О необходимости твердо стоять на установленных правовых нормах, принятых на Св. Горе, говорит в своем заключении по депешам Ястребова И. Е. Троицкий (профессор Петербургской духовной академии, советник К. П. Победоносцева по вопросам восточной политики церкви): "Способ решения пререканий между русскими (разумея здесь и грузин) и греческими монахами на Афоне, предлагаемый г. генеральным консулом в Македонии, представляется, при данном положении дел на Афоне, если не лучшим, то единственно возможным. Г. Ястребов совершенно справедливо говорит, что "ни консульство, ни посольство (русские в Солуни и Константинополе) не могут ни под каким видом изменить существующий порядок вещей на Афоне, - писал он К. П. Победоносцеву. - Таким образом, если Св. Гора, благодаря своему уставу, неуязвима для местных высших властей - политических и церковных, то, конечно, еще менее, может быть уязвима для посторонних, которые могут действовать только через местные власти. Но через политическую турецкую власть христианскому государству, вроде России, действовать на Афон зазорно, а через церковно-патриаршую ненадежно, так как патриарх не имеет средств заставить афонцев подчиниться своей воле, а вынужден прибегать к разным обходным (не всегда безупречным) путям для достижения желанных результатов. Притом достоинство России не позволяет ей одолжаться ни у турецкого правительства, ни у Константинопольского патриарха в таких сравнительно мелких и ничтожных делах. Словом, пока не изменится нынешнее правовое положение Св. Горы, никакое воздействие на нее, помимо согласованного с уставами, невозможно".
Разочаровавшись в своих надеждах на мирное урегулирование конфликта, Ястребов прибег к так называемым "понудительным мерам", т. е. удержанию доходов бессарабских имений монастырей. Путем удержания денег, накопившихся за 4 года, он надеялся помочь русским монахам. "Никогда Россия не посягала и не посягает на привилегии Св. Горы, - писал он. - Напротив, она именно их сохранила, защищала и будет защищать… На этом остановились мои сношения с Протатом. Я не дам ему денег, пока он не примется серьезно за примирение ильинцев с пандократорцами". Удержание денег, в которых греки сильно нуждались, представлялось Ястребову единственным способом заставить их пойти на уступки. Ес ли вы дать им деньги, то "мы будем ими же осмеяны". По сообщению И. С. Ястребова от 22 декабря 1889 г., пандократорцы в течение многих лет не разрешали ильинцам рукополагать своих монахов, поэтому в скиту стало некому служить. Лишь в конце 1889 г. Протат дал разрешение на хиротонии, к чему его побудило задержание бессарабских денег. "Как ни неприятно держать деньги, монастырям принадлежащие, но для нас остается в этой мере одно средство заставить греков к сговорчивости. Наша выдержка победит упорство греков", - писал консул.
В то время как бывший патриарх Иоаким помогал ильинцам советами, при патриархе Дионисии V (1887–1890) решения Константинопольского Синода издавались не в пользу русских. Несмотря на неоднократные ходатайства российского посольства перед патриархией по ильинскому вопросу, Синодом было издано запрещение рукополагать русских монахов скита. В донесении от 7 февраля 1892 г. Ястребов подводит неутешительные для русских монахов итоги ильинского дела за последние два года. Задержание бессарабских доходов не принесло пользы, потому что греки поняли, что мера эта временная. Посредничество Иоакима III, на которое российская сторона возлагала надежды, также не принесло ильинцам пользы. "Влияние греческого правительства на Афоне взяло давно перевес над нашим, которое было так значительно до 70-х годов. Греческие агенты, ведя с нами свою подпольную войну, своими происками делают все наперекор нам", - писал Ястребов. Обострению отношений способствовала и роль России в греко-болгарском вопросе, и поведение некоторых русских монахов. "Итак, ильинский вопрос с пандократорцами - не в руках Протата и не во власти экс-патриарха Иоакима, и, скажу более, - не во власти самого Вселенского патриарха. Только по милости греческого министерства можно получить разрешение вопроса", - делает вывод русский консул. Содействие А. И. Нелидова и миролюбивое настроение нового патриарха Неофита, - вот что могло бы, по его мнению, помочь ильинцам.
Временное разрешение вопроса было достигнуто в 1892 г. при посредничестве агента Русского общества пароходства и торговли в Константинополе Г. П. Беглери. О своем участии в деле примирения враждующих сторон он подробно рассказывает в письмах к И. Е. Троицкому. В письме от 1 июня 1892 г. Беглери сообщает о том, что в российском посольстве была создана особая комиссия для тщательного рассмотрения вопроса Ильинского скита, членами которой были назначены П. Б. Мансуров, А. А. Смирнов и иеромонах Иоанникий, настоятель подворья в Св. Пантелеймона в Константинополе. По желанию Нелидова Беглери также принимал участие в этой комиссии. Он подчеркивал, что для успешного завершения дела необходимо устранить всякие посторонние вмешательства, не затрагивать вопрос официальным путем и перестать угрожать монастырю судебными препирательствами. Деньги должны быть выданы пандократорцам не в виде взятки, чтобы не компрометировать их перед другими афонскими монастырями. Вскоре после заседания комиссии Беглери поехал на Афон, где встречался с дикеем (настоятелем) скита о. Гавриилом, а также влиятельными на Св. Горе представителями Кутлумушского монастыря о. Харитоном и Ватопедского о. Иаковом, которым дал понять, насколько в России будут довольны, если вопрос в непродолжительном времени решится обоюдными уступками ильинцев и пандократорцев. "Давным-давно следовало ильинцам, - прибавил о. Харитон, - начать эти непосредственные переговоры и не угрожать монастырю то вмешательством турецкого правительства на основании Берлинского трактата, то что русское правительство не выдаст нам денег, принадлежащих Афону, и тем самым ставить вопрос на такую неблагоприятную точку, что… монастырь не мог уступить хоть что-нибудь перед всеми этими неуместными угрозами". В следующем письме от 4 июня 1892 г. Беглери сообщает о благополучном разрешении вопроса. Пандократор признал уже законного дикея скита о. Гавриила и вручил ему с торжеством посох и мантию. "Пункты примирения следующие:
Число братии Ильинского скита не будет превышать 130 чел. братии иереев иеромонахов, со столькими же послушниками…; в это число не будут входить дряхлые старики. Ежегодно ильинцы будут иметь право на 4 000 вязанок дров или 2 000 возов (возимых на мулах) и только за лишние будут платить.
Ильинский скит приобретает право на новые строения, т. е. расширить свои пределы, а именно ограду, больницу, здание и соборную церковь, уничтожая настоящий левый флигель, также здание с восточной стороны.
Ильинский скит приобретает право на спорный участок земли, а также и право рубить камни из желаемой ими камнеломни для новых строений и собора, равно обязались уплатить Пандократорскому монастырю за все те расходы, которые он имели за все время спора, 2 000 лир турецких, что составляет 17 500 руб. кредитными билетами". В посольстве все поздравляли Беглери с успехом его миссии, а А. И. Нелидов немедленно распорядился выслать принадлежащие Афону деньги. После заключения перемирия необходимо было получить утверждение его условий патриархом. Неофит VIII некоторое время колебался ввиду слухов, что ильинцы подкупили греческий монастырь. Вопрос был улажен в результате переговоров Г. П. Беглери с ближайшим советником патриарха митрополитом Ираклийским Германом, после чего сигиллион (патриаршая грамота) был издан. Через месяц, однако, некоторые члены патриаршего Синода приостановили работу по оформлению грамоты. На каком основании, спрашивали они патриарха, патриархат дозволяет именоваться некоторым афонским обителям "русскими", в то время как церковь стремится никаких национальностей не признавать? Соглашение Ильинского скита с Пандократором было заключено за деньги, подарки и из страха. Расследовать обстоятельства дела было поручено Дорофею, епископу Метрскому. После этого Неофит VIII заверил русскую сторону, что ильинцы теперь могут действовать и без грамоты.
Дело грузинской Келлии св. Иоанна Богослова
Еще более напряженно развивались события вокруг другого спора - грузинских монахов келлии Св. Иоанна Богослова и греческих насельников Иверского монастыря, которому принадлежала эта келлия. Начальная история афонского монашества связана с именами грека Афанасия Афонского, основателя Великой Лавры, и грузин Иоанна и Евфимия, основателей Иверского монастыря. Грузины в византийский период составляли значительную часть афонского монашества. Тогда они пользовались покровительством и поддержкой как грузинских царей, так и высокопоставленных военных грузинского происхождения, находившихся на императорской службе. Однако впоследствии, в результате постоянных войн, древняя Грузия пришла в упадок, а с ней и грузинское монашество Афона. К середине XVIII в. Ивирон окончательно перешел в греческие руки.
В 1861 г. на Афон прибыл грузин Вахта Баркалай который надеялся принять постриг в грузинском Ивироне, но с большим разочарованием обнаружил всего четырех своих соотечественников, живших в келлии пророка Илии. Баркалай пожелал поселиться там, но иверский игумен запретил ему. Тогда он познакомился с духовником Пантелеймонова монастыря о. Иеронимом, который вдохновил его возродить Иверский монастырь для грузинов. У себя на родине Баркалай заручился поддержкой епископа Имеретинского Гавриила; тот постриг его в монахи с именем Венедикт и официально отправил на Афон. С бумагой от епископа Гавриила Венедикт собрал 35 000 рублей, добавил к этой сумме еще 10 000 рублей собственных денег и пустил эту сумму в оборот при помощи своего двоюродного брата. В 1868 г. Венедикт прибыл на Афон в сопровождении 12 соотечественников и купил келлию Св. Иоанна Богослова за 10 000 гросиев (3 000 рублей). Затем он начал строительство корпуса на 50 монахов, по окончании которого Пантелеймоновский монастырь издал подтвердительную грамоту, в которой келлия называлась "Новоиверским монастырем". После секуляризации имений афонских монастырей в Бессарабии и на Кавказе Венедикт пытался записать имения на имя частных лиц, однако иверские монахи воспротивились этому. В последующие годы Венедикт постоянно старался привлекать внимание русских и грузинских властей к Ивирону с требованием, чтобы монастырь был передан грузинам, игумен был избран из их числа и в нем был восстановлен общежительный устав.
28 февраля 1875 г. Венедикт обращается с таким прошением к российскому послу Н. П. Игнатьеву, в котором жалуется на то, что греки не дают грузинам монастырских хрисовулов (грамот византийских императоров), поэтому доказывать права грузин на Иверский монастырь приходится на основе других источников. По мнению Венедикта, следует ввести общежительный устав в монастыре путем задержки доходов Ивирона от принадлежащего ему Никольского монастыря в Москве и недопущения туда нового настоятеля архимандрита Амфилохия. В 1879 г. Венедикт обратился с письмом к помощнику кавказского наместника Д. И. Святополк-Мирскому с просьбой о ходатайстве о восстановлении прав грузин на Ивирон. Соответствующая бумага была отправлена и послу А. Б. Лобанову-Ростовскому.
Однако, следуя предписаниям министерства, посольство не сочло возможным удовлетворить требованиям грузин. Ответное письмо помощнику Кавказского наместника было достаточно резким: ввиду незначительности числа грузинских иноков, преобладания в монастыре греков и того, что русские подданные, принявшие постриг за границей, утрачивают тем самым российское подданство и теряют право на официальное покровительство России, российское посольство не считает возможным защищать грузин.
Вряд ли российский посол был до конца прав в данном случае. Как отмечалось выше, вопрос о подданстве русских монахов на Афоне составлял предмет спорный. Что касается покровительства, то всем было известно, что 62 статья Берлинского трактата прямым текстом говорила о праве негреческих монахов Афона пользоваться покровительством своих посольств и консульств. Отказ Лобанова-Ростовского объяснялся невозможностью выполнить фантастические требования Венедикта.
Ответ дипломатов вызвал бурю негодования Венедикта. 27 мая 1880 г. он обращается с прошением непосредственно к Кавказскому наместнику, великому князю Михаилу Николаевичу. Он излагает историю ослабления грузин в монастыре, в руках которых к 1834 г. оставался лишь небольшой храм с иконой Иверской божией Матери. Со смертью служившего в нем иеромонаха Венедикта в 1861 г. храм перешел к грекам, и было решено прекратить прием грузин в монастырь. Неоспоримость прав грузин на Ивирон Венедикт обосновал тем, что раз монастырь некогда составлял государственную собственность Грузии, то теперь он должен составлять собственность России. Потеря же прав российского подданства ни на чем не основана.