Правда, каждый раз, когда вы ощущаете себя в роли жертвы, исследование может принять сложный оборот, поскольку на определённом этапе вы обязательно предстанете перед лицом обидчика, пусть даже в воспоминаниях. И это сущий кошмар для той вашей части, что притесняла других! Но стоит ли это откладывать? Почему бы прямо сейчас не разобраться в своих "старых долгах" и не понять, как быть с ними дальше. Как говорится, "ещё не вечер"; и пока ваше сердце открыто не полностью, всё останется как прежде, и вы будете вечно вертеться в круге своей адской привязанности.
Если вы уже проходите терапию, посоветуйтесь со своим терапевтом по поводу того, как эта практика может повлиять на текущий ход вашей совместной работы. Если вы не находитесь в терапевтических отношениях с профессионалом, можно договориться о таких отношениях с близким другом, в рамках которых вы сможете обсуждать любые вопросы – чтобы у вас появилась возможность вслух размышлять о своей внутренней работе.
В ходе пересмотра жизни у любого из нас наступают моменты, когда путь становится настолько трудным, что приходится постоянно помнить о необходимости снова погружаться в сердце, подобно тому, как альпинист прибегает к кислородной маске. Если вы не принимаете каждое воспоминание, практикуя расслабление живота, с прощением и благодарностью, то пересмотр жизни может стать более тяжким и менее целительным процессом, чем должен. Этот процесс не должен превращаться в перетирание старых мыслей и чувств, освещаемых довольно-таки вялым и несколько подавленным обыденным умом. Скорее, речь идёт о собирании сознания заново (до того, как смерть сделает это за нас), чтобы с новой силой осветить прошлое сиянием милосердия.
Поскольку, как упоминалось ранее, страх смерти может включать в себя страх наказания, пересмотр жизни во многом может избавить нас от последнего, поскольку эта практика позволяет нам пережить в своей душе Страшный суд без какой-либо спешки. Когда мы совершенствуемся в отказе от самоосуждения и бросаем эту частицу своего страдания в самое сердце стремления к свободе, в душе может возникнуть нечто настолько прекрасное, что трудно будет в это поверить. Это чувство всепронизывающей любви к себе; по словам некоторых людей, это восприятие себя глазами Бога. И страх перед Иеговой утихает. Приближение самой истины вызывает внутренний подъём. Будда провозгласил эту истину, сказав, что вы можете обойти весь мир и не найти никого достойного любви в большей мере, чем вы сами.
Когда я занимался пересмотром своей жизни, то вспоминал некоторые совершённые поступки с ужасом и стыдом. Я удивлялся, неужели эти уродливые следы будут вечно пятнать путь, который я прошёл, и вздыхал о том, как тяжело, должно быть, приходилось тем, кто путешествовал вместе со мной. Но показное раскаяние во время исповеди едва ли хоть чем-то поможет.
Нам бы хотелось искупить свои грехи, но сегодня трудно найти власяницу, на которой не красовался бы какой-нибудь слоган. Тогда нечто более мудрое, чем наша боль, напомнит: если мы позволим себе ощутить боль тех, кого мы ранили, и будем неизменно направлять в их сторону пожелания благополучия, то исцелится каждый.
Один из самых трудных процессов исцеления, через которые нам придётся пройти, связан с позволением себя простить. Но он является одним из самых плодотворных. Впрочем, как говорит моя дорогая подруга Элизабет Кюблер-Росс, "всё хорошее достойно того, чтобы быть правдой".
Воспоминания спонтанно всплывают из-под поверхности сна, взывая к нашему вниманию. Они ждут своего часа, чтобы обрести исцеление, и ставят нас перед вопросом: "Что я могу сделать, чтобы обрести мир в самом себе и умереть спокойно?". Это "практика расчищения пути", выполняемая с намерением излечить старые раны и вознести хвалу прежде любимым. Она требует времени, и лучше заняться ею до того, как из-за близящейся смерти силы вашего тела иссякнут, способность к сосредоточению ослабнет, а эмоции потускнеют.
Один человек сказал, что память больше похожа на картину, чем на фотографию. Некоторые же из таких картин носят несколько абстрактный характер. Их стиль варьируется от Фра Анджелико до Пикассо. Некоторые с возрастом потрескались и выцвели. Их контуры стали неясными и беспокойными, меняющими форму слишком быстро, чтобы можно было их оценить. Даже искреннее стремление к выявлению и восстановлению подобных событий и чувств может закончиться неудачей.
Когда я размышлял над определёнными главами своей истории, их подробности растворялись в океане противоречивых представлений и отношений. Трудно было понять, как уместно было бы на них откликнуться. В такой ситуации я просто направил искреннее пожелание благополучия в сторону тех людей, с кем я пережил полузабытые моменты жизни, прося у них прощения за любые неприятности, которые могли возникнуть по моему недомыслию, и посылая им благодарность за то время, что мы провели вместе.
Существуют два других уровня, на которых можно применять практику пересмотра жизни. Первый называется "пробуждением во сне", второй же – это уровень, где эта практика может применяться так же, как "Тибетская книга мёртвых".
Частью настоящей подготовки к смерти является окончательное отпускание истории своей жизни и созерцание её с беспристрастностью и чувством завершённости. Наблюдая картины своей жизни на привычном экране сознания, мы даже можем задаваться вопросом: "И всё же чья это была жизнь?". Мы наблюдаем, как собственная жизнь проносится у нас перед глазами, как чужое торжество, и посылает нам воздушный поцелуй, когда мы проходим мимо. Мы становимся подобны Лакшману из "Рамаяны", когда он сел у реки, готовясь умереть, и сказал, оглядываясь на свою жизнь: "Похоже, будто жизнь – что-то, о чём я грезил когда-то давным-давно, в далёких краях".
То, как мы реагируем на прошлое, сильно влияет на наше переживание настоящего. Польза пересмотра жизни заключается не только в том, что мы обращаем внимание на своё отношение к прошедшим событиям, но и в том, что замечаем прошлое как таковое. Воспоминание – не меньшая иллюзия, чем любая другая мысль. Взгляд на него постоянно трансформируется, и оно подвержено влиянию окружающих установок. С неизменно возрастающей безусловной осознанностью одинаково принимая приятное и неприятное – скорее, как увлечённый учёный-исследователь, чем как измождённый судебный секретарь, – мы начинаем лишать память её реакционной силы. Не желая более проживать свою жизнь так, будто она досталась нам из вторых рук, мы входим прямо в момент воспоминания, позволяя своему сердцу погрузиться в него. Признавая, что прошлое, как и настоящее, обладают не настолько твёрдой реальностью, как нам хотелось бы представлять, мы изучаем непрестанно меняющийся мираж своих воспоминаний, которые время от времени приобретают неясный, иллюзорный характер сна внутри сна, и ощущаем, что вещи не таковы, какими кажутся. Такое понимание называется "пробуждением во сне". В нём вы сознаёте, в какой мере память зависит от нашего представления о себе, а это представление не более реально, чем любая мысль. На этом уровне мы начинаем замечать, что воспоминания перед нашими глазами столь же невесомы и нереальны, как "текучий мир", похожий на сон – который, как сообщают многие, разворачивается в промежутке между началом умирания и смертью. Мы пробуждаемся для наблюдения за тем, как мы видим сны о себе.
Это пробуждение не обязательно заставит нас проснуться, но оно позволит нам осознать, что мы спим. Признав это, мы становимся готовы к переходу на следующий уровень. Мы можем начать заново перечитывать свою книгу жизни, на этот раз не пропуская примечаний, не добавляя диалогов и не делая вид, что это документальная история. Мы начинаем применять техники, подобные описанным в "Тибетской книге мёртвых", где говорится о препятствиях на пути через смерть и о том, что в смерти, как и в жизни, состояния нашего ума создают образы ангелов и демонов. Прикасаясь к сменяющим друг друга образам сознания – в частности, к воспоминаниям, – мы осознаём, что демон, стоящий перед нами – это демон внутри нас. Мы понимаем, что насколько мы сможем сейчас наполнить его исцеляющим вниманием, настолько мы в дальнейшем сумеем обратить этого противника – в союзника, а преграду на пути – в важный рубеж.
Такая практика позволяет наблюдать за тем, какие воспоминания и мысли заманивают нашу внимательность в сети. Мы видим, как страх, похоть, вина и гнев увлекают наше сознание, погружая его в фантазии. Мы определяем, какие образы ума олицетворяют определённые представления и точки зрения. Как говорил один человек, "любая точка зрения слишком узка, чтобы быть целой истиной". Эти установки подобны костям, которые выдают скелет, висящий у нас в шкафу. Они создают как этот мир, так и мир иной. В этом мире мы переносим эти установки на других людей. В ином мире они будут снова обращены на нас. Нас пугает мысль о том, что будет делать ум после смерти, поскольку знаем, что у ума есть свой собственный ум. Мы распутываем настоящее, развязывая узлы прошлого. Помня о том, что этимологически слово "ностальгия" означает "возвращение к боли", мы не держимся за прошлое, но освобождаем его от тяжкой ноши. Не превращая своё детство в икону радости или ужаса, не блуждая меж принятием и отрицанием, мы отпускаем старые привязанности и позволяем жизни обрести полноту. На этом пути мы встречаемся с самими собой и осознаём, что являемся отражением собственной обусловленности, а выходя за пределы этого осознания и любых других представлений, способных вызвать в нас привязанность, сливаемся со своим бессмертным существом.
Процесс пересмотра жизни
К этой практике можно приступить в любой понедельник и завершить её в любой момент до своей смерти.
Спокойно сядьте на некоторое время и воскресите в памяти человека из прошлого, чья доброта тронула ваше сердце. Вообразите, что говорите с этим человеком. Скажите ему, что он (она) для вас значит. Выразите ему (ей) свою благодарность, как если бы ваши сердца были связаны напрямую. Поблагодарите его (её) и по завершении беседы попрощайтесь. Скажите ему (ей) слова прощания так, как будто вы никогда больше не встретитесь, даже в воспоминаниях.
Вспоминайте неторопливо, одного за другим, друзей, учителей, родителей, предков, товарищей, возлюбленных и даже домашних животных, с кем вы ощущаете близость, кто способствовал развитию вашего сердца. Скажите этим людям, насколько вы цените их заботу и доброту. Направьте благодарность их образу. Когда пространство между вами наполнится любовью, настанет время расставаться и прощаться, как будто вы можете больше никогда не увидеться.
Каждый раз, когда вы встречаете небезразличных вам людей с благодарностью и признательностью, переживания едва заметно меняются по мере развития беседы, и прощание становится больше похоже на завершение, чем на расставание.
Когда эта практика расширится, охватив не только людей, но и моменты из прошлого, которые вызывают в вас чувство благодарности, сосредоточьтесь на восстановлении в памяти тех событий и впустите это мгновение красоты в своё сердце. Порадуйтесь своему счастью! Когда сцена из воспоминания полностью исчерпает себя, с благодарностью попрощайтесь с нею и в этот момент не оглядывайтесь назад.
Практика пересмотра жизни, а также благодарность и умение прощать развиваются в неразрывной связи, взаимно поддерживая и питая друг друга. После нескольких дней или недель занятия практикой благодарности наступает время для совершенствования в медитации прощения.
Вспомните человека, который причинил вам боль. Не самого ужасного мучителя, но того, который, скорее, вызывает у вас чувство обиды, чем ненависти или ярости. Того, вспоминать о ком неприятно, но кто не настолько вас злит, чтобы вы не могли расслабить мышцы живота, вызывая в памяти его образ. Не торопитесь. Заметьте, насколько этот человек, должно быть, утратил связь со своим сердцем, если так отнёсся к вам, насколько он безволен и напуган. Всего лишь на одно мгновение, в качестве эксперимента в исцелении, подарите ему возможность – пусть и ускользающе малую – обрести прощение. Наблюдайте, что вы при этом чувствуете. Отмечайте, как тоскует сердце по освобождению от переживаемого горя. Отпустите его, раскройте кулак, в котором зажато это воспоминание. Пускай его пребывание в этой возможности станет более свободным. Пусть к этому воспоминанию с милосердием прикоснётся та часть вас, которая на себе испытала моменты прощения и даже холодного равнодушия. В прощении есть элемент смирения, полезный как для прощённого, так и для прощающего. Самым важным шагом на пути к прощению себя является прощение других. Качество прощения углубляется вплоть до того, что оно охватывает то в нас, что мы считаем "никчёмным". Это удивительный процесс, достойный благодарности.
Постепенно, по мере того, как в уме начнут возникать также неприятные воспоминания, совершенствуйтесь в практике расслабления живота. Смягчаясь по отношению к напряжённым местам, вы позволяете сгладиться их острым углам. В неизменно расширяющейся открытости, возникающей благодаря расслаблению живота, откройтесь тем воспоминаниям, которые, как вам кажется, ещё несут в себе боль или чувства, указывающие на незавершённость, – без спешки, сосредотачиваясь на каждом отдельном воспоминании. Осознайте, что тот, другой человек испытывал страх, и простите ему боль, с которой он не смог справиться и которую выместил на вас. Простите ему его слабость и высокомерие. Пусть он станет для вас предметом медитации на прощение. Когда вы почувствуете, что не способны идти глубже, не принуждая себя, попрощайтесь с этим человеком. Позвольте ему идти своей дорогой, чтобы в ближайшем будущем снова обратиться к нему с прощением.
Когда практика внимания к воспоминаниям разного рода станет более совершенной, нам больше не придётся заранее решать, будем ли мы работать с приятными или неприятными воспоминаниями, но мы сможем открыть двери интуитивному потоку любых воспоминаний, которые пожелают проявиться, какими бы они ни были. По мере углубления в процесс пересмотра своей жизни позвольте равно как приятному, так и неприятному искать вашего внимания, и пусть в сердце благодарность чередуется с прощением. Замечайте воспоминания, робко стоящие у порога сознания в неуверенности, насколько безопасно для них будет проявиться. Исследуйте характерные черты каждого воспоминания, взывающего к вашей заботе. Отметьте, насколько настойчивы одни воспоминания, и как неохотно появляются другие. Некоторые из них смелы, другие же весьма застенчивы. Пригласите их все в свой дом.
Когда в просторе, становящемся всё более благодатным, возникают всё более тонкие воспоминания всевозможного рода, мы начинаем сильнее доверяться процессу. Он начинает жить собственной жизнью. Предчувствуя грядущие возможности, он жаждет дальнейшего развития, наконец, обретая способность открываться навстречу нашей самой тщательно оберегаемой закрытости. Приближайтесь к трудным воспоминаниям так, как вы приближались бы к большому костру. Подходите к нему шаг за шагом. Сядьте и привыкните к жару, затем снова встаньте и сделайте ещё один осознанный шаг. Затем снова присядьте, чтобы привыкнуть к новой ситуации. Нет необходимости стремительно бросаться в костёр, чтобы ваш герой-эго мог погибнуть смертью отважного викинга. Такая бравада не заставит ваши раны затянуться. Она сплавляет нашу беспомощность с отчаянием, создавая навязчивое чувство собственной неполноценности. Вы достигнете успеха только при мягком и постепенном приближении, если то, к чему вы стремитесь – "своевременное завершение", чувство уверенной целостности. В сущности, при несколько большем сосредоточении, мы можем научиться гасить этот огонь, не потушив его собственным телом, но лишив его горючего – нашей привязанности к страданию, нашего нежелания позволить себе простить других или быть прощёнными.
Конечно, пересмотр жизни – это не просто повторное переживание тяжёлых событий. Это также праздник сердца. Это возможность обнять тех, чьи объятия всегда были для вас бесценны, продолжить разговоры, начатые годы назад, что всё ещё эхом отдаются в вашей голове. Это шанс склонить голову перед теми, кто научил вас кланяться, и направить любящую доброту в сторону тех, кто научил вас любить.
У нас уходит тысяча мгновений припоминания на то, чтобы остаться в открытости достаточно долго – и полноценно установить связь со своим прошлым, а не уходить от него. И чтобы понять, что вещи, которые вы считали неисправимыми, уже меняются и трансформируются.
Когда мы снова и снова наблюдаем за тем, как разворачивается история нашей жизни, благодаря повторению этих скоротечных образов и отсутствию противления им мы начинаем видеть их несколько менее субъективно. Мы начинаем принимать свою жизнь менее близко к сердцу. Мы наблюдаем за ней так, как сказал Лакшман, "как то, о чём мы грезили как-то давным-давно в далёких краях". Парадоксально, но наша жизнь кажется менее надёжной и реальной, чем мы воображали, при этом становясь более совершенным уроком, чем мы предполагали раньше.
Когда мы рисуем перед собой мир по своему собственному образу и подобию, это называется "малым сном". Такой сон считается "малым" не только потому, что охватывает лишь малую часть нашего величия, но и потому, что из-за него мы сохраняем такое обличие как на протяжении жизни, так и в смерти. Когда мы чувствуем, что в нас есть нечто более великое, чем возможно описать даже при помощи образа священной пустоты, то сначала наше тело, затем наш ум, а вскоре и наше сердце растворяются в ясности и просторе, для которого даже слова "Бог" будет недостаточно. Мы переживаем неописуемый покой, возникающий из сердца неописуемой истины. Это "большой сон", в котором мы пробуждаемся для понимания природы своего сновидения и понимаем, что наша жизнь определяется не полученным опытом, но воспринимающим этот опыт сердцем.
Для полного пересмотра жизни потребовалось бы припомнить всё своё прошлое в целом, но на это могли бы уйти все оставшиеся годы. Не ставьте свою жизнь на "перемотку" и не принуждайте себя к воспоминаниям, вместо этого просто позвольте воспоминаниям всплывать из-под поверхности сна. Постепенно устраняйте "завесу цензуры" между известным и неизвестным, между теми частями ума, которые так неуклюже назвали "сознанием" и "бессознательным". Забавно, но то, что обычно называют "сознательным умом", обыкновенно находится на периферии внимания, в то время как более глубокие уровни, на которых по большей части пребывает наше сознание и протекает наша жизнь, почему-то считаются "подсознанием".
Мы примиряемся со своей жизнью, приходя к согласию с каждым её образом по отдельности. Мы перестаём жить так, будто жизнь – шекспировская драма, за которой мы наблюдаем из театральной ложи, держась на безопасном расстоянии, будучи, скорее, её зрителями, чем участниками. Чтобы начать принимать свою жизнь в ярком свете нового дня – сцена за сценой, действие за действием – не нужно дожидаться, пока на подмостки выпрыгнет смерть, повернётся к нам и выкрикнет наше истинное имя.
Благодаря практике пересмотра жизни мы осознаём, в какой степени мы превратились в случайных наблюдателей своей жизни. Мы редко полностью присутствуем здесь и сейчас и больше склонны обдумывать свою жизнь, чем непосредственно её проживать. Мы редко достаточно доверяемся умению отпускать, чтобы полностью слиться с переживаемым. Наше недоверие к смерти прямо пропорционально нашему недоверию к жизни.