И царь пошел из монастыря и приказал беречь его архимандриту. И старца призывает к столу в Александрову слободу: а быть ему ни конным, ни пешим, ни в платье и ни нагим. И тот старец пошел с крылошанами. И как будут близ слободы и двора церковного, велел себя обернуть всем старцам сетями, и друг друга нести на закорках, переменяясь. А царь смотрел сверху. И дивился царь старцеву разуму и велел за столом посадить и дать всем им ложки такие длинные, что нельзя самому себе их ко рту поднести. И начали старцы есть, друг другу чрез стол в рот подавать. И царю сказали, и царь дивился разуму его. И после многих кушаний велел царь спросить: "Сыты ли?" И они сказали: "Сыты-де". И велел государь принести к ним пирог свой царский - и они его весь съели. И царь приказал: "Как-де вы, старцы, лжете: сказав сыты, - а пирог весь съели?" А головщик говорил: "Как-де бывает хоромина полна людей, а царь идет и молвит: "Всем тесна, а царю пространная дорога". И так-де и пирог царский".
И царь его призвал к себе и говорит: "Чернец, чем жаловать тебя архимандриту?" А он отвечал: "Государь, немного старцу надобно, только три вещи: тепло, мокро и мягко". И бояре дивились, что говорит нелепо пред царем.
И государь говорил: "Впрямь-де он просит теплую келью, и питья нескудного, и мягкого хлеба". И приказал его архимандриту жаловать наипаче всех. И опять пошли крылошане в монастырь, а государь царь Иван Васильевич остался во Александровой слободе.
Повесть о разуме человеческом
От книг бытей татарских о разуме человеческом
☨Был в древние лета в татарской орде некий царь по именем Сламгирей, жесток и немилостив и сребролюбив паче меры, а лжи не любил. И был у него некий вельможа, ближний человек, а у того два сына: большой был сын дороден и богатырь, да глуп; а меньшой сын был рождением худ и ростом мал, да разумен, и у царя он был ближний человек, и звали его Алтын - Золотое Слово. И так он был разумен - что за всякое слово царь ему давал по триста алтын.
Случилось ему поехать к себе в улус, а большой его брат поехал на лов зверя гонять, да, приехав с поля, почал царю сказывать: "Государь царь вольный человек, ездил я на лов и убил оленя в правое ухо, и вышла стрела в левое ухо да в заднюю в левую ногу, в копыто". И царь удивися и начал ему говорить: "Как-де ты так говоришь, что не станется. Как тебе так убить?" И начал царь на него кручиниться, и собор почал у царя о том быть, и приговорили его все ближние люди казнить смертью, за то что царю он солгал. А у них в обычае так: кого уличат ложью, того казнить смертью. И царь велел его казнить, а за ним послал пристава.
А навстречу ему из улуса едет брат его Алтын - Золотое Слово. И он ужаснулся, что брата его ведут казнить, и начал расспрашивать пристава да и брата, за что его царь велел казнить. И пристав ему сказал: "Велел-де царь его казнить за то, что он уличен во лжи. И дело ему сказал". И Алтын - Золотое Слово начал говорить приставу: "Пожалуй, не пролей напрасной крови до той поры, доколе я царевы очи не увижу, а брат мой не солгал, а по глупости не умел рассказать царю".
Пошел Алтын - Золотое Слово к царю, начал ему бить челом: "Государь царь вольный человек, пощади холопа своего - брата моего, не вели напрасно крови пролить. А брат мой тебе, государю, не солгал, только по глупости не умел рассказать. Тебе, государю, ведомо, что он дороден и богатырь, да глуп. А то он тебе, государь, не солгал. Дело же было так. Случилось ему подъехать к оленю; а олень, стоя в болоте, обивал левою ногою от левого уха мух и мошек. И он, подъехав, его застрелил в правое ухо, а стрела вышла левым ухом и копытом вон". И царь начал говорить: "Станется-де так. Он-де мне не умел рассказать, а мне то стало за кручину". И царь его пощадил, не велел казнить.
Иная притча о том же царе
☨Случилось тому же царю ехать зверя гонять, а с ним многие князья и уланы и Алтын - Золотое Слово. И приезжает царь к кладбищу к татарскому, а тут стоит мизгить, по-русски церковь. Увидел тут царь человека, и велел его взять, да к себе привести, и начал расспрашивать: "Что за человек и зачем сюда пришел?" И тот ему сказал: "Человек-де, гулящий; а увидел-де вас и тут хотел укрыться". И царь ему начал говорить: "Нет-де, ты тут крадешь сокровища мертвых". Понеже у них в обычае мертвых погребать с великим богатством. И он начал царю бить челом: "Государь царь вольный человек, никакого за мною такого воровства нет, а человек я тебе нужный. Если холопа пощадишь, я тебе, государь, правду скажу". И царь ему молвил: "Скажи-де, не бойся; а я-де тебя пощажу". "Понимаю-де, государь, птичий язык и звериный: что говорит птица с птицею, а зверь с зверем". И царь тому дивился и на то прельстился, желая, чтобы ему самому этим языкам научиться. И царь ему молвил: "Мне такие люди в государстве нужны". Да кликнул Алтына - Золотого Слова, да велел ему того мужика взять, и молвил ему то: "Алтын, научись-де тому языку; я-де тебя пожалую; а я у тебя научусь". Да и поехал царь опять к себе. И привел Алтын - Золотое Слово того мужика и начал ему говорить: "Сказывал ты царю за собою ремесло, а царь мне тому велел учиться, и ты мне скажи". А тот ему отказал: "Я-де теперь человек бедный, голодный, и мне то на ум не идет. Дай-де мне поотдохнуть, тогда-де у меня и речи будут". И он ему дал поотдохнуть, а потом начал его опять спрашивать. А тот ему отвечал: "Дивлюсь-де я твоему разуму; называют-де тебя Золотым Словом. Я-де человек простой. Кому-де Бог то дал знать, кроме себя. А мне бы то знать!" И он ему молвил: "Для чего-де ты царю солгал, что тому горазд? Царь-де велит казнить". - "А тогда я царю для того сказал, что было мне от царя быть вскоре казненным". - "Да ведь тебя и нынче царь велит за то казнить!" - "О том ведает Бог да царь. А нынче я не чаю от царя казни". И царь про того человека забыл, а Алтын - Золотое Слово вскоре царю про него не сказал. И умыслил Алтын, как царя привести из немилости в милость и от сердца в кротость. И случилось царю опять ехать тою же дорогою мимо той же мизгити. И сидят на той мизгити две совы друг к дружке носами, как будто что говорят. И царь, на них глядя, вспомнил да начал спрашивать: "Кто-де у меня языку птичью горазд?" И царь вспомнил: "Мужика тут видал, а отдал его Алтыну - Золотому Слову, а велел ему тому языку научитися". И он кликнул Алтына - Золотого Слова: "Учился-де ты у того мужика языку птичьему?" И он царю сказал: "Научился-де, государь. Только-де тебе, государю, не явил, не к слову сказать". - "Поезжай-де да послушай, что-де две те совы меж собою говорят". И он к ним поехал, да приехал опять от них да начал царю сказывать: "Великое-де дело, государь, говорят; да не смею тебе, государю, сказывать". Да приник к царю на ухо и начал сказывать: "Государь-де, царь вольный человек, слышал-де, что они говорят, да не смею тебе, государю, сказывать: боюсь от тебя, государя, опалы". И царь ему молвил: "Скажи-де, не бойся, мне-де, за чужие речи тебя про что казнити?" - "Говорят-де, государь они, сидючи, о сватанье. А женит-де сова у совы сына; дает-де сова сове в приданое триста селищ пустых. А та-де у нее просит тысячу селищ пустых, а трехсот не возьмет. И она молвила той сове: "Если не возьмешь трехсот селищ, а больше-де четырехсот селищ дать нельзя, потому что, если царь наш еще побудет на государстве, он повыпустошит и больше того, и я тебе дам и две тысячи, а если царство переменится, или его Бог укротит, и станет он льготы давать и дани поубавит, государство опять полно наполнится, селища опять жилыми будут, и мне тебе больше четырехсот селищ дать нельзя". И царь услышел то слово, удивился и начал себе размышляти: "Гораздо-де я немилостив, что про меня птицы рассуждают, узнав-де мое немилосердие ко всей земле моей". И от тех мест стал царь милостив и льготы стал давать и дани поубавил, опять стало все жилым, а Алтына - Золотого Слова начал царь жаловать больше прежнего. Видишь, разумей, каков человеческой разум. Разумный человек не одну душу свою спасет, но и людские многие.
Повесть о царе и мельнике
☨В некой дальней стране был некоторый славный царь; но состарился и стал в разуме несовершенен. Имел свой царский дом на горе над великою рекою - на одном берегу, на другом же берегу реки той был некий монастырь. Царь однажды приехал в тот монастырь помолиться. И когда совершив молебные пения, шел к оной реке, к дому своему собираясь переехать. Провожал его игумен с братиею. И сказал им царь: "Трудно мне бывает чрез реку в ваш монастырь прешествие, поэтому сему монастырю следует быть на том берегу, близ моего дому на предивной высокой горе. Ныне же повелеваю вам монастырь перенести и построить". И место им указал невдалеке, дав им на то сроку малое время.
Старцы же со слезами молили царя, дабы он такое начинание отложил. Он же сказал им: "Если вы отгадаете мои три загадки, то живите по-прежнему; изберите вы старца умного и пришлите ко мне загадки мои отгадать, и я вас за то пожалую и велю быть по-прежнему, а теперь идите прочь".
И когда они возвратились, весьма о сем сетуя и плача, в то время пришел в монастырь с мельницы их монастырский хухор, или по-нашему дворник или мельник [которой всегда был пьян], весь в муке запылившийся, во едином шушпане. И видев старцев, сетующих и плачущих, спросил о причине плача их. Они же ему поведали все по порядку.
Он же сказал им: "Перестаньте плакать и не тужите о сем много, я иду за вас к царю и те его загадки отгадаю, и устрою здесь быть монастырю недвижиму. Только дайте мне мантию и клобук, чтобы я был как монах монастырский".
И так сделав, в срок пред царем предстал, и сказал ему: "Что твои, о царь, нам, старцам, загадки? Я их пришел отгадать". Тогда царь сказал: "Скажи мне, старче, какова земная глубина?" Он же отвечал: "Вельми глубока, царь, понеже отец мой и мати умерли, и в землю зарыты, и оттуда не бывали, и тому 40 лет". Сказал царь: "Может быти такая глубина. Скажи мне, старче, близко ли небо от земли?" Он же отвечал: "Вельми близко, понеже облачко малое только появится на небе, тотчас и дождь скоро пойдет". И сказал царь: "Может быть так близко". Спросил царь: "Скажи мне, старче, что у меня в мыслях моих, на уме теперь?" Хухор отвечал: "Ты, царь, помышляешь и мыслишь, что я якобы старец того монастыря, а я не старец, но хухор с мельницы их, монастырский мельник". И то сказав, снял с себя мантию, и сбросил клобук и камилавку, ударил об землю, и стал в одном шушпане, весь бел, мукой осыпан.
Сему же царь подивися и воздал ему честь великую, а монастырю повелел быть на прежнем месте, и дал ему царскую о том грамоту, и утвердил быть во веки неподвижну. Аминь.
Сотворение мира
☨По досюльному окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И теми двумя гоголями плавали сам Господь-вседержитель и сатана. По Божию повелению, по Богородицыну благословению, сатана выздынул со дна моря горсть земли. Из той горсти Господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а сатана наделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молотком в камень и создал силы небесные. Ударил сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война: поначалу одолевала было рать сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места: которые пали в леса, стали лесовиками, которые в воду - водяниками, которые в дом - домовиками, иные упали в бани и сделались баенниками, иные во дворах - дворовиками, а иные в ригах - ригачниками.
Собачья доля
☨Давным-давно в времена незапамятные, когда людей еще было мало на свете, все хлебные растения, как то: рожь, ячмень, пшеница и другие - родились такими колосистыми, что колос был в длину всего стебля, от макушки до земли, и такими полновесными, что несколько таких колосьев только что в подъем для одной руки человеческой. Много и теперь ленивых жниц, а тогда все женщины были лентяйки, живши в довольстве, как сыр в масле, притом их было не много, а всего родилось в изобилии. Вышли раз в то время женщины жать такую колосистую и полновесную рожь и стали роптать на Бога, что он родит рожь с такими колосьями, которые и тяжелы, и простираются в длину всего стебля, как бы только для того, чтобы они мучились, когда и в руку-то забирать такие усатистые и увесистые колосья неудобно и тяжело, а носить снопы и возить в гумны совсем не под силу. Бог, услышавши такой ропот, решил стрясти все колосья и оставить одни стебли. Но в то время, когда он приступил к этому делу, в поле находилась собака. Смекнувши, что если очистится весь колос, то хлеба вовсе не будет, она завыла жалобно, прося Бога оставить хотя небольшую часть колоса на их собачью долю. И Бог внял собачьему вою и, сжалившись, очистил не весь колос, а оставил его на верху стебля настолько, насколько он родится и теперь. И так люди теперь питаются не своею долею хлеба, а собачьею.
Чудо на мельнице
☨Когда-то пришел Христос в худой нищенской одеже на мельницу и стал просить у мельника святую милостыньку. Мельник осерчал:
- Ступай, ступай отселева с богом! Много вас таскается, всех не накормишь! - так-таки ничего и не дал.
На ту пору случись - мужичок привез на мельницу смолоть небольшой мешок ржи, увидал нищего и сжалился:
- Подь сюды, я тебе дам.
И стал отсыпать ему из мешка хлеб. Отсыпал почитай с целую мерку, а нищий все свою кису подставляет.
- Что, али еще отсыпать?
- Да, коли будет ваша милость!
- Ну, пожалуй!
Отсыпал еще с мерку, а нищий все-таки подставляет свою кису. Отсыпал ему мужичок и в третий раз, и осталось у него у самого зерна так самая малость. "Вот дурак! Сколько отдал, - думает мельник, - да я еще за помол возьму. Что ж ему-то останется?" Ну, хорошо. Взял он у мужика рожь, засыпал и стал молоть. Смотрит: уж много прошло времени, а мука все сыплется да сыплется! Что за диво! Всего зерна-то было с четверть, а муки намололось четвертей двадцать, да и еще осталось, что молоть: мука себе все сыплется да сыплется… Мужик не знал, куда и собирать-то!
Чудесная молотьба
☨Жил да был мужичок. Жил он больно бедно, ничего у него не было, и хлебушка на год не хватало. Этот мужичок был для странников и для нищих очень милосердным: когда к нему приходили странники и нищие, он никогда не отказывал в Христовом подаянии, завсегда их принимал на ночлег, ухаживал за ними и делил с ними пополам свою скудную пищу.
Вот, ходили два странника: один - Иисус Христос, а другой - Николай-чудотворец. И они часто заходили к этому мужичку, ночевали у него и полюбили всей душой этого мужичка. И вот Николай-чудотворец стал просить у Иисуса Христа, чтобы этому мужику дать богатство. Иисус Христос не отказал Николаю-чудотворцу.
- Ты, - говорит, - теплый молитвенник и ходатай перед Богом, и как тебе отказать?
Однако не советовал Николаю:
- Что, - говорит, - из этого человека выйдет?
А все-таки согласился. И мужичок с каждым годом стал все больше богатеть и богатеть: и хлеба у него вырастет больше другого, и скотинки прибавится. И он стал форменным богачом.
И вот опять пошли странствовать Иисус Христос с Николаем-чудотворцем. И зашли посмотреть, что из этого мужичка вышло? Пришли и опять зашли к нему. Мужичок их и не пустил сразу, как сперва, и только после настойчивых просьб странников пустил их с условием, что они пойдут завтра молотить.
Когда странники легли спать, тогда, ночью, хозяин уделал и насадил овин и пошел сушить овин. Когда высушил, тогда приходит и зовет странников молотить. Те не соглашаются, говорят, что надо им с дорожки отдохнуть. Он рассердился и одного странника, с краю, побил. А с краю-то лежал Иисус Христос. И говорит мужик:
- После приду и другого также отлуплю!
Походил там около овина, посмотрел и опять идет будить странников. А тем временем, когда он ходил, Иисус Христос с Николаем-чудотворцем переменился местами и лег к стенке. Тот приходит и опять будит их. Они опять не встают. Мужик рассердился и побил, да опять Иисуса же Христа.
И третий раз то же случилось, и тоже Иисусу Христу досталось.
После третьего разу странники встали и пошли молотить. Каким-то чудом все у них - и зерно отделялось, и мякина, и пелева, и все: не надо было перевеивать (на веялке). Мужичок, видя таких даровых работников, попросил их остаться и обещал хорошо платить им за работу. Те не согласились. А когда пошли, так сказали:
- Этак же молоти, через огонь, как и мы!
На другой же день мужик захотел попробовать: как это так "молотить через огонь"? Взял, вывез из кладух весь хлеб и хотел в один день весь измолотить. Когда он зажег - так же, как делали Иисус Христос и Николай-чудотворец, - тогда у него весь хлеб сгорел. Головешки перетащило на его дом и все спалило. И мужик остался еще беднее, чем был прежде.
Богородица заступилась
☨Это было. Один человек жил со своей женой. Жена была набожна и была благоразумна. Там мужичок жил богато и потом по пьянству все деньги пропил. Плохо ему зажилось.
Однажды он пришел в кабак. Весь день просидит, денег нет, а выпить охота. Так пошел, запечалился: денег нет, продать нечего.
- Кто бы, - говорит, - денег дал, дак жену бы продал бы.
Потом идет дорогой и встречает человека.
- Што, - говорит, - думал?
- А думал, - говорит, - надыть сказать по правде, кто денег дал бы, так я свою жену бы продал.
- Дам, - говорит, - только приведи жену на такое-то число. Поутру вставай на заре, веди жену.
И указал место. Он сказал:
- Где ты деньги возьмешь?
- Я тебе, - говорит, - выкопаю клад, что денег страшно много.
Вот живут. Жена и такого дела не знает, что он так ее продал. Потом срок истек. Потом надоть вести жену на указанное место.
- Пойдем, - говорит, - жена, в одном месте есть у нас за полянками клад большой. А без тебя, - говорит, - не дается. И мы, - говорит, - получим его, много денег получим, ты сама видишь, как нам живется плохо. Тогда будем жить хорошо.
Жена пошла. Хорошо, идет муж и жена за им. Такой жены кроткой жалко стало. Ну что ж делать? При пути была церковь, храм Божий. Вот она мужу объяснила.
- Супруг, - говорит, - я схожу в церковь помолиться, а ты обожди минуточку.
Он говорит:
- Иди.
Она зашла в храм и усердно поклонилась Пресвятой Богородице. Молилась и плакала, да в слезах она и заснула. Потом сжалилась Пресвятая Богородица над женщиной, омофор на себя накинула и пошла.
Муж стоит, дожидается жены и дождался - думает, что жена. И пошли, где указанное место, а духа злобы еще нет. Вдруг поднялась страшная буря: начало лес ломить. И вот прилетает дух.
- Привел, - говорит, - жену?
Он в испуге молчал. Потом быстро подскочил, думает, что жена его, и Она осенила его благодатью. Он отскочил от нее на много стадий.
- Ах ты, - говорит, - подлец! Ты не жену свою привел, а ты привел Мати Иисуса Назарея.