Тут неподалеку деревня стояла, ее потом в микрорайон переделали, а яблоневый сад остался. До сих пор плодоносит… Я его урожаем пользуюсь. А если там яблок нет – мужики привозят…
Покрышкин щелкнул пальцем по баку, и Таврин понял, что видит самогонный аппарат. А рыжий уже налил в металлическую кружку грамм сто остро пахнущего напитка и предложил:
– Попробуй.
Отказываться было неуместно.
– Что это? – спросил Николай, с подозрением принюхиваясь к идущему от кружки аромату. – Кальвадос?
– Самогон.
Таврин сделал большой глоток, поперхнулся и закашлялся. На глазах выступили слезы.
– Сколько здесь?
Вопрос был понят правильно.
– Шестьдесят, – ответил Покрышкин. – Нормально.
– Для кого?
– Для тех, кто понимает.
– Вкус же не чувствуется!
– Неужели?
А в следующий миг пришел вкус. Или послевкусие. По телу побежало тепло, а во рту появился удивительный привкус яблок. Не перебродивших, а ставших алкоголем. Удивительно плотный, насыщенный и безумно приятный вкус.
– Хорошо… – протянул Николай.
– Запей. – Покрышкин сунул Таврину кружку с водой.
– Я не запиваю.
– Так надо.
И снова рыжий оказался прав: холодная вода мягко легла на самогон, оттенила вкус и дополнила полученное удовольствие.
– Спасибо.
– На здоровье.
– Можно я присяду?
– Конечно.
Николай мотался целый день, съел всего лишь сэндвич с курицей, и поэтому один глоток крепкого алкоголя поверг его в блаженную истому. Он опустился в кресло, с наслаждением потянулся и спросил:
– Как ты узнал, что полетела именно катушка?
– Послушал твой рассказ и сделал вывод.
– Так просто?
– А зачем усложнять? – искренне удивился Ермолай.
– Современные машины сложные.
– Кто тебе сказал?
– Ну…
– Не сложнее релятивистской механики. Еще выпьешь?
– Чуть позже.
– Молодец, алкоголем увлекаться не следует. – Однако сам Покрышкин собственному совету не внял и сделал большой глоток. Впрочем, на него "кальвадос" действовал гораздо слабее. – Так кто тебе сказал, что современные машины – сложные?
– Разве это не очевидно?
– Тебе очевидно только то, что в них полным-полно загадочных трубочек, идущих из одного блока в другой, и кожухов, которые скрывают от тебя части мотора, – рассмеялся Ермолай. – В этом фокус: в кожухах, которые мешают смотреть и видеть. Люди перестают понимать, как это работает, а главное – не стремятся узнать. А когда чего-то не знаешь – становишься зависимым от того, кто знает. Знание – это сила и власть. Все остальное – мишура, призванная замаскировать единственно истинную цель – знания.
– Трудно разобраться в этих трубочках, – пробормотал сбитый с толку Таврин. – Да и зачем? Ведь с каждым днем техника становится сложнее.
– Сложнее чего?
– В машинах стоят компьютеры…
– В твоих часах стоит компьютер, – Ермолай кивнул на модный "смарт", который Николай купил месяц назад и которым безумно гордился. – Ты умеешь с ним обращаться?
– Да.
– Тогда ты должен понимать, что достаточно написать одно приложение, связать его с компьютером автомобиля, и каждое утро он будет слать на твои часы итоги самодиагностики, а если поломается – рассказывать, что именно произошло.
В устах Покрышкина предложение прозвучало настолько естественно, что Таврин не нашелся с возражениями. Да и не хотел возражать, если честно, поскольку ему понравилась идея получать по утрам отчет о состоянии автомобиля, а не платить за двухчасовую диагностику в сервисном центре.
– Над этим наверняка работают, – заметил Николай, искренне верящий, что рынок придуман для блага клиента.
– Такие приложения давно реализованы и вовсю используются, – рассмеялся Ермолай. – Но тебе его не дадут.
– Потому что иначе рухнет система сервисной поддержки, – сообразил Таврин.
– Верно, – кивнул рыжий Машина. – Теперь выпьешь?
– Теперь, да.
– Что изменилось?
– Горло перестало гореть.
– Болеть?
– Гореть.
– Извини, я немного глуховат.
Рыжий добавил в обе кружки самогона, они выпили, и Николай поймал себя на мысли, что ему хорошо и приятно. Как-то особенно уютно. По-мужски. Он сидел в грязном кресле, в пропахшем бензином и маслом гараже, смотрел на инструменты, с половиной из которых не умел обращаться, и чувствовал себя на своем месте. Здесь, а не в офисе, с его бессмысленными бумажками и отчетами.
"Интересно, Ермолай разрешит мне присоединиться к созданию вездехода?"
Сделать что-то своими руками. Придумать, построить, а потом увидеть, как это поедет…
Николай посмотрел в кружку, но пить не стал, произнес:
– Ты хорошо разбираешься в машинах.
И услышал спокойное:
– Не только в них.
– Кстати, какое приложение ты использовал для оптимизации изображения? – Таврин все еще надеялся услышать, что Покрышкин применил известный редактор, но ничего не сказал недалеким обитателям гаража, дабы не растерять авторитет.
Но толстяк твердо стоял на своем:
– Сам написал.
– Честно?
– Да.
– Ты понимаешь, что это прорыв? Ты сделал то, что возможно лишь в голливудских фильмах.
– Какой прорыв? – не понял рыжий. – Просто приложение. Программа. Математика… Набор команд.
– Но ведь ее надо было написать! А это! – Таврин выпил и кивнул на вездеход. – Ты строишь машину!
– Мы строим машину, – уточнил Покрышкин. – С ребятами. Причем основную работу делают они, я только помогаю. Консультирую.
– Зачем тебе это?
– Я же говорил: пацанам надо делом заняться, оно из любой передряги вытащит. – Машина прищурился. – Когда есть, чем заниматься, на ерунду времени не остается.
– А что такое ерунда? – тут же поинтересовался Николай. – Вот мы сейчас пьем, это ерунда?
– Хочешь еще?
– Наливай.
Металлические кружки вновь звякнули друг о дружку.
– Мы не пьем, мы отдыхаем, – объяснил рыжий, вытирая губы тыльной стороной ладони. Его "кошачьи" глаза стали сонными, мягкими. – Потому что иногда надо расслабиться.
– А иногда – напиться, – поддержал собеседника Таврин.
– Иногда, – подтвердил Ермолай. – Тебе сейчас это надо?
– Нет.
– Значит, больше не будем.
– Потому что мы уже пьяные.
– Слегка.
Покрышкин попробовал дотянуться до бутылки с водой, но промахнулся и засмеялся. Таврин его поддержал. А потом вдруг вспомнил, что так и не получил ответ на свой вопрос, и повторил:
– Ермолай, где ты всему этому научился?
– Ронять бутылки?
– Вообще: всему этому. – Николай помахал перед собой рукой, почувствовал, что его мутит, и перестал. – Ты собираешь вездеход. Ты разбираешься в машинах. В компьютерах. Ты написал прогр… прогр… В общем, вот то написал.
– Да, – подтвердил рыжий, пытаясь поймать катающуюся по полу бутылку.
– Где ты этому научился?
– Сначала… ик… была школа.
– У меня тоже, – хихикнул Николай. Порылся в памяти и уточнил: – С углубленным изучением английского языка.
– Помогло?
– Работаю в представительстве американской фирмы.
– Крупной?
– Достаточно.
– На хорошем счету?
– Да.
– Нравится?
А вот на этот вопрос быстрого ответа у Николая не было. Он помолчал, резким движением поднес ко рту кружку, допивая остатки самогона, после чего вернулся к тому, с чего начинал:
– Где ты учился?
– Базовый у меня МАИ, – ответил Ермолай, прижимая непослушную бутылку двумя руками. – Потом старжировался в "Бауманке" и МИФИ.
– Зачем?
– Затем, что узкие специалисты нужны лишь при рытье канав конвейерным способом, – пробормотал Покрышкин, пытаясь поднять бутылку двумя руками, но не справляясь. – Никому не нужен только энергетик или только штурман. Каждый должен владеть двумя-тремя дополнительными специальностями, чтобы при необходимости капитан смог собрать бригаду, резко увеличив производительность на конкретном направлении, или заменить выбывшего из строя специалиста.
Бутылка не поддавалась. А ответ получился непонятным.
– И сколько у тебя профессий? – спросил Таврин.
– Пять, – ответил рыжий и с гордостью добавил: – Больше всех в команде.
– В какой команде?
– Ты что, не слышал о проекте "Нейтрино"?
– Что-то из физики?
– Что-то из космонавтики. – Машина попытался прижать бутылку к стене, но та уворачивалась. – Совместный советско-американский проект семидесятых годов.
– "Союз-Аполлон", – с важным видом кивнул Николай. – Отец такие сигареты курил.