Она положила щетку на заваленный всякой всячиной столик. На щетке остались длинные темные волосы.
- Соня! Соня! - закричали внизу.
- Заткнись, - сказала Соня, не повышая голоса.
Они спустились с чердака. Лестница была очень крутая, на высоких каблуках пришлось спускаться боком. Клара все время чувствовала, как обтягивает ногу шелковый чулок, как льнет к телу платье. Ей ужасно все нравилось, она была без ума и от самой себя, и от этого весеннего дня, от субботнего дня середины мая 1936 года. Внизу Соня крикнула в кухню кому-то из сестер:
- В случае чего, если пойдет дождь, забери со двора барахло, слышишь?
Ответом было молчание.
- Слышишь, кому говорю?
- Слыхала, не ори.
- Я тебе дам "не ори", стервеныш. Она стервеныш, - прибавила Соня и подтолкнула Клару к парадной двери. Парадным ходом почти никогда не пользовались, обеим с непривычки стало чудно. - Ну как я, ничего? - спросила Соня, закатывая глаза.
Она была почти хорошенькая - такая недобрая, решительная, насмешливая. Крепкие руки и ноги, размашистые движения - сразу видно, эта сумеет за себя постоять, ее не испугаешь.
На крыльце ждал мужчина лет сорока. Он сидел на старой тахте, которую выволокли наружу и покрыли одеялом. Живые серьезные глаза его смотрели подозрительно, лицо точно воспаленное - сразу видно, только что побрился.
- Привет, детка, - сказал он. - Привет, Клара. Угадай, кто там тебя ждет.
В машине сидел еще один мужчина. Клара скорчила гримасу и засмеялась.
- Слушай, она же сказала, он ей ни к чему. Ты что, глухой? - вмешалась Соня.
- Так ведь Дэви его тоже пригласил. Имеет он право прийти?
- А мне плевать, - сказала Клара.
Пошли к машине, осторожно ступая по доскам, положенным среди грязи и луж. Обочины дороги тоже совсем раскисли. Того, который ждал в машине, Клара уже встречала, и он ей не понравился; вроде он женатый, а может, недавно бросил жену. Но она засмеялась и только рукой махнула, когда он сказал:
- Вы, Клара, нынче прямо как картинка.
Он открыл перед ней дверцу и подвинулся на заднем сиденье. Клара села с ним рядом, расправила юбку. Под ногами в машине валялись окурки и смятые бумажки. Соня уселась на переднем сиденье, вместе с нею в машину облаком вкатился запах ее духов. Клара поглядела в окошко на мокрую, уходящую в туман дорогу, на окрестные поля, потом снова на Сонин дом - убогий каркасный домишко, в сущности, просто лачуга, дощатые стены прогнили и почернели. Только тахта на крыльце, покрытая желтым одеялом, выглядит празднично. Распахнув дверь, затянутую москитной сеткой, на пороге стала мать Сони - низенькая, коренастая, грузная. Клара помахала ей рукой.
- А ну ее к черту, - резко сказала Соня.
- Да я так только, попрощаться, - объяснила Клара.
- Чем плоха твоя мамаша? - спросил Соню Кларин сосед.
- Сострить хочешь? - огрызнулась Соня.
- Может, она стала хуже?
Соня не ответила. Наклонилась к своему дружку и шепнула что-то ему на ухо. Он засмеялся, и машина тронулась.
- Я после не останусь, на угощенье, - сказала Клара.
Ее сосед был моложе Сониного дружка - должно быть, лет тридцати. Немного сутулый, руки грубые, красные. Он работал в другом городе на лесопилке.
- Я потом одна уйду.
- С чего это?
- Может, я кого жду в гости.
- Кого же это? Того самого, как его там? Которого нигде не видать?
- А, да ну вас! - оборвала его Клара.
Но она не сердилась. Она точно опьянела - и сама не знала отчего. Этот, рядом, от которого так и несет табаком и еще чем-то, не поймешь, такой особенный дух всегда идет от неудачников, - этот не в счет. Таких везде полно, они скитаются по стране, как перекати-поле, ненадежные и недоверчивые, полагаться на них никак нельзя, они и сами не понимают, что они такое и что с ними стряслось, они всюду кишмя кишат. Он рассказывал Кларе: когда-то у него была хорошая работа. Ему всего-то было двадцать, и тогда у него была хорошая работа… Но Кларе это не любопытно. Какое ей дело до прошлого, до тех далеких времен, когда она была совсем маленькая?
- Братаны мои и я - мы здорово зарабатывали, - рассказывал он. - Работа у нас была что надо. И у наших родичей тоже. А потом все прикрылось. Ну, мы и погорели.
- А машина у вас была? - спросила тогда Клара.
- Нет, но…
Клара ужасно не любила такое слушать. Вот он говорит, говорит, что-то подробно и нудно объясняет, а если не он, так другие - все они словно считают своим долгом объяснять, что они за люди, почему они такие бедные и жалкие. Были когда-то хорошие времена, да прошли. Отец потерял свою землю. Ферма, деньги, скот, урожай - все пропало. И теперь все они, сыновья разорившихся отцов, работают на других, нанимаются на мельницы, на лесопилки или на большие процветающие фермеры, которые не пострадали во время кризиса. Клара смутно представляла: была какая-то тяжелая пора, какая-то борьба, но это прошло, так что же об этом думать. Это как долгая борьба, которую вел ее отец, - безнадежная борьба, ведь от него ровно ничего не зависело. Лаури не такой. Ей казалось, он совсем не такой, как эти печальные и сердитые люди и как ее отец, которому теперь ее уже не найти; должно быть, он где-нибудь в восточных штатах, разъезжает взад и вперед по всему побережью. Клара старалась ожесточиться, растравляла в душе недоброе чувство к отцу.
- Приходила какая-то тетка, приставала ко мне на счет школы, - по своему обыкновению начала она болтать, чтоб провести время и занять спутника. - Все расспрашивала, сколько мне лет да где мои родители, все ей надо знать. Надо было послать ее к чертям, чего пристала? Приходит в магазин, - будто купить чего-то, а потом спрашивает, сколько мне лет. Я говорю - семнадцать. А она - ей, мол, говорили, что я живу в Тинтерне одна, и у меня нет разрешения работать, и я не хожу в школу. А я сказала, мне уже семнадцать, и ваши разрешения мне без надобности, и школа без надобности. Такое зло меня взяло. Это неделю назад, а вчера она снова-здорово является. Зануда чертова, только и знает мешаться не в свое дело. А метрика, мол, у меня есть? Я говорю, мне сроду никто никаких метрик не давал. А она: мол, семнадцать никак не дашь, с виду не похоже.
- Очень даже похоже, - сказала Соня.
- Вид - лучше не надо, - поддержал Кларин сосед.
- Ну и вот. Я еще в четырнадцать работала в этой чертовой дыре. Сколько меня Лаури водил по ресторанам да по барам, меня всюду пускали и выпивку для меня подавали, а теперь мне и правда шестнадцать - и на тебе, привязались, сволочи! - Клара говорила капризно и небрежно, примеряясь, как станет рассказывать все это Лаури. - Надо же, она вчера спрашивает, когда я последний раз была у доктора!
Все засмеялись.
- Клара, а может, у тебя есть какой секрет, только ты нам не говоришь? - съехидничала Соня.
Клара покраснела:
- Я здоровая. Сроду не хворала.
- А я не про то, - возразила Соня.
- Чего они ко мне прицепились? - продолжала Клара. - Мне уже правда шестнадцать, на что мне сдалась ихняя школа. Мне надо работать. Та старая ведьма все приставала, сколько я получаю да на что трачу… какое ей дело? Я говорю - раньше ко мне в Тинтерне никто не приставал, а она - я, мол, на своей службе человек новый, мне надо весь округ проверить. Я говорю, вы лучше за собой глядите, чем в чужие дела мешаться. Вы, говорю, что ли, полиция или, может, сыщица? - Клара засмеялась. Потом спросила не без тревоги: - По-вашему, может, она напустит на меня полицию?
- Черта с два! - сказал Кларин сосед.
- Ты ничего худого не делала, - сказала Соня. - Тут у нас не такие фараоны, как в комиксах да в кино, а просто шериф с помощниками. Я что хочу сказать, это просто наши знакомые парни. Они почти что никого и не забирают.
Кларин сосед накрыл ручищей ее руку в белой перчатке.
- Может, я сам потолкую с той теткой, - предложил он. - Нечего ей пугать маленьких девочек вроде тебя.
- Сроду не была маленькой, - рассеянно отозвалась Клара и отняла руку.
Она поглядела в окно. Недавнее возбуждение прошло, она вдруг приуныла. Где-то там, в конце долгой отсыревшей дороги, смутно маячит эта самая свадьба, куда они приглашены, и почему-то это для нее, Клары, важно, а почему - не понять. Соня со своим кавалером принялись поддразнивать друг друга; а ей вовсе не нравится слушать такие разговоры. Сосед коснулся ее плеча, потом играючи сжал ее запястье. А она по-прежнему смотрела в окно на дорогу, будто надеялась увидеть что-то такое, отчего все разом станет по-другому. Выехали на окраину Тинтерна. Миновали старую винодельню с огромным, навек застывшим колесом и давным-давно забитыми наглухо дверями, и замершие в высокой траве на последней стоянке ветхие грузовики, которым уже не сдвинуться с места. Церковь, где назначено было венчание, не так давно побелили заново. На подъездной дорожке стояли несколько легковушек и два пикапа, в неловком ожидании переминались люди, некоторых Клара узнала. На широком крыльце двое позировали перед фотоаппаратом.
- А вот и они! Правда, она сегодня прелесть? - закричала Соня.
Сонин дружок свернул с дороги и повел машину вверх по бугристому косогору. С каким-то неестественным, чрезмерным оживлением все обернулись поглядеть, кто еще приехал, лица уже расплывались в приветственных улыбках. Соня высунулась из окна и кого-то громко окликнула.
- А Дэви трусит, сразу видно. Бьюсь об заклад, трусит, - заявил Кларин сосед.
В притворном азарте он сжал ее локоть, и Клара отпрянула. Распахнула дверцу, выпрыгнула из машины в высокую траву. Отряхнула юбку и, смущенно улыбаясь, неловко ступая на высоких каблуках, пошла к остальным. В воздухе еще не рассеялась мягкая дымка, но стало уже совсем тепло. Небо тоже в прозрачной дымке, солнце затянули высокие легкие облака, и сквозь них льется ярко-белое сияние. Клара бросала быстрые беспокойные взгляды на всех по очереди - поздороваются с ней или нет?
Кое-кто поздоровался, а многие даже и не подумали.
Вместе с Соней и двумя их спутниками она подошла к Кэролайн, та все еще стояла на цементной ступеньке - неестественно вытянулась, прижала руки к бокам, затаила дыхание. Дэви, малый лет двадцати пяти с очень красным и на первый взгляд добродушным лицом, обнимал ее одной рукой за плечи и силился не обращать внимания на шуточки приятелей; рука его лежала на плечах девушки точно деревянная. Кругом кричали, смеялись. Соня, посмеиваясь, говорила что-то Кэролайн, потом тем же поддразнивающим тоном обратилась к Дэви. Дэви покраснел.
Сзади них на крыльце появился священник со своей тринадцатилетней дочерью, и все засмеялись: кто-то нечаянно сфотографировал их заодно с женихом и невестой. Клара во все глаза уставилась на Кэролайн. Худенькое, острое личико невесты раскраснелось от волнения, волосы собраны в какую-то чудную высокою прическу. Клара отступила в сторону и стала ждать, чтобы это кончилось и все пошли в церковь. Она не сводила глаз с Кэролайн: интересно, как себя чувствуешь, когда выходишь замуж?
Она уже забыла о своем спутнике и удивилась, когда он подтолкнул ее к одной из скамей. И сразу послушно села. Церковь была маленькая, но от высокого потолка и высоких старомодных окон казалась больше. Все говорили - это славная церковь. Столпились в главном проходе, но говорить стали потише, чем на улице, и смеются поосторожней, вроде как стесняются. А впереди - цветы! Клара смотрела на них с жадностью. Никогда еще она не видела такой красоты! И там же, впереди, немного сбоку, за органом сидит женишка и листает какую-то книгу. Книга соскользнула, женщина подхватила ее на лету и опять поставила перед собой. Потом начала нажимать ногами, и вдруг послышалась музыка - резкая, сильная, оглушающая. Она как будто слышна сразу со всех сторон. Сосед наклонился к Кларе, обдал ее запахом табака и громким, неумелым шепотом сказал:
- А вон хозяин Дэви, гляди! Сам Керт Ревир.
Клара поглядела в ту сторону, но никого не увидела.
Шумно, тяжело дышал орган. Заплакал ребенок. Народу все прибывало, люди улыбались, рассаживались. Тянулось время. По проходу об руку с отцом прошла невеста в белом платье, в белой фате поверх высокой прически; Клара смотрела на нее с завистью. Она завидовала остро, мучительно. И еще… вдруг Лаури сейчас у нее и ждет? Или вдруг пришел, увидел ее записку и не стал ждать? А может, он и не приходил? Он уже сколько недель будто забыл про нее. Сосед уперся руками в колени и подталкивает Клару локтем, а почему - непонятно. Только он до нее дотронется, сразу тоска берет. И каждую минуту она забывает про свадьбу, и опять ей представляется Лаури - вот он вылезает из своей машины, подходит к двери, поднимается по лестнице, а ее нет дома… В Кларе что-то взбунтовалось. Надо скорее домой!
- Глянь-ка на ту девчоночку. - Сосед ткнул куда-то пальцем.
На приотворенных створках высоких окон, отогревшись, ползали и жужжали мухи. Какие-то вялые, точно весна им не в радость; ползают лениво, а потом - раз! - и улетают. Одна опустилась на шляпу какой-то женщины. И пошла ползать кругами. Клара следила за мухой, в ушах гудел голос священника, и становилось все грустней: ведь у нее никогда ничего этого не будет. У нее и у Лаури. Никогда ничего этого не будет. Кэролайн, беременная на четвертом месяце, стоит тут в церкви, впереди всех, и с ней куча родных, знакомых, соседей - все сообща они толкнули ее с Дэви на новый путь, считается, что для этих двоих начинается новая жизнь… а вот с Кларой так никогда не будет. У нее нет того, что есть у Кэролайн, у Сони, у всех, хоть они про это даже и не думают: у всех есть отцы и матери, деды и бабки, дядья и тетки, все, кто знал их с колыбели и вовсе об этом не задумывался. Их знало много народу - окружение, которого у нее никогда не будет, и поэтому ей казалось, что и замуж ей тоже никогда не выйти.
Ее подруга Джинни глянула через плечо и улыбнулась Кларе. Джинни сидела с мужем и двухлетним ребенком и держала на руках грудного. Головка младенца запрокинулась, прозрачная струйка слюны текла на рукав нового шелкового платья Джинни, Клара подумала - вот бы и ей держать на руках младенца. Все тело затосковало от этой мысли. Она через силу отвела глаза. Должно быть, солнце выглянуло из-за облаков: вдруг стало светло, потоки лучей хлынули в окна, высветили чьи-то головы и плечи, невесть почему оставляя другие в тени. В лучах вспыхнули и закружились пылинки, и неожиданно Клара поняла: а ведь они всегда здесь, всегда, хоть их никто и не видит. Как бы хорошо податься всем телом вперед и разом увидеть все, что от тебя скрыто, - разыскать зоркими глазами, втянуть ноздрями запах, нащупать, вытащить из тайников. И все, все узнать!
Обряд закончился, вот Кэролайн с Дэви и поженились.
Они заспешили к выходу из церкви, и толпа хлынула следом. Все говорили - как было красиво, а новобрачная какая молоденькая. Мать Кэролайн, коренастая толстуха в праздничной шляпке с искусственными цветами, хмуро проталкивалась сквозь толпу к дочери.
- До чего ж было все красиво, правда? - сказал кто-то за спиной Клары.
Хотелось обернуться, сказать что-то в ответ, но она не решилась. Никогда еще ей не было так одиноко. Столько народу… многие заходили в магазин стандартных цен, иные покупали у нее всякую всячину, но никто ее по-настоящему не видит. Им до нее нет дела. "А где ты жила раньше? - выпытывала у нее та тетка из школьного управления. - Где твои родители, они живы? Можешь ты с ними списаться? Ты здесь совсем одна?"
Этот тип с грубыми, красными, точно обваренными, руками уговаривал ее остаться на угощение, но она сказала, что должна уйти, И отмахнулась, чтоб отстал. Столы накрывали рядом, в доме священника. Жена священника, мужеподобная, шумная, стояла на крыльце и всех зазывала, размахивая руками.
- А вы куда же? - закричала она. - Вы, в голубом платье!
Еще минута-другая - и Клара свободна. Она почти бежит по дороге, по самой середине, чтоб не запачкать туфли. Они и так уже немного забрызганы грязью. Вокруг под солнцем все сияет как-то особенно, по-весеннему ярко и влажно, а стоит поднять глаза от дороги, и видишь - на севере мерцает и искрится горная гряда, граница иного, дикого, необитаемого мира. Река Иден прорезала в предгорьях эту глубокую, узкую долину, и на юг и на восток нескончаемыми недвижными валами на многие, многие мили катятся холмы. Отчего-то Кларе всегда казалось: этот край, сама эта размашистая и вольная ширь не дает людям оставаться маленькими, не позволяет скрываться и прятаться, а будто делает всякого выше ростом. Взгляд поневоле тянется в дальнюю даль, к горизонту, к той неясной границе, где туманное небо сходится с влажными горами, как сливаются с землей небеса на одной из дешевых картинок у нее в комнате.
Позади зашумело - нагоняет машина. Видно, надо посторониться и пропустить ее. Клара махнула рукой, повернулась и пошла к обочине, вытянув руки в стороны, будто боялась потерять равновесие. Там, на обочине, грязь была непролазная. В машине сидел человек с темными седеющими волосами. Лицо строгое, взгляд зоркий, оценивающий… пристыженная Клара отвернулась было от него.
- Подвезти вас? - спросил этот человек.
Клара робко улыбнулась.
- Мне и пешком ничего, я привыкла, - сказала она.
Машина совсем замедлила ход. Клара не понимала, боится водитель забрызгать ее грязью или и правда останавливается. У него была крупная, массивная голова, вокруг глаз тонкие морщинки, они придавали его лицу какую-то удивительную силу - Клара никогда еще не видела таких лиц. А машина-то! Новая, большая, верно, очень дорогая. Клара прищурилась - кто ж это такой?
- Я тоже не мог остаться на угощение, - сказал он. - Я отвезу вас в город.
Клара замешкалась с ответом. Голос у этого человека самый обыкновенный, но что-то в нем будто подталкивает тебя, подгоняет.
- Садитесь же, - сказал он.
Солнце грело ей щеки, и вдруг она почувствовала себя освобожденной, такой, какой хотела прийти к Лаури - сильной, сила разлилась по всему телу. И она улыбнулась этому человеку и сказала:
- Ладно.
Обходя машину спереди, протянула руку в белой перчатке и чуть было не коснулась радиатора, будто хотела заколдовать эту машину. Потом сама отворила дверцу и села. Внутри хорошо пахло, было богато, сумеречно и прохладно. На незнакомце - темно-серый костюм, галстук в едва заметную серебристую полоску. Уж конечно, ни одна женщина не выбрала бы такой галстук. Ясно, он сам его купил.
- Вы, верно, приятель Дэви? - несмело спросила ока.
- Да.
Поехали, Клара глядела по сторонам - из окон этой машины вся округа казалась какой-то другой: винодельня. опустелые поля, дома поодаль от дороги - все виделось резче, отчетливей. И Клара подумала, что солнечный свет без жалости выставляет все напоказ - зимою убогий городишко, прикрытый полотнищами тающего снега в грязных потеках, выглядит получше.
- Мне разницы нету, где вылезти, - сказала Клара.