Высится труба, похожая на сторожевую башню. Дыры зияют в ней как бойницы. Всякое производство несколько лет назад прекратилось, но столько было сожжено за это время, что труба по инерции до сих пор слабо дымится.
От завода тянутся овраги, поросшие бледными цветами. Они по-своему красивы, если бы только ветер не приносил от них гниловатый кладбищенский запах. Промышленные отходы проложили себе мертвые русла на склонах. В них вместо воды медленная как масло жижа, впадающая в небольшие озерца на дне котловины. Вокруг них - никакой растительности, кроме сгнивших на корню, тонких и высохших как кости камышей. Химическая пленка затянула поверхность озер. Когда идет дождь, они тихо шипят и пенятся, вступая в реакцию с водой. Летом в жару там, наверное, не продохнуть от ядовитых испарений. Зимой они практически не замерзают, потому что в них уже нет ничего, что может становиться льдом.
Здание бывшего склада окружено плотным кольцом людей. Смрадные скаты, много лет назад засеянные отходами, словно, наконец, дали всходы человеческим бурьяном. Непонятно, когда они успели подойти. Их около сотни, но постоянно подходят новые группы, занимают свое место на склоне и замирают.
Но не эти люди привлекают внимание Льнова. Он видит косо воткнутый в землю электростолб. Провода, точно стальные тросы, удерживают его, этим он похож на крест соборного купола. На перекладине неподвижно сидит огромное существо. Оно распахивает рваной формы крылья. Перепончатая их изнанка лунно-белесого цвета и покрыта надписями. Конской формы гигантский череп еще носит искаженные человеческие черты мертвого поэта. Глаза его горят бледным гнилостным свечением. Черная слизь струится с крыльев, но не капает на землю, оставаясь внутри сущности, словно это не демоничекая плоть сочится, а ветер колеблет мазутный шелк мантии на птичьих плечах трупа.
Льнов пытается прочесть надписи на крыльях, слышит голос священника: "Не читай дактиль на этих птерах!"
У Льнова кружится голова, меркнут глаза, и он чувствует, словно незримая сила пытается одолеть его волю.
Серые тени показываются на вершине котловины. Демон в трупе поэта расселся на столбе-распятии. Трепещущие крылья как полковые штандарты собирают под собой новые отряды.
2
Льнов разложил на верстаке все имеющиеся боеприпасы. В пистолете оставалось тринадцать патронов. Имелась запасная обойма. К "Хеклер-Кох" было три магазина по тридцать патронов - всего сто восемнадцать. И секира. Как бы сейчас пригодились гранатомет и штуцер. Но гранатомет и стволы четвертого калибра лежали дома, и разве только они… Льнов сидел, обхватив голову руками, и удивлялся, как могло получиться, что он, обладающий сокрушительным арсеналом, вдруг оказался практически безоружным перед этими людьми за стенами здания, безмолвными и неподвижными.
Их вчера еще деревянная безжизненность вдруг сделалась агрессивной, когда в дверях появились Льнов и Нечаев. Толпа двинулась ко входу, медленно переваливаясь, словно шли бревна, а не люди…
Возможно, еще вечером можно было прорвать окружение. Но, ослабленный сотрясениями, Льнов все равно был не в силах пробиться через этот заслон. К утру он почувствовал себя лучше, чего нельзя было сказать о священнике.
Цыбашев так и не сомкнул глаз, рана в ноге все больше давала о себе знать. Он стоял возле окна и видел, как в сумерках, потом при свете луны стекались к котловине новые отряды.
* * *
На рассвете Льнов подошел к священнику:
- Растревожили осиное гнездо… Знаешь, кто эти?
По склону спускалась очередная колонна - десять рядов по пять человек. Всех отличала одинаковая бесноватость лиц.
- Пятидесятники, - сказал Цыбашев. - Видишь, рядом с адвентистами заняли место.
Адвентисты стояли небольшими группами по семь человек.
- А вон те, которые закрытыми ртами воют?
- Лжехристовы трезвенники. Чуриковцы и колосковцы. Они сейчас жуткую муку адова похмелья испытывают. Они умереть пришли.
- А это физкультурники? Со свистками на шеях…
- Иеговисты. У них не свистки, а распятия такой формы. Они верят, что Христа на столбе распяли.
На дальнем фланге он увидел многочисленную группу в черных сутанах, возглавляемую жуткого вида слепцом, в котором Льнов узнал подстреленного им у рериховского фонда сатаниста. Ослепшее лицо юноши покрывали грубые шрамы, похожие на металлические швы, словно лицо не сшили, а сварили из различных кусков кожи. Отсутствие глаз не мешало ему командовать своим отрядом и найти место на склоне.
Котловина собрала не меньше нескольких тысяч. А сколько их еще стояло там, на вершине? Они принадлежали к разным сектам, подчас враждебным друг другу. Pasternak объединил всех. Отряды не смешивались и действовали слаженно, руководимые волей крылатого демона. Создавалось впечатление, что нелюди из одной секты просто не замечают присутствия остальных. Может, они не видели даже своих товарищей, управляемые каждый своей индивидуальной нитью, тянущейся от сердца к Pastoru.
* * *
Взошло солнце, туман чуть поредел, но теплее не стало. Испарения озер как термические фильтры остужали солнечный свет. Зловеще шелестели жухлые стебли на склонах. Затем пространство котловины словно накрыли колпаком из мутного стекла, затих ветер, и плотным пологом нависла незыблемая тишь.
При взгляде на Сущность Льнов вдруг понял, что случайный оптический обман усадил ее на электростолб, совпадающий по зрительной линии с трубой завода. Ракурс из соседнего окна показывал, что Pasternak расселся на далекой трубе, и Льнов содрогнулся, подумав о гигантских размерах демона.
- Скоро начнется… - сказал священник.
Льнов повернулся к Любченеву:
- Сколько у тебя пуль к рогатке?
- Два полных кармана… - тихо сказал Любченев.
- И больше ничего, никакой бомбы?
- Н-нет, - запинаясь ответил Любченев, глядя в пол, - вы… ты не говорил, что нужно… Есть одна, еще не готова…
Но Льнов уже повернулся с вопросом к Нечаеву и не слышал последних слов Любченева.
- Я всегда руками справлялся. Или вот - кистень. У меня в шар серебро залито, для тяжести… - сказал Леха.
- А ты что думаешь? - Льнов посмотрел на Цыбашева. - Чем будешь отбиваться?
- Осталось несколько копий. Можно в подвал за книгами сходить, я успею еще пару обточить…
За стенами пронесся вдох многотысячной толпы. Льнов и Нечаев кинулись к окнам. Обозримое пространство котловины дрогнуло, приблизившись на шаг к зданию. Войско Pasternaka двинулось на штурм.
3
- Поздно копия делать! - крикнул Льнов. - Есть еще какие-нибудь входы в дом?
- Нет, - собравшись с силами, ответил священник, - только один. И дверь входная железная. Стены здесь крепкие …
- Внизу из бетона, а верх из кирпича, - отозвался Леха. Он успел сбегать вниз и раздобыть лопату с обломанным черенком.
- Мы не должны подпускать их близко, - Льнов перевел "Хеклер-Кох" на одиночную стрельбу, - дверь хоть и прочная, но в рыхлой стене недолго продержится!
Нечаев подошел к верстаку, обтер тряпкой лопату от налипшего песка и включил точильный станок. Вначале туго, а потом все убыстряясь, завращалось колесо, сверкая алмазным вкраплением. Нечаев подставил стальную кромку под камень. Посыпались оранжевые искры, взвыла сталь, словно от радости, что ей уготован не только копательный труд, но и битва.
Часто защелкал маленький "Хеклер-Кох". Шесть человек первой шеренги повалились на землю. Любченев достал рогатку и вложил заряд, прицелился. Хлопнула тетива. Взрыв словно выщипнул из груди нелюдя красные, с ребрами, ломти, раскидал их.
- Целься между головами, Любченев! - скомандовал Льнов, наблюдавший за результатом выстрела.
Любченев натянул рогатку. Следующий взрыв подобием кровавого фейерверка разнес головы сразу нескольким наступающим. Всякий новый выстрел его мальчишеского оружия делал в идущей толпе кровавые пробоины. Смертельно щелкал пистолет-пулемет Льнова.
Священник приблизился к окну. Неумолимый ход шеренг не замедлился ни на секунду. Звякнул упавший на пол пустой магазин. Льнов рванул из-за пояса второй. Любченев вытащил последний заряд из правого кармана. Снова щелкнула тетива, и взрыв отшвырнул к дальним рядам две завернутых в капюшоны головы с кровавым хвостами, как у комет.
Цыбашев почувствовал ликование демона, рассевшегося на заводской трубе. На краю котловины обозначилось движение, и новые, ранее невидимые, солдаты Pasternaka ступили на склоны, возмещая потери. Шеренги шаг за шагом приближались.
Льнов стрелял не переставая, в надежде, что тела завалят подходы к двери. Любченев доставал один за другим снаряды и посылал в гущу толпы.
Раздались глухие удары человеческой массы, сотрясающие стены.
- Дверь долго не выдержит! - крикнул Нечаев, взмахивая лопатой, окаймленной сверкающей линией острия.
Цыбашев отпрянул от окна:
- Здесь нельзя оставаться, отсюда некуда отступать. В подвалы нужно уходить… Хотя это только отсрочка, они со временем достанут нас и там.
- Вниз, - коротко бросил Льнов.
Любченев подхватил свой рюкзачок и побежал вслед за Льновым и Нечаевым.
Когда трое скрылись на лестнице, двинулся священник. Отступив от окна, Цыбашев почти упал и схватился рукой за верстак. Потом, опираясь на его край как на костыль, подволакивая ногу, вышел в коридор и там прислонился к стене. Каждый шаг доставлял ему сильнейшую боль, от которой то и дело мутнело сознание.
По крикам Нечаева он понял, что железная дверь уже начала поддаваться натиску нелюдей. Цыбашев собрал силы и двинулся дальше.
4
Таран из концентрированной мощи тысяч тел упрямо долбил в двери. С каждым ударом крошился обветшалый кирпич в стенах, выталкивая шурупы, на которых держались железные петли.
Цыбашев помутненным взором видел, как мимо него пробежали Льнов и Нечаев, потом вернулись, с натугой волоча вниз по ступеням тяжеленный верстак, чтобы привалить им вход.
В появившуюся щель между стеной и дверью как пауки лезли чьи-то руки, и Нечаев отсекал их лопатой. Льнов вытащил секиру, более действенную в предстоящем рукопашном бою.
Трещины шли по кромке дверного проема. Очередной тяжелый удар обвалил его, и лишенная опоры дверь съехала вниз по крыльцу. Вход перекрывал только лежащий поперек верстак, в который уже уперлись ноги врагов.
Напрасно Нечаев и Льнов сносили головы стоящих по ту сторону верстака. Через минуту они сражались уже с фонтанирующими кровью мертвецами, которых двигала сила напирающих сзади товарищей. Топор и лопата уже не могли до них дотянуться.
Нелюди отодвинули преграду от входа и стали неторопливо расползаться по коридору. Дальше держать оборону на этом участке было невозможно и бессмысленно.
- Льнов, отступаем в подвал! - крикнул Нечаев.
Любченев напоследок послал несколько снарядов в толпу и бросился за Льновым.
* * *
На лестнице показался священник. Коридор уже был захвачен врагами, перекрывшими ему путь в подвал. Помещение заполнили черные рериховцы. Слепой сатанист развернулся с вытянутой рукой и как указателем ткнул ею наверх, где стоял Цыбашев. От общего потока, стремящегося к подвалу, отделилась небольшая группа. Нелюди деревянными негнущимися шагами начали подъем по ступеням.
Любченев застыл в дверях, ведущих в подвал. Он уже не мог вести стрельбу так, чтобы случайно не зацепить своих.
Льнов работал секирой, разваливая наступающие фигуры, непобедимые своим вязким натекающим количеством.
Цыбашев понял, что пробиться к остальным у него не хватит сил. Подступала смерть, и ее нужно было встретить достойно.
Нечаев увидел друга:
- Отец Сергий!
- Уходите! - крикнул с лестницы Цыбашев, вытаскивая копия.
- Держись, отец, я сейчас! - крикнул Нечаев. Сжимая в одной руке лопату, а в другой кистень, он бросился в толпу, нанося во все стороны сокрушительные удары.
Так сильна была эта ярость, что вокруг Лехи образовалась пустота, вымощенная истекающими телами. За несколько секунд он совершил, казалось, невозможное, проделав путь от подвала к лестнице. Шипастый шар, врезавшись в слепое лицо сатаниста, высек из него кровавые искры. Свистящие удары лопаты раскроили черепа стоящим на ступенях.
Льнов оглянулся на черный проем подвала:
- Держи вход, Любченев!
Он кинулся на помощь Лехе. Свободное пространство, вырубленное мужеством Нечаева, постепенно затягивало подкреплениями снаружи. Льнов перевел "Хеклер-Кох" на автоматическую стрельбу. Это был последний магазин.
К поредевшим рериховцам присоединились трупно-синие кришнаиты с голыми как бубны черепами. Появились неизвестные Льнову нелюди, в полувоенной форме, с крошечными крестиками на погонах.
Поддавшись магическому обману этого деревянного непротивления врагов, Льнов позволил себе подпустить одного из них слишком близко. Глаза лысой твари вспыхнули болотным огнем, распахнулся рот, проросший узкими, как нити слюны, клыками. Льнов ударил снизу секирой: стальной полумесяц вспорол жилистое горло кришнаитской нечисти.
Священника и рериховцев разделяли две ступени. Цыбашев прыгнул вниз на врагов, метя сразу в двоих. Копия с хрустом пропороли грудины, выдавливая из них кровавые выплески. Все трое упали, скатываясь вниз.
Леха поднял Цыбашева, взвалил бессильное тело на плечо и начал обратный спуск. У входа в подвал раздавались взрывы. Враги пробились уже туда, и Любченеву приходилось тратить драгоценные заряды, неэкономно уничтожая нелюдей по одному.
- Помоги, Льнов, - крикнул Леха, на которого наседали сразу несколько врагов, - отнеси отца в подвал, а я прикрою вас.
Льнов дал последнюю длинную очередь, бросил на пол умолкнувший пистолет-пулемет и, подхватив освободившейся рукой священника, побежал с ним к подвалу. Сзади раздался жуткий вой вступающих в схватку трезвенников.
Любченева уже не было видно - только вражеские спины, исчезающие в подвале. Раздались подряд два взрыва, из черного проема взрывной волной выкинуло кровавый огрызок черепа.
- Не стреляй, - крикнул Льнов, - мы спускаемся! - И, выставив руку с секирой, бросился по лестнице.
Стены и низкий потолок были заляпаны мозгом и кровью. Последний враг покачивался уже от смертной неуверенности, куда падать. Удар секиры повалил труп.
- Держи священника! А я за Лехой! - Льнов вытащил пистолет и побежал по узкой лестнице наверх, где, судя по ругани, еще живой, дрался Нечаев.
За эти полминуты в здание набилось больше полусотни. Безнадежно отрезанный от подвала, отбиваясь лопатой и кистенем, в брызжущем кровью круге находился Нечаев. Его ловкость и выносливость позволяли ему уберечь себя, но количество врагов неумолимо выдавливало его наружу, к выходу. Он отчаянно кружился на месте, весь покрытый, как новорожденный, красной слизью.
Льнов кинулся на врагов. В несколько взмахов он почти приблизился к Нечаеву. Тот увидел Льнова: "Я сейчас!" - и попытался пробиться к нему. На Леху напали сзади, он вскрикнул и развернулся для ответного удара, сверкнула его лопата, врубаясь в чью-то грудину, взмах кистеня раздробил висок, с корнем вырывая у нелюдя глаз.
- Держись! - Льнов, не щадя патронов, продвигался к Нечаеву.
Пистолет умолк. Привалившись к стене, Льнов сменил обойму. Этих секунд хватило, чтобы неожиданно подступившие с боков противники отнесли сражающийся в центре клубок с Нечаевым к обвалившемуся дверному проему. Разбивая поганые воющие рыла, наседающие отовсюду, Льнов уже не видел самого Нечаева. Несколько раз взметнулась бурая от крови лопата. Потом он услышал: "Уходи, Льнов!" Снаружи колыхнулась человеческая масса, и голос Нечаева затих навсегда.
Вражеский поток, усиленный черными иеговистами, похожими из-за своих распятий-столбиков на загробных тренеров, двинулся на Льнова. Он побежал к подвальным дверям. Любченев ждал его. Свистнула тетива, опрокидывая последним зарядом несколько самых прытких фигур. Льнов захлопнул дверь, погружаясь в темноту. Клацнул засов. С другой стороны в дверь сразу глухо застучали.
5
Вспыхнул фонарик. Льнов обшарил светом стены коридоров.
- Что с церковником? - Льнов положил на пол секиру и повернулся к Любченеву.
- Наверное, сознание потерял. А где Леша?
- Умер… - боль в голове заставила Льнова умолкнуть. Усилием воли он пытался побороть дурманящую пульсацию.
- Мы тоже скоро умрем? - спросил Любченев.
- Не болтай. Выберемся.
Льнов направил луч на дверь, дрожащую от внешних ударов как мембрана.
- С ней они дольше провозятся. Здесь бетон, из него не так скоро крепления вышибешь.
Он подсел к священнику, приподнял его голову и стал осторожно похлопывать по щекам:
- Давай, очнись. Некогда умирать.
Цыбашев глубоко вздохнул. Потом сказал:
- Включи свет, Алексей.
- Нет уже Лехи… - сказал Льнов.
- Темно очень, - повторил Цыбашев.
- Я проверял. Выключатель не работает… - Льнов почувствовал, как боль докатилась до висков, чуть коснулась их и отпустила.
- Нет, он исправен, - Цыбашев пришел в себя. - Это когда мы тебя ждали, то провода отсоединили. Попроси Алексея.
- Я сам. Покажи только, где…
- Ты не найдешь… Помоги, - священник протянул руку.
Льнов поднял его с пола. Опираясь на плечо Льнова, Цыбашев подошел к стене.
- Здесь посвети.
Луч выхватил в небольшом углублении комок проводов. Цыбашев соединил невидимые контакты, треснула искра, и под потолком зажглась неоновая лампа.
Цыбашев устало сполз на пол:
- Значит, погиб Леха…
- Да. Говоря вашими словами, принял мученическую кончину. Настоящий боец был… - Льнов перевел взгляд на дверь. - Вот что, я тут этажом ниже книги видел. Попробуем ими баррикадировать. Вставай, Любченев.
В пятнадцать минут они замуровали размокшими упаковками дверь и половину лестницы - толчки сделались намного глуше.
Только тогда Льнов позволил себе отдохнуть. Рядом опустился и притихший Любченев. Священник все это время что-то бормотал, как в забытьи.
- Послушай, - обратился к нему Льнов, - ведь у твоей церкви тоже есть своя магия. Я не знаю, ну святая вода там или крест… Делай что-нибудь! Потому что у меня в обойме только одиннадцать патронов…
- А у меня уже ни одной пули к рогатке, - отозвался Любченев, запустив руку в карман.
- Нет магии, - прошептал Цыбашев, - только вера…
- Но у вас же изгоняют бесов! Мне, что ли, тебя учить?! Прочти молитву. Осени крестом!
- Ты же видел их. Они его не боятся. У половины на шеях кресты. Да и мне не дано изгонять демонов. Даже не все святые имели этот дар…
- И что нам делать?
- Предаться воле Божией…