Но давайте все же убережемся от неправильного понимания Иисуса. Он не намеревался собрать вокруг Себя лицемеров, Он хотел сотворить правдивых людей. Если я делаю нечто такое, что мне внутренне чуждо, к чему я должен себя прежде принудить, меня иначе как лицемером (в строгом смысле этого слова) не назовешь. Суть старой нравственности – самопринуждение, новой – саморазвитие путем искупления, перерождение нашего естества, возвращение ему свойств естества изначального. Слова Иисуса раскрывают перед нами основные законы новой жизни, стремящейся к своему становлению в Ищущих. Но они не оживут в нас лишь потому, что мы, посчитав их неукоснительными требованиями, станем им буквально следовать, судорожно преодолевать наше бессилие. Нет, нам следует позаботиться об успешном развитии в нас изначального естества и дать полную свободу его импульсам.
Несомненно, наша бойкая жизнь по старому образу нисколько не способствует росту в нас правды. Недостаточно просто не демонстрировать то, чего в нас нет. Если мы честны и вовлечены в поток жизни, несущий нас к цели человечества, то наше поведение станет определяться нашими стремлениями и естественным образом начнет приближаться к такому, которое свойственно чадам Божьим. Но кто действительно больше всего на свете безмерно желает обрести новую неизведанную доселе страну Божью, тот, сталкиваясь со всевозможными злыми искушениями, будет испытывать совсем другие чувства и действовать не так, как обычный человек. Уже одна наша духовная тоска побуждает нас невольно вести себя так, как подсказывает Иисус. И такое поведение весьма способствует успешному развитию в нас изначального естества, поскольку ему соответствует. Но из переизбытка и могущества заключенной в этом естестве движущей нами жизни рождается уже нечто иное, не имеющее с тоской ничего общего.
Такова простейшая реакция нашего изначального естества на ту несправедливость, с которой мы сталкиваемся. Здесь нет никакого героического сопротивления соблазну отомстить, противодействие возникает немедленно и непроизвольно. И это противодействие уже не месть, поскольку новое естество целиком и полностью соткано из "да" и никакого "нет" в нем быть не может. Когда бы мы ни обращались к нему, оно всегда при всех обстоятельствах позитивно. Оно творит только во благо, и все у него всегда получается наилучшим образом, как для себя, так и для других.
А потому новое естество не прибегает к самозащите и возмездию, а отзывается на все, оставаясь самим собой. И к каким бы злым искушениям старое естество ни прибегало, новое остается чистым и неповрежденным, таким, какое есть. И совершенно неважно, как к нам относятся. Просят ли нас и берут взаймы, или же вымогают и требуют через суд, на нашем поведении это нисколько не сказывается. Плохое, так же, как и правильное, – всего лишь проявление нового образа жизни, свойственного нам.
Любая несправедливость, случающаяся с нами, подобна прорвавшемуся нарыву внутренних бед наших противников. Поэтому для истинного человека помощь другим и избавление их от бед есть единственно возможное, чем он способен прельститься, и совершенно неизбежное, на что он непременно подвигнется. Но эту помощь и избавление он принесет другим только благодаря самобытному воздействию того естества, которое в нем есть. А чтобы оно проявило свое влияние во всей полноте и проникло в глубь другого, преодолев вспышку поверхностных чувств, нужно прежде всего как следует утихомирить его дурные требования. Поэтому пусть он наседает сколько ему вздумается, любые его претензии будут удовлетворяться беспрекословно и сверх всякой меры. Это охладит пыл другого и в тут же позволит ему ощутить новое естество.
Обветшалая и истинная гуманность противостоят друг другу, между ними нет никакой непрозрачной перегородки, скрывающей их друг от друга. Больной может ощутить здоровье как нечто изначальное в себе, и оно окажет на него свое целебное воздействие. Но исчезнут ли в результате его внутренние беды, это еще, конечно, вопрос. К тому же это будет зависеть в том числе и от силы нашей натуры. Что не происходит само собой, того нам не добиться намеренно кропотливым трудом. И это нам не вменяется в обязанность, мы должны лишь позволить ясно и полно проявиться тому, что мы есть на самом деле.
Вот что главное, а не внешняя схожесть нашего поведения в соответствующих случаях с примерами Иисуса. Один и тот же характер поведения может при разных обстоятельствах выглядеть совершенно иначе. Ибо его форма и образ определяются не только изначальным естеством, хотя оно и должно всецело рождаться из него. Тут сказывается и положение вещей, в рамках которого оно обретает свой облик. В наших нынешних сложных условиях все не так просто, как во времена Иисуса.
Сегодня готовность новых людей помогать другим тоже будет совершенно безграничной. Однако они не станут безоговорочно оказывать помощь каждому, кто их попросит, и не будут одалживать всем пожелавшим взять у них взаймы. Ибо это было бы неправильно. Так они только усугубят последствия злоупотреблений и произвола, их же задача – деятельно участвовать в формировании нового человека. Их безграничная щедрость, в точности соответствующая той, на которую указывает Иисус, сдерживается неизменной добросовестностью, которая контролирует надлежащее управление вверенным им имуществом и диктует новый порядок общения с ближним. Согласно этому порядку моим ближним всегда является тот, кому велено обратиться за помощью ко мне, кому в данный момент непостижимым образом указан именно я.
Несомненно, Иисус своими словами намеревался выделить безграничную щедрость и готовность помочь, именно их, и не более. Но в те времена при тогдашних обстоятельствах, в отличие от нынешних, не было особой необходимости указывать на разумные условия, при которых проявляются их качества. Вряд ли зажиточный человек в Иерусалиме получал со всех концов Палестины от совершенно незнакомых ему людей просительные письма. Тот, кого обстоятельства вынуждали просить о помощи, обращался, естественно, к родным, соседям и землякам, которые знали о его затруднениях. Стало быть, личные и доверительные отношения делали любую просьбу по-человечески понятной, и вряд ли кто-то думал, что можно нанести вред человеку бездумным оказанием помощи и одалживанием денег. Сегодня дело обстоит совершенно иначе. Люди обращаются за помощью даже к малознакомым, и они с легкостью оказывают ее, не вникая в обстоятельства того, кто ее принимает. Между тем обстоятельства бывают чрезвычайно запутаны, и к каждой просьбе о помощи следует подходить с величайшей тщательностью. С этим ничего не поделаешь, но если мы проникнемся духом Заповедей блаженства, то в полном соответствии со словами Иисуса безусловно предоставим себя в распоряжение всех нуждающихся в помощи. Это само собой разумеется. Сама по себе готовность помочь в своем изначальном порыве не может сдерживаться никакими обстоятельствами, иначе она будет в лицемерием. Если у дающего взаймы осторожность диктуется маммоной, а не любовью и стремлением помогать другим, то он обманывает самого себя.
Люди нового естества также вряд ли безоговорочно уступят вымогателю и не станут требовать подтверждения в судебном порядке правомочности его притязаний. Как только, к примеру, они узнают, что с каждой новой уступкой они лишь подталкивают кого-то к необузданному завышению его притязаний, более того, даже убеждают его тем самым в их правомерности, то очень может быть, что они, хотя и дадут высказаться суду, затем добровольно отдадут вымогателю вдвое больше того, что оспорили у него судьи. И здесь характер поведения благодетелей окажется различным, в зависимости от обстоятельств. Но в каждом случае в его основе должна быть безграничная предупредительность по отношению к нападкам зла.
Здесь, как, впрочем, и везде, важнее всего, чтобы та же самая внутренняя позиция, свойственная новой нравственности, в конкретных условиях обретала присущий только ей облик, непременно раскрывающий изначальное естество, но позволяющий ему свободно проявляться в существующих обстоятельствах. Внутренняя необходимость, властно действующая во всех проявлениях жизни новых людей, становится их изначальным чувством. Возникает она, однако, из непосредственного живого отношения к конкретной жизненной проблеме, которую надо решать, а поэтому всегда соответствует ей и отличается своеобразием.
То, как новая нравственность, с ее предупредительностью и полной готовностью помочь, откликается на любые посягательства и притязания, отражает лишь внутреннее превосходство нового естества над старым. Новое явно выше старого, как правда выше лжи, могущество – бессилия, жизнь – окостенения, свобода – пристрастности, изначальное чувство – обстоятельного размышления, безусловная необходимость – произвола, строгий стиль – любых варварских затей и образов. Поэтому любые попытки поврежденной человеческой природы извратить новое или ослабить его оказываются несостоятельными. Оно остается беспристрастным, несмотря на соблазны, и верным себе, поскольку зло не находит в нем отклика, а напротив, вызывает добро. Оно по сути неприкасаемо: людей правды не в чем обвинять, ведь любые нападки на них лишь открывают суверенную власть их нового бытия и бессилие любых злых происков.
А поскольку это не просто намерение вести себя каким-то определенным образом, а живая действительность, непроизвольно обнаруживающая себя по мере развития изначального естества, то и новая нравственность везде и во всем – нравственность внутреннего превосходства. Не только по отношению к несправедливости, но и ко всему. Она проявляет себя всеми гранями своего необычного облика.
Именно внутреннее превосходство позволяет правдивым людям разрешать самые натянутые отношения личного плана, поскольку наделяет их ничем не скованной непринужденностью, которая вызывает в них предупредительность, приносящую им удовлетворение и освобождение. Именно внутреннее превосходство нового существа придает его внутренним законам такую неистовую силу, что люди, находящиеся в становлении, не нуждаются в защитных барьерах, а находят достаточную поддержку и необходимые ориентиры в тех самых изначальных чувствах, в которых скрыт внутренний порядок вещей. Внутреннее превосходство правды и есть то, что позволяет каждому, в ком она властвует, жить непосредственно изначальными чувствами, ибо его живая сила легко справляется со всеми выпадами и недоразумениями.
Внутреннее превосходство изначального естества над всеми притязаниями жизни и дает ему гениальную особенность, неотразимую силу, стихийную уверенность и свежую, как роса, непосредственность его нравственной жизни. Благодаря этому оно везде и во всем принимает облик Царства Небесного.
6. Нравственность кипучей жизни
Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?
Где безграничное терпение, там и безусловная любовь. Вот где наконец во всей полноте открывается противоречие между старым и новым. В основе того, какие мы есть, уже не взаимность интересов и отплата или возмездие, а истинная человечность, утверждающаяся и обнаруживающая себя при любых обстоятельствах, поскольку она жизненна. Наше поведение больше не меняется "в зависимости от ситуации", оно неизменно, каким ему и следует быть под действием движущей силы изначального естества, оно безусловно и решительно. Вот почему новые люди любят даже своих врагов и молятся даже за своих гонителей.
Чем полнее мы отдаемся жизни, позволяя всем обстоятельствам управлять ею, тем сильнее наше поведение зависит от внешних причин, тем отчетливее оно становится просто ответной реакцией, которая целиком определяется тем, что его вызвало. Но чем полнее мы живем сами, тем больше наше поведение зависит от чисто внутренних причин, тем оно самостоятельнее в своем проявлении и свободнее в саморазвитии. Стало быть, чем сильнее наше Я и чем активнее оно заявляет о себе в жизни, тем слабее влияние на него окружающих, тем скорее оно остается верным себе. Оно не может оказаться не таким, каким ему положено быть. Именно его безусловность и делает истинных людей благородными и свободными, дает им превосходство над другими.
Изменившийся облик этих людей и есть их изначальное естество. Проявляя себя, они всегда и везде раскрывают правду человека. Любое требование жизни, которое им надлежит исполнить, любое впечатление, не оставляющее их равнодушными, любое переживаемое ими событие обнажают их величие – созидательное и освобождающее. В хорошие и плохие дни, среди друзей и врагов, испытывая любовь и уважение к себе, сталкиваясь с клеветой и ненавистью, их новая жизнь по мере своего развития остается возвышенно величественной, отчего любое общение с другими людьми – как причиняющими им боль, так и доставляющими радость – вызывает в них чувство любви.
Такова особенность их происхождения, их Отца. Как "Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных", так и жизнь подлинных людей осеняет всех ярким светом в новой стране Божьей. Они не отплачивают ни добром, ни злом, для этого они, чада Божьи, слишком благородны, они совершенно равнодушны к тому, какие они есть и какими им подобает быть. Никому не дано ослабить жар их души и погасить их спокойный, неизменный свет. Ведь такие люди абсолютно независимы и беспристрастны к тому, как относятся к ним окружающие. Это не может ни вывести их из устойчивого равновесия, ни помешать им жить своей жизнью, ни затуманить их облик. Ибо благородное превосходство делает их неуязвимыми перед любыми соблазнами и нападками старого естества. Поведение окружающих не способно ни исказить, ни ограничить совершенно необычные проявления их естества, оно лишь этому способствует. Их манера держать себя определяется постоянно нарастающим напором их жизни, а не внешними поводами и здравыми рассуждениями. А на тех, кто оказывается в их атмосфере, они изливают одну только любовь.
Конечно, любовь эта в корне отличается от той, что известна людям старого естества. Она не отождествляется с нравственным поведением, которого можно достичь, нацелено стремясь к добру, это изначальное естество, стихийная сила природы нового существа, устремляющаяся навстречу каждому, кто попадает в зону ее действия. Это не расположение к привлекательным или достойным сочувствия людям, а чрезмерность души, бьющая ключом, и переливающаяся через край внутренняя жизнь, переизбыток собственного Я, оно выплескивает свое зрелое изобилие, потому что не может удержать в себе такое богатство. В этой любви лучится счастье, оно наполняет людей, находящихся в процессе становления; это жизнерадостность, сквозящая отовсюду, жизненная сила и созидающая энергия, которая накапливается внутренней жизнью души и разряжается, достигнув высочайшего напряжения. Так она превращается в огонь и жар, непреодолимый напор, пленительную мощь человеческой личности. И она обволакивает людей подобно лучистым вибрациям солнечного света и трепетанию палящего зноя, наполняя их жизненной силой и радостью.
На ближних она изливается страстным чувством, выражается сильным биением сердца, безоговорочно, энергично и бурно подтверждающим ее и вступающимся за нее самолично, проявляется как жгучая потребность в людях, в их благе, их росте, их величии. Но такая утверждающая воля изначального естества, содрогающегося в созидательном движении, простирается, конечно же, не на всех подряд, кого достигает, и только потому что она обязана действовать. Ведь любовь желает людей не такими, какие они есть, а какими должны и могут стать, ей нужен не их случайный облик, а их изначальное предназначение, не их заблуждения, а их правда. Но будучи действенной в своем утверждении, она укрепляет силы возлюбленных, помогает им справиться с бедами, устраняет препятствия и срывает с них оковы предвзятости и заблуждений, без всяких дополнительных условий делая их такими, какие они есть по сути и по своему величию. Стало быть, любовь – это передача силы и жизни, созидающая власть, излучение своего Я; сама по себе и в своем действенном проявлении она есть отображение Божественного прообраза.
Вибрации, возносящиеся от нашей любви к Богу, суть ходатайство и просьба. Ведь жить – значит получать от Бога, а страстно желать чего-либо для другого – вымаливать это для него у Бога. Мы лишь посредники. Такое заступничество – не что иное, как обращенная к Богу сторона нашей любви и ее обратное воздействие на Него. Своей любовью чада Божьи связывают с Богом всех, кого любят, и погружают их в атмосферу собственной жизни, ибо их любовь – созидательное Божественное движение жизни. Изливая на людей свое изначальное естество, они пробуждают внимание Бога к своим возлюбленным. Поэтому, если они любят своих врагов, то возносят молитвы за них, своих гонителей.
Любовь – как кипучая, переливающаяся через край жизнь изначального естества – есть ничем не ограниченное исполнение заповеди: ты должен любить. Контраст между нарастающей изначальной любовью и любовью искусственной, взращиваемой в себе необходимостью следовать нормам морали, Иисус отчетливо выражает словами: "а Я говорю вам: любите врагов ваших". Ведь ее безграничное проявление по отношению ко всем без исключения – верный признак ее неподдельности. А это возможно только в случае, если она – сила и мощь новой жизни, а не предупредительность и любезность, если она самостийный порыв личности, не нуждающийся ни в каких побудительных импульсах, изначальное движение бьющего ключом нашего Я, выходящего за собственные пределы и не спросясь захлестывающего каждого. Человек старого естества, чья любовь не более чем реакция на внешние впечатления, вызывающие в нем сочувствие или побуждающие к удовлетворению чьих-то желаний, на такое не способен. В лучшем случае он, нравственно пересиливая себя и "становясь на голову", лицемерно изобразит любовь к врагу. Ведь истинная любовь – это когда не любить не можешь. Поэтому любовь к врагам тогда подлинна, когда это импульсивное выражение изначального чувства. Для людей старого естества это было бы против их натуры, а для людей нового естества – безусловная необходимость. Есть нечто особенное в способности любить своих врагов, потому что любовь эта рождается совершенно импульсивно, по первому побуждению. Вот оно – величие изначального естества во всей его красоте.
Можно было бы бесконечно долго говорить о сущности, облике, происхождении и важности такой любви, которая является неподражаемой сутью родившихся чад Божьих. Но это увело бы нас слишком далеко. Давайте попытаемся возродиться, и тогда мы сами испытаем это на себе.
Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный.