- Зайдешь на минутку или сразу поедешь назад к той суке? - спросила Клара.
- Она не сука, она просто глупая.
- Может, кофе выпьешь?
- Ты не умеешь варить кофе.
- Так сам свари.
Они поднялись по темной скрипучей лестнице. В доме еще четыре комнаты сдавались одиноким жильцам.
- Рядом со мной живет такая славная старушка. У нее куча цветов в горшках. Только она больно много говорит. Как по-твоему, откуда она берет деньги?
- А ты откуда берешь?
- Которые от тебя, а которые зарабатываю. Только я тебе отдам, что задолжала.
- Ты мне ничего не должна.
- Нет, должна. И я все отдам.
Клара зажгла верхний свет. В комнате едва помещались кровать, карточный стол и кое-как сработанный комодик, по стенам Клара кнопками прикрепила картинки с водопадами и закатами. Всякий раз, когда Лаури переступал порог, Клара ждала, что он похвалит ее уютное жилище, но он хоть бы слово сказал.
- Она у меня новая. - Клара показала на маленькую приземистую лампу с круглым корпусом и с бантиками на абажуре. Корпус был размалеван ярко-зеленым и желтым, что должно было изображать цветущий луг, абажур - ослепительно-желтый. - Я ее взяла со скидкой в нашем магазине. Три доллара стоит.
Лаури шумно вздохнул - то ли насмешливо, то ли сочувственно.
Он сидел на краю кровати. Покрывало Клара пока еще не купила, только откладывала на него деньги, но постель была аккуратно застлана, подушка накрыта старательно расправленным розовым одеялом. На полу у ног Лаури лежал крохотный овальный коврик из чего-то мохнатого и очень розового. Лаури смотрел на него чуть дольше, чем надо бы.
- Он мне годится, когда холодно, а я босиком, - объяснила Клара.
Она покраснела от удовольствия. И неловко и радостно, что он здесь, ведь ему вечно недосуг у нее посидеть. Клара отошла в сторонку, оперлась на доску в углу, тут была ее кухня: маленькая раковина с пятнистым от ржавчины краном и доска на козлах, а на ней электрическая плитка. Над этим подобием кухонного столика висел огромный календарь с изображением младенца в обществе двух белых котят. Лаури перевел взгляд на занавески из мягкой ткани - белые в красную горошину, - потом на "портьеры" у входа, темно-зеленые в голубую полоску. Пол был немного покатый. Клара постелила кое-где коврики. Но открытого места почти не оставалось, все занимала мебель: койка, ночной столик (это была голубая картонка из-под какого-то товара), туалетный столик (еще картонные коробки, на них положена доска, и все прикрывает пышная розовая юбка), карточный столик, единственный стул. Лаури глядел, глядел на все это и наконец улыбнулся.
- Мне тут нравится, - сказала Клара. - Тут очень мило. У меня раньше никогда не было своей комнаты. А когда ты поведешь меня к себе?
- Зачем?
Клара засмеялась:
- Хочу поглядеть, как ты живешь.
- Лучше не смотреть.
- А почему?
- Тебя это, пожалуй, не развеселит.
- Я почта все время веселая, - запротестовала Клара. - Просто сейчас в машине мне… мне стало худо. А иногда Соня остается у меня ночевать, и мы с ней разговариваем… и читаем всякое…
- Что же вы читаете?
- Ну… вроде этого. - Клара показала какой-то комикс. - И она читает вслух из журналов рассказы про любовь. Я-то их еще не очень хорошо читаю.
- Почему?
- Больно трудно.
- А ты не собираешься научиться читать?
- Если ты будешь меня учить…
- Когда я пробую тебя учить, ты ведешь себя как дурочка. Не умеешь сосредоточиться.
- Теперь я не буду дурочкой. Это прошлый год я дурила, ты тогда страх как разозлился. А теперь я на целый год старше.
- Лучше пойди в школу.
- Я уже не маленькая.
- В магазине знают, сколько тебе лет?
- А ты им, что ли, говорил, что мне семнадцать? Я ж знаю, до шестнадцати школу бросать не велят, а тут ко мне никто не пристает… А почему мне нельзя поглядеть, где ты живешь?
- Твои родители читать не умели, так?
- Ну ясно, - хмуро сказала Клара.
- А братья и сестры?
Клара пожала плечом, в точности подражая Лаури.
- Если не хочешь остаться такой, как твои родные, научись читать. В следующий раз, когда приду, я тебе кое-что принесу.
- А когда ты опять придешь?
- Не знаю.
- Правда не знаешь? Потому что я…
- Я же сказал, не знаю.
Клара покорно отвернулась, достала кофейник и чашки. Лаури поднялся и отстранил ее.
- Я сам сварю, - сказал он.
Клара стала позади него, обвила его руками за талию.
И прижалась щекой к его спине, но лицо ее оставалось серьезным: она слушала, как бьется его сердце.
- Почему мне нельзя посмотреть, где ты живешь? - сказала она. - А знаешь, мой папка один раз убил человека.
- Ты мне уже говорила.
- Лаури, а я правда тощая?
- Только руки и ноги тощие.
- Значит, я тебе не нравлюсь?
- Конечно, нравишься.
- В журналах на картинках все женщины тоненькие…
- Это что, духи так пахнут?
- Ага, духи… немножечко.
- Слишком крепкие.
- Они хорошие, они из нашего магазина.
Лаури промолчал. Клара выпрямилась и стояла у него за спиной. Потом сказала:
- Мне очень нравится там работать. Большое тебе спасибо, ты меня так хорошо устроил. А вот Соне там не нравится. Все как есть не по ней. Соня мне одалживает бусы и всякие вещички, и я ей тоже. Мы с ней настоящие подруги.
- Соня - это та, у которой мать со странностями?
- Да-а, наверно. Она и правда вроде странная.
- А не сумасшедшая?
- Ну, я не знаю… Она и не глядит, что Соня делает, ей все равно. Соня что хочет, то и делает. У нее есть дружки на алебастровой фабрике. А Кэролайн, знаешь, мы думаем, Кэролайн собирается замуж… он служит на большой ферме, ну, в том конце долины.
- На ферме Ревира?
- Да, Он там служит, он может заработать кучу денег. Он возит Кэролайн на автомобильные гонки. Мы думаем, они поженятся.
- Эти духи слишком крепкие, прямо воняют. Ты что, сама надушилась?
- Только за ушами немножечко.
- Запах такой, что хоть насекомых морить.
Лицо Клары окаменело.
- У меня насекомые не водятся, - сказала ока.
- Ладно, ладно, я знаю, что не водятся.
- Не водятся и не водились, сроду не водились, - сказала она; вши у нее когда-то были, и от горечи этого воспоминания даже голос сел.
- Детка, я же вижу, у тебя здесь очень славно и чисто. Очень чистая комнатка, - сказал Лаури и потрепал ее по плечу. - Когда ни придешь, у тебя всегда чистота.
Клара слабо улыбнулась:
- Ну да… что ж… я всегда любила, чтоб было чисто. Всегда и полы мыла, и посуду - что при мамке, что при Нэнси…
- Ты очень чистоплотная девочка.
- Вон у меня под раковиной какой большой, хороший таз. Я в нем вся могу мыться, только осторожно. Видишь, какой?
- Просто замечательный таз.
Клара посмотрела на него и нахмурилась:
- Ты надо мной смеешься?
- Нет.
- Это просто таз, и никакой он не замечательный. Ты надо мной насмехаешься.
- Замечательный таз, детка.
Клара отвернулась, будто сердится. Села на край кровати, потом откинулась назад. Поглядела на потолок - он высоко и в мелких пятнах, оттого что протекает. А это уж не паутинка ли? Нет, померещилось, она только нынче всюду обмела и стерла пыль.
- Я почти все время веселая, - сказала она, - только вот скучно становится. Когда я дома жила, со своими, всегда надо было работать. Да по-настоящему, не то что в лавке. Зато все время были наши, и я об них заботилась. Папка не так уж много пил. А тут… что ж… станет скучно, а поговорить не с кем.
- А как же Соня?
- Она ж не может часто у меня ночевать. Ей надо за матерью приглядеть и за меньшими… Вроде скоро ее отец вернется, кто-то рассказывал. Он чего-то там натворил. Соня не знает, где он. Она ничего, славная, только шалая немножко. Она все меня уговаривает гулять с ее компанией, а я не соглашаюсь. Она думает, ты мой дружок… А Кэролайн все время с Дэви… со своим дружком. А Джинни замужем. Она иногда зовет меня ужинать.
- Так почему же ты скучаешь?
- Не знаю. Живу одна, как-то чудно. В моем возрасте не годится жить одной.
- Это лучше, чем жить в какой-то дыре, где жмутся еще пятеро, как сельди в бочке, - сказал Лаури.
- Ну, там-то ко всему привыкаешь. Всего навидаешься и ничего не в диковинку. Живем всей кучей. А твои родные кто были?
Лаури пожал плечами.
- Ферму Ревира ты знаешь, - сказал он. - Гипсовый карьер тоже на их земле. Вот и я родом примерно с такой же фермы. Только подальше отсюда.
- Ты и сейчас там живешь?
- Когда был кризис, мои разорились и ферму потеряли.
Клара серьезно кивнула - пускай Лаури видит, что ей не впервой слышать это слово. А что оно означает, бог весть, - представляется что-то смутное, темно-серое, цвета старых досок, которые сто лет мокли под дождем.
- Мои родные были собственниками, старались побольше всего накупить и накопить - и все потеряли. А я не собственник. Мне ничего не нужно.
- А мне тоже много всего нужно, - сказала Клара. Я люблю все свои вещи, и коврики, и картинки. - Лаури пододвинул к ней стул и сел рядом. - Скоро я куплю покрывало на кровать, а потом золотых рыбок.
- На черта тебе сдались золотые рыбки?
Клара немножко обиделась.
- Они мне нравятся.
- Лучше уж заведи в доме цветы. Будет славно.
Теперь он говорил по-доброму. И отхлебнул кофе. Клара не могла пить, кофе оказался слишком крепкий.
- Ну как, - сказала она и чуть улыбнулась, - жалеешь, что не поехал опять к ней?
- А ты что же, всерьез ревнуешь?
Улыбка стала победоносной.
- Ты здесь, со мной, а не с ней. Придется ей тебя обождать.
- Я увижусь с ней в другой раз.
- А вот сейчас ты здесь, со мной.
- Сегодня мы с ней уже виделись, - сказал Лаури. Не то бы я сюда не пришел.
Клара протянула ему свою чашку:
- Поставь на стол. Я не хочу.
- Что ты злишься?
Клара встала, протиснулась мимо него и подошла к туалетному столику. Там к стене прислонилось маленькое прямоугольное зеркало. Клара нагнулась и стала себя разглядывать. Позади в зеркале виден Лаури, он даже не глядит на нее! Сидит и пьет кофе, видно, как движется его подбородок, как он глотает. Клара тихонько засмеялась. И увидела в зеркале, как он повернулся к ней; похоже, что ему весело.
- Отчего ты такая ревнючая? - спросил Лаури.
- Ты ее возил кататься?
- Возил.
- И понравилось тебе?
- Ну конечно.
- У нее еще много ухажеров?
- Да, наверно.
- И ей с ними тоже нравится? Женщинам тоже это нравится?
- Иногда.
- Одна подружка мне говорила, это больно, - сказала Клара, приглаживая щеткой волосы. - Она говорит, будет очень больно. Только если я кого люблю, я не побоюсь…
- Ну ясно, не побоишься, - сказал Лаури.
Клара обернулась к нему:
- Прошлый месяц ты тоже меня вот так бросил и укатил с какой-то сучкой. Больше так не смей.
- Я ведь знал, что ты меня подождешь.
Клара отшвырнула щетку.
- Знаешь, как я тебя люблю, черт возьми! Я все время про тебя думаю! Всю неделю тебя жду, а ты бывает, даже не приходишь… ну ладно, знаю, ты занят, у тебя дела какие-то… и куча всяких девок… Только… потом ты меня бросаешь, а я сиди и жди… ну, я еще с тобой сквитаюсь!
- Как же это?
- Ты меня доведешь, прямо рехнуться можно! Прямо убила бы эту девку, перерезать бы ей глотку, и пускай вся кровью изойдет!
- Ладно, успокойся.
- Пускай они все рожают и пускай тогда сдохнут! Пускай все сдохнут!.
Лаури допил кофе, поставил обе чашки в раковину. Его молчание жгло Кларе щеки.
- Придешь ты на той неделе или нет? - резко спросила она.
- Едва ли.
- Почему?
- Есть разные дела.
- А когда будешь учить меня читать?
- Когда-нибудь потом.
- Ты на меня злишься?
Лаури закурил еще одну сигарету.
- Ты просто ребенок, сама не понимаешь, что говоришь. Я не могу относиться к тебе серьезно.
- Тогда дай мне денег. Мне нужны деньги, - в сердцах сказала Клара.
- Дам немного.
- Потому что мне надо. Надо!
- Успокоишься ты наконец?
Клара отвернулась. Щеки жгло как огнем.
- Одуреешь с тобой, - горько сказала она. - Я все время про тебя думаю, а как ты придешь, совсем дурею… если б нам не разговаривать, я бы тебя любила и не думала про это, ты только будь со мной, я все для тебя сделаю… а как ты начнешь говорить всякое, ну прямо не могу, прямо тебя ненавижу, весь век это буду помнить, до самой смерти… как я тебя ненавижу…
- Что же ты будешь делать?
- Ничего. Ничего я тут не могу, - отрезала Клара. Черт, на мне новое платье, а ты будто не видишь, ни словечка не сказал. А теперь оно уже все мокрое и мятое.
- Чересчур коротко.
- Чересчур коротко! Все шлюхи, с кем ты спишь, такие носят, и ничего… а мне нельзя…
- Клара, молчи.
- Не могу я молчать. Я всю неделю сама с собой разговариваю перед зеркалом, чтоб тебя получше уговорить.
Лаури расхохотался.
- Я его сниму, - сказала Клара. - Оно все мятое.
Она швырнула платье на кровать. Остановилась в сорочке посреди комнаты и заявила:
- Вот захочешь когда-нибудь меня любить, а я скажу - пошел к чертям. Вот что я сделаю. Я тогда буду замужем и пошлю тебя ко всем чертям.
- Сколько стоят золотые рыбки?
- А?.. Не очень дорого. Только надо еще стеклянный ящик. И туда морской травки и рыбьего корму.
- Это все в магазине стандартных цен?
- Где ж еще?
- Если тебе скучно, купи себе золотых рыбок. Я не хотел над ними смеяться.
Кончиком босой ноги Клара тронула ногу Лаури. Посмотрела на него и медленно, застенчиво улыбнулась.
- Я вчера вымыла голову, нарочно для тебя. Я хорошенькая, я знаю. Я ж вижу, как люди на меня смотрят. - Она села на кровать напротив Лаури, изогнулась, наклонилась и поцеловала его. Время замедлилось, стало так хорошо, и непременно надо было запомнить эти медленные и сладкие минуты, ведь этого ей должно хватить, пока он не придет опять. Она обвила руками его шею, прижалась щекой к его щеке.
- Придешь на той неделе? Ну пожалуйста!
- Не знаю.
- А читать поучишь?
Спиной, обнаженной кожей она ощутила его ладони. Оттого что между ними все так долго было словно тугая струна, Клара вдруг устала, даже спать захотелось; она ткнулась лицом ему в грудь, в рубашку.
- А если я приду на той неделе, ты опять будешь меня пилить? - сказал Лаури.
- Чего? - сонно спросила Клара.
- Если мы куда-нибудь поедем и я ненадолго отлучусь, опять будешь меня пилить?
- Не буду.
- Не будешь?
- Нет.
- Будешь помнить, что я тебе друг?
- Да.
- И хватит с тебя? Ни с кем крутить не станешь?
- Нет, Лаури.
- Не станешь ворчать - мол, все не так, все не по мне?
- Не стану, Лаури.
Когда он ушел, она подсела к зеркалу и снова разыграла для себя этот разговор. Голова была мутная, тяжелая; она так вымоталась, будто спорила с Лаури несколько часов подряд. Все тело тупо ныло. Клара закрыла глаза и стала вспоминать, как поцеловала его. И как он потянулся и поставил чашки в раковину. И как вел ее к машине, когда она расплакалась над той кошкой… кажется, он обнял ее за плечи? Вроде да. И как он барабанил пальцами по баранке.
- Ничего, когда-нибудь я с ним сквитаюсь, - сказала она вслух.
3
От волнения Клару поминутно бросало в дрожь. Соня стояла перед узким, в желтых пятнах зеркалом, приделанным изнутри к дверце стенного шкафа, ее голова и плечи не совсем заслоняли отражение Клары.
- А вдруг он придет, не застанет меня и уйдет? - сказала она. - Вдруг я не успею вернуться?
Соня причесывалась. Она была рослая, крепкая, темные волосы, оливково-смуглая кожа; сразу видно было, какие у нее сильные руки и плечи, сила эта чувствовалась даже в нетерпеливых взмахах щетки. Порой она немного отодвигалась, и тогда в зеркале сияли светлые волосы Клары. Она смотрела на себя, даже когда Соня заслоняла зеркало. Стояла очень прямо и совсем тихо, приоткрыв рот, едва дыша. Они собирались на свадьбу Кэролайн и обе уже принарядились. От их высоких каблуков и ярких платьев чердачная каморка стала на себя не похожа, будто все в ней перевернулось вверх дном; остро и приторно пахло духами.
- Не станет ждать, так черт с ним. Больно много о себе воображает, - заявила Соня с видом многозначительным и в то же время рассеянным, как у всех женщин, когда они смотрятся в зеркало.
Весна подходила к концу, было уже совсем тепло. Клара неотрывно смотрела прямо в глаза своему отражению. Зеркало было кривовато, но она этого не замечала. Она думала об одном: сегодня придет Лаури, обещал прийти, и она утром проснулась в уверенности, что он придет, да, да… больше он не обманет, раз обещал. Она смотрела на себя в зеркало, и кровь быстрей бежала по жилам.
- Может, он удивится, куда это я ушла, - сказала она.
- Ты же оставила на двери записку, и ладно.
- А он удивится, почему я его не дождалась…
- Ну и черт с ним. - Соня придвинулась ближе к зеркалу, повернула голову вправо, влево, окинула себя оценивающим взглядом. Ей минуло семнадцать, а казалось, что больше, так недовольно были надуты ее губы и сдвинуты брови. И неожиданная улыбка этих ярко накрашенных губ всегда удивляла. - А нашей Кэролайн здорово повезло, верно?
- Да-а, - мечтательно сказала Клара. И провела рукой по волосам. Она была в перчатках, в белых перчатках. Вдруг заметила их в зеркале и чуть не ахнула - даже странно смотреть, будто они краденые. Все, что на ней надето, кроме туфель, - чересчур яркое голубое платье, украшения в оправе поддельного золота, искусственный жемчуг на шее, - все куплено было в том же магазине стандартных цен, где она работала уже два года. - А я все думаю про Лаури…
- Ты слишком много про него думаешь, - сказала Соня и мрачно уставилась в зеркало. - Черт бы драл эти волосы. Свинство.
- А что, вид хороший.
- Вид гнусный. Только тебе плевать.
- Нет, вид хороший, - сказала Клара.
Она взяла щетку и стала приглаживать волосы подруги. Соня хмуро и недовольно подчинилась. Они дружили уже давно, им больше незачем было притворяться милыми и любезными. Если поглядеть сбоку, Соня казалась туповатой и вспыльчивой. Но порой она говорила мягко или как-то особенно, смущенно опускала глаза, и это всегда было неожиданно и удивительно. Она почти всегда подражала знакомым мужчинам, людям много старше ее, - не своим вялым и неповоротливым братьям, а мужчинам, с которыми ездила за город, в придорожные буфеты и ресторанчики, а иногда на субботу и воскресенье даже в Гамильтон. Отзвуки их буйного, грубого веселья слышались в Сонином смехе - возьмет и взорвется смехом, будто никак не может удержаться; а то вдруг дотянется и стукнет Клару по плечу, как мальчишка. У крыльца загудел автомобиль.
- Куда, к черту, подевалась моя сумочка? - сказала Соня. - Если та девчонка ее свистнула…
- При мне она сюда ни разу не заходила, - сказала Клара.