Когда Кинг пришел к ней в первый раз, он заметил вазочку с цветами на каминной полке и чистую узорчатую занавеску, за которой скрывалась кровать. Он заметил фотографии на стенах - снимки ее родных и друзей. И тогда ему вдруг показалось, что он вошел в кукольный домик маленькой девочки-первоклашки, и эта мысль привела его в ужас. Ему стало противно и стыдно за себя, все возбуждение разом увяло, и он попытался вновь вызвать в себе это трепетное волнение, что охватило его на бульваре, буквально пару часов назад, когда он замер, глядя на грудь этой девушки, Дженни, и представляя себе ее обнаженное тело, и как это будет - когда он станет ласкать языком ее нежную кожу, проглядывавшую в глубоком вырезе белой майки. Но ни возбуждение, ни вожделение не приходили. Он по-прежнему чувствовал себя отвратительным извращенцем, да еще извращенцем, у которого не встает. Она пошла заваривать чай; и он наблюдал, как она двигается, и пытался вообразить, с каким удовольствием он прикоснется к ее обнаженной коже - но ему все казалось, что перед ним беззащитный ребенок. Тело созревшей женщины - и душа одинокого, заброшенного ребенка, который безумно скучает по маме с папой, и смотрит на их фотографии на стене, и тоскует. Он велел ей вернуться в комнату и раздеться.
Она не знала, что на это ответить и как это воспринимать. Ей вдруг пришло в голову, что она даже не знает, с какой, собственно говоря, стати она пригласила к себе этого незнакомца? Конечно, она отдавала себе отчет, что невинный визит на чашечку чая вполне может вылиться в секс, и заранее к этому приготовилась - пусть все пойдет, как пойдет. Но его слова… как-то слишком уж быстро и слишком в лоб. Он как будто нарушил неписаные правила первых свиданий. Она выключила газ и обернулась к нему.
- Сначала разденься сам, - сказала она.
Он снял одежду и выпрямился перед ней обнаженный - она в первый раз в жизни видела голого физика (что за странная мысль!); в первый раз в жизни мужчина, с которым она познакомилась на улице, пришел к ней в дом и разделся для нее - она взглянула на его плечи, на торс; его член походил на скукоженый сухофрукт, укрывшийся в тени жесткой поросли лобковых волос. Он отдернул занавеску и лег на кровать. Кровать скрипнула, как старая детская коляска; она помедлила еще секунду и принялась лихорадочно раздеваться. Он сказал ей: расслабься, успокойся и вообрази, что каждый предмет твоей одежды - такой дорогой и роскошный, что с ним следует обращаться предельно бережно. Это ее озадачило, и еще она вспомнила свою любимую детскую игру, в которой она представляла себя принцессой. Раздевшись, она тоже легла в постель, и они просто лежали рядом, полностью обнаженные, и даже не разговаривали.
Каждые выходные Кинг ездил из Кембриджа в Лондон, чтобы встретиться с ней.
С самого начала он ясно дал ей понять, что единственное, на что она может рассчитывать с ним, - это его тело, и что ему от нее тоже нужно только тело.
Он сказал ей, что спал со многими женщинами, но ни одну не любил. Или, наоборот, любил их всех, поскольку любовь - это всего лишь процесс переноса определенных ионов через клеточные мембраны. А его химия не интересует.
Все это ее беспокоило. Их отношения шли вразрез со всеми правилами: и с теми, которые ей внушили другие, и с теми, которые она сама для себя установила. Разве можно сводить любовь к простой химической реакции? Но если по правде, то в этой идее было что-то волнующее и привлекательное. Ей уже осточертели претенциозные типы, которые делали вид, что любят, лишь для того, чтобы с ней переспать, и при этом еще выдвигали какие-то требования; они вываливали на нее все дерьмо из своей дерьмовой жизни, а потом ее же и обвиняли во всех своих неудачах. Любовь - это химическая реакция, а тела - просто молекулы для экспериментов, и не более того. Она так и не смогла проникнуться этой мыслью, но подобное расширение горизонтов казалось заманчивым.
Они просто лежали рядом, полностью обнаженные, пока не заснули. Когда она проснулась, было темно и тихо. Она лежала лицом к стене. И чувствовала спиной тело Кинга, такое теплое и крепкое.
Когда она стояла перед ним без одежды, его член был похож на поникший скукоженный сухофрукт. Теперь же она чувствовала спиной его упругую твердость. Один химический реагент обозначает состояние "висит"; другой - "стоит". Будто две колбы на полке в лаборатории. Когда она перед ним разделась, в эксперимент взяли колбу, подписанную "висит". Пока Кинг спал, в дело пошла и вторая колба. Выходит, что выбор колбы - дело чистой случайности.
Он издал тяжкий сонный вздох и положил руку ей на бедро. Дженни начала возбуждаться. Соседняя полка в той же лаборатории; колбы "сухо" и "влажно".
Когда Кинг проснулся, он развернул ее лицом к себе, и у них все случилось. Он довел ее до оргазма; одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Потом он поднялся, надел висевший на двери купальный халат и пошел в ванную. Ее халат был ему узок и короток - до неприличия, и он очень порадовался, что не встретил никого из соседей на лестничной клетке. Он вернулся, прошел на кухню, зажег газ и взялся за дело, отложенное вначале, - стал заваривать чай. Она взглянула на Кинга, в этом куцем для него халатике, и рассмеялась.
И ее смех, и та единственная слезинка - это всего лишь дальнейшие проявления тех химических реакций, о которых говорил Кинг. Когда она ощущала его в себе, ее душа словно затягивалась узлом. Перед глазами вставали картины, которых она предпочла бы не видеть. Мелькнула мысль об опасности забеременеть, если он не будет достаточно осторожен. Еще два реагента включились в работу над ее телом: "удовольствие" и "боль". Оргазм был словно струна, которую все подтягивают и подтягивают, пока она не порвется. Слеза набухла в правом глазу и скользнула вниз по щеке, как это бывает, если подумать о чем-то грустном. А потом она увидела Кинга в своем халатике возле газовой плитки и рассмеялась. Струна тревоги наконец лопнула. Оргазм показал ей, что удовольствие можно получить независимо ни от чего. Кинг, одетый в ее халатик, заваривал чай у нее на кухне - это стало отправной точкой ее веселья. Когда она рассмеялась, в правом глазу снова набухла слеза.
Он принес чай ей в постель, захватив кружку и для себя, и когда опустился на кровать, та опять скрипнула. Дженни села в постели, взяла у него кружку и, держа ее обеими руками, принялась потягивать чай маленькими глоточками, при этом она то и дело поглядывала на Кинга, который сидел на краю кровати - так и не сняв этот куцый смешной халатик - и смотрел в пространство. Она спросила, о чем он думает; он ответил, что думает над одним тезисом из одного доклада, который читали на конференции. Она спросила, над чем он работает; он ответил, что занимается фундаментальными силами взаимодействия элементарных частиц, что все виды этого взаимодействия суть варианты единой силы, но их симметрия нарушена. Он говорил, продолжая смотреть в никуда.
Она старалась понять то, что он говорил - о взаимодействиях и силах. Она представила себе силы - добро и зло, любовь и ненависть, волю и страсть - и честно попыталась сообразить, как все они, такие разные, могут быть частными проявлениями чего-то одного.
А потом она снова подумала про свой оргазм, отголоски которого все еще смутно чувствовала в себе, и задалась вопросом: а может быть, в ее жизни существует всего лишь один оргазм, и она переживает его снова и снова - каждый раз доходя до него новой дорогой.
В минуту ее оргазма Кинг думал о том, что говорилось в одном из докладов. Мысль пришла к нему неожиданно. Возникла одна идея, которую неплохо было бы при случае проверить, провести кое-какие расчеты. А начать можно будет и в поезде, по дороге обратно в Кембридж. Он обдумывал это, пока зажигал газ, пока заваривал чай, пока сидел на кровати и невидящим взором смотрел в пространство.
Оба оделись. Уже вечерело, но было еще совсем рано. Ему ужасно хотелось есть, и он предложил зайти куда-нибудь перекусить. Она сказала, что неподалеку есть одно небольшое кафе. Это было дешевое заведение с откидными столиками у стены.
Кинг заказал яичницу и чипсы, а Дженни - один бутерброд, но даже его она не доела. Аппетита не было совсем. Она взглянула на бледноватый желток, растекшийся по тарелке Кинга, и к горлу подкатила тошнота.
Потом он проводил ее до квартиры и сказал, что ему пора и что, если она не против, он приедет к ней на следующие выходные. Так началась его связь с Дженни.
6
По дороге домой в Кембридж Чарльз Кинг начал расчеты, идея которых пришла ему в голову, когда по щеке Дженни катилась слеза. Задача оказалась намного тоньше, но и значительно плодотворнее, чем ему показалось вначале, и через два месяца он закончил статью по этой проблеме. Все это время он приезжал к Дженни на каждые выходные, и они занимались сексом на ее скрипучей кровати. В будние дни Кинг даже и не вспоминал о девушке.
Он был доволен своей статьей. Теперь нужно было ее напечатать, чтобы отправить на публикацию. Но если отдать статью машинисткам, она пойдет в порядке общей очереди; а Кинг не хотел ждать несколько недель - ему не терпелось быстрее отправить копию своей работы тому человеку, чей доклад на конференции вспомнился ему в постели с Дженни, когда в ее правом глазу набухла слезинка. Для начала он обратился к Дорин, он был с ней в хороших отношениях; в другое время она бы не отказала ему в его просьбе, но конкретно сейчас она была очень загружена - материалы профессора Сондерса, большой объем, - и ей не хотелось стучать по клавишам день и ночь. Тогда он попробовал подойти к Джоанне, новенькой. Она не взялась - возможно, боялась создать прецедент. На следующее утро он оставил на ее рабочем столе пару нейлоновых чулок, которые прикупил, когда ездил на конференцию в Париж (у него хранился изрядный запас, как раз для подобных случаев). Джоанна озлилась и сказала ему, чтобы он ждал своей очереди, как все. Однако чулки не вернула.
Кинг решил самостоятельно перепечатать статью. Он попросил своего друга Роберта дать ему на недельку пишущую машинку и отправил Дженни письмо с объяснением, почему он не сможет приехать в эти выходные. Он начал печатать - занятие нудное и утомительное. Он вообще очень редко пользовался пишущей машинкой, и ему приходилось по полчаса искать каждую клавишу. Два дня он буквально сражался с машинкой, исправляя бесчисленные опечатки. Он уже возненавидел и эту статью, над которой работал с таким восторгом, пока писал ее от руки, и уравнения, что пришли ему в голову, когда он в первый раз пришел к Дженни.
В пятницу вечером в дверь позвонили. Это была Дженни - она приехала, чтобы помочь напечатать статью. Он спросил, как она узнала, где он живет, и она ответила, что на конверте был обратный адрес. Ей пришлось долго искать улицу. Кинг всегда был очень осторожен насчет того, чтобы давать женщинам свой адрес и телефон. Ему подумалось, что, наверное, он и вправду хотел видеть Дженни, раз написал на конверте обратный адрес. Ее волосы были мокрыми - шел дождь. Он впустил ее, помог снять вымокший плащ и дал ей полотенце. Она проделала такой путь, и все - ради него. Это было так трогательно. Он себя чувствовал чуть ли не виноватым. Но при этом не мог понять, почему он совсем ей не рад.
Квартира у Кинга была совсем не такой, как у Дженни. С ее точки зрения, это были роскошные апартаменты. Большие комнаты, книги на полках - ее поразило такое количество книг. Ей вдруг пришло в голову, что она не отказалась бы жить в этом доме, среди всех этих книг, и эта мысль тоже ее поразила. Еще было старое пианино - она попросила его сыграть что-нибудь, и он ответил, что, конечно, сыграет, но завтра, - и сувениры со всего света, в том числе русский самовар и нелепая зажигалка, модель Эмпайр-Стейт-Билдинг. Она недоверчиво спросила, он что, был в Америке, и он равнодушно ответил - да. Ездил туда на три месяца, занимался исследованиями в Брукхэвене, на Лонг-Айленде. Для нее эти названия звучали словно волшебные заклинания.
Квартиру он получил в качестве премии. Он блестяще защитил диплом и поступил в аспирантуру, вот тогда-то ему и дали квартиру. С тех пор он здесь и живет. Он с отличием окончил аспирантуру, получил степень, стал докторантом и, наконец, был назначен младшим преподавателем. Если все так и дальше пойдет в смысле научной карьеры, у него скоро будет возможность получить квартиру еще больше этой.
Дженни попросила показать ей статью, и этот текст тоже показался ей волшебным, только это была другая магия. Она не понимала вообще ничего: не только символов и уравнений, но даже слов. Она медленно прочла вслух: "Для начала рассмотрим лагранжиан для свободного безынерционного фермиона".
Незнакомые ей слова прозвучали странно; на мгновение она предстала перед Кингом ребенком, который только-только учится читать. Она показала на незнакомый ей символ и спросила: а как это печатать? Он сказал, чтобы она оставляла место для уравнений, он их впишет потом, от руки.
На следующий день она села печатать, и к вечеру статья была готова. На него произвели впечатление ее скорость и аккуратность. Она играючи справлялась с работой, которая вызвала у него столько трудностей. Она попросила его поиграть на пианино, пока она печатает. Что-нибудь, сказала она. На твой выбор. Он взял сборник сонат Бетховена и открыл "К Вальдштейну". Она сказала, что музыка ей понравилась, особенно медленные фрагменты. Так они провели почти целый день: Она - за клавиатурой пишущей машинки, он - за клавишами пианино. Каждый был сам по себе, каждый был погружен в свое собственное занятие. Однако каким-то образом этот день очень их сблизил.
Это было так странно: женщина задержалась в его квартире дольше, чем на одну ночь. На полочку в ванной она положила свою зубную щетку и маленькую косметичку. Он почти физически ощущал, как неумелая, но трогательная пародия на миниатюрный домашний уют вторгается в его дом. Его, наверное, не удивило бы, если бы тут появилась и ваза с цветами.
В воскресенье утром Роберт позвонил узнать, как дела. Кинг ответил, что все уже напечатано и он может вернуть машинку. Роберт сказал, что зайдет и заберет ее. Кинг предпочел бы отнести машинку сам, но Роберт настаивал; как будто ему очень хотелось оказать Кингу услугу. Вскоре Роберт уже звонил в дверь.
Роберт слегка удивился, застав у Кинга незнакомую женщину. Он пожал Дженни руку, и Кинг представил ее как свою приятельницу из Лондона.
Кинг предложил Роберту выпить, но тот ответил, что у него много дел и он зашел лишь на минутку. Кинг спросил, как там Энни и малыш. Роберт ответил - отлично, правда, Дункан слегка простудился.
Однако казалось, что мысли Роберта были заняты чем-то другим. Он допил кофе, забрал машинку и ушел. Дженни спросила, всегда ли Роберт такой грубый и резкий. Кинг ответил - обычно да.
Потом Кинг предложил Дженни пойти прогуляться. Она хотела посмотреть, где он работает, но он сказал, что по выходным в здание никого не пускают. Они вернулись домой, Дженни приготовила ужин, а после ужина она буквально опрокинула Кинга на пол, и они занялись любовью.
Дженни сказала, что если он хочет, она может остаться до завтрашнего утра; утром она уедет лондонским поездом и как раз успеет на работу. Он сказал, что ей лучше уехать сегодня. Это ее огорчило, хотя она не возразила ни слова.
Уже в поезде ей вдруг пришло в голову, что она так и не поняла: нравится ей этот эксперимент или нет. Может быть, зря она прилетела к нему и уселась печать его статью? В следующий раз пусть сам колупается.
Как только Дженни ушла, Кинг позвонил Роберту:
- Порядок, я один. Не зайдешь?
Вскоре Роберт уже звонил в дверь. Днем, стоило Кингу только взглянуть на Роберта, он сразу понял, что тот хочет с ним поговорить с глазу на глаз. Он пригласил Роберта войти, забрал у него пиджак, придвинул кресло и налил два стакана бренди.
- Так что стряслось? Надеюсь, не с Энни?
- Энни?! Нет, слава богу. С ней как раз все хорошо. - Роберт поднес стакан к губам, отхлебнул глоток. Потом встал, подошел к окну, раздвинул занавески и встал, пристально вглядываясь в темноту. - Нам ведь можно поговорить, Чарльз? Здесь как, безопасно?
- Ну, я не думаю, что они потрудились натыкать сюда "жучков", если ты об этом. Слушай, Роберт, сядь же ты наконец и объясни, что случилось!
Роберт вернулся в кресло.
- У меня кабинет обыскали, на работе.
- Обыскали? Ты уверен?
- Сегодня утром я забежал на работу забрать кое-какие заметки. Я несколько дней вообще не заходил в кабинет и поэтому точно не знаю, когда именно это случилось. Но там кто-то был, точно. Вещи - не на местах. Совсем чуть-чуть передвинуты, но я-то знаю.
- Что-нибудь пропало?
- Нет, там в столе, в ящике, было немного денег, их не тронули.
- А что тогда там искали?
- Понятия не имею. - Роберт залпом допил бренди. - Чарльз, не плеснешь еще малость старому приятелю?
- Ты погоди, не психуй! - Кинг передал ему бутылку. - Может быть, все не так страшно. Вот ко мне в кабинет люди целый день ходят, туда-сюда, прямо вокзал какой-то, Сент-Панкрас. Может быть, кто-нибудь просто искал нужную ему книгу.
- Нет, Чарльз, они обшарили весь стол и все папки.
- Тогда, наверное, администрация университета или факультетские шпики решили проверить, как у тебя дела - вроде как плановая проверка, так частенько делают. У тебя же там не было ничего такого?
- Но мне страшно, Чарльз. Если тебя в чем-то подозревают, значит, ты уже наполовину виновен, сам знаешь.
- Даже если и так, у тебя же там не было ничего такого, чтобы к тебе прикопались, верно?
- Не знаю. - Роберт сделал еще один маленький глоток, поднялся и медленно подошел к окну, напряженно о чем-то думая. Наконец он обернулся к Чарльзу и посмотрел ему прямо в глаза: - Только между нами!
- Конечно.